В. М. Розин
Конституирование и природа индивидуализации
Но в отличие от карты, с помощью которой можно перемещаться по незнакомой местности, умея читать условные обозначения на ней, картоид означает не местность, то есть территорию, отделенную от меня, он обозначает меня самого, то есть часть меня, совершающего акты переходов. Это бортовой журнал, дневник моих наблюдений за актами моего преображения. Человек перехода строит не карту, а картоид, представляющий собой органический сплав, амальгаму культурного тела, в котором соединены новое обретенное тело личности человека перехода, выделываемое в актах перехода, и собственно сами акты этого перехода, наносимые на карту… Картоид становится не усилением естественного органа, а тем культурным медиатором, с помощью которого я совершаю преображение, а с другой стороны, – он становится средством фиксации, способом визуализации этого преображения. Внешне это выглядит как татуировка на теле, которая читается, имеет шифр, код для прочтения. Но внутренне картоид в отличие от татуировки означает структуру моего преображения, а не просто внешние символы, по которым я могу прочитать о принадлежности обладателя татуировки к тому или иному племени. Итак, антропоидный картоид – это:
1. Знаково-символический посредник между мною этим и мною тем, совершающим акт перехода. Я совершаю акт перехода-преображения, рисуя как бы себя завтрашнего, переношу себя в завтра и всякий раз фиксирую момент изменений, делая пометки-зарубки на своем культурном теле.
2. На картоиде наносятся рефлексивные мысли-треки, фиксирующие акты-ходы переходов. Эти треки наносятся на внешнюю доску мышления.
3. Картоид становится частью моего нового тела, культурного тела, органона, которое я могу при этом видеть как себя-другого, видеть треки-переходы.
4. Картоид – сконструированный способ переходного действия в зоне с непредсказуемыми последствиями, с непредвиденным результатом.
5. Картоид становится средством-оснасткой, а не целью. Главное – не перейти и достигнуть, а перейти-преодолеть. Акцент делается не на цели перехода, а на оснастке, чтобы преодолеть переход. Потому что результат перехода не предсказуем, он не ясен в своем результате…
Метафорическим примером такого движения по неизвестной местности могут быть действия Сталкера в известном фильме А. Тарковского. Эта метафора хромает, но она показывает тот путь в неизвестной Зоне, которая меняется всякий раз при действии героя»[22].
Что можно понять, обдумывая изложенную концепцию (а это, стоит признать, настоящая антропологическая концепция)? Во-первых, что преображение совершается самой личностью. Хотя авторы указывают на культурные практики и ориентиры, обусловливающие преображение (их оппоненты «не касаются тех культурных практик, благодаря которым человек становится самим собой, тем, кем он хочет быть и кем ему указывает быть культурная рамка, система культурных образцов»), непонятно, что собой это «обусловливание» представляет. Более того, основные характеристики человека в проекте заданы независимо от культурных контекстов и практик. Человек или выступает просто как социальный индивид или как личность, способная к самоопределению, рефлексии, деятельности, даже преображению. Опять же, много ли, спрашивается, мы может найти таких личностей?
Во-вторых, куда идет личность, претерпевающая и конституирующая свое преображение? Ответ такой: личность должна выбрать переход к жизни (преображение), а не к смерти человека (кенозис). «Нужно представить человеку антропологическую альтернативу преображения в виде разнообразных энергийных антропопрактик в образовании, искусстве, науке, технике. Гарантий нет. Но шанс есть… человек как энергийное существо, способное осуществлять практики преображения и преодолевать самоубийственный сценарий, который всегда будет испытывать человека, но тот умеет находить против него противоядие»[23]. Даже если добавить сюда ситуацию и проблему, обсуждаемые в начале доклада по поводу человека, все равно неясно, что конкретно должен делать человек для своего преображения, и куда он идет?
2. Личность, общество, политика
Теперь такая проблема. Вопрос в форсайте ставится о человеке вообще, его кризисе, гибели и преображении, но на преображение способна только личность. Кому-то может показаться, что это одно то же: личность – одна их характеристик человека. Однако это не так и, например, О. Генисаретский говорит не о человеке вообще, а именно о личности. Личность же, как точно отмечает В. С. Библер, – это не простой человек, а индивид, способный к самодетерминации и преодолению социальной и культурной обусловленности. Как я показываю в своих работах, личность складывается только в античной культуре, когда отдельные индивиды (Сократ, Платон и т. д.) переходят к самостоятельному поведению, противопоставляют себя обществу (т. е. преодолевают культурную обусловленность), пытаются выстраивать свою жизнь. Личность – не просто человек, а новый антропологический тип и новый тип социальности. Становление личности – длительный процесс, растянувшийся от античной культуры вплоть до нового времени. Стоит обратить внимание, что только у Канта мы встречаем определение личности и обсуждение ее характеристик. Так вот, во-первых, не каждый человек личность, во-вторых, часто человек ведет себя не как личность, хотя в других ситуациях он проявляет себя как личность, в-третьих, только личность способна на преображение или, как писал С. Кьеркегор, на «второе рождение».
Итак, стоит различать человека вообще, как концепт социальной инженерии, в рамках которого предполагается, что люди – природные образования (в смысле второй природы), и поэтому обладают общими закономерностями развития и строения, и личность, которая принципиально – не природное образование. Как способная к самодетерминации и выстраиванию собственной жизни, личность, становясь в разных социальных условиях, допускаемых современной цивилизацией, складывается в разные типы и целостности. В этом плане каждая личность – это самостоятельный мир, и эти миры не могут быть редуцированы до «человека вообще», а, следовательно, не подпадают под компетенцию социальной инженерии.
Но ситуация еще сложнее. Как показывает Ханна Арендт личность, политика и свобода – три стороны одного целого. Не социальная инженерия, а политика является тем социальным действием, в контексте которого инициируется новое и, вероятно, возможно преображение. Личность в античности, показывает Арендт, это индивид, который, с одной стороны, избавлен от жизненной необходимости, поскольку он домохозяин и владеет рабами, с другой стороны, вне дома в публичном пространстве участвует как равный с равными в принятии социальных решений, затрагивающих судьбы полиса. Под политикой Арендт понимает совсем не то, что имеет в виду современный человек, слушающий по радио и телевидению выступление политических деятелей. Для Арендт политика предполагает личностное свободное поведение и действие (поступок), причем такие, которые, во-первых, ориентированы на социальные изменения, во-вторых, так сказать, интерсубъективны, т. е. могут достигнуть своей цели только при поддержке других личностей (общества)[24]. «Греческое слово άρχειυ, – пишет Арендт, – охватывающее значение «начинать», «вести за собой», «править» (т. е. все, что отличает свободного человека), свидетельствует о таком опыте, в котором состояние свободы и способность начинать нечто новое совпадали. Как мы сказали бы сегодня, свобода переживалась в опыте спонтанности. Это разностороннее значение слова άρχειυ указывает на следующее: только те могли начать нечто новое, кто уже являлись правителями (а именно главами домохозяйств, правящими рабами и семьей) и тем самым освободились от оков жизненной необходимости, чтобы заняться свершениями в далеких землях или гражданскими делами в полисе; в обоих случаях они уже не правили, а были правителями среди правителей, вращались в кругу себе равных и, в качестве лидеров, заручались их помощью, чтобы начать нечто новое, новое предприятие. Ведь только с помощью других мог άρχειυ, правитель, начинатель и лидер, действовать по-настоящему, πράττειν, довести до конца то, что он начал»[25].
К достаточно близким представлениям я вышел в своих культурологических исследованиях общества. Понять, что такое общество, можно рассматривая социальный статус и бытие человека в культуре. В одном отношении в рамках социальных институтов человек выступает как социальный фактор, выполняя определенные роли. Но в рамках общества человек является в другой ипостаси: он становится условием развития культуры, презентирующим всю социальность. Когда в «Политике» Аристотель пишет, что человек по своей природе есть существо общественное и политическое, он, по сути, говорит о том же. Чтобы пояснить это второе понимание человека, рассмотрим одну иллюстрацию.
* * *
Образованию в ХV веке империи ацтеков предшествовала следующая история. В начале ХV века мехики жили в небольшом царстве. После избрания королем Итцкоатла, около 1424 года, мехики оказались перед трагическим выбором: или признать власть Максила, тирана соседнего государства, или начать против него войну. Перед угрозой уничтожения король и мехиканские господа решили полностью подчиниться тирану, говоря, что лучше отдаться всем в руки Максила, чтобы он сделал с ними все, что пожелает, а быть может, Максил их простит и сохранит им жизнь. Именно тогда слово взял принц Тлакаэлель и сказал: «Что же это такое, мехиканцы? Что вы делаете? Вы потеряли рассудок! Неужели мы так трусливы, что должны отдаться жителям Ацкапутцалко? Король, обратитесь к народу, найдите способ для нашей защиты и чести, не отдадим себя так позорно нашим врагам». Воодушевив короля и народ, принц Тлакаэлель получил в свою власть управление армией, укрепил и организовал ее, повел на врага и разбил тирана[26].
* * *
Продумаем этот случай. Король и мехиканские господа представляют собой общество: на собрании вопрос о судьбе страны они решали вне рамок государственных институтов, это было именно общественное собрание, где важно было убедить других (короля, жрецов, господ, народ – это все различные общественные образования, субъекты), склонить их к определенному решению и поступку. При этом в ситуации, угрожающей гибелью всех, каждый активный участник собрания становился как бы равным другому (например, принц королю). Но дальше формируется «консолидированный субъект» – король и принц Тлакаэлель, возглавившие мехиканских господ и армию и организовавшие поход против тирана. При этом важно, что социальное действие осуществляется уже в рамках и с помощью социальных институтов – армии и жрецов. Если забежать вперед во времени, вплоть до нашей культуры, то можно понять, что собой представляет общество.
Оно состоит из «общественных образований» (например, партий, союзов, групп, отдельных влиятельных личностей и т. д.), которые обладают способностью вести борьбу, формулировать самостоятельные цели, осуществлять движение по их реализации, осознавать свои действия. Общество образует некую целостность, обладает своеобразным сознанием, создает поле и давление, в рамках которых действуют общественные образования и социальные субъекты.
Именно в обществе формируется личность (то есть человек переходящий к самостоятельному поведению, создающий индивидуальный, не совпадающий с общественным культурный сценарий и картину мира) и на ее основе отдельные группы, союзы, сообщества, партии, преследующие самостоятельные цели. Имея общий «плацдарм жизни» и социальные ресурсы, общественные образования взаимодействуют друг с другом, пытаясь склонить других участников общественного процесса, к нужным для себя результатам. В результате этого политического процесса и складываются общественное мнение и решения.
Если говорить об обществе в теоретической плоскости, то можно выделить следующие три его характеристики. Первая: общество имеет два основных режима – активный и пассивный. В пассивной «общество спит» в том смысле, что, поскольку социуму ничего не угрожает, общество бездействует, кажется, что такой реальности нет вообще[27]. Но в ситуации кризиса социума, его «заболевания», общество просыпается, становится активным, начинает определять отношение человека культуры к различным социальным реалиям и процессам.
Вторая характеристика – наличие у представителей культуры представления о взаимозависимости, а также социальном устройстве, понимаемые, конечно, в соответствии с культурными и индивидуальными возможностями сознания отдельного человека. Каждый человек культуры в той или иной степени, кто больше, кто меньше, понимает, что он зависим от других, что культурная жизнь предполагает совместную деятельность, подчинение, взаимопомощь, что все эти отношения обеспечиваются общественными институтами.
Третья характеристика общества – общение. В ситуациях кризиса или заболевания социума люди переходят к общению, то есть собираются вместе вне рамок социальных институтов и главное пытаются повлиять на общественное сознание друг друга с целью его изменения[28]. Результатом эффективного общения, как правило, является сдвиг, трансформация общественного сознания (новое видение и понимание, другое состояние духа – воодушевление, уверенность, уныние и т. п.), что в дальнейшем является необходимым условием перестройки социально значимого поведения. В этом смысле общество напряжено (структурировано) силовыми линиями поля социума, куда всегда возвращаются общающиеся (чтобы продолжать функционирование в соответствующих институтах). Но одновременно само общество есть своеобразное поле, силовые линии и напряженности которого задаются текущим взаимодействием (общением) всех участников, которые «здесь и сейчас» сошлись на общественном подиуме.
Каким образом, учитывая общество, нужно рассматривать человека? Он уже не субстрат культуры, а потенциальный носитель всей социальности, а также будущего социального устройства. Именно его активность, направленность и взаимодействие (общение) в рамках общества определяют возможную в перспективе структуру культуры, возможную в том смысле, что новая культура состоится (при этом возможность перейдет в действительность), если имеют место и другие необходимые для формирования культуры предпосылки (семиотические, ресурсные и прочее). Такой человек, назовем его «латентной личностью» является самостоятельным социальным организмом, живущим, однако, и это существенно, в лоне культуры.
Говоря о свободном античном человеке (равном среди равных), который начинает новое и с помощью других доводит это начинание до конца, Ханна Арендт, на мой взгляд, в других понятиях указывает на личность и общество. Но, кроме того, она показывает, что оба они живут и практикуют в пространстве политики. И не просто практикуют, политика выступает неотъемлемой средой личности и общества.
Чем политика отличается от социально-инженерного действия? В каком-то смысле всем. Первое предполагает личность и общество, второе – социального инженера и человека вообще, который обычно понимается как объект этого действия. Социальный инженер решает за других, что им делать и как жить (пусть даже опираясь на экспертов, но мы видели, кого они представляют), а личность и общество, действуя политически, решают только за себя. Социально-инженерное действие опирается на природные закономерности (в данном случае, что такое человек и в каком направлении он меняется), которые, как показывает анализ, формулируются учеными, как правило, ангажированными той же социальной инженерией. Политическое действие в идеале выкристаллизовывается, становится в процессе общения личностей, каждая из которых настаивает на своей версии событий и склоняет к ней других и общество.
Но как быть, если власть, элиты и государство научились управлять обществом и личностью, вменяя им нужные для себя представления с помощью СМИ, пиара, идеологии? Сохраняется ли при этом политика как социальное действие и свобода? С одной стороны, они действительно скукоживаются и хиреют. Либерализм, показывает Арендт, сведя политику к экономическому поддержанию жизни, по сути, сделал их невозможными. «Это, разумеется, – пишет она, – одна из основ либерализма, который, несмотря на свое название, внес вклад в изгнание свободы из политической сферы. Ведь согласно этой же философии задачей политики должно быть исключительно поддержание жизни и защита ее интересов. Так вот, там, где на карту поставлена жизнь, всякое действие по определению подчинено необходимости, а для обеспечения жизненно необходимого лучше всего подходит гигантская и все растущая сфера социальной и экономической жизни, затмившая с приходом Нового времени политическую сферу. Похоже, что по-настоящему политической осталась только внешняя политика, поскольку в отношения между нациями по-прежнему вовлечены вражда и симпатия, несводимые к экономическим факторам. Но даже здесь преобладает веяние рассматривать международные проблемы и соперничества держав, исходя из того, что в конечном счете за ними стоят экономические факторы и интересы»[29].
С другой стороны, периодические революции (последняя на Украине) все же демонстрируют, что политическая реальность, хотя значительное время может быть подавлена и контролируема, но в ситуациях подлинного кризиса, когда давление в котле вот-вот разорвет его, снова выходит на поверхность социальной жизни и начинает править бал.
Наиболее близкие к концепции Аренд, да и моим представлениям взгляды О. Генисаретского. Вводя понятия «антропосинтеза», «инкультурации», «процепции» и другие, Генисаретский, по сути, отрицает соцально-инженерный подход к человеку. Одновременно он фактически показывает, что, во-первых, социальная инженерия – одна из антропопрактик среди многих других, во-вторых, что в отношении к человеку более важны не социально-инженерные установки, а культурные и гуманитарные, в-третьих, что речь должна идти не о человеке вообще, а о личности, в-четвертых, что изменение человека – не продукт какой-то одной антропопрактики, а сложного процесса, куда обязательно входят и работа личности, и усилия общества и социума в лице его институтов. Вот краткое изложение в докладе взглядов Генисаретского.
«О. И. Генисаретский вводит понятие антропосинтеза, означающего собирание образа человека в различные культурные эпохи… отмечает, что за последние 25 лет XX века сложилась новая парадигма… Она характеризуется поворотом от позитивистского, натуралистического проекта – к гуманитарному проекту наук об обществе и человеке. С этим связано интенсивное развитие всевозможных гуманитарных практик (коммуникативных, обучающих, развивающих, терапевтических)… и интенсивном распространении их на другие сферы публичных коммуникаций (реклама, политика, бизнес). Гуманитарные разработки при этом осуществляются в русле широкого проектного движения, в рамках культурного и социального проектирования.
На этом фоне формируется пестрое поле разных идей и образов человека, пространство практик личностного роста, разнообразие трактовок человеческой, культурной субъективности. Вся эта пестрота осложняет работу по вычленению собственно гуманитарной составляющей, которая растворяется между науками, искусствами. Гуманитарная составляющая означает понимание личности как особой экзистенции, указывает О. И. Генисаретский, самодостаточной реальности, которая нуждается в институтах поддержки, не выводится напрямую из них и способна выживать и развиваться самостоятельно в любых условиях. Именно феномен личности как особой культурной формы ее архитектоники и культурных практик ее образования и является новым предметом нового «гуманитарного ренессанса», отмечает О. И. Генисаретский…
С этим связана некая экзистенциальная самостоятельность личности, воплощающаяся в признании психопрактик личностного роста, которые разворачиваются не только и не столько в образовательных институтах, сколько в клубных пространствах, и имеют свои формы институционализации и свои инфраструктуры (клубы, ассоциации, сообщества, группы)…
Современный процесс антропосинтеза ведет к складыванию определенных личностных типов самореализации и самообразов. В настоящее время складывается антропная цивилизация. Это такое состояние общества, в котором движущими силами развития и мотивации являются культурно-психологические рефлектирующие личностные смыслы, ценностные самообразы, личностные образцы и другие психотехнические и телесные реальности…
Ядро самообраза – реальности сознания и воли и воплощения их в практиках самостановления и самоидентификации. Каждый самообраз – это образ человека в его личностной целостности. Это условие сохранения человеком своей личностной идентичности. Напрямую он не создается. Но ему необходимо создавать условия, формировать направления, способствовать неким тенденциям. С этим связана необходимость проведения культурно-ценностной политики в разных горизонтах (экотехническом, профессиональном, институциональном). При проведении такой политики осуществляется процесс инкультурации, вхождения в наличное тело культуры новых значимых содержаний (образов, персонажей, символических и энергийных комплексов). Как результат инкультурации происходит построение личностного тела, внутренним содержанием которого является проделывание опыта самостного строительств. Происходит сопряжение тела культуры и тела личности, роста культурного тела и личностного роста. Эту сопряженность можно понять и ухватить через акты «процепции», то есть предвосхищения встречи и создания нового личного мира. Собственно процепция выступает неким специфическим аналогом режима проектирования, выбрасывания себя вперед, которое осуществляется как прожектно-иконическое схватывание, прояснение и воплощение жизненных ценностей и их устроение. Тем самым через процепцию человек может предвосхищать новые ценности культуры, выступать на горизонт культуры, становясь действительно ее созидателем и зиждителем»[30].
Конечно, концепция О. Генисаретского сложная, и вряд ли на ее основе можно построить простые и операциональные схемы. Но она для этого и не предназначена. Ее задача – вывести нас на правильное видение реальности, которая, действительно, достаточно сложная. И кстати, политика, а не социально-инженерное действие указывается Генисаретским в качестве социального действия. Здесь политика, конечно, понимается иначе, чем у Арендт: по Генисаретскому, политика должна учитывать и разные типы личности, и различные практики, и собственную работу человека как личности в отношении себя. Тем не менее, это все же политика, а не социальная инженерия.
