Вацлав Воровский
Рождественская элегия
– Я… я… видел там человека, продавшего врагам план крепости…
– Но отчего ты промолчал, что этот человек искупил свою ошибку изданием антисемитской бумаги для мест уединения…
– Я видел там человека, уличенного во взяточничестве и лихоимстве!
– Не о том ли ты говоришь, – строго спросил Мороз, – который успокоил остров Шпицберген и насадил там виноградные лозы народного довольства?
– Но я видел там сотрудников газет, – ехидно вставил я.
– И Крушеван сотрудник газеты. И Пуришкевич сотрудник газеты, – спокойно возразил старик.
Тогда в отчаянии я крикнул:
– Но я видел там редактора «левой» газеты!
Мороз мрачно посмотрел на меня и строго заметил:
– Ты не мог там видеть редактора левой газеты. Тот, кого ты принял за редактора левой газеты, не более, как редактор органа «Чего изволите-с»[2].
Я был разбит и молчал.
Тогда Мороз-Красный нос перешел в наступление.
– А ты, что видишь в чужом глазу взятки и предательство, а в своем ничего не замечаешь, – скажи, кто ты таков?
– Фельетонист, – робко пробормотал я.
– То-то, фельетонист! – клевещешь на людей; осмеиваешь достойное уважения. Скажи, за свою клевету получаешь деньги?
