Валентина Викторовна Чупина
С любовью, Агата!
Извилистая дорога поднималась серпантином вверх. В таком густом тумане ехать было опасно, поэтому я не спешил. Встречные автомобили появлялись внезапно парой горящих в темноте фар. Они двигались также осторожно, словно наощупь. И я ехал и думал об этой общности. Когда людей объединяет опасность, казалось бы, разрозненная материя превращается в некое пространство, где все движется сообща. Я был в сосредоточенном напряжении, и только моя жена сидела рядом беспечно, полностью доверяя происходящему. В этой своей расслабленности, она выбивалась из общей атмосферы. Впрочем, как и всегда.
Спустя шесть часов с начала нашего путешествия, мы наконец добрались до военного отеля. Никогда прежде мне не доводилось здесь бывать. Даже по службе. В рекламном флаере обещали снег и хорошую лыжню, но вопреки нашим ожиданиям, шел серый промозглый дождь и дул ураганный ветер. Однако, в самом отеле было полно развлечений, и постояльцы не спешили покидать его ради зимних утех. Кафе, рестораны, бар, игры в джек пот и даже кинотеатр вполне скрашивали досуг. Мы получили ключи от просторного номера с широкой кроватью, радостные заселились и поспешили в ресторан, который располагался на втором этаже отеля. Это был просторный зал, с большими панорамными окнами и круглыми столами на 6 персон. Агате все нравилось, и я наконец мог расслабиться после дороги. Все дело в том, что моя миниатюрная, хрупкая женушка принадлежала к знатному, богатому, но обедневшему после раскулачивания роду. Т.ч от предков она унаследовала лишь капризный нрав и большую любовь к комфорту. Убедившись, что Агата довольна, я мысленно выдохнул и мы заказали наш ужин. После недолгого ожидания официант вынес блюдо с лазаньей для Агаты и стейк для меня. Мясо ягненка еще шипело на маленькой чугунной сковороде, когда его поставили передо мной. Этот запах вызвал во мне хищнические инстинкты, и я вдруг резко ощутил, что голоден не только мой желудок. Жена убирала с лица непослушные пшеничные пряди, на щеках ее горел румянец после холодного ветра. Тонкие руки изящно орудовали приборами. Наверное, это еще одно наследие от именитых предков – за столом она обычно вела себя очень элегантно. И я не мог оторвать от нее глаз.
Я погрузил ароматный кусок в рот и наслаждался его вкусом, когда Агата вдруг прошептала: «Смотри, какая пара».
В зал ресторана вошли двое. Мужчина около пятидесяти лет, азиатского вида и его миниатюрная, красивая жена, неопределенного возраста. Как я выяснил позже, ей было около сорока. Женщина была очевидна больна. Изнуренная химией, бледная, полупрозрачная, с едва отросшими после лечения волосами, она скорее походила на короткостриженого подростка. Мужчина же выглядел крепким, был дорого, элегантно одет и совсем не был похож на военного. Официант подал им меню.
– Что-то желаете сразу?
– В зале прохладно. Принесите, пожалуйста, плед для моей жены.
Через пару минут официант принес плед, и незнакомец обернул им спутницу. Делал он это так бережно, словно она рассыпется от любого неверного движения.
– Перестань, я не ребенок. Мне не холодно.
Женщина смущенно улыбалась и отталкивала его руки.
– Пожалуйста. Ради меня. Мне так будет спокойнее.
Во всем его поведение не было никакой экзальтированности или наигранности. Однако в его движениях и голосе чувствовалась некая тревога.
Я заметил, как моя жена рассматривала их, не отрывая взгляд.
– Не верь картинке, – прошептал я. – Это как в инстаграме, видишь только то, что люди хотят показать.
Не знаю почему, но меня задело то, как она на них смотрела. Словно, испытывая досаду, что мы – не они.
– А, по-моему, они просто очень любят друг друга. Тебе, конечно, это трудно представить.
Агата опустила глаза, и я снова испытал это беспокойство, смешанное с чувством вины. Любил ли я жену? Когда мы впервые встретились, она казалась мне идеалом женщины. Высшим ее проявлением. Но за пять лет совместной жизни мы накопили хороший такой багаж из обид и взаимных упреков. Она хотела уколоть меня и ей это удалось.
– Разве я недостаточно забочусь о тебе? Разве ты не сидишь сейчас в этом ресторане благодаря мне?
– Заботишься, как о домашнем питомце.
Она улыбнулась своей детской, но хищнической и раздражающей меня в этот момент улыбкой.
Видимо, мы немного забылись и наш диалог стал слышен окружающим.
Мужчина внезапно обернулся, посмотрел на меня, затем на мою жену и доброжелательно, спокойно произнес:
– Мы только закончили курс химиотерапии. Марии нельзя простужаться.
Я испытал неловкость. Захотелось сейчас же покинуть зал. Но моя жена разрядила обстановку. Она рассмеялась и сказала: «Простите, я, кажется, заставила своего мужа ревновать, глядя на вашу красивую пару».
Мария улыбнулась и смущенно посмотрела на своего спутника. Они сделали заказ и тихонько о чем-то беседовали между собой. А я все же поторопился доесть ужин и вернуться в номер. Агата приняла душ и лежала на кровати, завернутая в полотенце по пояс. Она разглядывала какой-то журнал. Я вытер ее мокрую спину. По коже пробежали мурашки, и я ощутил знакомое напряжение внизу. Я мысленно скомандовал «к ноге», но уже заранее понимал, что эта битва будет проиграна.
– Что это?
Она подняла голову.
– Где?
– Что ты читаешь?
Агата прикрыла журнал, показав мне обложку. Там была фотография юной девушки с большими глазами. Она лежала на спине, и молодой «Дафнис» целовал ее в щеку. Ее взгляд показался мне обреченным, словно в нем был немой крик о помощи.
– Не знаю, лежал в тумбочке.
Сам того не желая, я почему-то снова вспомнил пару из ресторана и то, как смотрела на них моя жена. К горлу подкатил комок гнева. Спрашивая себя, люблю ли я жену, я всегда отчетливо чувствовал вот этот комок. Словно все ее трагическое прошлое издевалось и унижало меня. Вот она лежит: хрупкое тело (я провел рукой по шрамам на ее спине: раз, два, три), маленькие, слабые руки, но я не мог найти в себе ни капли сочувствия к ней. Захотелось сжать ее шею, причинить ей боль, уничтожить. И то, как она продолжала благоухать и цвести, словно цветок, растущий из асфальта, доводило меня до бешенства.
– Расскажи про свои шрамы. Кто сделал это с тобой?
Она отрицательно покачала головой.
Я грубо надавил на небольшой, похожий на след от сигареты, шрам и меня почти вырвало словами: «Сама виновата».
Агата натянула полотенце повыше, скукожилась, как детеныш броненосца, и заползла под одеяло. Ветер за окном дул так, что в номере дрожали стекла окон. Он то выл, как бешенный волк, то свистел между огромных елей, что росли густо и высоко напротив нашего окна.
