Валерий Петрович Большаков
Позывной: «Колорад». Наш человек Василий Сталин
© Большаков В.П., 2016
© ООО «Яуза-пресс», 2016
Глава 1 Ополченец
Донбасс, Мариуполь, 19 августа 2016 года
– «Колорад»! Вижу противника!
– Аллес гут…
Пулеметные очереди, меченные трассерами, сошлись на хвосте «Тандерболта»[1].
Оторвать, не оторвали, но правый киль отполовинили.
– Так тебе и надо, – буркнул Григорий Быков, разворачивая легкую «Элочку».
Связываться со штурмовиком «А-10», сидя в кабине «Л-29», было страшно.
Это все равно, что с перочинным ножиком кидаться на десантника в полном боевом.
Однако ежели умеючи…
– «Колорад» – «Адидасу», – вызвал он ведомого. – Будь готов!
– Всегда готов! – толкнулся в наушники радостный голос.
– Пионерчик юный… – проворчал Быков.
Что бы там ни говорили, а «Тандерболт» неуклюж, к высшему пилотажу малопригоден – углы тангажа и крена у него ограничены. Такому в узком каньоне не пролететь – не впишется.
А вот «Элочка», она же «Дельфин» – машинка юркая…
– «Адидас», тяни вправо!
– Тяну-у…
– Круче тяни!
– Понял…
– С превышением на двести.
– Понял…
– Аллес гут.
Штурмовик с ревом описал дугу боевого разворота – с его крыльев срывались белесые «усы» воздуха.
Стробоскопически заколотились огни пушки.
Мимо!
«Л-29» извернулся, пропуская снарядики под собою, и «надрал америкосу хвоста» – пулеметы прострочили «Тандерболт» от бронекабины до разнесенных килей.
Толку от стрельбы было мало, особо навредить штурмовику «Элочка» не могла – броню фиг пробьешь, но как отвлекающий маневр…
– «Адидас», атакуй! Прикрою.
Ведомый «Дельфин» выпустил ракету по округлой «бочке» двигателя.
Попал!
Тяжелый «А-10» тряхнуло.
– Есть! – завопил ведомый. – Горит, с-сучара!
– Аллес капут.
Раскаленная вольфрамовая проволока БЧ наделала делов – левое сопло разворотило, а из правого забрызгали вспышки, потянулся серый дым.
Пилот-хохол не выдержал, катапультиро- вался.
– А вот хрен тебе! – процедил Григорий, беря в прицел парашютиста.
Короткая очередь… Тело обвисло на стропах.
Будем считать – готов.
– «Берлога», «Берлога», ответь «Колораду»! – вызвал Быков КП.
– Я «Берлога», ответил!
– «Берлога», налет отбит.
– Добре, – прошуршало в наушниках. – Вертайтесь.
– Принято.
Григорий, приглядывая за ведомым, повернул к Широкино.
Первое время он получал «глубокое удовлетворение», сбивая бандеровских летунов, а теперь попривык.
Работа такая.
Служба.
…Оставляя в стороне гору Шпиль, сделал круг и сел на полевом аэродроме.
Свист турбины стихал, словно озвучивая уход напряга.
«Колорад» вздохнул и покинул кабину.
Ведомый в новеньком летном комбезе уже попирал траву разношенными кроссовками, за что, кстати, и был прозван «Адидасом».
– Вы видали, как мы дали? – весело заорал он.
– Видали… – хмыкнул Быков. – Повезло нам.
– Это почему еще? – вытянулось лицо у «Адидаса».
– Летун – дерьмо.
От палатки, изображавшей КП, вразвалку приблизился начштаба, позывной «Медведь» – огромный человечище, косматый и бородатый.
Ступал он, однако, мягко и бесшумно. Подкрадется если да рявкнет – никакого слабительного не надо…
– Здорово! – прогудел «Медведь».
Рука Григория по привычке потянулась честь отдать, но «одумалась» – и угодила в тиски лопатообразной пятерни начштаба.
– «Колорад», кажись?
– Он самый.
– Давно у нас?
– С того месяца.
– Ага… Раньше шо пилотировал?
– «Миги», «Сушки»…
– Военный, што ли? – прищурился «Медведь».
– Был, – буркнул Быков.
– А-а… – вопросительно затянул начальник штаба.
– Уволили за пьянку.
– Ага…
«Медведь» так сказал это свое «ага», что «Колорад» поспешил оправдаться:
– Дурак был!
– С этим делом завязал? – строго сказал начштаба.
– А толку? – пожал плечами Быков.
«Медведь» ухмыльнулся понимающе:
– Ну, да. От неба-то отлучили! А тебе, как тому водяному из мультика, «летать охота»…
– Ну, так… – вздохнул Григорий.
– А это не про тебя «Хоббит» рассказывал, шо ты инструктором в авиаклуб пристроился?
– Про меня, – заворчал Быков, морщась досадливо. – Болтун.
– Да ладно! – жизнерадостно воскликнул «Адидас». – Расскажи лучше, как к вам киношники нагрянули!
– Ой, да… – Григорий сморщился и рукой махнул.
– А шо за киношники?
– Сериал снимали, – сказал «Адидас», словно похвастался, – про Ваську Сталина!
– Я-то тут при чем? – пробурчал «Колорад».
– Здрасте! Ты ж дублером был! На самом настоящем «Ла-5» рассекал! Я по телику видел. «Ахтунг, ахтунг! Ла-фюнф ин дер люфт!»[2]
«Колорад» пожал плечами.
– Ага… – глубокомысленно произнес «Медведь». – Воевал?
– Афган, – обронил Григорий.
– Ага… – «Медведь» задумался, смешно оттопыривая нижнюю губу. – На «Су-25» летал?
– Приходилось.
Быков вспомнил, как он гонял душманов «за речкой на юге». Изничтожал всеми доступными средствами.
У Герата и Шинданда, среди скал Луркоха, под Кандагаром и Панджшером.
Почти четыреста боевых вылетов, у пилота ни царапины, а бедный «Грач» однажды заработал полтораста пробоин – тридцать зениток «Эрликон-Берле» били из кишлака, прямо салют на Красной площади!
Не хватало дюраля для латания дырок, так их заделывали расплющенными гильзами.
Да, были схватки боевые…
Однажды и «духи» подловили прыткого «шурави» – догнал его «Стингер».
Ракета снесла правый двигатель, освежевала «сушку» по всему борту, но такой пакости, как давеча с «Тандерболтом», не случилось – у «Грача» между обоими моторами титановая плита стоит.
Так что второй «двигло» не задело, на нем и дотянул до Баграма…
– Я почему тебя пытаю, «Колорад»… – посерьезнел начштаба. – К Мариуполю от границы мехколонна движется – танки, бэтээры, наливники… Все это железо по «М-14» катится. Стародубовку они уже миновали, следуют на Мангуш. Надо бы их… того… приветить.
Быков, неожиданно для себя, разволновался – даже в горле пересохло.
– На «Граче»? – спросил он сипло и прокашлялся.
– На нем, родимом. Ты у нас, выходит, самый опытный, тебе «сушку» и доверю. Расколошматишь укров и ворочайся.
– Расколошмачу, – твердо сказал «Колорад».
Подняв «Грача», отяжелевшего от БК, Быков повел его на запад.
Летел и счастливо улыбался.
Аллес гут.
Он даже мечтать не смел, что снова сожмет ручку управления настоящего самолета.
Ну, раньше и война в Донбассе представлялась ему как бы ненастоящей, чужой, хотя все Быковы отсюда.
Еще прапрадед, Антон Гаврилович, поселился в тогдашней Юзовке.
Дед, правда, покинул родной город, а вот отец вернулся. Женился. Через год родился он, Григорий Алексеевич.
Родился в Сталино, а рос уже в Донецке, до самого призыва.
Потом армия, военное училище, дальние гарнизоны…
И все равно не сочетались в Быкове детские впечатления с картинками телепередач.
Это было дико – видеть, как из асфальта торчат остатки эрэсов, как «Гастроном» на углу, куда он бегал за ирисками, превратился в руины.
Смотрелись репортажи из «зоны АТО», как идиотская, недобрая фантастика.
А потом все сочлось.
Стоило ему вернуться в Донецк, пройтись по знакомой улице, изъязвленной воронками, постоять перед развалинами дома, в котором жил когда-то, одарить конфетой маленькую девочку, ковылявшую на костылях, с ножкой, оторванной при артобстреле, и срослось все.
Ты мечтал полетать? Вот и будешь летать!
И бить фашистов…
«Двадцать пятый» слушался отменно.
Обогнув Мангуш, Григорий вновь вернулся к трассе «М-14».
Серая лента дороги вилась между полей и редких тополиных рощиц.
А вот и цель.
Колонна бронетехники ВСУ растянулась и перла по осевой, курясь серыми, сивушно-синими и копотно-черными дымами.
Впереди шли танки «Булат», перемежаясь с тяжелыми «БМТ-72» – теми же танками, только зачем-то с десантными отделениями на полдесятка пехотинцев.
Замыкали колонну хохляндские бронеавтомобили «Годзилла» и штатовские «Хамви», а посередке тарахтела парочка «Абрамсов».
Надо же, остались еще…
После «Широкинского котла» ополчение разжилось трофейными штатовскими танками – добробатовцы бросали их целехонькими, с полным боекомплектом и даже с нетронутым ЗИПом.
Фигня эти «Абрамсы». «Т-90» их перещелкает.
Играючи.
…Описав боевой разворот, Быков сосредоточился.
Ну, начнем с бомбочек…
Быков круто довернул, перевел самолет в пикирование, и машину затрясло. Ничего…
Сброс! Пошли ПТАБы…
С «Хамви» открыли пулеметный огонь по «сушке» – словно градины прошлись по днищу.
Не тот калибр, ребята…
«Колорад» положил самолет на крыло, чтобы лучше видеть проделанную работу. Ага…
Цели накрылись.
Три «Булата» весело горели, заокеанский «Абрамс» составил им компанию.
Топливо в раскуроченном бензовозе вспыхнуло, пошло волной, вздыбилось огненным облаком.
«Грач» вздрогнул – это с пилонов сорвались РБК, накрывая «Годзилл» и «Хамви».
Те сбились в кучу, силовики спешно покидали машины, разбегаясь, как тараканы по кухне.
Поражающие элементы рвали их и кромсали.
Поделом.
Быков виражил при повторных заходах, не упуская противника из виду, и добивал, экономно расходуя боезапас.
Пронесясь над колонной в очередной раз, он набрал высоту, одновременно разворачиваясь.
С запада поспешали два «Тандерболта».
– В очередь, нацики, в очередь, – процедил Быков.
Отбомбившись, он выполнил заход на уцелевшие «Хаммеры» и расстрелял их ракетами.
Оба зарядных блока опорожнил.
Полегчало…
Вражеские самолеты заходили в атаку, ложась на крыло.
На «нормальной» войне не принято, чтобы штурмовик вступал в бой со штурмовиком, но на Украине все шиворот-навыворот и через… одно место.
Энергичным полупереворотом Григорий пошел на снижение и развернулся в лобовую атаку.
Противник не принял ее, ушел вверх, в сторону солнца.
Войдя в боевой разворот, парочка пристроилась в хвост «сушке».
Пора делать обманный маневр.
С большой перегрузкой Быков выхватил самолет из пикирования на вертикаль.
Чуток дал крен для крутой спирали.
Вверху «горки» пришел в себя от восьми «же» и на пределе вертикальной скорости переложил «Грача» в горизонтальный полет.
Прямо перед носом «Су-25» вышел из «горки» ведущий вражеской пары. Григорий сделал небольшой доворот.
Захват цели…
Навстречу «Тандерболту» ушла «Р60М» – ее головка самонаведения «прицепилась» к калившемуся соплу.
– Заполучи, фашист, гранату, – пробормотал «Колорад» и нажал гашетку.
Авиапушка задолбила, частя бронебойно-разрывными и осколочно-фугасными снарядами.
Хвост ведомого «Тандерболта», пролетавшего слева, украсился клубочками огня, а потом рванула «шестидесятая», влепившаяся в горячий движок ведущего штурмовика.
Турбина мгновенно пошла вразнос, раскаленные лопатки полетели веером в стороны, рубя все подряд.
– Аллес капут!
Ведомый «А-10» выдал очередь из пушки, да только руки у летчика не оттуда росли – снаряды полетели мимо и дальше.
«Грач» довернул, и Быков нажал кнопку привязки цели на ручке управления…
…Это случилось какие-то секунды спустя – впереди, застя «А-10», расцвела круглая радуга.
Такие Григорий уже видывал с высоты – не дуги, а радужные кольца, но та, что возникла перед носом «Су-25», была ярка и отливала непривычным спектром – сиреневым, вишневым, аспидно-черным, фисташковым, розовым…
Миг – и «Грач» пронзил радугу, словно мишень, «попадая в десятку».
Свет померк, пропали все звуки, а мгновенье или вечность спустя солнце засияло снова, только с другого боку, и вернулся натужный рев двигателя.
Другого.
Совсем другого.
Капли горелого масла расплывались по граням бронированного ветрового стекла, запахло бензином…
Быков вскинулся, узнавая тесную кабину «Як-9», как в том дурацком сериале, расплывчатый круг пропеллера в носу истребителя, черную приборную доску и серые борта.
А на пересекающихся курсах его атаковал «Фокке-Вульф-190»…
Из выпускной аттестации на курсанта Качинской Краснознаменной военной авиационной школы В.И. Сталина:
«Энергичный, инициативный, настойчивый, принятое решение доводит до конца; требовательный к подчиненным, как старшина отряда; внимательный к запросам подчиненных; резковат в обращении иногда в разговорах с вышестоящими командирами. Лично дисциплинированный, может служить примером для других, охотно делится с товарищами своими знаниями.
Теоретическая успеваемость отличная. Техника пилотирования отличная.
Больше интересуется практическими занятиями по всем предметам, недооценивает теоретическую часть их.
Хорошо усвоил полеты в закрытой кабине и штурманские, отлично выполнял полеты на высоту с кислородом, отлично летает строем. Летать любит, но недостаточно тщательно готовится к полетам, необходим контроль за подготовкой к полетам.
Физически развит хорошо. Строевая подготовка отличная.
По личным и летным качествам может быть использован в истребительной части как летчик-истребитель и достоин присвоения военного звания «лейтенант», так как все предметы и технику пилотирования сдал на «Отлично».
Инструктор-летчик капитан Маренков 21 марта 1940 г.»
Письмо Василия Сталина отцу по поводу Липецких курсов:
«Здравствуй, дорогой отец!
Как твое здоровье? Как ты себя чувствуешь?
Я недавно (22, 23-го и половина 24-го) был в Москве, по вызову Рычагова, очень хотел тебя видеть, но мне сказали, что ты занят и не можешь.
Рычагов вызывал меня по поводу учебы. Летать мне тут опять не дают. Боятся, как бы чего не вышло.
Он меня вызывал и очень сильно отругал за то, что я начал вместо того, чтобы заниматься теорией, ходить и доказывать начальству о том, что необходимо летать.
И приказал об этом вызове и разговоре доложить тебе, но я тебя не видел.
Все же Рычагов приказал давать мне летать столько же, сколько летают и остальные.
Это для меня самое главное, так как я уже два месяца не летал и если так пошло бы и дальше, то пришлось бы учиться сначала летать.
Вообще от курсов ожидали все слушатели большего.
В Люберцах и многих других частях летают на новых машинах «МиГ», «Як», «ЛаГГ», а у нас на курсах командиры эскадрилий летают на таком старье, что страшно глядеть.
Летают в большинстве на «И-15».
Непонятно, кем мы будем командовать. Ведь к июню месяцу большинство частей будет снабжено новыми машинами, а мы, будущие командиры эскадрилий, не имеем понятия об этих новых машинах, а летаем на старье.
Проходим в классах «И-16» и мотор «М-63» и «М-62». По-моему, лучше было бы нас учить мотору 105 и 35 и самолету «Як» и «МиГ», потому что, когда мы придем в часть, нам не придется летать на «И-15» и «И-16».
А тот командир, который не знает новой материальной части, не может командовать летчиками, летающими на ней.
Слушатели получают письма от товарищей из частей и, правду говоря, жалеют о том, что не находятся в части, летают на старых машинах без охоты, а лишь для того, чтобы выполнить задание. Да это вполне понятно.
Люди тут собрались, по 1000 и 2000 часов налетавшие, почти все орденоносцы.
У них очень большой практический опыт. И вполне понятно, что им надоело летать на старье, когда есть новые хорошие машины. Это мне все равно на чем летать, так как у меня этого практического опыта мало. А им, конечно, хочется нового.
К тому же были случаи, когда эти старые самолеты не гарантировали благополучного исхода полета.
Например, отлетали фонари, отлетали щеки крепления крыльевых пулеметов. А такие случаи очень редко кончаются благополучно.
В данном случае все обошлось хорошо только благодаря тому, что на этих самолетах были старые и очень опытные летчики.
Вот, отец, обо мне и курсах пока все.
Отец, если будет время, то напиши хоть пару слов, это для меня самая большая радость, потому что без тебя ужасно соскучился.
Твой Вася. 4.III.41 г.».
Глава 2 Комэск
СССР, Калининская область, район деревни Семкина Горушка. 5 марта 1943 года.
Мыслей не было. Вообще.
Пропали куда-то.
Даже чувства угасли, словно их задуло, как свечки.
Быков не верещал: «Где я?! Что со мной?», не гадал, не рефлексировал.
Он действовал на автомате, будто робот какой.
Ручку на себя…
«Як» взревел, набирая высоту.
«Фоккер» в это время входил в пике, валясь с «горки» и посылая очереди туда, где должен был оказаться верткий самолет «ивана». А вот хрен…
Ребята в Афгане звали его «ганфайтером», как тех стрелков на Диком Западе, что лихо обращались с «кольтом». Так и он.
Великолепная координация движений, быстрота реакции, холодный и точный расчет – это в нем от папы с мамой.
Промахов не дождетесь!
«Колорад» сбросил рычажок-предохранитель и вжал гашетку. Самолет сотрясся, вспарывая серо-голубое брюхо «Фокке-Вульфа» очередью снарядов и пуль.
Есть!
Немецкий истребитель перевернулся, показывая серо-зелено-бурую «спину», да так и крутился, ввинчиваясь в воздух, пока не забурился в землю, пятнистую от не растаявшего снега.
Прах к праху. Аминь.
Быков глянул в зеркальце, прицепленное к козырьку фонаря. Сзади его догонял еще один «фоккер», а в стороне летело звено «Яков».
Наши!
– Коля, где командир? – пробилось в наушниках сквозь треск и шипение помех.
– Хер его знает!
– Командира зажали! – крикнул третий голос.
– Идем вверх на семьдесят! – пробасил первый.
«Это я, что ли, командир?» – подумал Григорий с холодным безразличием, словно вчуже.
Ну, нехай себе командир…
– Ваня, наверх! Будете нас прикрывать. Шульженко, атакуем! Ведомые, смотрим в оба!
– Андрей, отходи со снижением на девяносто! На девяносто снижайся!
– Серега, ты, давай, набирай. Володька, оттянись при атаке.
Набирая высоту, «Колорад» вошел в вираж.
Немец пустил за ним вдогонку очереди из курсовых.
Мимо.
«Як» пропустил трассы за собой, резко ушел в сторону и вниз, резанув очередью по размазанному силуэту «фоккера».
Попал!
Немец пыхнул огнем, мгновенно укутавшись пламенем – видать, снарядики бензобак разворотили.
Аминь, как говорится…
Пара вражеских истребителей уклонилась, уйдя к земле, и разделилась.
Быков за двумя зайцами гоняться не стал – довернул, взял в прицел того, что летел справа, и вжал гашетку.
Остро запахло порохом.
Шнуры очередей сплелись на крыле «фоккера», подрывая боезапас крыльевой пушки.
Полыхнуло здорово, отрывая плоскость напрочь.
Однокрылый «Фокке-Вульф» закувыркался и врезался в бурую плешь луга с наметами серого снега.
Готов.
– Командир третьего завалил!
– Вижу… Вовка, становись от меня слева. Идем на девяносто с набором.
– Противник слева, с превышением!
– Идем в наборе. Шульженко, прикрой! Атакую!
Далеко в стороне завиднелись странные изломанные силуэты – сильно растянутые по горизонтали буквы «W» с культяпками понизу.
«Лаптежники»! Пикировщики «Юнкерс» анфас.
А мы вам в профиль…
Пара «Яков» атаковала «лаптежников» чуть ли не на перпендикулярных курсах.
– Аркаша! На тебе атака. Отбиваю.
Вспухла пара-другая дымных шапок от разрывов, рыжие кляксы от тридцатисемимиллиметровок расплылись наискосок.
– Группа, набираем высоту. Ведомые, чуть оттянитесь и тоже бейте! Атакуем все!
«Ju-87» поспешно ушли в разворот, от греха подальше, но пушки оказались быстрее – тот из «Юнкерсов», что летел левее, задымил чадно, потянул к земле, да и взорвался на окраине какой-то деревушки.
Правый «лапотник» поспешно улепетывал, держа к юго-западу.
– Командир! – пробился уже знакомый – сердитый – бас.
– Я! – разлепил губы Быков, замирая.
– Ты чего ведомого бросил?
– Виноват, – буркнул «Колорад» и похолодел: это был не его голос.
– Ладно! – толкнулось в уши. – Отходим.
– Есть.
Нарезав пару кругов, эскадрилья «Яков» повернула к востоку.
До дому.
Быков едва дождался своей очереди на посадку, а когда «Як» прокатился по бурой траве, притираясь к полосе на все три точки, и лопасти замерли, он торопливо полез в карман кожаного реглана. Та-ак…
«Удостоверение личности начальствующего состава РККА».
«И кто я?..»
«Предъявитель сего Василий Иосифович Сталин, полковник, командир 32-го гвардейского истребительного авиационного полка» – значилось в документе.
«Колорад» очень медленно, очень аккуратно закрыл удостоверение офицера, спрятал и лишь потом снял шлемофон, чтобы лучше рассмотреть свое лицо в зеркальце.
Это было не его лицо.
На Быкова смотрел Василий Сталин, баловень судьбы, сын вождя.
– Попаданец? – фыркнул Григорий.
Дурость какая…
Тут его окатило – нет, не страхом, не отчаянием, а раздражением.
Произошедшее с ним Григорий воспринял, как непристойный, срамной розыгрыш, а то, что все по правде, как раз и бесило.
Что попал, то попал, усмехнулся он.
Как это в книжках про «наших там» зовется?
Перенос сознания? Или этой… как бишь ее… психоматрицы? Ладно, разберемся.
По крайней мере и позитивчик имеется в его попаданстве. Организм-то молодой! Глаза зоркие…
Быкова передернуло.
Касаться языком чужих зубов, ощущать чужую слюну во рту было противно.
Стоп.
Григорий поднял свои руки. Быстро содрал перчатки с крагами, внимательно рассмотрел ладони, перевернул…
Да его это руки!
Вон, на указательном пальце белый, едва приметный шрамик – это он в детстве порезался.
А вот родинка на суставе. И тот самый заусенец, что он вчера состричь не удосужился…
Татушка!
Быков стремительно расстегнул куртку и гимнастерку.
Чуть не порвал, оголяя плечо.
Скосил глаза.
Бледно-коричневое изображение орла наличествовало. Проступало размыто, но проступало.
Григорий хмыкнул довольно, успокаиваясь.
Эту наколку ему сделали в Таиланде, на пляже Паттайи.
Там постоянно бродили местные, кутаясь от солнца, даже перчатки надевали (загар считался приметой черни).
Поделки всякие впаривали, рубины фальшивые, кукурузу вареную и рыбу жареную. Педикюр предлагали или наколку сделать.
Он тогда подвыпивши был, вот и согласился.
Роскошный орелик получился, за сотню бат сторговались…
Так могла ли быть у Василия Сталина такая же тату?
Нет, конечно.
Значит, он не только ментально переместился, но и телесно чуток?
Быков сразу повеселел.
Ну, коли так, можно и в пространстве-времени определиться. Командиром полка Сталин заделался вроде как в феврале 43-го. Сейчас, пожалуй, весна – март или апрель.
Стало быть, воюют они на Калининском фронте, а этот аэродром – Заборовье, к западу от Осташкова.
Уже что-то…
Сдвинув плексигласовый фонарь, Григорий стал выбираться и похолодел.
Парашюта не было.
Полковник Сталин летал без него.
Нельзя было сыну вождя, ежели собьют, в плен угодить…
Тяжело спрыгнув на землю, Быков кивнул подбежавшему технарю и пошел навстречу капитану Долгушину, командиру 1-й эскадрильи.
Быков усмехнулся: спасибо продюсеру!
На съемках он целый альбом перелистал со старыми фотками.
И этот губастый военлет, что шагает к нему с грозным видом Зевеса, тот самый Долгушин.
В принципе Сталин, как комполка, мог делать боевые вылеты в составе любой эскадрильи, но он чаще всего выбирал «коллективчик» Сергея Федорыча.
Летал обычно в звене Долгушина ведущим второй пары, а ведомый его… дай бог памяти… Володя Орехов.
Это от него, выходит, оторвался Вася Сталин, человек добрый и бескорыстный, но увлекающийся.
Хотя какой, к черту, Вася?
Это Гриша, выходит, подзабыл о ведомом! Твою ж медь…
Долгушин приблизился и отдал честь.
– Товарищ полковник! – отчеканил он. – Эскадрилья капитана Долгушина посадку произвела. Задание выполнено. Уничтожено пять самолетов противника. Потерь нет.
– Вольно, Серега, – буркнул «Колорад». – Знаю, что заигрался, бросил Володьку.
Комэск растерялся – он не узнавал Ваську Сталина.
На него смотрел тот самый разгильдяистый комполка, вот только взгляд был иным – серьезным, суровым даже.
– Все понял? – промямлил Долгушин.
– От и до, – хмуро ответил Быков. – Ладно, пошли ужинать.
Здание столовой расположилось в новеньком срубе, низеньком, словно распластанном, прикрытом маскировочной сетью, в ячеях которой торчали ветки и целые деревца.
Ни дать ни взять – холмик с краю поляны.
В столовой разносолов не подавали, но котлеты с макаронами были.
И роскошный компот. Расщедрился начпрод.
В рифму вышло, подумал Быков.
Напротив «Колорада» примостился его ведомый, робкий парень, часто смущавшийся, зато, как улыбнется – вылитый Гагарин.
– Извини, Володя, – сказал Быков. – Подставил я тебя.
– Да ладно! – сразу заулыбался Орехов.
Григорий покачал головой, налегая на котлету.
Вкусно, однако…
Так, правильно, если в этом пахучем произведении кулинарного искусства ничего, кроме мяса, лука, хлебца, вымоченного в молоке, да яйца?
«Колорад» усмехнулся.
Надо же, какова сущность человеческая…
Его тут закинуло в самый разгар Великой Отечественной, месяца, наверное, не прошло после Сталинградской битвы, а он о котлетах размышляет!
Натура такая…
Быков задумался.
В принципе он ничего не потерял после «ментального переноса», приобрел только.
Молодой, здоровый организм…
Запойный, правда, и прокуренный, но мы его отучим от вредных привычек.
Что он забыл в будущем?
Телевизор? Перебьется как-нибудь.
Ни жены, ни детей… Скучать не по кому.
А вот в прошлом развернуться можно, с такой-то родней!
Даже страшновато как-то…
Сам Сталин – типа, отец! Именно, что «типа»…
Но не расскажешь же Иосифу Виссарионовичу правду о том, что Василий стал Григорием.
Да и «попаданского» ноутбука нет, такого, чтобы и карты немецкие в нем были, и чертежи, и все такое прочее.
Да если он даже и признается Сталину, а тот вдруг поверит, что толку?
О многом ли «Колорад» может поведать вождю?
Вот, нынче 43-й, пятое марта. И что?
Какие предсказания сделать?
О том, что летом «Курская дуга» случится? Так к ней-то сейчас как раз готовятся.
А больше он ничего и не знает!
Быков дотерзал котлету, взял двумя руками кружку с компотом и сделал большой глоток.
Главное теперь что?
Главное – Ваську Сталина в люди вывести, заставить всех уважать Василия Иосифовича не за родство.
А дальше видно будет…
К столу подсел майор Бабков.
С опаленным лицом, волевым подбородком и проницательными глазами, он куда больше тянул на командира полка, чем Василий Сталин. Герой Советского Союза, это вам не жук начихал.
В принципе Василий Петрович и командовал 32-м гвардейским, только недолго – Василий Иосифович занял его место.
Бабков стал замом, хотя все понимали прекрасно, кто командует полком.
– Поздравляю, Вася, – сказал майор. Заглотав макароны по-быстрому, он уложил котлету на кусок хлеба и с удовольствием откусил. – Три «фоки» за один вылет – это не слабо!
Быков молча кивал, потягивая из кружки.
Да, дескать, числятся в моей биографии такие героические подробности.
– Насчет моего позывного… – начал он.
– А что позывной? – сказал Бабков с полным ртом. – «Сокол»! А? Звучит!
– Слишком, – хмыкнул Григорий. – Я другой возьму.
– Это какой же?
– «Колорад».
Замкомполка очень удивился.
– А… это что? На «колорадского жука» смахивает…
– Бандеровцы так наших прозовут… к-хм… прозвали.
– А-а… Понято. А что? Мне нравится! «Колорад»… – проговорил Василий Петрович врастяжку, словно пробуя слово на вкус. – Добро!
Тут возник Степа Микоян, жестом фокусника доставая початую бутылку «Столичной».
– Питие за сбитие! – пропел он, делая ударения на последних слогах, и добавил, словно оправдываясь, для Бабкова: – Вылетов больше все равно не будет, можно ж по граммульке…
– Наливай! – махнул рукою замкомполка.
Тут уж и Долгушин подсуетился, зазвякал гранеными стаканами. Водка щедро пролилась, и «Колорад» ощутил сильное желание выпить.
Два алкаша, из прошлого и будущего, нашли друг друга, – подумал он.
А вот хрен вам обоим…
– Ну, за тебя! – бодро сказал Микоян.
– За нас! – поправил его Быков, поднимая стакан.
– За победу! – заключил Бабков.
Стаканы клацнули, сходясь.
Григорий сделал один обжигающий глоток и отставил посуду.
Микоян глянул на него непонимающе.
– Новую жизнь начинаю, – заявил «Колорад».
Степан хитро улыбнулся и выложил коробушку «Казбека».
– Бросил, – усмехнулся Быков.
Долгушин внимательно посмотрел на него, «стрельнул» папироску и потащил из кармана галифе трофейную «Зиппо».
Закурив сам, дал огоньку Микояну и Бабкову.
Василий Петрович затянулся и глянул на «Колорада», щуря глаза.
– Не узнаю тебя, – протянул он.
– Я и сам не узнаю! – развеселился Быков.
– Но пока мне это нравится, – хмыкнул майор.
Григорий кивнул.
– Разговор есть…
Командир эскадрильи все понял и тут же потащил Микояна прочь.
Бабков посерьезнел.
– Полк на тебе, – негромко сказал Григорий. – Рули.
– А ты?
– А я буду на подхвате.
– Нет, так не пойдет.
– Временно.
– Хм. Временно? И чего ждать?
– Когда созрею до комполка.
– Хм. Понято. А пока?
– Эскадрильей покомандую.
– Так ведь все три комэска при деле!
– А если четвертую создать?
– Четвертую?
– Из «ветеранов».
Бабков задумался.
Идея была неплоха.
Когда Василий Сталин прибыл в полк, за ним целая свита пожаловала – полковники Якушин и Коробов, подполковник Герасимов, майор Зайцев, капитаны Микоян, Котов и Баклан.
Их прозвали «ветеранами», и были они, как изящно выразился Микоян, «при полку».
– «Яки» есть, – продолжал Быков.
– Согласен, – кивнул Василий Петрович. – Вот только маловато народу для эскадрильи.
– А комэски не поделятся?
– А мы сейчас и спросим! – оживился Бабков, разворачиваясь на скрипучем стуле. – Саня! Подойди-ка!
Капитан Мошин, командир 2-й эскадрильи, степенный и основательный, приблизился вразвалочку.
– Иван!
Капитан Холодов, комэск-три, о чем-то азартно споривший со своим ведомым, лейтенантом Макаровым, оглянулся и пошел на зов.
Долгушин, усиленно прислушивающийся к разговору, и сам нарисовался.
Оглядев всех троих, майор Бабков сжато изложил «рацпредложение» полковника Сталина.
Командиры переглянулись.
– Интересненько… – протянул Мошин, со скрипом потирая небритую щеку. – Нет, ну можно, конечно… Одного.
– Федорыч… – с укором затянул майор.
Но Мошин был тверд.
– Нет, я понимаю, что для пользы дела, – приложил он пятерню к сердцу, – но тогда с кем мне самому-то воевать, интересненько? Одного!
– Да мне хоть половинку, – улыбнулся Быков.
Холодов рассмеялся.
– Я тебе целого старлея отдам! – сказал он. – Миша!
Михаил Гарам, рассеянно ковырявший макароны за столиком в углу, встрепенулся.
Выслушав «приглашение», он подумал и кивнул.
Видать, сегодняшний бой его изрядно впечатлил[3].
К концу ужина у командира 4-й эскадрильи в подчинении оказалось ровно десять летунов.
Кроме семерки «ветеранов», к новому комэску перешли Миша Гарам, Коля Шульженко, гвардии капитан, и Володя Орехов.
– Это правильно, – усиленно кивал головой Степа Микоян, – это хорошо! А то не понять, кто мы тут!
– Не-пришей-кобыле-хвост, – определил статус «ветеранов» майор Зайцев. – «При полку».
– Во-во!
– Заноси нас в плановую таблицу, – сказал Быков, обращаясь к заму, и встал из-за стола.
– Чтобы все, как у людей! – поддакнул полковник Коробов.
Бабков энергично кивнул.
– Понято, «Колорад»! Тогда готовьтесь, вылет с утра.
Сталину была выделена комнатенка в избе, которую он делил с Микояном, инженером полка Марковым, заработавшим прозвище «гвардии Петрович», и капитаном Котовым.
Раньше каждый вечер в большой комнате избы собирались комэски и прочие «приближенные», пили да болтали до ночи, но Быков был тверд: никаких «посиделок».
Они на фронте, а не в пивной.
Спаленка полковника Сталина размерами и роскошью не поражала: стол да стул, зеркало на стене.
