– Борис Семенович, – осторожно заговорил капдва, – я полагал, что новая администрация США в большей степени занята внутренними проблемами…
– И вы не ошиблись! – зампред СНБ энергично кивнул. – Синтия Даунинг вплотную занялась собственной страной, и вот это как раз имело неожиданные последствия. Синти, как всякая практичная женщина, не намерена тратить деньги даже на союзников по НАТО. Белый дом принял видоизмененную доктрину Монро… Впрочем, углубляться излишне. Упомяну лишь одно – обновленная доктрина предполагает, что безопасность европейцев – дело самих европейцев. И вот тут-то здорово воспрял Лондон! Да, Великобритания уже не та, что раньше, но имперские замашки у англичан сохранились в целости. Главное же в том, что с отходом американцев позиции многих правящих кланов в Европе ослабли, даже у Ротшильдов, а вот тихие и скромные Виндзоры набрали силу. Их интерес к Балканам просматривается издавна. Черчилль даже второй фронт хотел открывать именно там. А ныне в интересах хитромудрых Виндзоров – распад Югославии… – пальцами он поправил очки, соображая. – Разведданные скудны, Иван Родионович, однако наши аналитики полагают, что нынешняя подрывная работа, вроде демонстраций, политических убийств, терактов всего лишь завеса. «Англичанка гадит» – электризует атмосферу смуты, напускает «туман войны»… Скорее всего, готовится «народное восстание» в одной из республик СФРЮ. Прикормленные националисты провозгласят независимость, и Лондон тут же признает новые власти – в Любляне или в Загребе… или в Сараево, не важно. А вот затем, весьма вероятно, придет черед второго акта поганого спектакля – некая чудовищная провокация. Чего именно ждать, мы не знаем. Возможна бомбежка мирного городишки, празднующего «освобождение», или применение химического оружия… И во всем обвинят сербов!
– И тогда подключится НАТО… – помрачнел Гирин.
– Вот видите, – грустно улыбнулся Иванов, – вам и объяснять ничего не надо. Южная группа войск в полной боевой, а толку? Против кого выводить танки или поднимать самолеты?
Иван долго и, как показалось зампреду СНБ, печально смотрел в окно. Затем встрепенулся, и спокойно молвил:
– Я согласен, Борис Семенович…
…Моряк с удовольствием поел, и от добавки не отказался. Они даже выпили с Настей – плеснули в бокалы чуть-чуть «мартини», щедро разбавив нездешний вермут отечественным «Тоником».
– За тебя! – шепнула женщина.
– За нас, – поправил ее мужчина.
Четверг, 19 марта. День
Израиль, Ярденит
– Сразу предупреждаю, – важно заявил Изя, – локации, где крестился Иисус, давным-давно нету! Русло реки сместилось на несколько километров, а тот бережок, по которому расхаживал Иоанн Креститель, сейчас где-то в Иордании… Но ничё, река-то та же самая! Просто, благодаря извилине, сюда можно подойти не под дулами автоматов пограничников. Здесь и русло расширено – во-он там шлюз видать – и дно углублено, и глинистой мути нет… А место сие зовется Ярденит.
Я шагнул на тесанные ступени, сходившие к воде насыщенного зеленого колера. Хоть весенняя пустыня цвела и пахла, Иордан всё равно Эдемом казался.
По тихой заводи безмятежно плавали утки и чайки, на отмели вышагивала цапля. Местные прикормленные сомы размытыми тенями, да мелкими волнишками обозначали свой ход, а любопытные мордочки нутрий то и дело показывались из плавного потока. Благодать!
От реки исходило то, что ценилось выше всего в лютую пору хамсина – свежесть. Даже серый налет на листьях не портил впечатления, а развесистые, пышные деревья обступили Иордан с обеих сторон, густо нарушая границу.
Правда, люди толклись лишь на западном берегу – целая толпа, разноязыкая и пестрая, галдела вразнобой, одетая в длинные и тонкие «крестильные» туники из белого батиста.
– Так, ну что, братие и сестрие? – дерзко ухмыльнулся Динавицер. – Бум креститься?
– Бум! Бум! – весело закричали киношники.
– Тогда вам туда – вон, где сувенирный магазинчик! Покупаем эти ихние рубахи… ну, или берем напрокат. А то без них ни в душевую, ни в раздевалку не пустят…
– Сестрие переодеваются в «штаб-салоне»! – громко объявила Инна, и актрисы со смехом вытурили из автобуса Белявского с Боярским.
Обоих звезд я отличал, особенно Александра Борисовича – так сыграть мерзавца Фокса, как он, никто иной не мог.
Неуверенно затоптавшись, поглядывая вслед женщинам, с хихиканьем набивавшимся в «штаб-салон», Белявский спросил меня малость деревянным голосом:
– Миш, а это правда, что Рита – кандидат экономических наук?
– Правда, – улыбнулся я. – Чистая, беспримесная.
– А о чем диссертация?
– М-м… Сейчас вспомню… «Оптимизация многовариантных плановых расчетов в условиях применения экономико-математических моделей и АСПР». А-Эс-Пэ-Эр – это такие автоматизированные системы плановых расчетов. ЭВМ, МВК, ОГАС…
Актер смутился.
– Я просто никак не мог разгадать, откуда у Литы Сегаль такой умный взгляд. Ведь интеллект не сыграть! А оно вон что…
Посмеиваясь, приблизился Боярский с кипой «крестильных» одеяний, и дурашливо поклонился.
– Извольте облачиться, братие! Иначе не скупнемся!
– Меня больше интересует, – хмыкнул Белявский, – как вывернется наш консультант. Крестить-то позволено лишь попам, иначе обряд считается недействительным!
– Ну, значит, и Христос остался не крещеным, – вывел я. – Никто ж не рукополагал Иоанна Предтечу в священнический сан!
Похохатывая, мы разделись до плавок, и напялили на себя белоснежные «ночнушки» – мое безбожие нисколько не страдало от этакой мелочи. Найдет на меня каприз в храм войти – я не позволю себе явиться в шортах и майке. Соблюдение принятых обычаев тождественно равно элементарной вежливости.
Главное для атеиста – помнить о примате знания над верой, и понимать, что духовность человека выражается через искусство и науку. А остальное – от лукавого…
…Над еле заметным течением, отливавшим темной зеленью бутылочного стекла, разносился гомон, мешавший голоса со смехом – христиане всех рас молились и радовались, чувствуя забытую общность. Впрочем, иудеев и мусульман тоже хватало – прогуляться в жару по цветущим террасам, в тени пальм и эвкалиптов, хотелось каждому, независимо от веры его.
– Кучнее, кучнее, чада мои! – вовсю развлекался Изя. – Переходим к водным процедурам!
Забавно, что Альбина всё слышала, но помалкивала, только жалась поближе к Ритке с Инкой – школьная родня, все-таки.
– Никаких заплывов, братие и сестрие, тут вам не пляж! А токмо чинные погружения! И не толкайтесь, благодати хватит на всех!
Священники в черных рясах забеспокоились, закудахтали тревожно, да зароптали, а советские безбожники уже шлепали босиком по каменному спуску.
– О-о! – взвился радостный крик «Талии Истли» – именно так звалась Ивернева в своем израильском паспорте. – Прохладная какая!
И киношный люд повалил в священные воды. Я церемонно спустился следом за Белявским.
– Ну, не парное молочко! – крякнул Видов, тараща глаза.
– Двадцать градусов! – поежился Боярский.
– Двадцать один! – оспорил его Жигунов.
– Кто больше? – хихикнула Инна, окунаясь по шею. Выпрямившись в облипающей тунике, сквозь которую проступал синий купальник, она отбросила за спину мокрую косу – и побледнела.
– Ой, кто-то по ногам потерся!
– Не бойся, – коварно улыбнулся Харатьян, – это местные животинки. Водяные крысы!
– Крысы?!
Заверещав, Инка бросилась к ступеням. Пищащая Самохина кинулась следом, а Рита возмущенно крикнула:
– Да что вы пугаете? Инна, стой! Это ж обычные нутрии! У твоей мамы шуба из них! Вон, смотри!
Молоденький монашек, стараясь не глядеть в сторону купальщиц, как раз подкармливал жирную зверюгу, сверкавшую иглистым мехом – держа в передних лапках морковку, та сноровисто грызла корнеплод.
Хорошистку зов разума не задержал в воде – выскочила, как ошпаренная, и уселась на теплом камне в позе Русалочки.
А религиозный диспут на берегу только набирал обороты. Попы из разных конфессий трогательно объединились, гневно обличая кощуна и самозванца – Изя гордо стоял, сложив руки на груди, и наслаждался кипишем, храня на лице холодное терпение. И вот, прервал мхатовскую паузу.
– Молчать, христопродавцы! – мощно грянул он. – Не вам, паразитам, присосавшимся к вере истинной, судить меня! Не вам, нищедухам, извратившим благую весть, не вам, лицемерам и ханжам!
И понес, и понес… С иврита переходя на латынь, с латыни на греческий…
Священники дрогнули, не ожидая столь яростного отпора.
– Сцена «Гневная проповедь», кадр один, дубль один, – ехидно прокомментировал Виторган. – Так их, дармоедов!
– Жаль, камеры нет, – хихикнул Гайдай, отжимая подол туники. – Боже, какой типаж! Браво, браво!
– Лёня, нельзя так, – постно высказалась Гребешкова, – а вдруг там что-то есть?
– Паки, паки… Иже херувимы!
Неизвестно, чем бы закончилась «сцена» – верующие и побить могли воинствующего безбожника, но Ари Кахлон с парой крепких ребят живо навел порядок. Победительно улыбаясь, Динавицер сошел в текучие воды иорданские…
* * *
Мы с Изей потеснили Дворскую с Самохиной, и уселись рядом – большого плоского камня хватило на всех, как и благодати.
Ерзая в сохнущей рубахе, Динавицер сказал задумчиво:
– Удивительная земля… Пустыня! А сколько тут народов оттопталось… – не способный долго хранить серьезность, он оживился совершенно ребячливо. – Знаете, когда углубляешься в историю по-настоящему глубоко, поневоле приходишь в изумление. Оказывается вдруг, что многое в прошлом, известное тебе ранее, всего лишь мифы! Помнишь, у меня дома лежала детская энциклопедия? Там еще картинка такая была – рабы строят пирамиду! Волокут, бедные, плохо обтесанные глыбы, да в пыли, да на жаре, а толстый надсмотрщик хлещет их плетью… Миф! Пирамиду строили свободные египтяне! Это был как бы религиозный подвиг, за который им зачтется на том свете… Да они, вообще, всю жизнь готовились к смерти! Копили, откладывали на достойное погребение… Или, вот, помните, как Карамзин сказал: «Поскреби русского – найдешь татарина»? Чушь! В наших генах вообще нет монгольского следа! Просто в поповских летописях столько стонов было про иго, что целые поколения верили в нашествие. Не признаваться же князьям, как они шли брат на брата, как насмерть рубились из-за лишнего клочка к уделу, сжигая деревни у сиятельного соседа, насилуя направо и налево! Так что… Да ордынцам надо памятник поставить за то, что избавили народ от вечных междоусобиц! А «Ледовое побоище»? Это ж вообще бред сивой лошадки! Ага, сошлись немцы с нашими биться – на тонком льду Чудского озера… В середине апреля, когда как раз ледоход начинается! Расскажи про это тогдашнему рыцарю, он же уписается от смеха! Причем, заметьте, под лед ушла сплошь немчура! А русские витязи как же? Да на них, на каждом – по два пуда железяк! И кольчуги, и латы, и оружие… Это Эйзенштейну вольно было снимать добрых молодцев в одних портках, да кто ж в дружину князеву примет безоружного, да бездоспешного? «Ледовое позорище»!
– А чего ж мы тогда эти мифы в школе проходим? – простодушно удивилась Самохина.
– А так легче! Иначе придется истины докапываться, правду неприятную раскрывать… Да чего далеко ходить, – фыркнул Изя, – вот, тот же ваш фильм взять. Я сценарий читал – интересно! Занятно. И ведь наверняка, на видео Иисус предстанет этаким благообразным красавцем, длинноволосым и статным…
– А чё? – подпустила ехидцы Инна.
– А ничё! – понятливо ухмыльнулся Динавицер. – Откуда в семье Иосифа и Марии возьмется высокий… чуть ли не блондин? Хочешь, составлю фоторобот настоящего Егошуа Га-Ноцри?
– Хочешь, – улыбнулась Дворская.
– Росту Егошуа был небольшого. Малость кривоног… Коренаст и волосат. Курчав и густобров. Черные глаза, чуть навыкате. Короткая шея, длинные, костистые руки… И это я безо всякой насмешки, именно так выглядели здешние мужчины во времена Понтия Пилата!
– Да они и сейчас не шибко изменились! – хихикнула Аня, глядя на арабов, гулявших по набережной.
Инна прыснула в ладошку.
– Ты прав, Изя! Какая-то правда… не красивая. Напишешь с такого икону, а выйдет карикатура!
– Когда приукрашивают истину, – глубокомысленно заметил я, – суть замазывается ретушью. В каком-то фильме… не помню уже… показывали Святой Грааль – роскошный, такой, сосуд из червонного золота, весь изукрашенный каменьями… А ведь настоящий грааль – это обгрызенная деревянная плошка!
– Хороший пример, – кивнул Динавицер, – того, как… – он защелкал пальцами.
– …Как прекрасную подлинность извратили во славу божию, – нашла слова Инна.
– Точно!
– Ох… – вздохнула Самохина, привставая. – Пошли, Гайдай зовет. Пора!
– Сестрие… – коварный Изя прикинулся змеем-искусителем. – Окунемся напоследок? М-м?
– Ох… – Инна повторила Анин вздох, и спросила с надеждой: – А успеем?
– А мы по-быстрому! Три-четыре!
И наша четверка с плеском и писком спрыгнула в прохладную зелень вод.
Понедельник, 23 марта. День
Белград, улица Неманьина
Здание югославского министерства обороны походило на пару крутых утесов, зажимавших неширокое ущелье-улицу. А внутри, как обычно – этажи, бесконечные коридоры, двери, двери, двери…
Гирин вздохнул. Ему бы сейчас с Настей быть, помогать бедной устраиваться на новом месте, а он всё по паркетам шаркает, да ритуальные пляски исполняет… Ну, а как без церемоний?
Министру иностранных дел Югославии он уже представился. Вроде бы, пустая формальность, а вот Кленов, помощник его по ВВС, доложил тет-а-тет, что местные обиделись! Чего это, мол, военного атташе – и в таком звании прислали? Подумаешь, капраз! Это ж полковник получается, ежели на сухопутный манер. А нам генерала подавай, как минимум!
И пришлось товарищу Кленову попотеть, доказывая, что новый шеф его не за выслугу лет звездочки заработал – боевой был старпом! Недаром президентша Америки ему лично «Серебряную звезду» на грудь приколола – второму в истории русскому офицеру, между прочим.
Почему-то именно данный случай сработал, и рейтинг Гирина подрос скачком…
…Иван думал и об этом, и еще кучу мыслей перебирал, сидя в кресле напротив Велько Кадиевича, министра обороны СФРЮ. Военный атташе при посольстве СССР сделал, например, вывод, что русские – вовсе не из славян.
У Велько Душановича истинно славянское лицо – тонкогубое и жестковатое, хоть и скуластое. Никакой мягкости в нем, а вот хищного – предостаточно. Сербы больше чехам родственны или полякам. Славянам.
– Да-а… – вытолкнул Кадиевич, осторожно, словно гранату, откладывая тощую папку, всю в чернильных оттисках самых пугающих грифов секретности. – Следственно, вы полагаете, грядет война?
– Скорее, череда войн, друже генерал… Честно признаюсь, я и сам не знаю, откуда такие подробности, как их удалось добыть КГБ и ГРУ. Но даже та информация, до которой я был допущен, ошеломляет.
– Это верно… – медленно выговорил министр. Его русский звучал понятно и ясно, а отчетливый акцент даже придавал некую изысканность речи. – Скажите, друже капитан, вы верите в то, что американцы стали иными?
– Иным стал их президент, – мягко улыбнулся Гирин. – И советник президента по нацбезопасности… М-м… Фред Вудрофф, кажется. И госсекретарь Эдвард Кеннеди… А нация, какой была, такой и осталась. Думаю, штатовцы замкнутся на своих внутренних проблемах… И в ближайшие несколько лет всему миру будет дана хорошая передышка. Самая настоящая разрядка международной напряженности! И этим недолгим временем следует обязательно воспользоваться, чтобы хоть как-то быть готовыми к туманному будущему. Иными словами, перемены в Штатах – временное явление. А вот «жизненно важные стратегические интересы» Запада – это та постоянная, которую надо всегда учитывать в геополитических уравнениях. И вот вам пример – Великобритания активно замещает свою бывшую колонию в континентальной Европе! Сам Иванов, а он, к слову, зампред СНБ, координирующего все наши спецслужбы, «выдал» планируемую Лондоном очередность дезинтеграции и распада Югославии. Первой должна отпасть Словения, затем Хорватия. И Великобритания с Германией тут же признают их независимость, заодно обвинив Сербию в развязывании гражданской войны, этнических чистках и прочих мерзостях. Ну, а затем «помогут» всем остальным республикам обрести «свободу».
На минутку в высоком кабинете зависла тишина, лишь из-за плотно закрытых дверей доносился смутный треск пишмашинки.
– Уж если вы здесь, – по-прежнему медленно вымолвил Велько Кадиевич, – следственно, в Москве выработан план, как противостоять крушению Югославии?
Гирин энергично кивнул.
– Мы знаем, какие враг предпримет ходы, кого именно задействует, где и когда. А силы копятся немалые! У меня, у самого волосы на загривке шевелились, стоило перечесть список одних только вооруженных формирований здешних политических бандитов. «Хорватские оборонительные силы» в Загребе, под командованием Блажа Кралевича; «Хорватский совет обороны» в Мостаре, командир – Миливой Петкович; «Армия освобождения Косова» – там настоящие уголовники, вроде Хашима Тачи или Адема Яшари; македонская «Армия национального освобождения» из Шар-Планины, командует боевиками Али Ахмети… Ну, и так далее. Конечно, будут перестановки и рокировки, враг станет на ходу менять тактику и стратегию… Да и пусть мечутся! Будем держать их под наблюдением – и противодействовать! Даже не отвечая ударом на удар, а предотвращая любые акции врага. Националисты переходят в наступление? А мы ударим им в тыл! Готовятся к захвату поселка или аэродрома? А угодят в засаду, под перекрестный огонь!
Генерал хрипло захохотал, шлепая ладонями по подлокотникам.
– Добро, друже капитан! Добро! А вы уже дали какое-то название вашей секретной операции?
– Это ваша секретная операция, друже генерал, – тонко улыбнулся Иван.
Кадиевич весело оскалился.
– Тогда… Назовем ее операцией «Контрудар»! И мы еще посмотрим, где сильнее вздрогнут – в Белграде, или в Лондоне и Бонне!
Среда, 25 марта. День
Израиль, Беэр-Шева
Север пустыни Негев убеждал глаза, что это полупустыня. Десятки ручьев и речушек пересекали с виду бесплодную землю, а где влага, там и жизнь. Вода скоро иссякнет, оставив по себе сухие русла, вот каждая травинка-былинка и спешила вырасти, отцвести, да и увянуть с чувством исполненного долга.
А ведь без слез не взглянешь… Полустертые ветром холмы, наметы песка, каменистые пустоши… И зелененькая травка, с наивным упорством пробивающаяся к губительному солнцу.
Мы долго колесили в окрестностях древней Беэр-Шебы, пока не сыскали подходящее место для раскопок – в обширной низине меж двух обрывистых холмов.
По сценарию, фильм начинался в лагере археологов, и нам нужно было изобразить земляные работы. Изя мигом развернул бурную деятельность, припахав всех, включая Гайдая.
В бестолковой суете, мы растягивали веревки и вбивали колышки, намечая квадраты будущих раскопов, да метровой ширины межи между ними – всё по науке. А вот копать…
Орудовать лопатой под жарким солнцем – то еще удовольствие. Зато все мужчины киноэкспедиции – актеры, операторы, осветители «и другие официальные лица» – загорели первыми. Нина Павловна ревностно следила, чтобы никто не «сгорел на работе», и крема для загара уходили литрами.
Видя такое дело, женщины дружно возмутились, и тоже потребовали шанцевый инструмент в свои нежные ручки.
Правда, красавицы скоренько бросали орудия труда, и тихонько сбегали за дальний холм, чтобы вволю позагорать топлесс.
«Надо же как-то закрасить розовые полоски от лямок, – деловито объясняла Инна, – а то, когда разденешься, так некраси-иво…»
…Я поширкал заступом, выравнивая стенку раскопа, вытер тюбетейкой потное лицо, и вновь напялил свой головной убор. Бейсболка, как у Видова, подходила лучше моей «бескозырки», но большие темные очки тоже неплохо справлялись, прятали глаза от жалящих лучей.
Воткнув заступ в рыхлую кучу песка, я взялся за подборную лопату. По гулким мосткам как раз спускался Эшбах, толкая скрипучую тачку.
– Alles gut! – осклабился он.
– Ja, das stimmt… – прокряхтел я, нагружая.
– Вы, давайте… это… посматривайте, – раскомандовался Динавицер, с уханьем ковыряя глину старым добрым ломом. – Ари вчера подобрал настоящую тетрадрахму – прям, как тот самый Иудин сребреник!
– Перекур, мужики! – решительно заявил Белявский, поправляя панаму. – Изя, излагай!
– Чё? – вытаращился консультант.
– А чё хочешь! – расплылся актер, приседая на дощатый трап. – О! А почему Беэр-Шеба?
– А-а… – Изя стряхнул верхонки, и накинул рубашку, прикрыв натруженные плечи. – Ну-у, это седая и лысая древность! «Беэр» переводится «колодец», а «шева» означает… О, тут можно по-разному трактовать! И как цифру семь, и как форму слова «клятва». По версии сочинителей Библии, где-то здесь, в Вирсавии, то бишь, в Беэр-Шебе, Авраам вырыл колодец и заключил союз с Авимелехом, царем Герара. А в знак клятвы верности патриарх принес в жертву семь овец. То есть, по-библейски, «Беэр-Шеба» расшифровывается, как «колодец клятвы» или «колодец семи». Лично я придерживаюсь мнения, что в здешнем райском уголку выкопано семь колодцев, потому так и названо… Всё, перекур окончен! За работу, товарищи! Докажем рабочим и крестьянам, что прослойка – это ого-го!
– И-го-го… – заворчал мой тезка, подхватывая лопату.
– Вы, товарищ Боярский, неверно интерпретируете народную мудрость, – болтал Динавицер, натягивая рукавицы. – Кони дохнут не от работы, а от несознательного отношения к труду!
Посмеиваясь, массируя мышцы, я решил схитрить, и шагнул в нетронутый угол раскопа, где лежалым накатом желтела супесь. Мой расчет удался – сыто ширкнув, заступ углубился на штык лопаты. Рядом громыхнули жестью носилки – Виторган и Видов утерлись полами рубашек.
– Душновато сегодня, – ухмыльнулся Олег, – вы не находите, товарищ помреж?
Красноречиво хмыкнув, я сноровисто накидывал грунт, а Эммануил Гедеонович забурчал:
– Ага… А ночью плюс четыре было – в холодильнике теплее!
– Пустынная специфика! – щегольнул словцом «Стивен Фокс».
Тут моя лопата ударилась о твердое, и я замер. Осторожно сгреб податливый песок – и свету открылись белые ребра, обтянутые желтой кожей. Заступ рассек и кожу, и ошметки выцветшей ткани.
– О-о! – округлил глаза Андреас. – Alles kaputt…
– Ох, и ничего себе… – выдохнул Виторган. – Изя! Тут захоронение!
– Где?! – протолкавшись, Динавицер жутко посерьезнел. – Та-ак… Хм… Мелковато… Может, паводком размыло? Ну-ка… – забрав у меня лопату, он осторожно разгреб песок. – Олежа, будь другом, сбегай за моим чемоданчиком…
– Щас я!
Видов покладисто испарился. Минуты не прошло, как он спрыгнул в раскоп, протягивая Изе его потертый багаж.
Уловив смущенное выражение на лице Олега, я понятливо улыбнулся. Ну, разумеется…
Вскоре раскоп окружили все наши женщины, включая Нину Павловну и молоденькую звукооператоршу Ирочку. Тихое ойканье и оживленное перешептыванье почти слилось с заунывным ветерком, что перевевал пески.
Изя, впрочем, не обращал ровно никакого внимания на вежливую суету вокруг – он тщательно расчищал «культурный слой» скребком и щеткой.
Ветхий рукав из плотной брезентовой ткани разлезся, почти не скрывая темно-желтую руку, усохшую скрюченную конечность.
– Тут вовсе не древняя могила, – отрывисто сказал Динавицер. – Этой мумии… Ее захоронили лет пятьдесят назад…
Кисточка археолога прошлась по фалангам пальцев, обтянутых пергаментным покровом, и сверкнуло колечко… Нет, это был странный и невзрачный перстень, простенький камушек в дорогой оправе из платины – овальный кристалл хиастолита, распиленный поперек главной оптической оси. На свету заиграл серый крест.
Наташа, неожиданно вскрикнула. Бледная впросинь, она стояла на самом краю раскопа, и чуть не упала. В последнюю секунду женщина извернулась – спрыгнула неловко, а я метнулся навстречу, бережно хватая «Талию» за талию.
– Что с тобой, Наташка? – встревожился я. – Ты вся дрожишь!
– Это он! – выдохнула женщина, не отрывая глаз от мертвой руки, словно завороженная тусклым блеском кольца.
– Кто?
– Вильфрид Дерагази!
Там же, позже
– Чертов, чертов отморозок! – яростно шептала Наташа, с ожесточением разгребая песок. – Это по его вине я росла без отца! Да что – я?! Мама всю свою жизнь была несчастна из-за него! Ксеноморф паршивый… Убить его мало!
На секундочку освободив одну руку, я погладил подругу по напряженной спине, и она всхлипнула от мгновенной ласки.
– Хорошо, хоть песок… – пропыхтела Инна.
– Миш, тут какие-то железяки… – подала голос Рита.
– Где?!
– Вот…
Я осторожно закопался, выуживая из сухого песка ломаную трубку с огрызками стабилизаторов.
– Ага… – протянул, соображая. – Похоже на пороховой двигатель… Ну, да. РПГ-2, наверное… Граната угодила в склон, осколками посекла Дерагази – и завалила песком…
Я привстал, выглядывая в сторону лагеря – там горели огни и громко играло радио. А над пустыней густели сумерки. Жара спадала, и ветерок делался знобким, обещая ночной холод.
Рута с Олегом отъехали в Беэр-Шебу, повезли мумию Вильфрида нашего, Дерагази, а я с девчонками трудолюбиво копался в песке и пыли, надеясь отыскать вещи убиенного.
Сумрак наливался чернотой, надежды таяли…
Три грации, стоя на коленях, ссутулились в изнеможении.
– Может, глубже копнуть? – чуть виновато спросила Инна.
– Да нет… – вяло откликнулась Наташа. – Темно уже…
– Возьмем фонарик! – выпрямилась Рита, но сразу сникла.
Потянулась пауза. Насторожившись, я различил шорох, и на лиловом фоне небес прорезалась темная фигура. Харатьян? Эшбах?
– Миш, вы не это ищете? – сказали потемки голосом Изи. Зажегся маленький фонарик. Дрожащий луч высветил пухлый прорезиненный пакет и облезлый бархатный футляр.
– Я, когда откопал трупак, – серьезно и негромко молвил Динавицер, – нашел это в его куртке – там были такие, специальные карманы. Ну, и сунул в свой чемоданчик…
Охнув, Наташа протянула руки к черному футляру, и консультант сразу отдал его. Вздрагивающая женская рука вытащила на тускнеющий свет фонарика драгоценную подвеску из крупного лимонно-медового кристалла и четырех небольших серых камней, заделанных в матовую металлическую оправу. Наверное, из платины.
– Она… – вытолкнула Талия истончившимся голосом. – Та самая…
– Носи на здоровье, – улыбнулся Изя. Встрепенувшись, он прислушался. – О, кажется, Рута пожаловала… Спрячьте – и пошли!
Пакет я сунул под куртку, а подвеску Ната утаила куда изобретательней – нацепила на свою испачканную блузку.
Динавицер ушел, не дожидаясь нас, и я испытал к нему теплое чувство благодарности – Наташка снова улыбалась, мне и миру.
Изя ничего не просил взамен, но я, хоть и недавно узнавший своего одноклассника по-настоящему, догадывался о скрытых желаниях историка-консультанта. Он ждал приглашения к тайне…
А в лагере, в кругу из машин горел костер, и шумела вся наша киноэкспедиция. Рута с Олегом восседали на подножке «штаб-салона», как царь с царицей – очутившись в центре внимания, они с удовольствием делились давними секретами.
– …Я-то был уверен, что Вильфрид Дерагази придуман Ефремовым, – удивленно говорил Видов, вороша волосы, – а оказалось, это реальное лицо! Вернее, реальная морда – уж очень неприятный тип. И никакой он не турок, а вовсе даже немецкий еврей…
– …А если еще точнее, – решительно подхватила Шимшони, – израильский мафиозо! Авторитет из «Кошер Ностры», как мрачно шутят в Интерполе. Был у него пунктик по части истории с археологией, а в остальном Дерагази промышлял традиционным для еврейской мафии бизнесом – торговал оружием, а где-то с пятьдесят четвертого промышлял контрабандой тяжелой воды. Не знаю, слышали ли вы про версию, что Давид Бен-Гурион ввязался в Суэцкую войну пятьдесят шестого года как бы в обмен на содействие Франции по ядерной программе Израиля? Построить нам реактор в Димоне французы помогли, а вот продавать тяжелую – дейтериевую – воду отказались. Зато две мафии, израильская и итальянская, сговорились – и скооперировались!
– Мы и с полицейскими чинами пересеклись, – заулыбался Олег, – и со старым «моссадовцем». Перед русской водкой они не устояли, и мы узнали много-много интересного!
Шумная аудитория ответила понятливым смехом.
– Один литр тяжелой воды стоил двести долларов, – посерьезнела Рута, – тогдашних, полновесных «баксов», а бочка – сорок две тысячи. И это лишь официальная цена! А грузовик, груженый бочками? А караван грузовиков? В общем, старый Шломо даже дату припомнил – двадцать восьмое октября пятьдесят шестого года…
– …За пару дней до этого, – подхватил Олег тем глуховатым, вкрадчивым голосом, которым обычно страшилки проговаривают, – осведомитель фидаинов – так называли шпионов-диверсантов египетского президента Насера, как раз захватившего сектор Газа… Так вот, этот информатор доложил, что в порт Ашкелона снова пришла старая галоша из Бриндизи – ее пару месяцев назад разгружали глубокой ночью под усиленной охраной. Таинственный груз тогда перевалили на грузовики, а те сразу покинули порт и укатили в направлении Беэр-Шебы. Скорее всего, полагал осведомитель, этой ночью история повторится. Египтяне сразу жутко возбудились, решив, что в грузовиках что-то шибко ценное, и устроили засаду – здесь, в Негев, на полпути между Ашкелоном и Беэр-Шебой…
– …Свидетелей ночного боя не осталось, но сган ницав… э-э… нынешний шеф-суперинтендант полиции Беэр-Шебы, а в то давнее время – сопливый курсант, легко реконструировал события. Караван попал в ловушку! Фидаины-таки перебили его охрану, но та дралась отчаянно и умело, и многих египтян забрала с собой. А потом… – Рута насмешливо улыбнулась. – Можно себе представить, до чего ж разозлился командир ДРГ, обнаружив в кузовах не ящики с золотом, а бочки с обыкновенной, как ему казалось, водой!
– Кстати, – усмехнулся Олег, – фидаины далеко не ушли – по пути в Газу их перехватил и пострелял израильский спецназ. А сегодня… Можно сказать, что история с нападением на мафиозный караван, что случилась сорок два года назад, наконец-то закончилась – мы нашли «караван-вожатого». Вильфрида Дерагази.
– Могу добавить, – разлепил я губы, – что его убило осколками гранаты из РПГ-2, а взрыв обрушил песок – и похоронил Дерагази.
– Собаке – собачья смерть, – тяжело упали Наташины слова.