Валерий Шамбаров
Иван Васильевич – грозный царь всея Руси
Глава 9
Благословенно Царство!
Венчание Ивана Грозного на Царство нередко сводят к принятию более престижного титула. Да, в XVI в. это имело огромное значение в международной политике. Но в целом такая трактовка – сугубо материалистическое упрощение. А в определении царя главную нагрузку несет духовная составляющая. Между положением князя, государя – и царя лежит примерно такая же пропасть, как между гражданским и венчанным браком. С одной стороны, – фиксация чисто земных отношений. С другой – их утверждение Свыше, от Бога.
Еще в Ветхозаветном Израиле цари получали Божье благословение через обряд Помазания. А после Пришествия Христа и победы христианства в Римской империи идеалом было признано Царствие Небесное. А Царство земное – его отражением, тенью на земле. Пусть слабой, искаженной человеческой греховной природой, и, тем не менее, следующей за своим Небесным прототипом. И вовсе не Церковь, а именно царь выступает олицетворением Божьей власти, живой связи с Царем Небесным. Церковь помогает ему, окормляет подданных и несет им Слово Божье. А Царь обеспечивает деятельность Церкви, оберегает ее от внешних врагов и ересей, и возникает «симфония», двуединый механизм государства.
Изначально, со времен равноапостольного Константина Великого, подразумевалось, что такое Царство на земле только одно – Римское. Отсюда и исключительное положение, которое занимали Византийские императоры (называвшие себя Ромейскими – римскими). Они были Боговенчанными монархами, что давало им неоспоримый приоритет среди христианских властителей. «Двойники» у них появились только с 800 г., когда папа Лев III короновал императором (Римской империи – подразумевалось, что никакой другой быть не может) короля франков Карла Великого. Но для этого понадобилось объявить Византийскую империю «еретической», как бы ненастоящей. А «христианское царство» опять получалось единственным. Но одним из пунктов расхождений между православными и католиками стала как раз подмена приоритетов. На Западе «наместником Бога на земле» был провозглашен не царь, а первосвященник, папа. Да и сама Священная римская империя германских императоров, как ее стали называть, быстро выродилась. Пост императора стал выборным, а его власть ограничили законами и подчинили коллегиальным сеймам.
После крещения Руси ее Церковь подчинялась Константинопольской патриархии, поэтому духовная власть императора признавалась и в нашей стране. Но заносчивые византийцы шли еще дальше, старались представить русских государей вообще не суверенными монархами, а своими вассалами. В официальных греческих документах упорно именовали их «архонтами» – в империи этот титул означал князя, но и чиновника, управляющего провинцией. А войны с Киевской державой называли «восстаниями русов». Но Русь набирала силу, а Византия слабела. Заключая мир после конфликта с Ярославом Мудрым, император Конастантин Мономах согласился выдать дочь за его сына. От этого брака родился Владимир Мономах, и опять случились трения, он грозил грекам войной. Тогда император Иоанн Комнин прислал в Киев необычное посольство. Оно привезло царский венец, одежды, скипетр. Иоанн таким образом признавал Мономаха равноправным царем, а вдобавок просил для своего наследника руки его дочери.
Но Владимир Мономах был последним, кто удерживал уже шаткое единство Киевской Руси. После его смерти она взорвалась междоусобицами. Легенда, впоследствии записанная на стенах Успенского собора Москвы, гласит, что Мономах предвидел распад страны, собрал перед кончиной бояр, духовенство, купцов и сказал: «Да не венчают никого на Царство по моей смерти. Отечество наше разделено на многие области; если будет Царь, то удельные князья из зависти начнут воевать с ним и государство погибнет». Вручил царские регалии сыну, Юрию Долгорукому, приказав хранить их и передавать из рода в род, пока Русь не объединится и Бог не даст ей настоящего царя-самодержца [166].
Как во многих легендах, здесь сочетались зерно истины и вымысел. Юрий не был старшим из детей Мономаха, не был любимцем отца. Очевидно, царские регалии оставались где-то на юге. Однако идея Русского Царства сохранилась именно в Северной Руси. Ее устроитель и первый великий князь Владимирский, святой Андрей Боголюбский, подчеркивал, что он – внук Мономаха, «царя и князя всея Руси». А в некоторых церковных службах, составленных во Владимире, титул самого Андрея заменялся словом «царь» [167].
В XIII в. русским княжествам пришлось покориться ханам Золотой Орды. Их тоже стали именовать царями. Они не были христианами, но и их власть была от Бога – пусть даже в наказание Руси, в исправление разваливших ее грехов. Власть ханов признавалась вполне законной, они выступали и покровителями Православной Церкви. Митрополиты всея Руси получали ярлыки на служение там же, где и князья, – от ханов. Храмы, монастыри, священнослужители находились под защитой ордынских законов.
В XIV в. обнаружился и след царских регалий Мономаха. Из пришедшего в упадок Киева перебрался на север митрополит Петр. Он осел в Москве, стал другом и наставником Ивана Калиты. И именно он благословил князя Крестом, входившим в царские регалии и присланным в свое время императором – с частицей Честнаго и Животворящего Креста, на котором был распят Спаситель. Этот Крест святителя Петра передавался Московскими государями наследникам. И Василий Иванович на смертном одре благовловил маленького Ивана тем же самым Крестом, которым «святыи Петр чудотворец» благословил Калиту и «которои прислан из Царягорода… великому князю Володимеру Манамаху, и венец царскои и диядимы и царьские, ими же венчан Царь Манамах» [168].
И как раз с Ивана Калиты во всех духовных грамотах Московских великих князей упоминается «шапка златая». Она, как и Крест, каждый раз передавалась старшему сыну. Нигде больше не фигурировала, ни в каких церемониях она не отмечается. У исследователей почему-то принято мнение, будто это был подарок Калите от хана Узбека. Но это лишь голословные догадки, ничем не подкрепленные. Куда более логично предположить, что царские регалии оставались в Киевской митрополии, и святитель Петр привез их (или сохранившуюся их часть) в Москву, передал своему ученику Ивану Калите. Передал тот самый святой, который заложил идею строительства Царства Правды…
Византия погибла, Золотая Орда распалась. За крымским, казанским, астраханским, сибирским ханами русские сохраняли титулы «царей» только по традиции, как за наследниками властителей Орды (подобный царь имелся и в самой России, в Касимове, где поселили татар, перешедших на московскую службу). Но в 1480 г. православная держава, собранная Иваном Великим, сбросила остатки зависимости от татарских царей. Женитьба на Софье Палеолог еще раз связала правящую династию с императорами Византии. И может быть, совсем не случайно для первенца от Софьи Иван Великий выбрал имя Василий – царь. Когда псковский инок Филофей обосновывал тезис Третьего Рима, он имел в виду именно это – превращение России в новое Православное царство, идущее на смену павшему «Второму Риму», греческому.
Учение о царстве разрабатывал Иосиф Волоцкий. Он писал государю Василию: «По подобию Небесной власти дал ти еси Небесный Царь скипетр земнаго царствования». Власть царя – от Бога, поэтому является абсолютной. Отчет в ней дается лишь Господу. Но при этом государь несет колоссальную ответственность за своих подданных, обязан защищать их «от треволнениа… душевныя и телесныя». Душевные треволнения – это «еретическо ученье», а телесные – «татьба и разбойничество, хищение и неправда». А такие обязанности требовали чрезвычайных прав: поощрять достойных и карать преступников. Преподобный Иосиф учил: «Страшен будеши сана ради и власти царския и запретиши не на злобу обращатися, а на благочестие». Причем право наказывать было, в свою очередь, и обязанностью. Дать волю тем, кто творит зло, – для царя это тяжкий грех. Царь не был и «первым среди равных», он был неизмеримо выше любого из своих подданных, священной особой – и выступать против него было не только светским, но и духовным преступлением. Иосиф Волоцкий наставлял, что даже священство не должно вмешиваться в его дела. Если же «Царь и на гнев совратится от кого», Церковь может лишь просить о снисхождении к провинившемуся «с кротостью и с смирением и со слезами» [169].
Да, власть Василия Ивановича по сути уже стала самодержавной. Титул царя, как уже отмечалось, с 1510 г. появился на псковских монетах. С 1506 г. его вносили в договоры с Германской империей, в 1519 г. – с Данией. Россия добилась его признания Османской империей, он фигурировал в переписке с папой римским, с Ливонским орденом, Швецией, Пруссией [170]. Но такое употребление было чисто прагматическим, для повышения престижа государства. Чтобы принять царский титул полноценно, требовался еще один шаг, и отнюдь не формальный. Венчание на Царство.
Когда еретики временно одержали верх в придворной борьбе и Иван Великий провозгласил соправителем внука Дмитрия, то провел для него особый чин коронации. В 1498 г. в Успенском соборе отслужили торжественный молебен, государь объявил, что благословляет Дмитрия «при себе и после себя великим княжеством Владимирским, Московским, Новогородским». А потом собственноручно возложил на внука бармы и шапку Мономаха [171]. Сам термин «шапка Мономаха» в описании данной церемонии появляется впервые. Но, скорее всего, это была та же «златая шапка», заветная реликвия, извлеченная ради такого случая из великокняжеской сокровищницы.
Тем не менее венчанием на Царство эта коронация не являлась. Да и не могла им быть. Государь никак не мог себе позволить поставить внука выше себя самого! А возложение символов власти его руками по всем юридическим нормам той эпохи подразумевало: дед стоит выше Дмитрия, тот является его подчиненным и по его воле принимает великое княжение. Не Царство! Царства не было у самого Ивана Великого. И ключевого обряда, Таинства Помазания, в котором царь получает от Бога высшую власть и превращается в священную особу, осуществлено не было. А Василий Иванович никаких коронаций вообще не устраивал. Он еще при жизни отца стал его соправителем, получил титулы государя и великого князя и пользовался ими. Доктор исторических наук И.Я. Фроянов обосновывает версию, что он задумывался о венчании на Царства. С 1531 г., когда избавился от еретического советника Вассиана Косого, стал готовить такой шаг, но безвременная и подозрительная смерть оборвала эти планы [170].
Однако имеются однозначные указания, что он завещал исполнить их своему сыну. В Летописце начала царства говорится, что умирающий государь благословляет маленького Ивана царскими регалиями, «сыну своему на Царство венчатися повелевает, еже Божиим благоволением и бысть» [172]. В Воскресенской летописи самого повеления венчаться на Царство нет, но тоже сказано, что отец на смертном одре благословил сына шапкой Мономаха [173]. В других летописях упоминается только крест святителя Петра, но подчеркивается – Крест был из царских реликвий Мономаха.
А в Чине венчания на Царство сам юный государь говорит митрополиту, что отец не только благословил его «великим княжеством Владимирским, и Новгородским, и всеа Руси», но и «повелел мне… помазатися и венчатися царским венцем, нарещися великим князем, Боговенчанным Царем, по древнему нашему царскому чину, да и о том отец мой князь великий и в духовной своей написал». В ответной речи святитель Макарий говорит о том же: покойный государь «велел тебе, сыну своему Ивану, на то на великое княжение стати и помазатися и венчатися боговенчанным царским венцем, по древнему вашему царскому чину, и нам бы тобя… по Божьей воли и по благоловению отца твоего… благовловити и поставити на великое княжество, и нарещи и помазати, и венчати царским саном и венцем» [174].
И.Я. Фроянов заключает: «Невозможно заподозрить в неправде государя и митрополита, произносящих речи в главной святыне Руси – Успенском соборе. Это полностью исключено» [170]. Но видный историк обратил внимание: молодой государь ссылается на духовную грамоту своего отца. А она пропала. В различных источниках приводятся лишь выдержки из нее. Подлинник исчез неизвестным образом. Пропажу столь важного документа нельзя считать случайной. Особенно если участь интриги вокруг составления духовной, описанные ранее. И.Я. Фроянов приводит косвенные доказательства, что духовная грамота Василия была уничтожена в период боярского правления – как главный документ, обосновывающий право Ивана Васильевича на наследование престола, утверждающий правительство. И волю отца, чтобы сын принял царскую власть [175].
Сходными причинами можно объяснить низложение и ссылку Коломенского епископа Вассиана Топоркова в 1542 г. Государь уже вышел из детского возраста, подрастал – и был удален советник его отца в последние годы жизни. Не исключено, что именно он, ученик и продолжатель дела Иосифа Волоцкого, начинал готовить венчание на Царство покойного Василия Ивановича и, конечно же, знал его волю относительно наследника. А Иван Васильевич достиг совершеннолетия в 1545 г. В те времена как раз в 15 лет знатные юноши и дети боярские начинали службу. Но никаких действий государя, знаменующих его вступление в самостоятельное правление, не последовало. От реальных рычагов власти его по-прежнему оттирали бояре. И.Я. Фроянов делает вывод об упорном сопротивлении Самодержавию со стороны как аристократов, так и тайных еретиков. И помогало им как раз отсутствие духовной грамоты Василия Ивановича [175].
Конечно, трехлетним ребенком Иван Васильевич не мог запомнить волю отца. Но был святитель Макарий, которого историки характеризуют как «иосифлянского теоретика», способствовавшего «развитию идеи русского Самодержавия» [176]. Были родственники матери, Глинские. Вероятно, имелись и другие советники, видевшие в Самодержавии спасение от боярской анархии, ведущей страну в пропасть. Но для решающего шага влияния митрополита и Глинских было явно недостаточно. Ведь они находились рядом и в 1545 г. Но перемены последовали только через полтора года. Нет, главную роль сыграла воля самого Ивана Васильевича!
Инициатива венчания на Царство исходила от него. Это подтверждают Царственная книга [177], Александро-Невская летопись [178]. К своему совершеннолетию он был уже очень образованным, «книжным» человеком [179]. В.О. Ключевский, крайне негативно относившийся к Ивану Грозному, признавал, что он «быстро рос и преждевременно вырос. В 17–20 лет, при выходе из детства, он уже поражал окружающих непомерным количеством пережитых впечатлений и передуманных мыслей, до которых его предки не додумывались и в зрелом возрасте» [180].
Очевидно, мысль о венчании на Царство вызревала в нем не сразу. Но и полной тайной она быть не могла, государь делился ею с приближенными. И снова мы сталкиваемся с совпадением. Незадолго до принятия решения, в июле 1546 г., случилось то самое столкновение на лесной дороге с новгородскими пищальниками, которых настроили с оружием прорываться к Ивану Васильевичу. В случае его гибели никто не стал бы искать других виновных, покатились бы в пыль головы простых новгородцев. Оставалось возвести на престол двоюродного брата, малолетнего Андрея Старицкого – и у власти утверждалась новая боярская группировка. Но государь уже проявил свой ум. Понял, что пищальников кто-то использовал, поручив искать и наказать заказчиков.
А в конце того же года 16-летний Иван Васильевич повелел митрополиту собрать всех бояр, в том числе и опальных (что означало амнистию – опальные не имели права появляться перед лицом государя). Встреча состоялась 14 декабря. Великий князь обращался к боярам ласково, говорились какие-то общие слова. Возможно, присматривался, оценивал настроения. Но свои главные мысли он огласил лишь на второй встрече, 17 декабря. И тоже не сразу! Объявил, что «помыслил есмы женитися». Рассказал, что хотел искать невесту за границей, «у короля у которого или у царя у которого, и яз, отче, тое мысли отложил». Потому что остался маленьким без отца и матери, и если взять иностранку, то у них вдвоем, без родительской семьи, «норовы бдут разные, и между нами тщета будет». Поэтому хочет жениться «в своем государстве, у кого ми Бог благословит».
Предложение было вполне здравым – по русским обычаям, полноправным, совершеннолетним мужчиной считался только женатый человек: хозяин, глава семьи. У мтрополита и бояр слова государя вызвали слезы умиления. Макарий благословил его на доброе дело, и бояре тоже «похвалиша добрый его совет». Но оказалось, что Иван Васильевич сказал не все, перевел разговор на другое: «Хочю я наперед своей женитвы поискати прежних своих прародителей чинов: как наши прародители Цари и Великие князи и сродничь наш великий князь Владимер Всеволодович Мономах на Царство на великое княжене садилися, и яз по тому ж чин хочю исполнити и на Царство на великое княжение благословил сести» [181].
Очевидно, далеко не все из бояр были в восторге от такого поворота. Но для многих он оказался совершенно неожиданным, слова государя застигли их врасплох. Вероятно, и предварительная работа через Макария сделала свое дело. А сам государь к вопросу о венчании на Царство подвел бояр так тонко и мудро, что на открытые возражения не осмелился никто. Ведь претензия получалась законной, юридически обоснованной, со ссылками на «прародителей царей» по линии Софьи Палеолог, Владимира Мономаха – чье царское достоинство было бесспорным. Кто искренне, кто нет, но идею одобрили.
Торжество не откладывали, оно состоялось всего через месяц. Отсюда видно, что митрополит был заранее в курсе дела. Он успел разработать чин венчания на Царство. Ключевые обряды были взяты из чина венчания византийских императоров. Макарий дополнил их и поучениями преподобного Иосифа Волоцкого о самодержавной власти.
16 января 1547 г. в Москве зазвонили колокола «сорока сороков» церквей. Кремль был переполнен народом, и по дорожкам из дорогой ткани, рассекающим людские массы, к Успенскому собору выступила процессия во главе с государем. Конечно, он волновался. Еще недавно жалкий сирота, он шел к Царствованию. И люди стекались в Кремль совсем не из праздного любопытства. Они становились свидетелями грандиозного, уникального события в нашей истории.
После молебна митрополит совершил главное, Таинство Помазания. Отныне Иван Васильевич стал царем, Помазанником Божьим. А Помазанник по-гречески – Христос. По-еврейски – Мессия [182]. Государь превращался в Его земной образ. А сама Россия превращалась в Царство. На великого князя возложили знаки власти: Честной Животворящий крест, бармы. А шапку Мономаха он надел на себя сам. Короновать имел право только более высокий властитель. Но выше Ивана Васильевича теперь был только Бог.
Святитель Макарий обратился к нему с наставлением, уже как к «Боговенчанному православному царю»: «Имей страх Божий в сердце, и сохрани веру христианскую Греческого закона чисту и непоколебиму, и соблюди Царство свое чисто и непорочно, якоже ныне приял его от Бога». Учил любить и почитать «матерь твою Церковь», «и к святым честным монастырем велию веру держи». Напомил о долге блюсти православных подданных, защищать их и веру «от дивиих волк губящих, да не растлят Христова стада», о долге «рассудити и управити в правду» Русскую землю [183].
И первое, что совершил Иван Васильевич в новом качестве, – решил поблагодарить Господа и святых угодников. «Того же месяца 25 поехал Царь и Великий Князь Иван Васильевич всеа Русии к живоначалной Троице в Сергиев монастырь помолитися и к чюдотворным мощем приложитися и молебного пения послушати». Молился у гробницы своего покровителя Сергия Радонежского, просил о «милости Божьей и укреплении Царства его», сделал благодарственные вклады в обитель, «а на Москву приехал того же месяца 28» [184].
Для выборов невесты снова использовали византийский обычай, по городам развозили государев указ представить девушек на выданье под угрозой наказания. Избранницей Ивана Васильевича стала Анастасия Романовна из рода Захарьиных-Юрьевых. Впрочем, система фамилий на Руси еще не устоялась, и в документах встречаются разночтения. Потомков Захария Кошкина называли Захарьиными, их ветвь, которая пошла от Юрия Захарьевича, обозначали Юрьевыми или Захарьиными-Юрьевыми, а детей одного из них, Романа Юрьевича, именовали Романовыми. Анастасия славилась красотой, умом, благочестием. Но в России было много умных и хорошо воспитанных красавиц. Почему же царской супругой стала именно она?
Обращает на себя внимание и то, что все совершилось очень уж быстро. 17 декабря объявление о намерении жениться и принять царский венец, 16 января – венчание на Царство, потом поездка в Троицу и через неделю – свадьба. Можно предположить, что Иван Васильевич, испрашивая благословение на брак, уже заранее знал, на ком. Как мы помним, отец государя на смертном одре назначил в помощь жене и сыну совет из 7 опекунов. Но из них не предал только один. Михаил Захарьин-Юрьев. Он уже умер, однако верным помощником юного Ивана стал его брат Роман. Он был одним из тех, кто помог государю вернуть власть. Как раз через него великий князь мог узнать содержание пропавшей духовной грамоты отца – брат Михаил участвовал в ее составлении.
Иван Васильевич наверняка бывал у него дома, заезжал по делам или просто в гости. Вот и познакомился с его дочкой. А смотрины невест разыграл для видимости, чтобы соблюсти традицию. Во всяком случае выбор Анастасии выглядит осознанным. Отсюда и глубокая, искренняя любовь, связавшая их. 3 февраля митрополит обвенчал их, сказал: «Днесь таинством Церкви соединены вы навеки, да вместе поклоняетесь Всевышнему и живете в добродетели, а добродетель ваша есть правда и милость…» Анастасию обряд венчания сделал не только женой, но и «христолюбивой Царицей». Супруги вышли на ступени Успенского собора. Их славило множество людей, собравшихся в Кремле, восхищалось ими – такими молодыми, красивыми, счастливыми.
Праздновала вся Москва. Раздавались милостыни, прощались осужденные, шумели веселые пиры. Но Иван и Анастасия недолго оставались в центре общего веселья, выслушивали здравицы и пожелания. Брак на Руси вообще был делом серьезным. Главное было – произвести здоровое потомство. А уж царский брак и подавно был делом не личным, а государственным. Молодые супруги оставили торжества и отправились все туда же, к гробнице Сергия Радонежского. 70 километров пешком в феврале, и не по расчищенному шоссе, а через снежные сугробы и заносы. Пожалуй, тут можно оценить волю и веру юных новобрачных. Царь и царица шагали, помогая друг другу. Шли просить благословения на свою семейную жизнь.
А когда 16-летний Иван Васильевич вернулся из этого «свадебного путешествия», он взялся за важнейшее духовное дело для всей России. 26 февраля под его председательством открылся Освященный Собор. Подготовил его Макарий. На Руси в разные времена прославилось немало святых. Но княжества и земли долго жили по отдельности. И получилось, что кого-то из святых почитали в Новгороде, кого-то во Владимире, Муроме. А в других местах о них забыли или вообще не знали. В ходе своих трудов по составлению Четьий Миней миней митрополит собрал сведения о таких подвижниках и представил их на Соборе.
Под непосредственным руководством царя и Макария постановили канонизировать 23 святых. В их числе был один из предков Ивана Васильевича, святой Александр Невский, крестители Муромской земли князь Константин с сыновьями Михаилом и Федором, небесные покровители семьи и брака Петр и Феврония, первый предстоятель автокефальной Русской Церкви святитель Иона, основатели святых обителей – преподобные Пафнутий Боровский, Макарий Калязинский, Александр Свирский, Савватий и Зосима Соловецкие, Михаил Клопский, ученик Сергия Радонежского Никон… Отныне молитвы им стали возноситься по всей стране, во всех храмах и монастырях. А Русское царство, таким образом, получило новых Небесных заступников.
В заключение отметим еще одно совпадение. Для материалистов – случайное. Для верующих – явное проявление Божьего промысла. Сразу же после рождения Русского царства Господь благословил его дальнейшую долгую жизнь и грядущую славу. Через Анастасию. От Рюриковичей – к Романовым. Благословенно Царство!
