Валерий Столыпин
В любви то радостно, то больно
Сопромат и любовь
И хлопают двери, и вазы дрожат,
Зажав непокорные стебли в объятья,
Танцуют в шкафах полуголые платья,
И галстуки, вытянув шеи, летят.
Лада Миллер
– Любовь, любовь… что лично вы знаете о любви! Девчонки, вы даже не представляете, Димка мне целый вечер вчера про баскетбол, про зачёт по сопромату втирал, заливался как соловей. Первое я терпеть не могу, а второе, ну убейте – не понимаю. А я слушаю, развесив уши и счастлива, сама не знаю почему. Любовь это или нет?
– Это шизофрения, не иначе.
– Я с вами серьёзно, а вы шуточками отвечаете. У меня нет галлюцинаций. Я что, похожа на ненормальную! Глупости говорите. Просто Димочка – самый лучший. Какая мне разница, о чём он рассказывает? Главное – мне, а не кому-то другому. Катя, хоть ты им скажи, я права?
– Откуда мне знать, Лариса? Я сама порой веду себя как ненормальная. Спрятала вон Лёнькину грязную футболку, нюхаю её как ночную фиалку, носки его с удовольствием стираю. Аппетит теряю, когда наблюдаю, как Лёнечка ест, в обморок падаю от его прикосновений, во сне с ним разговариваю и много чего ещё, не сказать, что адекватное.
Самой иногда за себя стыдно бывает.
Что бы ни увидела на улице, представляю его. Кстати, на первом нашем свидании мы всю ночь молчком сидели. Я такие глюки ловила – не передать. Каждые пять минут в нирвану проваливалась, улетала куда-то далеко-далеко, а возвращалась медленно и не полностью. А какая счастливая была! Может и шизофрения, но она мне определённо нравится. Не слушай никого, девчонки тебе завидуют.
– Вот именно. Я тоже так думаю. Даже если я ненормальная – пусть, если мы с Димкой вместе с ума сходим. Не представляешь как это вкусно. Он ведь такой же ненормальный, как я. Так и будем жить в любви и согласии – двое наглухо пришибленных влюблённых дурачка. Кать, а Лёнька тебя замуж звал?
– Ларис, я не пойму, ты про любовь, или про замуж? Там другие вопросы и проблемы будут. Сегодняшние твои переживания – цветочками, детскими сказками покажутся.
– Разве это не одно и то же?
– Это… об этом тебе рано думать. Романтики вдоволь наешься, тогда про взрослые игры думай. От поцелуев дети не родятся.
– Ты что, всерьёз! Тебе значит не рано, а я не доросла, Кать и ты туда же? Между прочим, мне двадцать один год. Уже всё можно.
– Если осторожно. Ты с этим можно аккуратнее, а то без диплома останешься.
– Сама-то много осторожничаешь? Для чего тогда запираетесь?
– Разговариваем по душам: сопромат там, то-сё, сама понимаешь.
– Это что же получается: вы все ангелочками прикидываетесь, одна я о глупостях мечтаю?
– Не заводись, Лариска. Девушка должна быть скромнее. Мало ли о чём мы по ночам грезим. Не обязательно об этом на каждом углу кричать.
Конечно, некоторым нужно больше, чем поцелуи при луне, может быть даже каждой чего-то не очень скромного хочется, но ведь это настолько личное, интимное, что говорить об этом с посторонними – то же, что раздеться прилюдно.
И потом, знаешь, когда мальчики ездят по ушам, рассказывая, что мужчинам без этого развлечения никак нельзя, а они это делают постоянно и очень охотно, то непременно превышают предельно допустимую скорость движения, в результате не справляются с управлением мозгами и влетают без тормозов в очень интимные пределы.
Это я так, для раздумий. Обсуди с собой на досуге. А вдруг он тебе про сопромат глаголит, потому, что ты сопротивляешься? Намекает, что пора бы уже ножки раздвинуть, иначе у него где-то в штанишках и-го-го и бо-бо.
– Я же только с вами, с подругами откровенничаю. Чего в этом такого, криминального?
– Даже с нами не стоит. Точнее, с нами тем более, но это ты позже поймёшь. Зависть и всё такое. Любая откровенность при случае оборачивается оружием массового поражения. Боишься не успеть? Уйдут, уйдут ведь без возврата года, достойные разврата! Помнишь, как Тоня говорила в фильме “Девчата”– если сегодня всё переделаем, чем завтра заниматься будем? А если он тебя не любит, просто воспользоваться хочет девичьей впечатлительностью, тогда как!
– А вот и любит, нечего на него напраслину возводить!
– Вот смотрите, девчонки, – Катя вынула из косметички золотое колечко с внушительного размера прозрачным зелёным камешком, примерила его на безымянный пальчик правой руки, – как вам?
– Вы чё, помолвлены с Лёнькой! Это он тебя закольцевал? Прелесть какая.
– Не угадали. Берите выше. Это мне его мама подарила. Заветное. От одной невестки к другой по наследству переходит. Семейная реликвия. Самый настоящий изумруд.
– Ври больше. С какой стати такие дорогие подарки первой встречной делать? Вы же без году неделю знакомы.
– Вот и я так думаю – зачем? Конечно, это аванс. Его ещё заслужить нужно, но я постараюсь. Вот увидите. Так что Лариска, мне уже об этом не только мечтать можно, а ты сама думай, любовь у тебя или так себе. Замуж-то звал?
– Говорит, что рано. Познакомиться поближе, мол, сначала нужно.
– И я про то же, дурында. Выбирает, ковыряется, хочет товар на зуб попробовать, чтобы решение принять. А девственность всего одна. Вот и поиграй в недотрогу, если сможешь устоять против его чар. Не всем правда удаётся. Если любит – поймёт, что причиной тому твоя девичья застенчивость и осторожность. Чаще мальчишки убегают от девочки-мимозы, не желают терять время на напрасные детские игры. Им сразу цветочек сорвать нужно. Биология, основной инстинкт.
– Откуда ты всё знаешь?
– Страус поведал. Шучу, конечно. Подруги рассказывали. Раечку из сто пятьдесят третьей комнаты спроси. Она много чего про мужское непостоянство знает. У неё от того сопромата тоже уши пухли. Теперь вот животик на нос прёт, а мальчику мамочка не разрешила иметь дело с плохой девчонкой из захудалой провинции.
– Это как понять, где логика? Нас же другой математике учили. Почему девочка вдруг и сразу стала плохой, как только забеременела! А ребёнок, получается, он тоже неправильный, дефективный, даже если здоровенький?
– Ещё как получается, Лариска. Реальность бытия огорчает чаще, чем радует. Нет в мире совершенства. Мы предполагаем, планы строим, а реальность располагает определёнными алгоритмами, которые кем-то одобряются или нет, без учёта наших желаний и нашего мнения.
– Мой Димка не такой. Он хороший, он добрый.
– Ты спросила, я ответила. Сама решай. У нас ведь страна Советов, этого добра у каждого хоть отбавляй. Слушать советы не только не обязательно, но и вредно порой. Знаешь, Лариска, что я тебе скажу – мы ведь только строим из себя умных и целомудренных, а как любимый прижмёт-приголубит – благоразумие и скромность волной смывает.
Сама поймёшь, о чём говорю. Вспоминаю свои романтические ошибки, глупости всякие забавные, минуты неодолимой страсти и улыбаюсь про себя: так хочется повторять их ещё и ещё. Эх, растравила душу, зараза! Хватит уже болтать, бог знает о чём. Сами не хотите учить – другим не мешайте. Одни Джульетты собрались. Не успели вылупиться, а уже про любовь рассуждают.
Сквозь призму времени
У всех бывают слабости минуты,
такого разочарованья час,
когда душа в нас леденеет будто,
и память счастья
покидает нас.
Вероника Тушнова
– Мы такие разные, Милька, но такие родные, – с восторгом шептал Степан Кулешов на ушко любимой, чувственно прижимая к себе. Её, почти жену, на маленькой кухоньке собственной квартиры на окраине областного города, оставленной по завещанию папиной мамой.
Друзья, влюблённые, партнёры, сожители, жених и невеста. Любой из этих эпитетов описывает их отношения лишь частично.
Эти молодые люди, по сути – единое целое. Именно поэтому они здесь, в этой квартирке, которую старость бабушки превратила в развалины.
Для влюблённых же эта жилплощадь – истинный рай, где они счастливы, где всё-всё-всё решают сами, где начинается абсолютно новая жизнь, где им двоим можно всё. Даже то, чего нельзя.
– Ты мне дороже отца, дороже мамки. Как же я люблю тебя, милая моя Люсенька! Как же мне хо-ро-шо с тобой!
Эти двое любят друг друга чисто и искренне.
Иначе они не умеют.
Новая жизнь: волнительная, соблазнительно притягательная, чарующе таинственная, непредсказуемая, обещающая столько сладкого, пикантного и манящего, что дух захватывает.
Однако увлекательные приключения и романтические авантюры пришлось отложить до более благоприятных времён, ограничив новшества смелыми экспериментами в постели, короткими свиданиями вечерами и общением в выходные дни.
Нужно было настраивать быт, оплачивать расходы, искать себя и профессию, что похищало у возможности плодотворно общаться уйму времени.
Ребята ужасно уставали, но старались: карабкались, осваивали новые возможности, взрослели.
Вот только любовь… с ней что-то стало не так.
Влечение, восхищение близостью, осталось, а обожание слегка, пока не совсем, померкло.
Людмила стала замечать, что кроме Стёпки есть и другие привлекательные мужчины, гораздо интереснее, умнее, и главное удачливее.
Пока Люся только подмечала, невольно, мимоходом, несоответствия ожиданий от совместной жизни и собственных желаний.
Бриллиантовая пыль с безграничных возможностей большого города, с того, чего хотелось на самом деле и что давалось в реальности, осыпалась потихоньку, поселяя неясные пока, но вполне определённого свойства мысли: а вот если бы…
Когда влюблённые покидали родительский кров, Стёпка был очарован не только девичьей привлекательностью и взаимными чувствами подружки: девушка отличалась нежностью, скромностью, мягкостью характера, обезоруживающей преданностью.
Он гордился Милькой, боготворил её.
Не удивительно, Степан вкалывал на двух работах одновременно, заочно учился, баловал любимую, если представлялась такая возможность.
Денег, увы, на всё не хватало.
Милька же резонно решила, что от работы не богатеют, а горбатеют, посему для начала пошла на курсы визажистов.
Профессия обещала, пусть и с чёрного хода, сближение с таинственным миром моды и богатых клиентов.
Людмила листала модные журналы, с изумлением и завистью вглядывалась в довольные лица, пафосные позы мужчин и женщин, живущих по ту сторону убогости, в изящном мире показной роскоши, невиданного комфорта и изобилия.
На курсах Люся познакомилась с теми, кто создавал одну из граней этой удивительной жизни. Курсистки запросто делились друг с другом информацией, предлагали дружбу.
Оказалось, что нет ничего невозможного: нужно лишь протянуть руку и взять то, чего хочется. Девочки даже рассказали – как ловчее обналичить мечту.
Людмила обнулила “семейные” сбережения, чтобы соответствовать той среде, в которую мечтала проникнуть, обновила макияж в направлении экстравагантной оригинальности, старалась выглядеть заметной, яркой и преуспевающей.
Стёпка ласково гладил свою Мильку по экзотической причёске, нежно целовал уши и шею, затем в губы, с которых, смеясь и дурачась, стирал яркую губную помаду, без тени недовольства внушал, что жить без накоплений нельзя, что страховая сумма необходима для уверенности в завтрашнем дне.
Люся нервничала, злилась, доводила себя до слёз, говорила, что он ничего не понимает в жизни, в привлекательности, женственности, потом отворачивалась и долго дулась, сидя на подоконнике в позе кучера.
Мирились, понятное дело, в постели.
Милька тоже его любила, по-своему. Просто у неё были другие планы на жизнь, иное мнение о том, как должна выглядеть, к чему стремиться, современная девушка.
Людмиле удалось с помощью новых подруг устроиться в престижный салон, привлечь обеспеченных клиенток, набрать заказов на причёски, маникюр и макияж с выездом на дом.
Денег, вещей и возможности жить красиво становилось больше, времени меньше.
Стёпке пришлось соответствовать. Он бросил учёбу, пошёл работать в такси, в основном в ночные смены, чтобы заработать на шикарные наряды и походы в рестораны для своей Мильки.
Живя в одной квартире, изредка засыпая и просыпаясь в общей постели, регулярно имея интимную близость, жених и невеста со стажем постепенно утрачивали магнетизм духовного соприкосновения.
Они встречались и прощались как старые знакомые, без особенных сближающих до степени смешения, эмоций, лишённых теперь прежней ненасытности и страсти: воздержанно, ненавязчиво, буднично, если не сказать равнодушно.
Стёпка торопился заработать, Людмила – потратить.
Жених ласкал и боготворил, невеста позволяла проявлять опеку и нежность.
Он любил только её, но позволял любые вольности, поскольку верил, потому, что не мог себе представить, чтобы его Милька…
Люся же неистово развлекалась на модных тусовках и светских раутах, позволяя случайным кавалерам после разудалых танцев продолжить общение в сугубо интимной обстановке.
Ей нравились мальчики с тугими кошельками и наглыми манерами, льстило число желающих добиться благосклонности, преподносить презенты, знакомить с сильными мира сего, баловать изысканными развлечениями, которые “не для всех”.
Людмила всё реже и реже появлялась дома, запросто могла улететь с очередным завоевателем её роскошного тела на тропические острова дней на десять.
Обычно она оставляла Стёпке короткую записку или сообщение на автоответчике телефона, но иногда забывала это сделать, знала – поверит в любую чушь.
Расставаться с женихом она не хотела. Её устраивали необременительные, привычные отношения с любимым.
Люся спала то с одним, то с другим, иногда даже влюблялась, но чаще сдавала себя в аренду за вполне материальные плюшки или услуги.
Как женщине удавалось сохранять славу недоступной и целомудренной девушки, почему до сих пор никто из любовников не предал огласке многочисленность и неразборчивость связей, непонятно.
Желающих отведать от её щедрот было достаточно много. На днях Людмила из рядовой сотрудницы превратилась в хозяйку салона и шикарной квартиры в центре города.
Подарок Люся приняла, телом щедро поделилась, но быть профессиональной содержанкой не захотела.
Ей было ужасно жаль преданного Стёпку.
Она вновь и вновь возвращалась к жениху, опять давала ему надежду, хотя сама уже ни во что не верила. В особенности после того, как сделала аборт, избавившись от плода любви известного кутюрье.
Стёпка ждал любимую, ждал всегда, когда не был на смене. Холодильник был полон, квартира в идеальном порядке, ужин достаточно было лишь подогреть.
Догадывался ли он, знал ли?
Думаю, да.
У людей с тонкой духовной организацией развитая интуиция.
Сегодня Людмила развлекалась в обществе статусного мужчины со средствами, возраст которого говорил сам за себя: вдвое старше её.
Сморщенный, старый, с вялыми артефактами завоевателя постельной любви и слабым здоровьем, он имел определённое влияние в сфере моды и красоты. От него зависело многое, в том числе приток новых клиентов.
Грех было не воспользоваться такой возможностью, пока в цене молодое тело и умение себя подать.
Кавалер предлагал вояж в Монте-Карло. У Людмилы же внезапно вспыхнул приступ ностальгии. Она чуть не расплакалась в процессе унизительно неприятных эротических забав, вспомнила про Стёпку.
Причину расстаться было найти не сложно. Впрочем, любовник был доволен, обещал содействие.
Удивительно, но Люську не вдохновили его обещания, хотя надежду на повторное свидание она всё же на всякий случай дала.
Ей было не по себе. Что-то внутри закручивало в спираль, давило и рвало внутренности и душу.
– Милька! Он один в этом мире называет меня Милька. Только Стёпка любит и ждёт. А я…
Слёзы текли по Люськиному лицу, обжигали чувствительную кожу. Дорогущий авторский макияж безнадёжно потёк.
Как назло поток машин остановился, застыл без движения.
На тротуаре напротив увлечённо обнималась влюблённая парочка.
Юноша был удивительно похож на Степана, девушка такая же миниатюрная и стройная, как она тогда.
Тогда. Три года назад.
Стёпка давно уже не предлагает замужество, хотя время от времени дарит кольца.
Теперь с бриллиантами и изумрудами.
Влюблённые мило целовались. Целую вечность.
Почему не она, почему не со Стёпкой?
Она знала – почему. Потому, что повернуть течение жизни вспять не-воз-мож-но!
Люське нестерпимо захотелось увидеть лицо смешно и нелепо одетой Джульеты, совсем как она, когда приехала в этот страшный в беспощадной циничности город, который окружил её совсем не теми соблазнами, которые ведут к счастью.
Женщина так растрогалась, что готова была немедленно, сию же секунду бросить постылый бизнес, порвать престижные связи и бежать без оглядки к нему, к Стёпке.
Девочка, словно что-то почувствовав, посмотрела в её сторону, что-то смущённо прошептала юноше. Тот улыбнулся, сгрёб девчонку в охапку, театрально поцеловал её в губы, поднял вверх большой палец и послал Люське воздушный поцелуй.
Лицо девушки озарила лучезарная улыбка. Она просто светилась счастьем.
Мальчишка подхватил подружку на руки, начал кружить.
Людмила довольно долго стояла у подъезда, не решаясь войти.
Никогда прежде с ней не случалось подобное.
Руки дрожали, ноги подкашивались, сердце предательски ухало.
Женщина так и не смогла успокоиться, просто шла, держась за стенку подъезда, которая норовила убежать в сторону.
Стёпка открыл дверь, словно знал, что сейчас Людмила войдёт, будто сидел и ждал этой минуты.
Его лицо было спокойно, движения уверенны.
Мужчина, безмолвно заглядывая в глаза, опустился на колени, снял с невесты сапоги.
– Ужинать будешь или только чай, может вина? Я так соскучился.
Стёпка обнял Мильку, знакомо, привычно поцеловал в шею, потом в мочку уха.
– Опять накрасилась. Без макияжа тебе куда лучше.
Любимый вынул из кармана брюк носовой платок, вытер потёки с лица, помаду с губ и поцеловал.
Люська сама себе не верила. Она давно забыла слово любимый, давно не чувствовала вкус поцелуя.
Почему же так кружится голова?
– Стёпка, скажи честно – ты меня всё ещё любишь?
– Дурочка ты моя с переулочка. Кого же мне любить, если не тебя?
– Честно-честно!
– Честнее не бывает, Милька моя. Вот только ревную немного. Ты слишком много работаешь, так нельзя. Хочешь, увезу тебя к морю. Например, в Геленджик, или в Сочи. Никогда не видел моря. Помнишь…
Людмила долго-долго смотрела Стёпке в глаза, усиленно хлопала ресницами, пока не разрыдалась.
Люська не могла поверить…
Поверить себе.
Ведь она совсем не та, в кого влюблён Стёпка: не застенчивая девочка с чистой душой и распахнутыми в предвкушении счастья глазами.
Она совсем другая: порочная и лживая дрянь, цинично предавшая любовь.
Рано или поздно правда вылезет наружу и тогда…
– Ты на меня сердишься, Милька? Последнее время я уделял тебе так мало внимания. Я всё исправлю. Так много нужно тебе сказать. Ты самая лучшая, самая-самая. Я так тебя люблю.
И была ночь.
Ночь любви.
Стёпка сгорал в пламени трепетных эмоций, нежно ласкал свою маленькую девочку.
А Милька… она ничего, ничего, совсем ничего не чувствовала, кроме стыда.
Она думала о том, что завтра или на днях ей позвонит Илья Викторович, скажет, что оформил на её имя ещё один салон красоты.
Сможет ли она отказаться от щедрого подарка?
А от Стёпки?
Я его тоже люблю
Напрасно разум громко и толково
твердит нам список радостей земных:
мы помним их, мы верить в них готовы —
и все-таки не можем верить в них.
Обычно всё проходит без леченья,
помучит боль и станет убывать,
а убивает
в виде исключенья,
о чём не стоит всё же
забывать.
Вероника Тушнова
Девочка неподвижно стояла под проливным дождём около подъезда пятиэтажки с поднятым вверх лицом и распростёртыми руками, словно молилась, беззвучно обращаясь к безучастному небу.
Она плакала. Только слёзы ничего не могли изменить.
Дождь всё лил и лил. И никому на всём белом свете не было дела до того, что до неё никому нет дела.
Сквозь тонкую намокшую ткань летнего платьица отчётливо видны белые трусики, поджарый животик и изящная маленькая грудь с напряжёнными от соприкосновения с холодной влагой сосочками.
Молодость, привлекательность, изумительно стройная фигурка и такой трагический вид.
Что же произошло?
В ближайшее окна кто-то внимательно подглядывает, тайком. Значит, кому-то всё же интересно, что же будет дальше.
Асе тоже хотелось бы это знать.
Восемь месяцев она жила в квартире у любимого: осень, зима, весна. Вот уже лето наступило. Радоваться бы жизни, теплу, молодости и хорошему настроению.
Так и было до сегодняшнего дня. Так было.
Она и Вадик.
С утра, до того как открылась поликлиника, девочка была счастлива. Подтверждение беременности Асю не напугало, скорее наоборот, обрадовало. Ведь у них любовь, а новая жизнь – подтверждение того, что их близость угодна Вселенной.
Как же она удивилась, когда увидела реакцию Вадика на то, что он без пяти минут отец. Ведь он столько раз клялся в вечной любви.
Юноша побледнел, отчуждённо, почти обиженно спрятал взгляд, нервно закурил и ушёл, больно хлопнув дверью. Не сказал даже, куда и зачем отправился.
Не ответил, не объяснил. Ни-че-го!
Просто исчез, испарился, оставив Асю наедине с непричёсанными мыслями.
Ася ждала Вадика до утра.
Тщетно.
Придя с работы, девочка обнаружила, что любимый сменил замок на входной двери. И исчез из её жизни. Похоже навсегда.
Ночь, проведённая на ступеньке в подъезде, убедила девушку, что в этом доме для неё больше нет места.
Была ли любовь? Конечно, была. Как же без неё!
Или ей так только казалось?
Как же тогда… жить дальше!
Для Аси отношения с Вадиком были единственными и первыми, если не считать того случая на выпускном школьном балу, когда весь вечер танцевала с Костиком Белкиным, а потом до утра просидела с ним в обнимку на берегу пруда и неумело целовалась.
С Вадиком с самого начала всё было серьёзно, основательно. После первого же свидания мальчишка на полном серьёзе сказал, что влюбился, что жить будут вместе в его отдельной квартире, доставшейся от рано ушедшей из жизни мамы.
В представлении Аси, так внушила мама, семья – это святое. А любовь, о ней девочка ничего не знала, кроме того, что рассказывали подружки.
От прикосновений и разговоров с Вадиком у неё кружилась голова, подкашивались ноги. Ася с первого взгляда поняла, что это её судьба, её мужчина.
Любовники понимали друг друга с полуслова, думали и чувствовали в унисон, предпочитали одно и то же.
Мир в буквальном смысле состоял из его удивительных глаз, ласковых и нежных рук, миллионов прикосновений и сказочных эмоций.
Жизнь без Вадика замирала, становилась серой и скучной. С ним всё-всё-всё вокруг казалось праздником.
Они строили фантастические планы на ближайшее и далёкое будущее, которое выглядело потрясающим.
У Вадика не было недостатков. Совсем. Во всяком случае, так девочка видела и чувствовала.
– Какое счастье, – то и дело повторял любимый, – что мы с тобой встретились.
А каким ярким праздником была интимная близость. Ася и представить не могла, что слияние с любимым настолько волшебное состояние.
Через неделю юноша приехал в общежитие и забрал её, не вникая в аргументы против такого шага.
Жили они душа в душу. Нет смысла говорить о том, что спали ребята вместе.
Первый месяц только спали, а потом…
Теперь девочка узнала, что беременность – не настроение, не сказочное приключение, а весьма болезненное состояние, не связанное с любовью и удовольствием. Это ответственность, от которой она не желает избавляться, как поступил Вадик.
Ведь она ему верила, считала мужем.
Они вместе вели хозяйство, готовили, заработанные деньги складывали в одну коробочку из-под конфет.
Коробочка осталась там, в квартире. Там же её нехитрые пожитки. Вот только сможет ли она теперь решиться на встречу с Вадиком?
Придётся наверно ехать к родителям, рассказывать правду, в которую Ася и сама пока до конца не могла поверить. Одной не справиться.
Или всё же он передумает…
Девятнадцать. Это число лет до того, как её выбросили на улицу, словно ненужную или сломанную вещь.
Теперь её, если считать плод живым существом, человеком, стало вдвое больше.
Тот, кто не спросив разрешения или желания должен вскоре появиться на свет, сейчас уютно плавал где-то внутри, даже не подозревая, что сию минуту решается его судьба, которая может закончиться не начавшись.
Ведь его ещё нет.
Девочка стояла под проливным дождём и не могла принять взвешенное решение.
Ей казалось, что жизнь утратила самое основное – смысл.
Зачем ей теперь жить, если любимый оказался предателем, если не на что и не на кого больше рассчитывать?
Потом из соседнего подъезда вышел парень с большим зонтом, направился прямиком к Асе, протянул ей записку.
“Ася. Мне нужно побыть одному, разобраться в себе. Не сердись, не отчаивайся, это жизнь. Мне рано становиться отцом. Рано! Будь умницей. Я тебя на самом деле люблю. Дай время осмыслить, как жить дальше! Вещи завтра привезу в общежитие. Возможно, мы снова будем вместе, если… ”
Ужаснувшись этому “если” девочка разрыдалась, отдала недочитанное письмо посыльному.
– Что же сказать Вадику, – спросил юноша.
– Передай, что я его тоже люблю. Но это уже не имеет значения.
.
