Василий Криптонов
Ты можешь идти один
Глава 3
– Привет! – вырвал меня из задумчивости знакомый голос.
Я поднял голову, и сердце замерло. Жанна стояла рядом с моей партой, смотрела на меня ярко-синими глазами и улыбалась.
– Привет, – шепнул я, потеряв власть над голосом. В который раз она заговорила со мной? Кажется… в первый.
– Как дела? – Жанна то ли не замечала моего смущения, то ли попросту игнорировала его.
– Нормально… А у тебя?
– Так себе, – она поморщилась. – Слушай, хотела попросить об одолжении.
– Да, конечно! – воскликнул я, наверное, громче, чем следовало.
Жанна от неожиданности моргнула, потом опять улыбнулась. Только ее улыбка уже не казалась такой беззаботной.
– Ты прямо так сразу соглашаешься?
– Ну… а чего ты хочешь? – совершенно смутился я.
Она вздохнула и провела рукой по волосам, отбрасывая с лица самые непослушные пряди.
– Понимаешь, я тут на контрольной схватила «двойку». Училка хочет ко мне кого-то «прикрепить». Ну, как у пионеров. Чтобы, типа, помог подтянуться и так далее. В общем, я не хочу, чтобы меня муштровал какой-нибудь нудный ботан, типа Дрокина. А с Ленкой Сайко мы поссорились. Ты же, вроде, в геометрии соображаешь?
Я не раздумывал ни секунды. Если бы она спросила, разбираюсь ли я в устройстве фотонных двигателей, ответ был бы таким же:
– Да!
– Круто. Так ты не против? Зайдешь ко мне пару раз на часик после уроков?
– Нет-нет, конечно, не против!
– Чудненько. Буду должна. Сегодня тогда скажу Михайловне, что ты со мной занимаешься.
Этого момента мне бы хватило на всю оставшуюся жизнь. В свой внутренний словарь я поместил бы его в качестве иллюстрации к слову «счастье». Да, меня просто цинично используют. Да, ей на самом деле плевать на меня. Но какая разница? Ведь я буду находиться рядом с ней как минимум два часа! Она же так сказала: «пару раз на часик»! И попросила она не Петю, а меня!
Подумав о Пете, я посмотрел в его сторону и содрогнулся: он, усмехаясь, глядел на меня. Тут же возникла параноидальная мысль: а что если они вдвоем просто хотят меня высмеять?
Жанна уже отошла от моей парты, но внезапно вернулась. Села напротив, развернув стул, и уставилась на меня.
– Ты же не думаешь, что я тебя использую? – спросила она.
– Что? – Я покраснел. Она будто прочитала мои мысли. – Нет, конечно.
– Да ладно тебе. – Жанна внезапно стала грустной. – Наверное, я не так начала разговор. Может, и не стоило его начинать.
– Ну почему же? – Теперь я изо всех сил старался переубедить ее. – Мне вовсе не сложно, я с удовольствием…
– В том-то и проблема.
Как будто бревном по голове огрели. Я сижу в абсолютном вакууме и все, что вижу – эти пронзительно-синие глаза.
– Если ты захочешь помочь мне, потому что… Ну, ты понял. Тогда все закончится плохо – ты меня не удержишь. Может, не стоит начинать? Извини, что я думаю об этом только теперь, когда уже подошла к тебе. Но я вообще всегда сначала делаю, а уже потом думаю.
– Любопытно! – Как ножом по стеклу визгнул этот голос.
Мы с Жанной одновременно вздрогнули. Ни я, ни она не заметили, как рядом оказался Брик. Он же, не смущаясь, продолжил:
– А тебе это нравится?
– Что «это»? – переспросила Жанна. В ее голосе сквозило раздражение.
– Такая жизнь. Постоянное стремление к новому, нежелание ни на чем останавливаться, задумываться.
Жанна пожала плечами. Кажется, ей становилось скучно, и я страдал, принимая это на свой счет. К тому же я злился на Брика за то, что он испортил наш первый серьезный разговор, перетянув одеяло на себя.
– Когда как, – ответила Жанна, глядя в окно. – В основном – нравится. Но иногда очень устаешь, хочется дома и уюта. Правда, это не так часто случается, к сожалению.
– Все равно ведь понимаешь, что поступаешь правильно, – поддержал ее Брик. – Что ничто не заменит этого удовольствия – каждый день окунаться во что-то новое, неизведанное. Понимаешь, что это и есть жизнь!
– Ну да, именно так. – Жанна улыбнулась ему, не догадываясь, что мое сердце обливается кровью.
– Что последнее ты узнала?
– Что, прости? – Жанна наморщила лоб.
– Из всех вещей, которые ты познала, какая была последней?
Жанна на мгновение задумалась, а потом на ее лице появилось мечтательное выражение.
– Возвращение домой, – сказала она. – Этим всегда все заканчивается, и это – самое прекрасное, что может быть. В конце ты всегда возвращаешься домой.
Она ушла. Я проводил ее взглядом, затаив дыхание.
– На редкость бесполезная девица, – констатировал Брик.
– Чего? – Я повернулся к нему. Только что так мило беседовал с девушкой, которую я люблю, а теперь еще жалуется!
– И за что она тебе нравится? У нее нет ничего, кроме пафоса и эпатажа. Под ними – маленькая напуганная девочка, которая боится всего нового.
– И с чего ты это взял?
– Она сама только что об этом сказала. Я спросил, что она узнала в своих странствиях, а она рассказала про возвращение домой. Вот и все. Боится ограничить себя четырьмя стенами, а сбежать из них боится еще более. Вся Жанна: непрерывное бегство от себя. «Меня не удержишь» – надо же было такое сказать! Заметь, делала вид, что говорит искренне. На самом же деле ты беседовал с ее маской. Потому что саму ее удержать очень легко. Достаточно только отбросить все то, что она вокруг себя намотала, разбудить в ней страсть к истинному познанию.
Я подавил в себе желание разбить Борису нос. Не в последнюю очередь меня остановило осознание того, что он совершенно не расстроится от этого.
– Вижу, я тебя задел, – заметил Боря. – Извини. Я не испытываю никаких эмоций, кроме радости познания и огорчения от отсутствия предмета изучения. То есть, обидеть тебя я не хотел. И к Жанне никаких отрицательных чувств не питаю. Просто она мне безынтересна, вот и все.
– Вот и говори тогда про что-нибудь интересное, – посоветовал я.
– Без проблем. – Боря вытащил из своей ужасной сумки блокнот и раскрыл его. – Я вчера смотрел телевизор и выписывал непонятные слова. Можешь мне объяснить, что такое «чумовая секс-комедия»?
* * *
Боря настоял на том, чтобы мы с ним пошли на заседание литературного клуба. Я долго отказывался, сослался на голод, но хитрый Брик вытащил из сумки гигантский бутерброд и заставил меня его съесть. Пришлось согласиться.
Встречи проводились в том же кабинете, что и занятия по литературе. Софья Николаевна, увидев нас с Борисом, обрадовалась.
– Ну вот, молодцы, что пришли! – сказала она, улыбаясь. – Садитесь.
Стремясь уйти от традиционной для урока формы работы, Софья Николаевна всегда просила сдвинуть парты в угол класса, стулья выстроить полукругом, в центре которого садилась сама. Мне это напоминало киношные сеансы коллективной психотерапии или встречи анонимных алкоголиков.
Кроме нас с Борей на заседание явилось еще четверо человек. Двое из нашего класса: Маша Шибаева и Ирина Ульина. И еще два парня, кажется, из десятого. Я их не знал.
В пять минут пятого Софья Николаевна поглядела на часы.
– Ну, больше, наверное, никто не придет, – сказала она. – Давайте начинать!
Меня всегда поражал ее энтузиазм. Пришло всего шесть человек, а она не унывает. Кажется, приди один человек, она и глазом не моргнет.
– Сегодня у нас новенький. – Софья Николаевна посмотрела на Борю. – Его зовут Борис. Остальные более-менее в курсе, но для тебя, Боря, я поясню: в клубе мы говорим о произведениях, не включенных в школьную программу, но, тем не менее, очень интересных. В конце заседания мы обычно решаем, какое произведение будем обсуждать во время следующей встречи. Я ничего не навязываю, только иногда рекомендую. Вы же совершенно спокойно можете игнорировать мои рекомендации. Обещаю, что на ваши оценки это не повлияет.
Десятиклассники хихикнули, Маша улыбнулась и склонилась над блокнотом. На лице Бори было написано свирепое любопытство.
– Сегодня мы говорим о романе Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери», – продолжала Софья Николаевна. – Борис, Дмитрий, вы читали это произведение?
Я отрицательно качнул головой, а Боря неожиданно кивнул.
– Хорошо. Боря, я думаю, ты примешь участие в обсуждении. Ну и ты, Дима, наверное, тоже найдешь что сказать. Сюжет-то ведь достаточно известный, сколько фильмов снято. Не говоря уже о знаменитом мюзикле. Кстати, я приготовила вам маленький сюрприз!
Софья Николаевна встала и подошла к стоящему на подоконнике китайскому магнитофончику.
– Вы, наверное, знаете такую группу «Smash»? – спросила она.
Часть аудитории дала понять, что группа ей известна.
– Не так давно я увидела по телевизору клип этой группы. Они исполняют самую известную арию из мюзикла «Нотр-Дам де Пари». Группа русская, но поют они на французском. На мой вкус – очень красиво получилось. Давайте послушаем!
Она нажала клавишу «Play», и из единственного динамика полились красивые и печальные звуки. Будь на заседании больше людей, неизбежно бы возник шум, обсуждения, смех и прочее. Но сейчас мы просто сидели и внимательно слушали песню с непонятными словами. Только один десятиклассник пытался втайне от всех ковырять в носу.
Когда песня закончилась, Софья Николаевна выключила магнитофон и начала вступительную речь. Она рассказала вкратце о Викторе Гюго, об эпохе романтизма и о выдающейся роли в истории литературы, которую сыграл лучший его роман: «Собор Парижской Богоматери».
А потом началось обсуждение. У меня от всех этих Гренгуаров, Фебов и Эсмеральд голова кругом пошла. Произведение на поверку оказалось сложнее, чем я предполагал. Речь, оказывается, вовсе не шла о любви несчастного уродца Квазимодо и красавицы Эсмеральды. Вернее, это была далеко не единственная сюжетная линия романа. Я поставил себе мысленную галочку напротив этого романа: обязательно взять в библиотеке и прочитать.
Боря не принимал участия в обсуждении, но внимательно слушал. Ближе к концу заседания Софья Николаевна обратилась к нему:
– Ну что же ты все молчишь, Боря? Ты давно читал роман?
– Два дня назад, – отозвался Брик.
– Какое великолепное совпадение! Тогда тем более не понимаю причин твоего молчания.
– Дело в том, что у людей многое завязано на чувство общности и эмоции. В частности – на эмоции, испытываемые большинством. Если индивид не разделяет этих эмоций и заявляет об этом, он автоматически становится в оппозицию к большинству, превращается в объект негативных эмоций. Общность в то же время перестает стремиться к познанию и зацикливается на собственных эмоциях, возводя их в абсолют. Поэтому лучше я промолчу.
Не знаю уж, как Софья Николаевна ухитрилась понять слова Бори. Наверное, взрослый человек иногда может быть умнее подростка. Во всяком случае, она не потеряла достоинства и спросила:
– Ты хочешь сказать, что твоя трактовка романа не совпадает с нашей?
– Именно так.
– Это прекрасно, Борис. Ведь суть клуба – ведение дискуссий. Если ты можешь показать нам другую сторону произведения, мы будем только рады. Конечно, мы с тобой поспорим, но ни о каких негативных эмоциях не может быть и речи.
Боря долго смотрел на нее, словно оценивая. Потом пожал плечами.
– Кажется, вы понимаете, о чем говорите. Я могу воспользоваться доской?
– Конечно, ради бога.
– Отлично. – Брик подошел к доске и взял мел. – Итак, начнем с персонажей. Пьер Гренгуар.
Он вывел на доске имя и обвел кружочком.
– Бездарный литератор, отвергнутый обществом. Не осуществляет никаких попыток добиться совершенства в избранной стезе. Становится асоциальным элементом. Несостоятелен на всех уровнях. Влюбляется в Эсмеральду, но выражает это лишь желанием вступить с ней в интимный контакт. При первых трудностях отступает. В конечном итоге отдает предпочтение козе, видимо, олицетворяя абсолютную животную сущность псевдоинтеллигенции.
Заседающие зашумели. Софья Николаевна хранила молчание. Боря продолжал рисовать. На доске уже было немало кружочков, обозначающих персонажей и ключевые события.
– Феб, – говорил Боря. – Самовлюбленный военный. Соблазняет Эсмеральду, не испытывая к ней особых чувств. Никаких планов на дальнейшую совместную жизнь не строит. Женится на другой. Тем не менее, постоянно ставит под удар свою репутацию и даже жизнь ради встреч с ней. Логика в действиях отсутствует. Очевидно, символизирует собой совершенный распад и безумие действующей армии.
Доска уже просто пестрила кружочками. Схема перегоняла произносимые Бриком слова.
– Священник Клод Фролло. Находится в состоянии внутренней борьбы. С одной стороны – навязанная церковная догматика, с другой – животная страсть к Эсмеральде. Со страстью он борется путем умерщвления плоти. В конечном итоге делает выбор в пользу догматики, при этом идя против нее. Использует клевету, в частности. Эсмеральда погибает при живейшем его участии. Действия священника также не поддаются логическому осмыслению. Единственное объяснение – опять-таки, сумасшествие. Видимо, символизирует собой отмирающие и раздираемые противоречиями церковные устои.
Схема на доске приблизилась к финалу, и, глядя на нее, я вдруг понял, что вижу роман, как на ладони. Несколько дней спустя я взял книгу в библиотеке и прочел, но не открыл ничего нового. На небольшой доске Боря изобразил все.
– Эсмеральда, – произнес он, постучав мелом по соответствующему кружку. – Камень преткновения для всех персонажей романа. Все персонажи так или иначе любят ее, в то время как ничего о ней не знают, видят лишь красивое тело. Ну, некоторые еще замечают козу. Поражает полная алогичность этого персонажа. Ее вырастили бродяги и преступники. В самом начале Эсмеральда и выглядит как типичный продукт такой среды: хитрая, подозрительная, расчетливая. Но потом она вдруг превращается в изнеженную принцессу, ничего не знающую о жизни вообще. Ее поступки нелепы. Каждое ее действие вступает в противоречие с тем, что она должна из себя представлять. При этом целостной, законченной личности не получается. Ее финальная встреча с матерью не несет никакого смысла и ничего не меняет. По итогу, в Эсмеральде нет ничего, кроме красивой оболочки.
Тут этот мерзавец посмотрел на меня и подмигнул. Потом добавил:
– Возможно, данный персонаж символизирует абсолютную глупость, нелогичность и обреченность низших классов общества. Кажется, даже для автора она была всего лишь марионеткой, вокруг которой выплясывают все остальные герои. Ну и, наконец, Квазимодо. Моральный и физический урод. Также влюбляется в Эсмеральду. Умудряется подняться до весьма высоких степеней обобщения, предлагая своей избраннице выбор между красивым сосудом с мертвым цветком и некрасивым с живым. Единственное, что мешает Квазимодо стать полноценной движущей силой романа – его искалеченное сознание. Должно быть, символизирует общество, угнетенное отживающим свое авторитетом церкви.
Софья Николаевна открыла рот, чтобы возразить, но Боря продолжил:
– Единственный персонаж, заслуживающий безоговорочного уважения – это Тристан-отшельник. Он не поддается эмоциям. Человек знает свое дело и делает его, несмотря ни на что, какое бы безумие ни творилось вокруг. Серьезный и ответственный человек. К сожалению, в художественном мире романа он ничего хорошего не символизирует. Видимо, реакционные силы, которые не желают видеть веяний нового времени.
Боря отвернулся от доски и окинул взглядом присутствующих.
– Теперь в целом о романе, – сказал он. – Возможны две трактовки. Первая. Нелепый роман о нелепой любви, не заслуживающий никакого внимания. Выдает скудоумие и поверхностность автора. И вторая. Сатирический роман о Средневековье. При такой трактовке все события романа должны восприниматься как комические, коими они, по здравом размышлении, и являются. Тем более что автор излагает по большей части в ироническом ключе. На этом у меня все. Пожалуй, больше я ничего не могу сказать по поводу романа Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери».
Боря сел на место. Софья Николаевна еще раз окинула взглядом нарисованную им схему и улыбнулась. Да уж, ее самообладание достойно восхищения.
– Ну, во-первых, Боря, я восхищена. Правда. Так внимательно прочесть роман, сохранить в памяти всю структуру, суметь это проанализировать… Ты просто молодец!
Боря остался равнодушен к похвале. Он, кажется, вообще потерял интерес к происходящему. Теперь он, не скрываясь, изучал взглядом лицо Маши. Она делала вид, что ничего не замечает.
– Но позволь тебе все же возразить, – продолжала Софья Николаевна. – Ты судишь с точки зрения современного читателя. Но ведь роман написан не вчера. Это произведение эпохи романтизма! Тогда общественное сознание было другим. И такая любовь не казалась нелепой. Не было еще понятия о том, что среда формирует человека, не было трудов Маркса и Энгельса, во многом определивших современную структуру общественной мысли. Поэтому целостное восприятие у тебя получилось немного однобоким…
– Мне кажется, вы ошибаетесь, – мягко возразил Боря, переводя взгляд с Маши на Софью Николаевну. – Произведение искусства, возводимое в ранг классического, должно быть универсальным и повествовать о вещах, которые будут понятны и актуальны даже через миллион лет. Об этом написано в нашем учебнике, рекомендованном министерством образования Российской Федерации. Если же роман повествует о таких вещах, которые могут быть интересны только в эпоху, современную ему, то такой текст не может быть классическим, то есть, образцовым. Интереса для современного читателя он представлять не должен. Если же интерес есть – это свидетельствует только о невежественности этого читателя. Данный роман может быть интересен только в рамках исторической психологии, если, конечно, такая дисциплина существует.
– Существует, – кивнула Софья Николаевна. – Культурно-историческая психология, эту дисциплину основал Лев Выготский. Я рассказывала о его деятельности на уроках русского языка.
– Как документ, отражающий общественную мысль определенной эпохи – роман, безусловно, являет собой ценность, – продолжал Боря. – Но для нынешней общественной мысли он попросту вреден и не несет ничего положительного. Кроме того, я ставлю под сомнение изначальный тезис о подобном застое в общественной мысли эпохи романтизма. Как я понимаю, это конец восемнадцатого – начало девятнадцатого века. Кажется, в это время развитие общества шло весьма бодрыми темпами. Чего не скажешь об описываемой в романе эпохе. Будь «Собор» написан в Средние века, это был бы мощный удар по церкви, пресекающей все поползновения к развитию. Но даже в восемнадцатом веке это уже анахронизм. Эти ваши «романтики», видимо, не были в большинстве. Скорее всего, речь идет о сравнительно небольшой группе людей, боящихся новых знаний и стремящихся насадить культ эмоций. Это чувствуется в романе. Единственный персонаж, действующий сообразно логике – явно отрицательный.
Софья Николаевна посмотрела на часы.
– Как мы засиделись! Уже почти шесть! – воскликнула она. – Так, ребята, пора закругляться. Боря, я поняла твою мысль. Не думай, что я ухожу от дискуссии. Просто твой уровень подготовки меня действительно поразил. Надеюсь увидеть тебя здесь через неделю. Может быть, я даже найду, что тебе возразить. А теперь давайте быстренько решим, какое произведение мы разберем на следующем заседании. Ну? Кто хочет?
Все, включая и Машу, молча покосились на Борю. Я понял причину их замешательства. Этот человек только что разнес в пух и прах произведение, которое они с таким восторгом читали. Причем, возразить ему толком не смогла даже Софья Николаевна. Кому же захочется отдать на съедение этому монстру еще одну дорогую сердцу книгу?
Я фыркнул, осененный этой догадкой. Софья Николаевна обратилась ко мне.
– Дима? Может, ты? Есть книга, которую тебе бы хотелось обсудить с нами?
– Пожалуй. – Я улыбнулся. – Может быть, роман Олдоса Хаксли «О дивный новый мир»?
– А что? По-моему, отличная идея! – просияла Софья Николаевна. – Вы не возражаете?
Никто не возразил. Вяло записали в блокноты название произведения.
– В таком случае, на этом все. До новых встреч, ребята. Мальчики, поможете мне расставить парты?
Пока мы таскали парты, я заметил, что Брик явно выбился из сил. Он тяжело дышал, еле отрывал парту от пола и несколько раз чуть не упал. Десятиклашки хихикали, глядя на него, и я поневоле почувствовал превосходство. В кои-то веки объектом насмешек оказался не я.
Когда мы вышли во двор, Боря внезапно пошатнулся и рухнул на колени. Я помог ему подняться.
– Ты чего?
– Так и не научился толком управляться с этим телом, – проворчал он. – Постоянно норовит умереть. Будто есть какой-то другой режим, на который я не могу переключиться.
Выглядел он, надо сказать, скверно. Бледный, глаза красные. Я вспомнил, что и вчера он смотрелся немногим лучше. Просто на фоне остальных странностей эта не так бросалась в глаза.
– Ну, ты же научишься, да? – спросил я.
– Должен. Учусь. Вроде бы уже легче.
От моей злости на него не осталось и следа. Мне стало стыдно за свои чувства. Да, Брик был бестактным, но ведь это не со зла. К тому же он вроде как не человек, и ему многое можно простить.
– Может, зайдешь ко мне? – предложил я. – Выпьем чаю или кофе.
– Пошли. Ты живешь с родителями?
– Ага.
– Не говори им обо мне!
– Я понимаю.
– Да, прости… В голове все как-то путается…
– Немудрено. – Я поддерживал его под руку, надеясь, что никто этого не увидит. – Скажи, где ты успел столько всего узнать о литературе и истории? Ты же тут… Кстати, когда ты появился?
– В пятницу. Мы переехали в этот дом в пятницу. С тех пор я много читал. У меня было много разных книг. Я прочитал все.
– Ясно.
– В последнее время читать тяжело. Тело пытается умереть, когда я читаю.
Я остановился, осененный внезапной догадкой. Повернулся к Брику.
– Боря, а ты вообще спишь?
– Что значит «спишь»?
– Ну, чем ты ночью занимаешься?
– Читаю. Вчерашней ночью я смотрел телевизор, потому что книги закончились. Там очень мало информации. Книги лучше. Нужно достать еще книг, и я многое узнаю.
– То есть, ты уже пять дней не спишь?
– Слушай, я не понимаю, о чем ты! – Брик начал раздражаться. Как в тот раз, когда его «атаковал» лук.
– Неужели в книгах ты не встречал такого? – удивился я. – Люди спят, ложатся спать, засыпают. Уснули, заснули. Сон!
– Встречал. – Брик пожал плечами. – Так и не понял, что это за штука. Понятно, что сон – это какое-то бесполезное состояние, в котором человек не может думать и становится уязвимым для врагов.
Если у меня к этому моменту сохранились какие-либо сомнения, то теперь их не стало. Брик явно не валял дурака. Псих он, или какая-то внеземная сущность, но ему точно нужна моя помощь.
– Сон – это необходимо, – объяснил я. – Если ты не будешь спать, твое тело реально умрет. То, что ты сейчас чувствуешь – это желание спать. Твое тело не умирает, оно просто хочет отдохнуть. Твой мозг хочет отдохнуть.
Боря задумался.
– Значит, если я позволю сознанию отключиться, я не умру? – спросил он.
– Нет.
– Ты можешь дать гарантию, что, уснув, я не потеряю это тело?
– Не могу. Но могу дать гарантию, что если ты не уснешь, то потеряешь это тело.
Брик, очевидно, взвешивал ситуацию. Наконец, принял решение:
– Ладно. Пошли к тебе. Научи меня спать.
* * *
К счастью, дома никого не было. Мама, видимо, задержалась на работе, а отец редко возвращался раньше восьми. Я провел Бориса в свою комнату и уложил на кровать.
– Что я должен делать? – пробормотал он, с трудом разлепляя веки.
– Перестань концентрироваться. Полностью расслабься. Закрой глаза и не думай ни о чем.
Он вздохнул. Веки его спокойно сомкнулись.
– Если я «вылечу», – чуть слышно сказал он, – мир уничтожит себя…
Я подождал несколько минут.
– Боря?
Он молчал. Поразительно. Я когда-то пытался не спать целую ночь, но все же вырубился около четырех утра. Потом весь день ходил как зомби, ничего не соображая. А он на ногах пять дней подряд, при этом постоянно что-то изучает, читает, спорит с учителями…
В замке повернулся ключ. Я поспешно вышел из комнаты и прикрыл дверь. Во входную тем временем постучали – я закрыл ее на задвижку.
– Иду-иду!
Мама с порога потянула ноздрями воздух и вздохнула. Я ощутил укол совести: опять ничего не приготовил.
– Сам только пришел, – сказал я, оправдываясь. – Был на заседании литературного клуба.
– Ты же вроде перестал туда ходить, – проворчала мама.
– Ну вот, начал.
– Ясно. Вместо того чтобы учебой заниматься, опять развлекушечки…
– Мам, ну это тоже важно…
– Чем? Нет такой профессии: «читатель», понимаешь? Нету!
– Может, я писателем буду, – улыбнулся я.
Мама не ответила на улыбку.
– И такой профессии тоже нету. Вот выучишься, устроишься на хорошую работу – тогда пожалуйста. Читай в свободное время, пиши. А пока тебе в первую очередь учиться надо.
Мы прошли в кухню. Мама устало опустилась на табурет. Я навалил в раковину картошки и принялся ее чистить.
– Я думала, у тебя гости, – сказала мама. – Чьи туфли в прихожей?
– А, да. Это Боря Брик, мой одноклассник, новенький. Ему плохо стало, я привел его домой. Он спит. Ничего, если до утра останется?
– Напился, что ли?
– Нет. Не спал несколько ночей, волновался из-за нового места, учил. Сегодня чуть в обморок не упал.
– Вот! – Мама подняла указательный палец. – Видишь, как люди учатся? Ночами не спят!
– Мам, перестань! – Я всего лишь пытался выгородить Брика и не ожидал, что мои слова могут быть так восприняты.
– Не перестану! – Мама повысила голос. – Вот начнешь своим умом жить – тогда вспомнишь мои слова, и не раз. Как в школе у тебя?
– Да нормально. Как обычно.
– Чего наполучал?
