Василий Водовозов
На Балканах
Учебные заведения, как университет, так и гимназии и большая часть школ были закрыты в течение всего осеннего семестра 1912 г. В весенний семестр 1913 г. они открылись, но действовали крайне неудовлетворительно. Большая часть профессоров и учителей была на войне, значительная часть студентов тоже, а часть гимназистов, хотя и не призванная под знамена, должна была нести домашния обязанности вместо отсутствующих отцов, обязанности, фактически несовместимые с учением. Таким образом, весенний семестр также пропал для учащейся молодежи Болгарии; в начале июня (вместо обычного конца этого месяца), он был и официально закрыт.
В первые дни войны железные дороги еще действовали. Вместо нескольких,! – трех или четырех пар поездов в сутки, пускалась одна пара; она ходила с значительным опозданием, часов на 15 или более на коротком расстоянии,! – но все-таки ходила. С конца июня, когда румыны вошли в северную Болгарию, движение поездов в ней почти прекратилось. А так как румыны сочли зачем то нужным взорвать мост около Плевны, то главная её магистраль (София – Варна) оказалась испорченной на долгое время даже после заключения мира. Линия между Софией и Белградом прекратила свою деятельность на несколько недель раньше, а линия между Софией или лучше сказать южной границей Болгарии и Константинополем бездействовала уже за все время турецкой войны, – и не возобновляла движения и во время последней войны между союзниками. Оставалась только одна магистраль, которая не вполне прекращала свое действие за все время войны: между Софией и Бургасом (через Филиппополь и Старую Загору). Но и она действовала слабо. И это не благодаря присутствию неприятеля, – здесь страна была от него свободна, а благодаря недостатку служебного персонала, который был забран на войну.
Бездействовали по большей части и правительственные, и общественные учреждения, если только они не связаны непосредственно с деятельностью армии. Кметы (городские головы) были избавлены от военной службы, но члены управ! – нет, и кметы должны были без их помощи вести все городское хозяйство, с дополнительными очень сложными и ответственными обязанностями, возложенными на города благодаря войне. Судьи, до кассационных включительно, были по большей части на войне, и суды заседали в сильно уменьшенном составе; присутствия составлялись из стариков, перешедших предельный для военной службы возраст. Впрочем, в судебной деятельности не оказывалось и особенной надобности. Число преступлений значительно сократилось против обычного, – может быть, вследствие общего подъема, а может быть, вследствие того, что вся та активная часть населения, из которой обычно рекрутируются преступники, попала в солдаты и была связана военной дисциплиной. К тому же многие преступления отныне ведались военными судами (кстати, в состав военных судов вошли по большей части те же гражданские судьи, лишь переряженные в военные мундиры, и ни от одного адвоката я не слышал жалоб ни на стеснения защиты, ни на чрезмерную легкость обвинений или жестокость приговоров). Что же касается гражданских процессов, то их число было сведено почти к нулю одним важным законодательным актом, имевшим почти революционное значение, именно актом о мораториуме, который был установлен указом 19 сент. 1912 г. (за 2 недели до начала войны с Турцией) и через 4 дня одобрен народным собранием. В силу это акта всем частным лицам, обществам и банкам давалась общая отсрочка (moratorium) для исполнения всех их торговых и гражданских обязательств, если только эти обязательства были приняты ими до 17 сеит., и в суде нельзя было предъявить ко взысканию ни векселя, ни другого документа. В силу этого акта квартиронанимателям были отсрочены платежи квартирных денег, и домохозяин не имел права выселить неаккуратного плательщика. Сперва мораториум был принят на 3-месяч. срок, потом продлен на неопределенный срок до окончания демобилизации. Так. образом, состояние страны, когда в ней нельзя было судебным порядком преследовать за неисполнение гражданских обязательств, длилось фактически около года – с сент. 1912 по сент. 1913. Трудно себе даже представить все практические последствия такого акта для современного государства с его огромным гражданским оборотом.
Всего важнее и тяжелее для страны было влияние войны на земледелие. Не смотря на то, что все мужское население почти поголовно было призвано под знамена, несмотря на это весной болгарские поля были засеяны, засеяны почти исключительно женскими руками, и по-видимому, засеяны вполне удовлетворительно. По крайней мере урожай, и притом одинаково на хлеб, на сено, на овощи, на фрукты, на виноград и т. д. в этом году в Болгарии оказался исключительно хорошим. Казалось, жатва может, если не вполне, то до некоторой степени смягчит бедствия, причиненные войной. С самого начала, однако, возможность снять эту жатву только женскими руками внушала большие сомнения. Правительство сделало попытку организовать при помощи общинных управлений особые странствующие дружества из мужчин-работников, специально для этого освобожденных от воинской повинности; была сделана попытка приспособить к этим работам также пленных турок. Но когда в северную Болгарию вторглись румыны, то население от них пряталось, и работы в их присутствии оказались невозможными.
Благоприятная жатва в Южной Болгарии не покрыла ущерба, причиненного её гибелью в большей части северной Болгарии. Точных статистических данных, в настоящее время, конечно, еще нет, по всеми признается, что недобор весьма значителен.
Значительная часть скота в местах, где проходила армия, болгарская или румынская, – а она проходила по всей Болгарии, – взята, реквизиционным образом на военные надобности.
К этому нужно прибавить громадную потерю людьми. Во время турецкой войны Болгария потеряла убитыми около 33 000 человек и 25 000 тяжело раненными, не считая нескольких десятков тысяч легко раненных. Война с союзниками была гораздо кровопролитнее, по даже приблизительных цифр еще нет. Во всяком случае, в общем, Болгария лишилась гораздо более, чем 100 000 человек убитыми и искалеченными, т. е., удвоенного годичного прироста населения (в 1909 прирост равнялся 59,000 человек).
Таким образом, война совершенно разорила Болгарию. Точно так же дело обстоит, конечно, и в Сербии, и в Греции, и в Черногории, – в последней даже еще хуже. Во всех этих странах мужское население было взято на войну, промышленная жизнь страны приостановлена, жатва плохо собрана, moratorium нарушил весь нормальный ход гражданского оборота. Но еще бесконечно хуже оно обстоит, в так называемых освобожденных землях – в Македонии и во Фракии. Здесь жатва тоже не была собрана, но по совсем другой причине: здесь просто её не было, так как поля не были засеяны.
Торгово-промышленной деятельности здесь не было даже в тех скромных размерах, как в Болгарии, Сербии, Греции. Зато здесь луга, поля, огороды, бахчи, виноградники были потоптаны; скот истреблен или угнан, деревни, даже города созкжены; от города Сереса, несколько раз переходившего из рук в руки, – от турок к болгарам, потом к грекам, потом опять к болгарам, и вновь наконец к грекам, остались одни развалины. В довершение всего народ избит, изувечен, истреблен массами; массами принужден бежать. Сколько народа погибло или бежало, никто этого не знает; 100000 беженцев из Македонии в Болгарию, и в том числе 25000 в одну Софию, – эта цифра, фигурировавшая в болгарских газетах, а вслед за ними и в русских, конечно, преувеличена. В Софии, в последние дни моего пребывания в ней, около 15 июля, македонский комитет давал приют и кормил 6000 беженцев из Македонии; несколько их тысяч разместились у частных лиц (родных, знакомых, просто добрых людей) и не были регистрированы. Всего, значит, тысяч 10. Но такие же толпы были и в Филиппополе, и в других городах, и даже деревнях Болгарии, и следовательно, общее число их определялось во всяком случае десятками тысяч. И это в одной Болгарии; но беженцы были и в Сербии, и в Греции, и даже в Константинополе; в последнем я видел также толпу болгарских беглецов, – правда, не из Македонии, а из Фракии (Родосто), – они спаслись в турецкую столицу от арабов и курдов, которые явились сюда в качестве турецкой кавалерии, чтобы отнять город от и не Думавших сопротивляться им болгар, и начали в нем жестокую резню. Вряд-ли будет преувеличением сказать, что для Македонии (и почти также для Фракии) нынешния войны, турецкая и союзническая, по своей жестокости, разорительности, по количеству жертв из числа мирного населения, напоминали не войны последнего столетия, а войны средневековья, Атиллы и Тамерлана. Македония разорена в конец, и разоренной досталась она поделившим ее счастливым завоевателям, а её обнищавшее население лежит теперь тяжелым бременем на общественной и государственной благотворительности как победителей (Сербии и Греции), так и в еще большей мере побежденных (Болгарии).
