Война разорила население; само собою разумеется, она разорила также и государство. Болгарское народное собрание в несколько приемов ассигновало на ведение военных действий – с Турцией, потом с союзниками, 300 милл. франков. Эта сравнительно скромная сумма есть все, что пока истрачено на войну непосредственно деньгами, – я говорю тут только о Болгарии. Сумма эта была получена из следующих источников. В нее вошло около 25 милл. франков, полученных от ранее заключенного, но еще не израсходованного займа на постройку железной дорога; насильственный заем, заключенный у собственных чиновников посредством вычета из их жалованья известной части жалованья[1]; заем у народного банка; краткосрочный заем у французских банков, покрытый бонами государственного казначейства, которые подлежат тоже скорой оплате. Кроме того, исчерпаны все свободные суммы, находившиеся в казначействе, и в настоящее время Болгария находится в состоянии самого удручающего безденежья. Но эти 300 милл. составляют ничтожную долю стоимости войны. Почти на ту же сумму забрано у населения скота, хлеба и других продуктов, забрано в реквизиционном порядке с выдачей реквизиционных росписок, которые подлежат оплате в самом скором времени после заключения мира. Приблизительно в ту же сумму – 800 милл. франков – следует оценить капитализованную стоимость всех пенсий, которые придется выплачивать изувеченным и семьям убитых на войне солдат и офицеров. Миллионов в 400 оценивается утрата и порча орудий, военных снарядов и т. д. Конечно, при ином настроении народа и правительства можно было бы отложить на неопределенное время восстановление этих потерь, но при существующем настроении, когда вся Болгария дышет мыслью о реванше, именно они будут восстанавливаться едва ли не в первую голову. Миллионов в 70 определяется стоимость железнодорожных мостов, рельсового пути, железнодорожного подвижного состава, и пр., пострадавшего во время войны. Таким образом, стоимость войны для болгарского правительства нужно оценить приблизительно в полтора миллиардов франков – сюда не входят потери городов и общин, недобор от поступления налогов, недобор от несобранной жатвы и непосредственные потери населения людьми; имуществом, деньгами. Эти полтора миллиарда будет необходимо покрыт в ближайшие годы. Единственный источник – займы. Государственный долг Болгарии до войны равнялся 600 милл. франков, т. е. по 60 руб. на душу населения, – долг приблизительно равный русскому, если принять во внимание сравнительные размеры двух государств. Через несколько лет по окончании войны он должен будет утроиться и достигнуть двух миллиардов, более чем удесятеренного нынешнего годичного бюджета страны (доходы Болгарии по росписи на 1912 г. определились в 190 м.). Между тем, в 1913 г., финансовый год, даст, конечно, огромный дефицит: ведь налоги почти не поступали, даже обыкновенно верные источники государственных доходов, – железные дороги, почта, таможня, – на этот раз изменили: железнодорожные поезда почти не ходили в течение полугода, а поскольку они ходили, они перевозили бесплатные грузы и бесплатных пассажиров; почта почти бездействовала, таможня тоже, – сперва только по границе с Турцией, а потом по всей границе (кроме Бургасского порта, все время открытого для торговли, однако, и тут сократившейся). В ближайшие годы, без сомнения, тоже предстоят значительные недоборы.
Найдет ли в виду всего этого разоренная и побежденная страна кредиторов, которые согласятся дать ей этот заем и на каких условиях вопрос, который в настоящее время не легко разрешить.
Одно важное и весьма печальное финансовое последствие войны уже имеется на лицо. Лет десять назад Болгария, имевшая до тех пор серебряную валюту, восстановила свободное золотое обращение. Золотой 20-ти-франковик разменивался в Болгарии свободно на 20 болгарских бумажных или серебряных левов; и обратно, за 20 серебряных франков без всякого ажио можно было получить золотой. Правительство хорошо знает цену прочного золотого обращения и потому употребляет героические усилия, чтобы спасти его. В официальных биржевых бюллетенях печатается до сих пор, что 20 франков золотом равны 20 франкам серебра, и народный банк дает за них не более этой суммы. Но к сожалению, в этом уже теперь заключается фактическая неправда. Обратного обмена серебра на золото народный банк не производит, а частные банки требуют ажио, хотя еще и незначительного. Таким образом, золотая валюта пошатнулась, и вряд ли правительству удастся ее восстановить.
Аналогичные явления мы видим и в Сербии, и в Греции, и при том, в степени нисколько не меньшей, чем в побежденной Болгарии.
Война была начата на основании тайного договора между Болгарией и Сербией, заключенного 29 февраля 1912 г., и военной конвенции между Болгарией и Грецией. Как хорошо знает читатель[2], договор 29 февраля имел характер завоевательный и вовсе не свидетельствовал о намерении союзников освобождать кого бы то ни было от чьего бы то ни было ига. Между тем, именно эта задача выдвигалась манифестом болгарского царя Фердинанда об объявлении войны 5 октября 1912 г.
«Наше миролюбие исчерпано. Кроме оружия, не осталось другого средства помочь угнетенному христианскому населению Турции Гуманные христианские чувства, священный долг помощи братьям, честь и достоинство Болгарии, принудили меня призвать под знамена сыновей Болгарии, готовых к защите родины… Рядом с нами и за общую с нами цель сражаются против общего неприятеля союзные с Болгарией балканские державы Сербия, Греция и Черногория и в этой борьбе креста против полумесяца, свободы против тирании, мы имеем на своей стороне симпатии всех тех, кто любит правду».
Несмотря на печальную и явно неискренную фразу о борьбе креста с полумесяцем, придающую борьбе оттенок изуверства, резкое, грубое противоречие между договором 29 февраля и общим смыслом манифеста не может подлежать сомнению.
В настоящее время болгарские политические деятели, вызвавшие войну с Турцией, говорят, что уступка Сербии части Македонии была совершенно необходима: без неё Сербия не примкнула бы к союзу, а начинать войну без её помощи было невозможно. К тому же болгары надеялись, что вердикт России, к которой они апеллировали в договоре, будет в пользу Болгарии. Объяснение очевидно неудовлетворительное.
Было бы близоруко видеть в словах манифеста одну пустую фразеологию, прикрывающую истинные стремления, и всецело отрицать идеалистический мотив в войне с Турцией. Нет, конечно, широкия народные массы верили в то, что дело шло действительно об освобождении братьев, страдающих под тяжелым режимом тираннического правительства, и этот мотив создал тот общественный подъем, который пережила Болгария в первые месяцы турецкой войны. Но с этим благородным мотивом в один клубок сплеталось стремление правящих кругов к захвату Македонии в своекорыстных целях, без спроса у населения; и именно эти стремления создали балканский союз, определили начало и истинное содержание войны. Из многочисленных политических партий Болгарии только обе социал-демократические партии (в Болгарии имеются две отдельных, друг с другом враждующих социал-демократических партии: партия «широких» с Сакызовым во главе, и партия «тесных», с Благоевым; своего рода меньшевики и большевики) и партия радикальная, с самого начала войны с Турцией агитировали против неё. Они предвидели, – и это предвидение впоследствии вполне оправдалось, – что «война с Турцией приведет не к освобождению Македонии, а к её расхищению»[3]. По их агитация не могла быть особенно успешной уже потому, что даже социал-демократы, тем более, радикалы, но были вполне единодушны в своем отрицательном отношении: и в рядах их вождей (по крайней мере, среди широких) имелись люди, верившие в демократический смысл начинавшейся войны, а в массах их призывы находили лишь совсем недостаточный отзвук.