Английские библиотеки в свою очередь налагают руку на свободу печатного слова. Лондонские библиотеки обслуживают по-преимуществу женскую часть населения, предоставляя ей возможность наслаждаться чтением новых романов, предназначенных специально для невзыскательного потребителя. Библиотеки эти являются главными покупателями таких романов; от них, следовательно, зависит успех или неуспех литературного произведения. И вот, союз владельцев библиотек выработал требования, предъявляемые издателям романов. Всякий роман за неделю до выхода в свет должен быть представлен на просмотр союза, который относит его к одной из трех категорий: удовлетворительных, сомнительных или предосудительных. Книги, признанные предосудительными тремя библиотеками, не принимаются в библиотеки; сомнительные книги могут быть приобретаемы членами союза, но последние должны препятствовать их распространению. Меры библиотекарей мотивируются интересами общественной нравственности; но ходкия книги распространяются ими без внимания к содержанию, и «безнравственными будут признаны, говорит г. Дионео, вероятно, такие книги, на которые существует небольшой запрос только со стороны высококультурных читателей». Решение союза библиотекарей вызвало негодование авторов. «Стоило ли так упорно бороться с королевской цензурой, чтобы попасть под надзор союза»? – говорят романисты.
Мы брали факты для характеристики капиталистической печати из жизни Западной Европы и Северо-Американских Соединенных Штатов, а не из русской действительности, потому что в этом отношении, как и во многих других, наша страна идет позади своих соседей; русский читатель ищет в печати не только любопытное и забавное, но и поучительное и серьезное, а русский писатель еще не утвердился окончательно на позиции чужого наемника и считает еще себя призванным руководить духовным развитием масс в духе истины, красоты и справедливости. Вряд-ли, однако, кто-либо сомневается в том, что и наша периодическая печать движется в том же направлении подчинения капиталу, а литературная братия понемногу приспособляется к новым условиям работы. И если захват печати капиталом возбуждает в наших писателях попытки организованного сопротивления, то это касается главным образом эксплоатации капиталом самих писателей, а не защита достоинства печатного слова, как средства духовного развития народа. В последние годы в прогрессивных русских газетах стали постоянно даже печататься статьи, оплачиваемые не издателями, а авторами. Пока такие статьи, приняв научную личину, восхваляют только лекарственные средства и помещаются в отделе объявлений, за содержание коих редакция газеты ответственности на себя не принимает. Но уже характерен самый факт разделения газеты на ответственную и неответственную части и помещение в последней не простых объявлений, а настоящих статей. А допущение на странице порядочных изданий рекламных медицинских статей в самое время, когда врачебное сословие сочло необходимым начать организованную борьбу с распространением в публике патентованных лечебных средств и обращается за содействием в печати, – представляется даже пикантным. Молодые наши писатели и читатели, воспитывающиеся в атмосфере постепенного распространения влияния капитала на все сферы человеческой деятельности, не находят, может быть, в факте помещения на страницах порядочного органа медицинских реклам ничего предосудительного. Но ведь таким именно путем постепенного пропитывания капиталистическими тенденциями, а не силой coup d'êtat, когда-то принципиальная и просветительная, напр., французская печать превратилась в средство развращения и духовного усыпления народа. Допустит-ли без борьбы такое поругание печатного слова русский писатель и читатель?