Виктор Чугуевский
Авдотья – дочь И. И. Сусова
Присмиревшие бабки развязали Рылова, сердечно извинились за учиненный погром и повалили на выход. Выпутываясь из ослабленного сплетения веревок, телохранитель, еще не веря услышанному, шагнул в каморку, чтобы своими глазами удостоверится в исчезновении непредсказуемой Авдотьи, и ничего, кроме пустого пространства, не обнаружил. Он дрожащими руками вытащил из кармана пиджака мобильник и стал названивать боссу, но связи, как назло не было. В его голове замельтешила тревожная мысль, что если дремучие жители прознают про заложницу, ему несдобровать. Оставались три возможных варианта, – окопаться в доме, ждать и надеяться, что разъяренный босс не укатает его в бетон…
Глава 10. Встать Сусов! Вы свободны, пока…
1
«Самая совершенная судебная система в мире, конечно же,– российская! Каждый вор, пойманный за руку, будет сидеть! И сидят, трескают лагерную баланду преступники,– за мелкое воровство, кражи и некоторую, кое-где, иногда у нас порой, возникающую, коррупцию, а крупные разбойники–миллиардеры, кроме олигархов, Ходорковского да Лебедева, вовремя пойманных за свои финансовые махинации, гуляют на свободе, откупившись от государственной судебной машины шестизначными цифрами. Воруй, да не забывай откупаться от неутолимого аппетита властных структур и считай, что ты под надежной крышей. И не вздумай перечить, да лезть поперек батьки в пекло, иначе туго будет и не хорошо в меру вольготной жизни…»
Так думал бывший подпольный миллиардер Илья Сусов, который добросердечно раскаялся и все подробно изложил, как на духу, карающему органу прокуратуры Его показания запротоколировали и скрепили подписями и печатями. Сейчас же, с позволения продажных чиновников юстиции, весть эта донеслась до ушей некоторых высокопоставленных мужей, которым исповедь Сусова не понравилась. Особенно Пауку – Петру Алексеевичу Украинцу, – банкиру и нефтепромышленнику. Это значительное лицо государства занимало одно из высотных зданий Москва-Сити. Страшно разгневался на прокаженного чиновника из московской управы всесильный Паук.
«Если тонешь, не тяни за собой других!– орал он в своем роскошном кабинете в стиле рококо перед сходом крупных воротил российского капитала.– Структура деловых взаимоотношений в государстве тонкая вещь! Она складывается десятилетиями и состоит из взаимозависимых ячеек и секторов! Если убрать часть из них – все рухнет в одночасье! И находится такой, даже слово подобрать не возможно, эдакий мозгляк и саботер, и начинает ставить палки в колеса слаженному механизму! Государственная экономика не игрушка! Здесь не место чувствительным и чересчур нравственным индивидам, потому что как только выкажешь слабость, и весь рынок с биржей полетит к чертям собачьим!..»
Конечно, Паук лукавил и подменял понятия, намеренно путая свои интересы с государственными, но где та грань, что разграничивает эти интересы? Трудно ответить, потому что велика жадность и сила искушения богатством и властью. Все смешалось в этой стране и не понять, кто кристально честен, а кто криминален. Тогда напрашивается следующий вопрос,– можно ли, обладая несметным капиталом оставаться порядочным человеком? Разумеется, нет! Один в поле не воин, и действующие условия Большой игры диктуют правила для всех, кто хочет жить и преуспевать. Увы, капитализм – безжалостная игра и руководствуется тремя сакраментальными фразами: – «Извини, друг! Ничего личного! Это всего лишь бизнес!»…
2
А «мозгляк» Сусов, продолжая пребывать в блаженном состоянии, не без воздействия силы Духа-Мельчайшей-Песчинки, сидел в камере перед стеной и тихо раскачивался, как маятник. Душа Ильи светилась изнутри ясным светом, и ему было все равно, как его оценивают люди. Со стороны он выглядел не нормально, то есть не так, как принято среди рассудочных граждан. Он мог подойти к охраннику и обнять его, по дружески, или по-детски поразиться бабочке, залетевшей сквозь решетку в сырую камеру. Это, конечно, было странно для многих, но трогательно для единиц. Чиновника даже отвели к психиатру, который задал пациенту с виду банальные вопросы и каверзные тесты, и подопечный прекрасно справился с ними, не подав ни малейшего намека на психическое расстройство. Его логика была прямодушна и не страдала противоречиями, какими она кишит в нас, так называемых, «здоровых» людях. Доктор дал заключение о нормальном душевном равновесии заключенного с признаками допустимой инфантильности. Если бы он не был знаком с его делом, он посчитал бы, что Сусов находиться в тюрьме по судебной ошибке…
По договоренности с верховным прокурором, его намеревались отпустить до суда на волю, за содействие в раскрытии целой сети преступных группировок в государственных структурах и в криминальном мире. Опасаясь за жизнь важного свидетеля, служба прокуратуры назначила ему охрану в лице майора Болдарева и еще двух сотрудников.
По ходу беседы с подзащитным, выяснилось, что у него есть квартира на имя его бабушки Эллы Леопольдовны Скрябиной. Это был подходящий вариант для конспиративной квартиры,– мало кто знал о ее нахождении, а возможное покушение сводилось до нуля.
Ровно в полночь, из ворот карательного ведомства выехали три автомобиля и разъехались в разные стороны. В одном из них находился Сусов и его телохранители. Плутая по городу, они миновали Бородинский мост и свернули на Садовое кольцо, а оттуда, уже на Плющиху.
В старой квартире Илья давно не был и теперь с трепетом предвкушал этот вынужденный визит в место своего рождения и далекого детства. В холодильнике было пусто, не считая коробки стухших яиц. Двое охранников побежали на Смоленскую площадь, прикупить продуктов и чего-нибудь покрепче. Майор Болдырев разглядывал старинные фотографии на стенах и картины знаменитых художников, с которыми была знакома, в свою бытность, знойная женщина, Эллочка Скрябина. Следователь, едва сносно разбиравшийся в искусстве по долгу службы, признал среди броских живописных работ оригинальные картины Лентулова, Малевича, Кандинского…
– У твоей бабушки было чутье на странных, но великих художников…– произнес задумчиво работник прокуратуры, бросив одобрительный взгляд на наследника.– Сейчас эти картины очень дорого стоят!..
– Хочешь, бери любую…– сказал великодушно Илья, разливая в чашки бразильский напиток многолетней выдержки.
– Шутить изволишь, подсудимый Сусов?
– Не подсудимый, а подследственный и ценный свидетель!
– Свидетель и подсудимый, в одном флаконе!.. Никто с тебя обвинения не снимал…
– Пусть будет по твоему, мне все равно…– согласился Сусов и вкусил аромат черного кофе.– Тебе знаком Вован Едренкин?..
– Он же Обмылок! Как же, не знаком, встречались и не раз! Он проходил по многим делам, но всегда оказывался крайним, – «не при делах», как говорится. Скользкий тип и тертый калач!..
– У него моя дочь, Авдотья…– грустно оповестил майора Илья.– А где, я точно не знаю…
– Киднеппинг- это суровая статья! Можно упечь на долгие годы! Попробую навести справки через своих осведомителей. Я, как раз, расследую необычный инцидент по взрыву в его фирме «Экзотика». Ранены секретарша и два сотрудник. Это, случайно, не твоих рук дело? Ты же в Афгане служил…
– Увы, майор! Теоретически, убрать одного негодяя я мог бы себе позволить, но покушаться на невинные души,– уволь!..
– Выходит, не него еще кто-то точит зуб…
– … и очень влиятельный, из тех, кто тайно сотрудничал с ним, а теперь заметает следы!
– И кто, по твоему?
– Генерал Украинцев…
– Но у нас на него, ни чего нет, только слухи, да сплетни…
– Службист старой закалки умело действует чужими руками, а сам в тени остается и, как бы, не причем. Тот же самый Обмылок о многом мог бы рассказать, и предупредительный взрыв в «Экзотике», наверняка, первый звоночек, мол, достану любого, кто пойдет против…
По странному совпадению, условной морзянкой, звякнула дверная трель,– пришли посыльные сотрудники. Сварили пельмени, нарезали салат из свежих овощей и сели за стол. Болдырев разлил по стопкам водки, молча выпили и закусили. Потом, вдогон, опрокинули еще по одной и, разгоряченные спиртным, стали болтать на разные темы: о футболе, политике, красивых женщинах и прочей чепухе. К двум часам ночи разбрелись по комнатам спать, оставив одного оперативника на посту у дверей.
3
Пожилой Сусов лежал на высокой бабушкиной кровати, с мягкой периной, и думал о том, что именно здесь была зачата Авдотья. Иннокентий и Ксения часто встречались на этой квартире, и даже не подозревали, что Илья был в курсе их тайного романа. Нет, он не ревновал,– каждый волен выбирать свою дорогу жизни, и если им это было угодно, значит, так тому и быть. В уголке глаза неприятно засвербило…
– Переживаешь?– спросил Дух-Мельчайшей -Песчинки.
– Ты еще здесь?– поразился Сусов.
– А куда я денусь? Пока окончательно не разрешится твоя карма, не видать мне свободы протяженностью в сто тысяч кальп!..
– Сочувствую тебе! А карма, полагаю, это судьба?
– И так и не так… Карма – это энергия одержимая движением и действием. Страсть ослепляет и притупляет сознание. Авантюристы и непоседливые проходимцы проворачивают свои великие дела и делишки, а потом эти тщеславные мытарства называют всемирной историей. В свое время меня топтал в песках Каракумов царь Македонии – Искандер, а когда он умер, что оставил после себя? Пустые руки из-под покрова, на погребальных носилках… Его завоеванное царство, под властью недальновидных диадохов, вскоре распалось. И где он теперь? Тоже отбывает свой срок мельчайшей песчинкой в какой-нибудь пустыне. Человеческая жизнь невежественным умом делится на этапы. Считается, что младенчество, отрочество и юность – пора обучения и освоения опыта. Молодость и зрелость – реализация накопленного опыта и проявление своих способностей, а также, утверждение своей, так называемой, самосущей личности – свабхавы. Старость – подведение итогов, то есть, анализ пережитого опыта и заключительное постижение тщеты, данных нам в ощущение чувств и ума, и на самом деле, не обладающих собственной природой, поскольку они взаимозависимы в совокупности бытия. Эти самые этапы, как жизненные принципы, можно навязывать живым существам, и убеждение выраженное старостью будет выглядеть консервативной тенденцией в противопоставлении с двумя ранними периодами активного проявления. И никогда им не сойтись друг с другом, находясь в составе целого и вознося свой принцип во главу угла. Движение во времени и действие, скованное привязанностью к определенному этапу, мешает осознать себя в непрерывности потока психосоматической жизни…
– И что с того?– зевая, спросил Илья, которому уже наскучило нравоучение навязчивого Духа-Мельчайшей-Песчинки, но он все же прилежно пытался вникать в смысл его пронзительных проповедей.
– А с того, жалкий червь, что в результате, за чтобы ты не цеплялся и не устанавливал свое мировоззрение, это не будет иметь Истинной основы…
– И в чем, тогда, твоя истинная основа?– раздраженно поинтересовался Сусов. Он обиделся на слово «червь», но вспомнив известное стихотворение Державина, успокоился.
– Твой изначально чистый ум, не подверженный фиксированным определением всех вещей и явлений! Во всеохватной Пустоте, несущий в себе Мудрость всех проявленных форм и причину твоей мечущейся безличностной энергии, ищущей, в силу остаточной страсти, новых воплощении. Как блудный сын, ты снуешь в Пространстве Сострадания и не замечаешь, в порыве обособленной направленности, своей благодати Покоя и Равновесия, в коих ты уже пребываешь с безначальных времен…
– Так, где же выход, дух?– иронично произнес Илья.
– В практике, о невежественный! В настойчивом опознавании своей пустотной самости-свабхавы! Сначала, в глубокой медитации взяться исследовать свое тело, от дыхания и внутренностей до функций чувственных органов и ощущений и не обнаружить самосущей субстанции в непостоянных частицах, где бы ты там мог обитать. Так же, после этого, исследовать свой ум, от возникшей мысли до сложных, хитросплетенных построений и помыслов, и тоже не найти там постоянной опоры, но лишь текучесть приятных, неприятных и нейтральных отражений, сменяемых одно другим. И где же оно, твое «я»? Если не здесь и не там, может быть в безличностном духе, до проникновения в плотную материю? Но и он тоже состоит из накопленных мгновений мечущейся энергии и также не обладает постоянством и независимостью, но действует по воле взаимозависимых причин и условий…
– Безрадостную перспективу ты обрисовал мне, дух!– устало ответил на это Илья, чувствуя, что веки наливаются свинцом.
– Вот именно, когда ты всем своим обездоленным умом поймешь это, тогда и возникнет нирваническое просветление, как если бы, облака и тучи разойдутся и проглянет чистое и пустое небо – твоя исконная Природа Буддовости…
Но Сусов не расслышал последней фразы. Он мгновенно провалился в обитель сновидений, – вместилище наших дневных радостных переживаний и кошмаров.
Глава 11. Дорога в никуда
1
Чувственный орган можно уподобить светофору на перекрестке. Три цветных глазка – зеленый(приятное), красный(неприятное), желтый(нейтральное) – наше эмоциональное отражение по отношению к объектам действительности. Сам по себе светофор мигает беспорядочно, и создает на дорогах хаос. Но если подключить регулирующий механизм (ум), то сразу наступит порядок. Чувства без ума – голое проявление инстинкта, и не будет в мире взаимопонимания, пока не познаешь досконально свой Ум, регулирующий эти самые голые инстинкты…
Шандор, по своему, умел управлять своими чувствами, не впадая в крайности от неудачи. Чижик научил его следить за дыханием в йогической медитации, и, таким образом, снимать накопленный стресс.
После подобной релаксации, киллер-лилипут сидел в съемной квартирке на Малой Бронной у ноутбука, пытаясь вступить в контакт с заказчиком, но тот не отвечал. Артур хотел выведать у него более подробную информацию об объекте устранения,– изворотливом и везучим Обмылке. Просмотрев электронную почту, он вскрыл закодированное письмо от Имярек, сегодняшним числом. Он его скоро дешифровал. Заказчик, как в воду глядел, прислал то, что нужно. В собственности Едренкина значился дом в деревне Желябино Тверской области.
Перекусив на скорую руку, Шандор закинул за спину рюкзачок и, в старом бархатном костюмчике, ношенным еще в цирковую бытность, но в новых красных кроссовках, поехал на Ленинградский вокзал.
В будний день, в эту утреннюю пору, в тверской электричке было просторно, но не комфортно – обшарпано, грязно, с порезанными сиденьями. Миновав Кольцевую дорогу, за окном вагона замелькали пейзажи, скрываемые придорожной лесопосадкой. Пролетали мимо люди, деревни и городишки, в которых лилипут никогда не был.
Многие бывшие «октябрята», «пионеры» и «комсомольцы» жалеют о прошедшем времени и тоскуют по прежней великой стране. Но ничто не разваливается без созревших на то условий. Советский Союз изжил все свои человеческие деловые ресурсы в трудовых подвигах, репрессиях и Отечественной войне и, не смотря на космические достижения, впал в застойный кризис, как дряхлый старик. И где, теперь, эти «пионеры – дети рабочих»? Стоят у штурвала капиталистического корабля «Великая Россия» и ведут его прямым курсом в… неизвестное Никуда.
Мрачное размышление и однообразие поездки, убаюкало Артура, и он немного вздремнул. Электричка проехала Клин, где жил его друг, еще до знакомства с Чижиком, – Олег Болышев, детский писатель и хороший человек. Потом остались позади Завидово и Московское море, – значит, цель уже близка
Всеми замечено, что когда впервые едешь в дальние края, путь кажется долгим и изнурительным, но в последующие разы – гораздо короче. Это психологический трюк, – в ожидании путь удваивается.
После двухчасового вояжа, Артур покинул старинный и обновленный вокзал Твери, взял такси и отправился в Желябино. Посреди поля, у кромки елового леса, водитель остановил машину и сказал:
– Все, приехали! Дальше на своих двоих, прямо через лесок! Там увидите знак, если его еще не сорвали, и по Кондрахиной гати, не сворачивая, потому как можно угодить в болотную топь, выйдете к деревне…
Шандор расплатился с таксистом и бодро двинулся в чащу леса. Пройдя с километр, он действительно наткнулся на хлипкую дорогу, петляющую по болотистой местности. И, о, счастье, у края леса стоял «БМВ» с нужными номерами. Артур, чуть не вскрикнул от радости, но вовремя сдержался. Он приблизился к машине, сунул в рот сигарету и спросил у шофера, который копался в моторе:
– Папаша, огоньку не найдется?
– Отчего ж, не найдется, коль позарез нужно!– ответил водитель, и это был Стручок, который без всяких раздумий и упреков, дал прикурить малорослому незнакомцу. Киллер затянулся и выпустил из ноздри случайное колечко. Он вообще не курил, но когда необходимо было вжиться в образ развязного персонажа, позволял себе эту вредную привычку. После трех затяжек, на него напал приступ кашля, и Артур бросил сигарету на землю.
– Кхе-кхе!.. Астма замучила!.. сказал он, сплевывая гадкую слюну.– Вот, приехал к другу! Звал к себе, а мне все некогда было. А вы что тут делаете?
– Да кореш в деревне дело одно утрясает…– ответил Стручок и осекся.
Он с подозрением взглянул на лилипута и настороженно продолжил диалог:
– А ты из цирка, что ль?..
– Точно! А как вы догадались?
– Ге-ге!– усмехнулся Стручок.– Так видно ж! Вашему брату некуда деваться, окромя цирка!
– Ой, у вас что-то упало!– искренне воскликнул Шандор, взглянув под ноги.
– Где?– удивился водитель.
– Да, вон лежит!..
Стручок поверил уловке киллера и, опустившись на колени, стал шарить в траве. Артур быстро вынул из-за пояса «Беретту М9» и рукояткой с размаху врезал по бритому затылку. Одураченный водитель охнул и повалился наземь. Шандор открыл багажник и нашел, как на заказ, моток веревки. Крепко связав бесчувственного Стручка, он изъял свечу зажигания и выбросил подальше в траву, затем оборвал провода и пошел дальше по прогнившей гати.
2
Мимо него, огибая кочки, вихрем проскочил кулик, а за ним еще один,– крайне озабоченный. «Брачные игры!»– подумал Артур, внимательно всматриваясь в дырявую местами конструкцию. Дощатая тропа, проложенная невесть когда, таила в себе коварные ловушки,– стоило поставить не туда маленький сандалик и… поминай, как звали! Болотная вонь сшибала дыхание. Лилипут зажал нос, дыша учащенно ртом. Вдобавок ко всему, он регулярно вспугивал лягушек, прыгающих с одной стороны гати на другую, – поблизости, в ста метрах, на них охотилось семейство цапель. «Все, как у людей – зазеваешься и кирдык!»– еще раз подумал Артур.
Медленное продвижение по треклятой дороге отняло уйму времени, и когда киллер подошел к своей цели, было далеко за полдень. Деревня словно вымерла, – ни одно живой души. Крадучась вдоль забора, из опасения нарваться на засаду, он заметил во дворе милую старушку и спросил, где, мол, дом Едринкиных, но та всполошено шарахнулась и заскочила в дом. «Дикий народ!»– подумал Артур, ступая, не зная куда. Точное место сельской недвижимости изворотливого бизнесмена в письме не упоминалось.
На фоне кучевых облаков, свистели ласточки, стремительно выписывая круги, а еще выше, в прорехе синего неба, прочерчивал белую линию реактивный истребитель. В зарослях травы пиликали кузнечики, поверху беззаботно порхали желтые бабочки, и ничто не предвещало беды.
– А ты, кто такой и что здесь вынюхиваешь?– нежданно выступив из-за угла кривенькой избушки, спросил высокий тип в черном костюме. Артур его узнал,– это был тот самый телохранитель, с кем он столкнулся в подворотне. Косой с подельником, в поисках Авдотьи, обходили дома с обыском и, угрожая пистолетами, переворачивали все вверх дном.
– Пошел погулять, да заблудился!..– поспешно объяснил Шандор и понял, что не удачно. «Беретта М9» была за спиной, а бежать он не мог, дылда догнал бы в два счета. Следом за ним появился другой, низенький субъект крепкого сложения. Лилипут сразу догадался, что это «шестерки» Обмылка, или может быть их больше. Должно быть, где-то и сам хозяин. Не предполагал Артур, что так опрометчиво и позорно для себя опростоволосится.
– Идем в дом, путник, потолкуем о том, о сем!– приказал угрожающе долговязый.
– Давай, я его обыщу!– предложил Рылов. Карапузов обмер, но на его счастье, на другом конце улочки, появилась девочка в пестром платочке. Она что-то крикнула и скрылась за сараем. Бандиты переглянулись и бросились туда со всех ног. Пользуясь моментом, Шандор юркнул за кусты шиповника, чтоб вынуть смертельное оружие и покончить с суетливыми недоумками.
– Не шали, милок!– неожиданно прозвучали слова над ухом киллера. Он обернулся и, увидев бородатое существо меньше своего роста, испытал сильный удар по голове. В его глазах помутнело, и Шандор потерял сознание…
3
Очнулся он в зарешеченной комнатушке, на высокой кровати. Вскрытый рюкзачок валялся на полу, а рядом стояла девочка с косичками, одетая по-мальчишечьи,– в потертые джинсы и в майке с надписью «I love Moscow!» В руках она держала «Беретту М9».
– Ты кто?– спросил Шандор.
– А ты кто?– переспросила девочка.
Киллер привстал и сел на кровать, свесив ножки в одной кроссовке,– другую он, видимо, потерял. Он ничего не мог понять, – здесь творился какой-то дурдом, в котором Артур оказался разменной пешкой.
– А кроме тебя, тут кто есть?– поинтересовался лилипут, потирая свой затылок.
– Два бугая! Но Сережа увел их в болота!– лаконично произнесла девочка.– Он переоделся в мое платье, а те поверили! Вот кретины!..
– А как я здесь оказался?– продолжил опрос Шандор.
– Тебя оглоушил шишок! Правда, он забавный?..
– Это я, Митрофан!– представился шишок, опираясь на полено.
– Что тут происходит?– недоуменно осведомился Артур.– И где моя Лиля?..
– Какая Лиля?– удивилась девочка.– В деревни нет никакой Лили!..
– Лиля Бубнова, моя подружка!– пояснил Карапузов. В его потрясенной голове все перепуталось, и он не мог сообразить, в каком месте и времени он находится.
– Мне пора на арену!– заявил оживленно лилипут.– А где мой клоунский костюм? Я слышу овации!.. Меня вызывают на бис!..
Авдотья тупо вперила в него взгляд и тоже ничего не понимала. Она вопросительно посмотрела на Митрофана.
– Ничего, маненько оклемается и придет в себя!– заверил шишок.– Ну, перестарался чуток, с кем не бывает?
– Принеси миску с холодной водой!– попросила его девочка.– И полотенце не забудь!..
Митрофан поспешил в горницу, а серьезная Авдотья спросила, показав оружие:
– Тогда, откуда у тебя этот пистолет?
– В первый раз его вижу…– вяло прошептал лилипут.– Ах, да! Ты про водяной пистолет? Я не знаю, куда он запропастился… Кто-то украл его у меня на гастролях…
Авдотья основательно поверила, что коротышка временно помутился в памяти. Отложив «Беретту» в сторону, она подсела к Артуру и сочувственно погладила по головке. Шишок, кряхтя, притащил тазик с холодной водой и половую тряпку. Девочка намочила грязную холстину, выжала и обмотала Карапузову голову. Заслышав чьи-то шаги, Митрофан юркнул под кровать. В дверь, с опаской, заглянула баба Нюра и грудным голосом спросила:
– Моего внука здесь нету? И куды делись зверюги? Силантия всего измордовали, фашисты окаянные!..
– Они в болоте, а Сережа скоро вернется!
– А это кто, на лилипута похожий?..
– Говорит, – клоун… Мне кажется, что раньше он выступал в цирке, а теперь, почему-то, с пистолетом ходит…– предположила Авдотья, не совсем вникая в сказанное.
– Может он – тоже бандит!– осенено сказала баба Нюра, испуганно уставившись на незнакомца.– Раньше, в советское время, такого не было!.. Люди были добрые, милицию уважали, а сейчас!.. Сплошное безобразие!.. Ну, я пошла суп варить, с курочкой! Приходи поесть, и этого приведи, если он только не буйный…
Девочка пообещала прийти и аккуратно уложила травмированного лилипута на подушку. Он что-то опять пробормотал про свою Лилю и вскоре отключился…
Глава 12. "Вышел месяц из тумана…"
1
Обмылка поместили в затхлом подвале какого-то заброшенного завода. Прикованный бельевой бечевкой к стулу, он возмущенно мычал, потому что рот был залеплен пластырем. Капитан Дристунов, бывший гэбист, а ныне ответственный чистильщик и просто добросовестный исполнитель воли Паука, ел пиццу «Райские грезы» и запивал бочкаревским пивом. Сладко причмокивая, он специально дразнил Вована, чтобы тот созрел для допроса с пристрастием. Прирожденный садист Дристунов готовил жертву изощренным способом, как учили его в стенах Лубянки. Яркий луч прожектора бил прямо в лицо изможденного мученика и он уже ничего не видел, моргая ослепшими глазками и поскуливая время от времени.
– Капитан! Может хватит мурыжить борова?– произнес нетерпеливо Жилов, его напарник и медик-недоучка.
– Что ты такой, жалостливый, Жила?– упрекнул его Дристунов.– Доешь-ка пиццу!..
– Не буду! Хочу успеть на футбол, сегодня наши играют с евреями!
– Ладно, болельщик хренов, готовь инструменты!– сдался Капитан и закурил сигарету. Жилов выложил из портфеля на слесарный стол изощренный набор для пыток, взял в руки клещи с розовыми ручками и вразвалочку приблизился к Обмылку. Вован отчаянно зарычал, а медик медленно сорвал с его губ пластырь и, приложив к своим губам палец, сказал:
– Тс-с-с, только не зови на помощь! Тебя все равно никто не услышит! Не повезло тебе, толстяк! Был бы в офисе, легко бы отделался,– бабах и все! А здесь пострадать придется…
– Позовите Паука!..– ссохшимся ртом прохрипел Едренкин, уперев умоляющий взгляд в Дристунова.– Мне надо ему кое-что рассказать!..
– Сколько раз говорить тебе! Не Паук, а Петр Алексеевич! Понял?
– Понял, понял!– закивал Обмылок.– Это касается очень больших денег! Передайте Пау… то есть Петру Алексеевичу, что я знаю все про Сусова!.. А еще, хочу воды…
– Что ты сказал про Сусова?– заинтересовался живо подскочивший Дристунов.– Он у нас в списке под номером один значится!..
– Это тот самый болтливый свидетель?– спросил Жилов, клацая клещами.– Думаю, это важная информация для шефа!
– Без тебя знаю, умник!– раздраженно изрек Капитан.– Обмой Обмылка, причеши и поехали! А я пока позвоню…
2
На одной из своих дач, в Барвихино, Петр Алексеевич Украинцев внимательно выслушал донесение Едренкина, а потом задумался. Он издавна научился проигрывать в уме сложные деловые и житейские комбинации, и ему это было с руки,– он прекрасно владел искусством игры в шахматы, знал на зубок стратегемы. В юности у него был первый разряд мастера спорта по древней игре. Он легко взвесил за и против, а также варианты в случае неудачи. Его юрист оговорил детали, и они ударили по рукам. Паук оказался в капитальном выигрыше: сто миллионов – таким вышел откуп предпринимателя плюс голова Сусова на блюде с золотой каемочкой! На прощанье Едренкин, чье устранение отложилось на не определенный срок, сказал Пауку:
– Вы, Петр Алексеевич, отзовите своего стрелка…
– Какого стрелка?– сузив глаза, произнес банкир.– Не было никакого стрелка! Я своих людей не обижаю… до первой оплошности. Ты работай пока и не зарывайся. Бери своих бойцов и дуй за девчонкой, она мне нужна для подстраховки. И попробуй только облажаться…
3
Частично успокоенный Вован забрал свой чемодан и вернулся в свою квартиру, думая, что бомба дважды в одну и ту же воронку не падает. В мучительных перипетиях последних суток, рана на ягодице успела зажить, а теперь и душа зарубцевалась. Даже потеря почти, что всех сусовских денег не расстроила его, и он даже окреп в предпыточном горниле. Прилегши на диван, Едренкин, ни с того, ни с сего, вспомнил детскую считалку с блатной подоплекой:
Вышел месяц из тумана,
Вынул ножик из кармана,-
буду резать, буду бить,
все равно тебе водить!..
Слова этого кровожадного четверостишья позабавили Вована и сейчас наполнились каким-то пророческим смыслом: Паук – это месяц, а он должен водить его по следу Сусика. Нет, он не был продажным Иудой, и между ними ничего не было общего, за исключением разве, той поры, когда они, одержимые общим делом наживы, трудились сообща, словно братья. Если бы не тот случай, послуживший разрывом их отношений, возможно, они до сих пор бы дружили и тогда, поступи он как сейчас, это выглядело бы предательством. Выпутавшись из тенет сослагательного наклонения, Вован пошел в ванную. Ему захотелось смыть с себя всю грязь, – и заброшенного завода и барвихинскую, и очищенным от паучьей скверны, продолжить свое житие-бытие. В мыслях он расстался с остатком капитала Сусова и решил пожертвовать его церкви Николая Угодника, в счет своей будущей жизни на небесах…
4
Поздним вечером, по Желябинским топям пробирались два измотанных человека – Косой и Рылов. «Девочку», которая на самом деле была Сережей, они потеряли из виду, когда осознали, что забрели в самую глубь болот. Обозревая ширь из бесконечных кочек и одиноких березок на них, бандиты пали духом. Мнимая Авдотья исчезла, словно призрак, а они не знали в какую сторону двигаться. Косой избрал наугад путь и уверено повел Рылова вперед, как Сусанин – шляхтичей. Не раз они проваливались в трясины, но чудом выползали на брюхе, цепляясь за хилые деревца, и шли дальше и дальше, пока не были вознаграждены за свое упорство,– рядом показалась березовая роща, а значит твердая почва. Насквозь промокшие и безмерно счастливые, городские мытари повалились на траву и долго лежали, дрожа от собачьего холода. Ночная тьма уже окутала окрестности. Рылов насобирал сухой валежник, а Косой подложил под него смятые листочки магазинных чеков, неизвестно зачем сохраненные в кармане пиджака, и зажег зажигалкой костер. Они обнялись и стали одним целым, словно сиамские близнецы,– так было значительно теплее и лучше обсыхать. Костер алчно трещал, поглощая древесное топливо и постепенно сокращаясь в размере. Когда они чуть-чуть просохли, Косой уныло сказал:
– Впереди бессонная ночь, надо бы еще собрать хвороста…
Рылов встал и исчез в темноте. Через несколько минут он вернулся, сбросил на землю ворох коряг и, молча растоптав костер, потащил за собой приятеля. В ста метрах от привала пролегала дорога. Из-за бугра появились огоньки автомобиля. Это был старенький «Запорожец».
– До Твери не подбросишь?– дрожащим голосом спросил Косой не менее старенького автовладельца.
Отзывчивый водитель, без лишних разговоров, услужливо отворил скрипучую дверцу, и продрогшие телохранители медленно поехали в областной город. Машина урчала и тряслась, а в салоне воняло бензином, но им было все равно, лишь бы подальше от Желябинской топи. Проезжая мимо ельника, зоркий Рылов заметил черный «БМВ» на краю леса. Они вышли из трясучей колымаги и бросились к неожиданной находке. Косой обо что-то споткнулся и шлепнулся наземь во весь свой длинный рост.
