Виктор Елисеевич Дьяков
Путешествие на Бухтарму
– Тебя Сергей зовут?– спросил чеченец, когда они, провожаемые тревожным взглядом Любы, отошли от линии домиков к пляжу.
– Да.
– А я Вахид, будем знакомы,– чеченец остановился и протянул руку.
Такое, несвойственное для чеченца поведение несколько озадачило Сергея. Во-первых, его речь была совершенно нехарактерна для подавляющего большинства не только чеченцев, но и вообще кавказских горцев, особенно это интеллигентное «будем знакомы». Ну и, конечно, Сергей никак не ожидал, что тот начнет с рукопожатия. Однако, и на этот раз не подав вида, он пожал протянутую руку.
– Вот что Сергей, я пришел извиниться перед тобой за того нашего парня. Он вел себя недостойно, и ты его здесь больше не увидишь. Я отправил его домой. Передай это своей жене. Перед ней я извиняться не буду… ну ты понимаешь, у нас не принято извиняться перед женщиной,– Вахид смотрел пытливо, явно пытаясь определить, что думает Сергей.
– Домой… Это куда… далеко?
– В Жангиз-Тобе. Мы все оттуда. Знаешь такое место?
Сергей недоуменно покачал головой.
– Зайдем в палатку, пива возьмем, я угощаю,– Вахид кивнул на близлежащую торговую точку.
Он взял две бутылки дорогого российского пива, и они сели на лавку неподалеку от танцверанды. Проходящие мимо с интересом на них смотрели. Видимо, если и не все, то большинство отдыхающих были в курсе случившегося на дискотеке.
– Жангиз-Тобе, это поселок возле станции на Турксибе, отсюда километров двести. Ты сам-то откуда?– пояснил и тут же задал вопрос Вахид.
– Мы из Барнаула.
– Ну, тогда мы не так уж далеко друг от друга живем. Жангиз это примерно сто-сто пятьдесят километров от Семипалатинска в сторону Алма-Аты,– еще уточнил Вахид.
– Ну, не так уж и близко, от нас наверное по железке до Семипалатинска километров триста с лишком будет, да плюс еще полтораста, возразил Сергей.
– Да, ерунда, разве это далеко… Ты с какого года?– удивительно быстро «сближался» Вахид.
– С семьдесят пятого,– откровенно ответил Сергей.
– А я с семьдесят седьмого… Мы же с тобой почти ровесники,– в голосе чеченца звучала какая-то обезоруживающая непосредственность.– Мне вот тут поручили за своими ребятами присмотреть, старики наши попросили, чтобы чего-нибудь не натворили. Да за всеми разве ж уследишь. Вчера вот не пошел с ними… ну и сам знаешь. Наша молодежь она такая, за ней всегда присмотр нужен…
И вновь речь Вахида не походила на речь обычного чеченца. Он говорил фактически как русский, или долго среди них живший. Но Сергей не счел себя вправе более подробно расспросить собеседника, с которым был знаком не более десяти минут. Вахид же подобной церемонности не испытывал и расспрашивал не стесняясь:
– Ну, как у вас там в Барнауле жизнь-то?
– Да так, ничего, жить можно,– неопределенно пожал плечами Сергей.
– Ты чем занимаешься, работаешь?
– Да… в фирме по производству и продаже некоторых продуктов,– непосредственно-искренней интерес собеседника, сделал Сергея совершенно откровенным.
– Это каких продуктов?– с долей усмешки на такое, по его мнению, несерьезное занятие, спросил Вахид.
– У нас производят колбасу, пельмени, соленую и копченую рыбу, но в основном мороженое около двухсот наименовваний. Продукцию реализуем в городе и по всему Алтайскому краю, а мороженое по всей России, даже в Москву отправляем,– не преминул похвастать Сергей.
– И кем ты там?– вновь с долей скепсиса спросил Вахид.
– Менеджер по продажам.
– Да ну… Ты что, где-то учился?
– Конечно, я экономический ВУЗ закончил. А ты чем занимаешься?– после стольких вопросов в его адрес Сергей тоже счел возможным поинтересоваться.
– Я-то… Да так, всем по-немножку,– Вахид отхлебнул из бутылки, замер на несколько секунд, будто собираясь с думами.– Ты знаешь, здесь в Калбитстане нормально работать и по-хорошему чем-то заниматься вообще нельзя. В Усть-Каменогорске, Павлодаре, где калбитов не так много еще более или менее. А там где они руководят и их большинство, как у нас например, там такой бардак. Ни порядка, ни бизнеса, ни жизни. Вот нам и приходиться, чтобы выжить самим о себе заботиться, чтобы от калбитов не зависеть, торговать всякой всячиной.
– Всякая всячина, это что? – на этот раз осторожно поинтересовался Сергей, явно опасаясь, что такое любопытство может обидеть собеседника. С другой стороны он откровенно отвечал на все вопросы и имел моральное право рассчитывать на столь же откровенные ответы…
Мимо них в основном с пляжа и на пляж проходили люди, пробегали со смехом и шалостями дети… Вахид помолчал, глядя на противоположный берег залива, где к воде почти вплотную подступал лес. Молчал и Сергей, но очередь отвечать была чеченца.
– Ты хочешь знать, не торгуем ли мы наркотой,– наконец вопросом на вопрос ответил Вахид.
– Да нет,– несколько смутился от такой прямоты Сергей.
– Торгуем и наркотой. А куда деваться, жить-то надо, семьи кормить. Ты вот, сколько получаешь в своей фирме?
– Когда как, в хорошие месяцы тысяч двенадцать, даже больше бывает. Жена у себя на работе тоже тысяч шесть-семь имеет, всего получается что-то около двадцати тысяч. В общем, нам хватает,– сделал обычный в таких случая вывод Сергей, ибо с детства часто слышал, что так же отвечали на вопросы о заработке отец и мать.
– Двадцать тысяч ваших рублей, это примерно восемьсот баксов американских или сто тысяч зверобаксов калбитских,– подытожил сделанные в уме вычисления Вахид.– Не скажу, что это много. Я один имею больше… Но знаешь, я бы предпочел получать столько сколько ты, и жить в России, в нормальном городе, работая также на законной, спокойной работе, так как работал мой отец в те времена когда еще был Союз. А наш заработок, он… ну как тебе сказать, он очень рисковый и непостоянный. Деньги вроде есть, иногда и большие, но все это без уверенности, что так будет и завтра. Другим ничего, а мне на нервы действует, и нормально жить не дает, ни в чем. Вот ты давно женат?– задал неожиданный вопрос Вахид.
– Четыре года уже.
– Дети есть?
– Да, дочке три годика.
– А я, вот, чуть моложе тебя, а до сих пор жениться не могу. Каждый чеченец обязан приумножать численность своего народа, потому что нас всегда много гибнет, а я вот этот свой долг не могу выполнить. И отец с матерью, и родственники предлагают невест, и у нас в Жангизе, и из под Алма-Аты, и из Чечни, отовсюду, где родственники живут. А мне они все не нравятся. И знаешь почему? Вновь задал совершенно «неберущийся» вопрос Вахид.
– Ну, откуда же мне знать,– пожал плечами Сергей.
– Потому что мне вообще не нравятся чеченки,– так же уверенно чеканил слова, словно вбивал гвозди Вахид.
– А кто же тебе нравится, русские, казашки?– уже в возросшим интересом спросил Сергей.
Когда Сергей произнес последнее слово, лицо чеченца словно блеснуло синевой аскетичных щек, исказилось оскалом негодования. Сергей искренне не понимал, чем он так обидел его.
– Казашки… калбитки эти. Да я с ними на одном километре … не сяду, не то, что в постель с такой лечь. Понимаешь, калбиты для нас это одна из самых низких, грязных, тупых и презираемых наций,– несмотря на выражение лица, Вахид пояснил это довольно спокойно.
– Но я вижу, тут ваши ребята с этими как ты выразился низкими ходят и даже очень,– возразил Сергей.
– Да они же просто ими пользуются, но чтобы чеченец женился на калбитке, такого просто быть не может. Ведь мы их никогда за людей не считали.
– Не знал,– изумленно покачал головой Сергей,– я почему то думал что вы русских больше всех не любите.
– Не любить, и не уважать, это не одно и то же. Сильного умного врага можно не любить, даже ненавидеть, но не уважать не возможно. А калбиты… это даже не враги, а так…– Вахид пренебрежительно махнул рукой.– Мне же всегда нравились только русские девушки, и ни какие другие. Да и не только мне, таких чеченцев много, даже среди тех, кто орет, что русских ненавидят.
Сергей не знал, как реагировать на это признание. Он посмотрел по сторонам, словно ища совета откуда-то извне и увидел как в отдалении с крыльца их домика, прикрыв глаза от уже идущего на заход солнца за ними наблюдала Люба, и по всей видимости уже давно. Сергей успокоительно махнул ей рукой, де все в порядке, не беспокойся. А Вахид тем временем продолжал:
– Когда я был маленьким у нас в Жангиз-тобе жило что-то около тысячи чеченцев, и где-то тысяч пять-шесть калбитов. А рядом был большой военный городок, в котором стояли дивизия ракетчиков-стратегов и авиационный полк. Мой отец служил прапорщиком у летчиков. Хотел к стратегам, но туда его, чеченца, не взяли, а к летчикам взяли, старшиной в батальон аэродромного обслуживания. Туда самых плохих непослушных солдат собирали. Ни один старшина с ними справиться не мог. А отец как пришел быстро там порядок навел, его все слушались. В полку очень его уважали. Я первые два класса в самом Жангизе в калбитскую школу ходил, и вообще не знал какие бывают настоящие хорошие школы. А в третий класс отец меня в военный городок в русскую школу устроил. Туда ходить было где-то с километр туда и обратно. В той школе все учительницы были жены офицеров, настоящие институты и университеты кончавшие, некоторые даже в Москве и Ленинграде учились. Там я понял, какая это огромная разница между калбитской школой и русской…
