Ну вот я и на месте. На левой стороне главной улицы Плутон Сити виднелась лишь одна огромная вывеска. Past Perfect. Эта шарашкина конторка продавала воспоминания. На Плутоне это ценится. Хочешь – добрые воспоминания, хочешь – злые, а хочешь – tabula rasa. Меню, конечно, стандартное и до боли шаблонное, в основном они торгуют выкапыванием трупов. Ну или первой любовью. Пожалуй, ее берут больше всего. Я тоже брал. Часик с одноклассницей, где она разрешила мне пошалить языком в ее лакомом местечке. Отдаешь кусочек себя, и воспоминания нахлынут, как цунами, успевай только сопли и слезы вытирать или улыбаться, да хрюкать. По правую сторону находилось самое известное питейное заведение Плутона, бар с креативным называнием «Бар», который больше напоминал блевотную забегаловку времен развитого социализма. На входе уютным комочком лежал и дергался в конвульсиях какой-то оборванец. Как только под ним растеклась желтая лужица, несчастный выдавил на своих устах довольную улыбку маленького ребенка, завернутого в теплое одеяльце. Судя по зрачкам, Плутон его скоро отпустит, интересно, сколько билетов он купил, чтобы так себя чувствовать…
На Плутоне есть только один напиток – slobber, его пьют абсолютно все, кто прибыл сюда. Других вариантов, увы, нет и не предвидится. Все пьют его взахлеб, улыбаясь и чмокая от удовольствия. Главное, не захлебнуться. Плутон также опасен тем, что, пока ты гоняешься за своими тенями, нередко оказывается так, что тени прошлого догоняют тебя. В соседнем углу промелькнула тень балерины, разбившаяся об луч света, огромный танк переехал барную стойку и исчез в блеске качающейся люстры. В баре было пусто, только тени мелькали, прыгали, бесились в неистовом и яростном вертепе. Одинокий бармен вытирал ладонью разбитые стаканы. Каждый раз, когда его рука напарывалась на острый осколок, он весело и нервно вскрикивал. Увидев меня, он сказал, что мадам Милена ждет в соседнем зале и приглашает меня присоединиться к ее трапезе. Друзей моих тут не было, и это было подозрительно, зато генератор местного зла ожидала в своем убежище. Зачем? Нужно пойти узнать, отказываться от приглашения на Плутоне не принято.
Я зашел в соседний зал, где передо мной предстала настоящая мерзость. В центре комнаты восседала одна из самых первых космонавтов, кто прилетел на Плутон еще в середине века. Ее маленький ручной зверек вперил в меня свои зеленные глазки. Мадам Милена так же мрачно уставилась на меня. Лицо у нее было озлобленное, уставшее. Потасканная шлюха бальзаковского возраста и то выглядит лучше. Нос был с дугообразной горбинкой, поэтому его хотелось отломить. Впалые черные глаза прорезали меня насквозь. Обвисшая морщинистая кожа, казалось, жила своей собственной богохульной жизнью. Под ее ногами что-то чавкало. Как я понял, месячные она в себе не держала. Маленький четырехлапый упырь, который все время крутился рядом с нею, подставил под стул железный тазик, предвкушая будущий пир. Милена прохрипела песенку о том, что мои друзья сюда не придут, а Боба видели возле большого камня, ну и про Дэна она ничего не знает. Я не просил у нее помощи в поисках, но все равно приятно, что эта тварь хотя бы помогла мне советом. Упырь начал пить из тазика. Я убежал прочь. На поиски Боба
На улице начинался парад мертвеца во славу святой Смерти. Такое происходит часто, многие прилетают на Плутон и разбиваются. По улицам шла процессия в разнообразных цветных масках. Выкрикивая и насвистывая веселые молитвы о погибших космонавтах, они тащили на себе вытянутый металлический ящик. В нем лежало нечто уже не человеческое, оно билось в конвульсиях, пытаясь трястись в такт запевам толпы. Еще с нами, но уже за гранью
Прошлое на Плутоне – предмет яростных споров. Большинству нравится, что забытыми воспоминаниями торгуют за гроши. Для них это закономерность. Я же придерживаюсь другой философии, для меня прошлое – это огромный пазл за твоей спиной, оглядываться на него можно, но поворачиваться лицом нельзя. Тот, кто пытается сохранить весь пазл, уже не воспринимает будущее, ибо просто у него нет места для новых деталей. Прошлое как пепел должно улететь, как настоящий тлен исчезнуть с малейшим дуновением нового свежего ветра. Разрывая ненужные кусочки пазлов, стирая людей, друзей и прочее ненужное барахло из памяти, безжалостная как сама святая Смерть, и ее младшая сестричка Амнезия, она как часы работает на Плутоне. Новое время, новый мир, новые правила и воспоминания. Ну, а те, кто торгуют старыми пазлами, наживаются на желании вернуться в уже обманутый мир лжи и забвения. Пусть еще разок пошалить языком и было и весело. Ветер сдует пепел.
Прошлое на Плутоне покупается ради того, чтобы еще и вернуться в солнечное детство, где яркие лучи солнца светят нам в глаза со всех четырех сторон света. Единственное, что из прошлого нельзя купить, это запах. На Плутоне ты никогда не почувствуешь запаха молодой скошенной травы или запаха осенних улиц твоего города, где ты с друзьями гулял, не замечая хода времен. Тут воняет только гнилью или вкусовыми галлюцинациями. Последние, говорят, наиболее опасны, ибо явственно сигнализируют, что вы слишком долго находитесь на Плутоне и Плутон вас не отпускает обратно. Риск что ваш гром пронесут по улицам с танцами и песнями возрастает.
Плутон особое место. Для всех и каждого. Тут прошлое стирает все и вся, таков закон жизни. Беги вперед, только вперед. Тропа перед тобой. Беги как сумасшедший, не оборачивайся назад, и перед тобой уже дорога, беги что есть силы, сотрясая своим дыханием горы. Не поддавайся искушению думать, что в прошлом ты мог бы что-то изменить. Влюбить кого-то в себя, вернуть мгновения, послать на три буквы обидчиков. Этого не будет. На Плутоне ты хорошо понимаешь, что этого не вернуть. Беги, беги так, чтобы само прошлое смотрело тебе вслед, беги, стирая ноги в кровь, и вот уже перед тобой целое шоссе. Говорят, это шоссе ведет в никуда. У кого нет прошлого, у того нет будущего. Плюнь в лицо тому дураку, сказавшему тебе такое. Ты убежишь и от него. Когда ты бежишь в никуда, то и терять тебе не чего. Думай не о прошлом, думай о том, как далеко ты сможешь бежать. Новое время, новый век, новая жизнь, на Плутоне можно только так… иначе рискуешь не вернуться. Маневрируй, продумывай свой ход на шаг вперед. Будь беспощаден к тем, кто остался позади. Тот, кто смотрит назад, споткнется, не увидев, что впереди. Беги, не зная усталости. Беги, и может, одна из дорог приведет тебя вновь на Плутон. Беги.
Такого с нами еще не бывало. Сыны фортуны облажались. Все предыдущие полеты на Плутон мы держались вместе, и все заканчивалось хорошо, мы как часы возвращались обратно строго по отведенному времени действия билета. А сейчас все словно провалилось в нору крота. Меня начинает нервировать эта ситуация. Новые дерганые заметки в блокнот.
Я, порядком подустав, вышел на Блевантин-штрассе. Свою ошибку я осознал слишком поздно. Рвота по улице уже текла рекой. Поймал себя на страшной мысли, что если бы я был в закрытом помещении, то уже давно утонул бы. Я закрыл глаза от боли. Начались судороги и спазмы в области души. За спиной раздалось хрюканье. Я пересилил пляску мучений и оглянулся. Передо мной стоял свиноподобный толстяк с лицом взрослого имбецила, с его опухших губ стекали слюни, он улыбался. Да, это был он. Дитя окраин, так его звали. Это он продал нам сегодняшние билеты на Плутон. Он ковырялся зубочисткой в зубах так, словно там были огромные черные туннели прямиком в гнилые десна, и зубочистка почти под корень проходила внутрь, выскребывая наружу беловатые комочки. Было мерзко, но захотелось жрать. Правда, на Плутоне не едят. Только по возвращении обратно можно набить брюхо остатками из холодильника. В памяти тут же всплыла мысль, что перед групповым отлетом на Плутон мы закупились тремя пакетами жратвы. Но так же отчетливо я понимал, что Плутон не отпустит домой еще долго, так что мысли о еде надо гнать прочь. Я хотел спросить у него, что произошло и почему билеты раскидали нас в разные места. Но он начал отплясывать дикий танец порванных мышц и раздробленных суставов. Подбежавшая толпа цинично схватила Дитя окраин. Людская масса, появившаяся из ниоткуда, в мгновенье око подхватила его желеобразное тело и, запихнув в металлический ящик, унеслась прочь. Праздновать и кричать про свой очередной смрадный парад мертвецов.
– Не разрывайте цепочку! Вместе пришли, вместе уйдете! Только так и никак не иначе! – Дитя окраин на прощание помахал мне рукой из ящика, себе он, как оказалось, взял билет в один конец. Печаль была секундной. Грудная клетка вновь набухла от набранного воздуха. Поднявшись с теплой и влажной земли, я черкнул в блокнот несколько кривых линий. Думаю, он имел в виду цепочку путешествия, трое пришли на Плутон, трое и должны уйти…
Всю жизнь, оборачиваясь в предвкушении злого рока, особой миссии судьбы, я пропускал слишком много важного. С детства поняв то, что многие судьбы связаны на века, ты живешь в надежде на свой великий поступок, в сердце грея обычную серую бесперспективную массу. На Плутоне нельзя думать о вечном, иначе вечное медленно поглотит тебя и никогда больше не отпустит. Здесь порывать с этим надо решительно и беспощадно. Рвать его на куски, словно фотографии и письма. Спускать остатки мечтаний в мусоропровод. Говорят, помнить прошлое это большое благо человечества. Мне все равно, я забываю его, стираю воспоминания о ненужном. О зле, о трусости и предательствах и, конечно же, о глупых детских подвигах.
– Все в нашей голове! – неожиданно сказал проходивший мимо меня очередной космонавт, его скафандр блестел на фоне мрачного переливающегося неба Плутона. Он словно светился изнутри.
Был ли это знак или просто очередное скучное событие на моем пути, я уже и думать про это не хотел. Как только светящийся космонавт исчез из виду, вдалеке я увидел силуэт Боба. Он быстро удалился в район, где у улиц нет имен. Я побежал за ним. Глиняные коробки сменялись бетонными исполинами, уходившими далеко в небеса, потом были стеклянные фасады, потом вновь маленькие глиняные лачуги. Я бежал за ним, наверное, целую вечность.