Виктор Кустов
Время шутов
НАДЯ. Почему?
ЮРА. Они подходят друг другу. Оба любят играть, оба увлечены желанием обмануть жизнь, себя и окружающих, их вполне устроит светское сожительство без обязательств. Думаю, что салон мадам Зотовой процветает, в нем новые люди, но старые традиции…
НАДЯ. Мне жалко Веру… А Купов, конечно, негодяй. Она сделала аборт и неудачно…
ЮРА. Почему ты их жалеешь?
НАДЯ (после паузы). Не знаю… Может потому, что они тоже страдают…
ЮРА. Ты совсем не похожа на них… Ты – добрая. И несчастная.
НАДЯ. Была.
ЮРА. Да, была. (Гладит ее руку). Как и я.
НАДЯ. Только не говори так… Это мне что-то напоминает… Плохое…
Пауза.
ЮРА. А Буров женился?
НАДЯ. Нет.
ЮРА. Наверное, он все еще любит тебя…
НАДЯ. Юра, давай не будем о нем…
ЮРА. Прости, это действительно жестоко.
Пауза.
ЮРА. Нам пора, ты опоздаешь на самолет.
НАДЯ. Хочешь, чтобы я поскорее ушла?
ЮРА. Я хочу, чтобы ты поскорее вернулась и уже никогда никуда не уезжала.
НАДЯ. Я тоже.
Пауза.
ЮРА. Все-таки мы нашли друг друга.
НАДЯ. А ты не жалеешь, что это не случилось десять лет назад?
ЮРА (после паузы). В жизни все подчиняется каким-то законам. Наверное, это было невозможно.
НАДЯ. Пора. (Встает).
ЮРА. Да, время.
НАДЯ. Не провожай.
ЮРА. Нет. Я буду тебя всегда встречать и провожать. А еще я буду…
НАДЯ (закрывая ему ладошкой рот). Помолчи…
Уходят.
Говори, чтобы я мог тебя видеть
Сократ
МОЙ КОМАНДИР
пьеса на два голоса
Сцена разделена на две половины. С одной стороны – уютная, по-женски обставленная комната, в которой необычно смотрится только открытый ноут-бук на туалетном столике. Другая скорее кабинет, чем жилое помещение. На столе помимо стопки книг, папок, письменного прибора, предмета больше декоративного, чем функционального, – монитор.
Задняя часть сцены -экраны, на которые во время действия проецируются кино и фотосюжеты.
Она
В комнату входит женщина. Она в халатике, тапочках. На вид ей около пятидесяти. Садится перед зеркалом, разглядывает свое отражение и привычно пододвигает ноут-бук. Все так же продолжая изучать свое лицо, включает его, настраивает, иногда поглядывая на экран, и вдруг замирает, подвигает ноут-бук ближе, что-то быстро набирает… И замирает, пристально глядя на экран. Шепчет.
– Нашла… Я все-таки тебя нашла…
Смотрит в зеркало, словно оценивая себя, потом опять торопливо набивает, но, перечитав, стирает и снова набивает…
– Спокойно, дурочка, спокойно… На что ты надеешься?.. Он, конечно, женат и счастлив, не то что ты…
Смотрится в зеркало.
– Ну и что?.. За женой как за каменной стеной?.. Так сейчас каменных не строят, бетон или в один кирпич, не больше, не себе, на продажу…
Быстро стучит по клавишам.
На большом экране проецируется весь процесс, буквы складываются в слова, которые она, набирая, негромко произносит.
– Привет, Командир… Ты еще помнишь меня?.. Только посмей сказать, что не помнишь!
Перестает набирать.
– Стой, красавица… Убавь пыл… Давай сначала посмотрим, кто он и что у него…
Набирает. Ждет, не скрывая нетерпения. Наконец на экране появляется фотография седовласого мужчины. Снимок официальный, сделан в кабинете.
– Командир…
Пристально вглядывается.
– Ты уже седой… Но такой же… загадочный… И не мой…
Продолжает манипуляции с ноут-буком, и на большом экране появляется портрет женщины.
– Значит, ты женат, как и следовало ожидать… Интересно, первая?.. Вторая?.. Нет, скорее третья, явно моложе…
Смотрится в зеркало.
– А может это дочь?..
Набивает. На экране – портрет смеющейся девушки.
– Не будь дурой, дочь – вот эта… И, кстати, похожа… на него… И на нее…
На экране меняются фотографии мужчины, женщины, девушки. Порознь и вместе, в разных местах и ситуациях. Затем чередуются фотографии девочки. Маленькой, побольше…
– А это внучка… Значит, ты уже дед… Всего одна?.. Негусто мы с тобой посеяли…
Встает, выходит из комнаты и тут же возвращается с телефоном в руке. Начинает набирать номер. Спохватывается.
– Что я, дура, делаю… Второй час ночи… Да и неинтересно это ему. Ну, нашла, мать, ты свою первую любовь, а ему от этого ни холодно, ни жарко… А так хочется поделиться с кем-нибудь…
Устало садится.
– А то еще и приревнует… Я ему все уши прожужжала: «учись, как Командир»; «относись к девушкам, как Командир»… Одним словом, будь похож на моего Командира… Только не на отца… Хотя глупо ревновать к прошлому…
Смотрится в зеркало. Потом оглядывает комнату, о чем-то раздумывая. Наконец решительно пододвигает ноут-бук и начинает быстро набирать. Появляющиеся на экране буквы складываются в слова:
«Привет! Я тебя нашла! Как ты?.. Не забыл меня?..»
Он
В кабинет входит мужчина. Включает компьютер. Начинает просматривать папки. Что-то откладывает, что-то подписывает. Наконец, отодвигает их в сторону и смотрит на экран. Удивленно оглядывается по сторонам, словно желая что-то у кого-то уточнить или чем-то поделиться, потом касается клавиатуры.
На экране – Ее портрет.
– Да это же…
Увеличивает снимок. Разочарованно.
– Н-да, что с нами делает возраст…
Откидывается в кресле.
– Она ведь меня младше лет на… Нет, не намного, кажется, на четыре… или пять… Я был на пятом курсе, она – на первом…
Всматривается в портрет.
– Изменилась… Потяжелела… А глаза – те же… И улыбка.
Звучит мелодия «Yestaday». Он подносит к уху мобильник.
– Да, дорогая… Нет, я успел… Хорошо… Слушай, я тут зашел в «Одноклассники»… Вот знакомая из юности объявилась… Ну та, с которой до тебя роман был… После лавины. Да чего уж ревновать, что было, то прошло… Нет, она очень изменилась… А что, с возрастом кто-то меняется в лучшую сторону?.. Кроме тебя, конечно… Да нет, это чистая правда… Ладно, перестань… Сама посмотришь. Пока.
Кладет телефон перед собой. Смотрит на экран.
– Сколько лет прошло… Любопытно, как у нее жизнь сложилась.
Пододвигает клавиатуру.
На экране поочередно появляются фотографии. Она в саду. На фоне гор (явно не южных). На улице с надписями на каком-то языке. На знойном пляже, но на этой фотографии она еще стройная, молодая. Строгая и тоже молодая – с мальчиком. Уже сегодняшняя, улыбающаяся, рядом с высоким юношей, похожим на нее.
– Сын… «Мы с сыном»… А где же муж?
Теперь фотографии мелькают быстрее, но на них Она или одна, или в компании.
– Муж, судя по всему, объелся груш…
Начинает набирать, и на экране появляется текст.
«Привет. Я рад, что ты нашлась. Как живешь?.. У меня все нормально: жена, дочь, внучка. Работа. Ты уже пенсионерка?..»
Она
В комнату, продолжая на ходу говорить по сотовому телефону, входит женщина. Она в деловом костюме, только пришла с работы.
– Сынок, ты эгоистичен… Может твоя мать иметь если не платоническую любовь, то хотя бы виртуальное увлечение?.. Тем более со своим сверстником… Я же не пристаю, как некоторые старушки, к юнцам… И совсем не хочу быть злобной, хронически неудовлетворенной феминисткой… Да, если хочешь, я к нему отношусь, как Петрарка к Лауре, кстати, которого ты так и не осилил, поэтому не знаешь, какие у них были отношения… Да, в моей жизни немало всего и кого было, вот поэтому не стоит за меня беспокоиться…
Глубоко вздыхает, слушая.
– Ну да, ты талантливый программист, у тебя хорошая голова, но вашему поколению не дано чувствовать… Вы любите железки, головоломки и исключительно себя… А мы в твоем возрасте любили друг друга… Мужчины – женщин, женщины – мужчин… Не надо опошлять, я не имею в виду сексуальные извращения. Это сейчас эти отношения стали обыденной мерзостью… Да у нас не было вашего примитивного физиологического секса с кем попало, у нас была настоящая любовь… Вот ты сразу подумал о непристойном, а мы, как и положено нормальным людям, любили противоположный пол… Да, не отрицаю, я нетерпима, не толерантна по отношению к геям, бисексуалам и прочим извращенцам, называй их как хочешь, потому что я нормальная, настоящая, хоть уже и немолодая женщина…
Слушает. С раздражением.
– Вот доживешь до моих лет, может быть, начнешь понимать, в чем разница… Все, помолчи, иначе поссоримся…
Слушает.
– Нет, отец твой мне не звонил. И дай бог, чтобы никогда не позвонил.
С раздражением выключает телефон.
– Отчего родные дети так эгоистичны?.. Живешь для них, пластаешься, жилы рвешь – воспринимают как должное. Только для себя захочешь пожить, пусть самую малость, – сразу в штыки…
Раздевается и останавливается перед зеркалом в одном белье. Разглядывает себя.
– Грудь, конечно, великовата…
Приподымает ладонями.
– Хотя сейчас это модно… И мужикам нравится… Вон как Маркович заглядывает, через стол перегибается… Того и гляди, клюнет своим длинным носом и не разогнется…
Вздыхает.
– И оценить некому…
Проводит ладонью по животу, стараясь его втянуть.
– Та-ак, спортом, миленькая, надо заниматься, а не пирожки трескать в обеденный перерыв… Или в тренажерный зал топать… Хотя чего я там не видела?.. Потные, озабоченные самки, верящие, что формами можно заманить счастье… Ну да, а ты совсем не озабочена?.. Да… была, во всяком случае…
Крутится перед зеркалом, разглядывая себя.
– Ладно, сойдет для виртуального общения.
Накидывает халат.
– Ну что, дорогой, откликнулся?
Включает ноут-бук.
На экране появляется портрет мужчины и текст.
– Откликнулся… А куда бы ты делся, мой милый…
Пауза.
– Хотя ведь вот делся… На сколько лет?.. Сыночку уже тридцать. И еще не женат, эгоист…
Вздыхает.
– Поколение пепси, поколение икс… Продвинуто-потерянные… Тридцать лет… Мне двадцать было, когда замуж выскочила… Два года я прожила с его отцом… Год до рождения и год после… Еще годы, пока я тобой переболела… мой Командир… Какая я была тогда романтичная… Отчего же, совсем не дура, просто романтичная первокурсница. А ты – пятикурсник. Умный, так много знающий того, о чем я даже не слышала… И о Петрарке и Лауре я тогда тоже ничего не знала, ты просветил… Ладно, что тебе сегодня написать?
Звонит домашний телефон. Она выходит и возвращается с трубкой.
– Ну, что ты хотел?.. Зачем?.. Нет, я тебя видеть не хочу… Что сын?.. И вообще, какое мне дело, что ты думаешь по этому поводу? Что ты вмешиваешься в нашу с ним жизнь?.. Ну да, теперь он для тебя сын. Когда стоит на своих ногах. А что же ты раньше о нем не думал? Знаешь что, я о тебе еще помню только потому, что он об этом попросил. Все! И не звони больше!
Бросает трубку.
Садится напротив ноут-бука.
– Неужели каждая баба носит в себе такую тяжесть…
Начинает набивать текст, который появляется на экране.
«Привет, дорогой Командир…»
Останавливается. Уходит и возвращается с альбомом фотографий. Садится, неторопливо перебирает, подолгу рассматривая. На экране появляются фотографии молодой девушки, чаще всего смеющейся, с гитарой. Потом снимок туристов, среди которых Он и Она. Потом Он в штормовке и с ледорубом наперевес на снежном склоне. И еще одна – застывшая сошедшая лавина… Откладывает фотографии, касается клавиш.
«Здравствуй! Я рада, что у тебя все сложилось, что ты живешь. Я только что пришла с работы, уже темно, сейчас попью чаю и лягу спать… Нет, перед сном обязательно разыщу старый альбом и старые фотографии из того похода… А потом уже лягу спать. Одна. Сын живет отдельно, в моей квартире, а я – в квартире родителей… Ты ее помнишь?.. Когда ты приезжал знакомиться с ними, ты спал на раскладушке, которая стояла рядом с моей кроватью, и мы держались за руки, пока не уснули…»
Стирает последнее предложение.
«Внуков у меня нет, мой сын никак не найдет свою половинку. Наверное, наследственное…»
Стирает последнее предложение.
«Работа у меня секретная, поэтому писать о ней ничего не буду. Расскажи о себе… И заметь, я внесла тебя в список моих друзей… Помнишь себя такого, Командир?»
На экране крупно снимок: он на снежной вершине, смотрит на горы перед ним.
Он
Мужчина включает компьютер, читает текст. Потом долго всматривается в фотографию, на которой он так не похож на себя сегодняшнего.
Набирает номер телефона. Долго не овтечают, и он кладет трубку. Потом звонит по мобильному.
– Ты уже в дороге?.. Да так, уточняю… Тут, между прочим, моя знакомая из юности выставила мою фотографию… На которой я перед лавиной. Не знаешь, где у нас старый альбом?.. Нет, конечно, это не срочно… Не нужно, я сам поищу… Целую, моя родная… До встречи.
Начинает набивать текст, который появляется на экране.
«Мужчины стараются помнить то, что им приятно…»
Задумывается. Стирает текст. Набивает.
«Женщины стараются помнить то, что им приятно».
Вновь задумывается и вновь стирает. Решительно бьет по клавиатуре.
«О себе я все изложил на собственном сайте. Даже если и не все, то главное. А так, все обычно, как у всех. Живем в заботах. Чем занимаюсь? Зарабатываю на проживание и в свободное время читаю Библию. В молодости был атеистом, теперь понимаю, что не по убеждению, а по незнанию и младоглупости. И, конечно, вследствие воспитания. И огорчаюсь, нет бы эту книгу прочесть раньше, на самую длинную жизнь загадок бы хватило… Не тратил бы время на разные глупости…
Вот, к примеру, читаем; «Если жена не осквернилась и была чиста, то останется невредимою и будет оплодотворяема семенем». Отсюда следует, что бесплодие, которого у нас сегодня немало – это грех измены, может быть, даже свершенный ранее, ведь в четвертом колене аукается… Или вот еще; «И будете приносить жертву Господу, всесожжение или жертву закалаемую, от волов и овец, во исполнение обета или по усердию, или в праздники ваши, дабы сделать приятное благоухание Господу». Почему столь необходима жертва? Может быть, это освобождающаяся душа, очищенная таким образом?.. И что понимать под «приятным благоуханием», ведь запах горящей плоти неприятен? Или это не осязаемое нами благоухание души?.. Ладно, не буду утомлять, думаю, у тебя иных забот хватает…»
Перечитывает. Задумывается. Убирает последний абзац. Дописывает.
«Но это урывками, а в основном все обыденно: утром – на работу, вечером – домой… В отличие от твоей, у меня работа совсем не секретная. И даже наоборот, делюсь своими секретами со всеми жаждущими и страждущими. Оттого и на сайт приглашаю. Зайди».
Она
Входит Она, явно навеселе. Мимоходом включает ноут-бук, напевая:
– Командир, командир, улыбнитесь.
Ведь улыбка – это флаг корабля…
Скидывает туфли, ложится в платье на кровать. Глядя в потолок, раздельно произносит:
– Не провести ли нам совместно оставшиеся годы… Ха-ха… Фу, как звучит… А если я намерена еще лет тридцать-сорок радоваться этому миру? И все эти годы созерцать эту потную гладкую лысину?.. Рядом?.. На одной подушке?.. И этот красный нос… А запах чеснока?.. Ну уж, господин Маркович, фиг вам… Или вигвам, как говорил в детстве сын…
Садится перед ноут-буком.
– Ну что, Командир, заинтересовала я тебя?..
Читает текст.
– Конечно, узнаю брата Колю… Ты все еще считаешь меня, как и тогда, глупенькой, хотя и смазливой… Заметь, смазливенькой (поднимает указательный палец) первокурсницей… Ну да, я только что вырвалась из-под маминой опеки, а тут вы, умный, начитанный, философствующий, загадочный… Да, я была послушная домашняя девочка, ты ведь познакомился с моими родителями, они были строгими и целомудренными… И они мне всегда верили. Поэтому я не позвала тебя в ту ночь с раскладушки к себе в постель… И тебе они поверили, когда ты пришел брать ответственность за меня перед походом… Ты считал, что я прирожденная скалолазка. А я ведь и в секцию пришла, потому что ты там был. И в поход из-за тебя пошла… А ведь ты тогда, в лавине, испугался за меня… И потом так меня любил…
Встает и, расхаживая по комнате, продолжает:
– Ты вот пишешь о душе, а ведь наши души тогда познали друг друга… Они были вместе. Они были едины тогда! А ты этого не понял… Хотя, может быть, я обольщаюсь, и только моя душа пережила это…
Вновь садится за компьютер. На экране появляется:
«Привет, Командир. Ты все так же скуп на слова и все так же пытаешься найти ответы на вечные вопросы?.. Глупо…»
Подумав, последнее слово стирает.
«Может, так и надо, но я не могу долго думать. У меня начинает болеть голова…»
Пауза.
«Правда, сегодня она болит еще и потому, что один мой…»
Пауза.
«…любовник…»
Думает. Вставляет слово и продолжает:
«потенциальный любовник предложил скрепить наш союз».
Стирает три последних слова и набивает:
«расписаться. Это смешно. Как хорошо я вас»
Стирает «вас»
«знаю мужчин…»
Пауза.
«…такого типа. Так что вместо ответа махнула рюмку коньяка и убежала домой бай-бай… И тебе бай-бай.. И твоей жене, а она у тебя вовсе еще не старушка».
Стирает последние четыре слова, подумав, добавляет:
«красивая…»
Решительно выключает ноут-бук.
Встает, потягивается… Раглядывает на руке браслет.
– А что, Маркович мужчина надежный. К тому же денежный, вон какие подарки делает… Говорят, правда, импотент… Ну, наберет сил пару раз в год, как-нибудь перетерплю… Сколько нас таких сейчас… Они все думают, что мы без этого не можем, а нам просто тепла не хватает… Внимания… Слова доброго… А может, ты, Командир, и прав, за грехи наши платим… Только какие у меня грехи?.. Да и что ты обо мне знаешь?..
Садится на кровать и задумывается, глядя перед собой…
Он
В кабинет входит мужчина.
Достает из портфеля диск, вставляет в компьютер, и на экране появляется видеоряд. Судя по качеству, он смонтирован из старых любительских кинопленок. Без звука мелькают кадры студенческих буден: праздничная демонстрация, то ли осенняя, то ли весенняя, улыбающиеся молодые лица, живо реагирующие на камеру; вечеринка или танцы в студенческом общежитии и пара, отмахивающаяся от оператора. Толпа туристов, навьюченных рюкзаками, идущих к автобусу и Она крупным планом с гитарой. Что-то играет. Звука нет, но видно, что-то задорное…
Мужчина останавливает киноряд. Настраивает колонки, вновь включает, и звучит не очень четко, не совсем подходящее для женского голоса: «Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал…»
Он убирает звук.
Дальше киноряд сменяется снимками.
Вершины. Горная панорама. Вереница туристов на снежном склоне, сгибающихся под огромными рюкзаками. Она – смеющаяся, скатывающаяся на пятой точке по склону. Взбитая, как сливки, снежная гора сошедшей лавины… Застолье, за которым те же лица, но не столь веселые, и в центре – Она с гитарой…
И снова кино. Город, зацветающая сирень, под ней на скамеечке Он и Она машут оператору руками. Камера начинает к ним приближаться, они прижимаются друг к другу и, улыбаясь, смотрят в объектив. Потом он поднимается навстречу оператору, мелькает его рука, сирень, небо – и все заканчивается.
Мужчина достает диск.
Вертит в руках, явно не зная, как поступить.
– Ну, и что прикажете делать?.. Да, мы были такими… На той лавочке, чтобы никто не видел, тогда этого не делали напоказ, нам нравилось целоваться… Когда мы вышли из-под лавины, я понял, что должны чувствовать люди, вместе пережившие смертельную опасность. Мы стали братьями и сестрами. И мы, такие разные, любили друг друга. Просто любили, ничего не требуя взамен… Интересно, где сейчас остальные… наши лавинные родственники. Вот ты нашла меня… Ты и я – там, в прошлом, на пленке и в памяти… И мы сегодня… Совсем другие…
Она
Нарядно одетая женщина рассказывает перед объективом ноут-бука.
– Ты хочешь знать, как я жила?.. Без тебя… Как тобой переболела, ненаглядный мой… Хорошо, что ты так стремительно исчез. Естественно, в секцию я больше не ходила. Мы с подружкой пошли на бальные танцы… Это была ее инициатива. Большинство юных девушек, а она относится к большинству, считают, что принца можно встретить на балу. И хотя мне дороже был принц в штормовке, я не стала сопротивляться. Согласись, это все-таки лучше, чем предаваться тоске и самоедству.
…Ты знаешь, я вот смотрю на нынешних наших детей, у них как-то все просто, облегченно, безвкусно… По-животному… Вот мой сын уже несколько подружек сменил. Сойдется с очередной, спрашиваю: любишь? А он в ответ: брось мам, при чем здесь любовь, мне нужен секс, ей нужен секс…Чистая физиология… Поживем, пока не надоест… И у девиц этих не он первый… Вот и не знаю, дождусь ли внуков…
Ладно, вернемся в наше прошлое… Подруга легкая, гибкая… была. У нее сразу появился партнер, а мне не досталось, мальчиков тогда меньше было. Помнишь, на десять девчонок – девять ребят… А ее выбрал очень даже симпатичный мальчик с машиностроительного факультета. Можно сказать, красавчик. У них – роман, а я сбоку припеку. Они целуются, а я тебя вспоминаю… Как мы подолгу друг друга провожали… Не могли расстаться… Зато на учебу навалилась, сразу в отличники выбилась, в научное общество вступила, исследовательский диплом стала делать. Одним словом, к пятому курсу уже в числе лучших в институте значилась. Ты в это время, насколько я знаю, где-то в сибирских просторах обитал… В итоге – красный диплом и распределение по желанию. Может быть, и поехала бы к тебе, если бы знала, куда, а так осталась дома… И, кстати, я уже была замужем. Сразу после защиты диплома выскочила… За того красивенького танцора… И зря подруга со мной тогда поссорилась, совсем я не хотела его отбивать, лучше учиться на чужих ошибках… Но я тогда об этом еще не знала…
Он, между прочим, за мной больше года увивался, а я по-честному все подругу ему сватала, хотя было уже видно, что ничего у них не получится. Между прочим, его, как и тебя, зовут, может, поэтому и уступила. Только ты для меня всегда был и остаешься Командиром…
…Ну что тебе о нем рассказать?.. Он закончил на год раньше, работал на заводе инженером. Пока я беременная ходила, жили неплохо. Он обходительный, внимательный был… Не все в нем мне нравилось. Сначала с насильником сравнивала, так не хотелось его ласк. Но терпела, представляла, что это не он, а ты… Имена-то у вас одинаковые… Но со временем сгладилось: отец твоего ребенка плохим быть не может… Вам, мужчинам, этого не понять… Вот отсюда и стерпится – слюбится. Только это верно в том случае, если жена рожает одного за другим, а мужа потом начинает через своих детей любить. Вот только сколько надо нарожать, чтобы слюбилось, никто не знает. Но один ребенок, точно, не поможет. Мне надо было, наверное, с десяток…
А потом я вышла после декретного на работу. Коллектив у нас в лаборатории в то время был сугубо мужским, интеллектуальным, эрудированным, ты бы в нем своим был. И я среди моих лобастеньких – одна-единственная женщина. Причем очень даже симпатичная… Ты же согласен, я была не красавицей, но интересной… Не стану скрывать, вниманием не была обделена, более половины из умненьких были женаты на науке, а оттого юридически свободны и внимательны. Я для них стала олицетворением любимой во плоти… И отец моего сына это почувствовал, начал меня ревновать. Я, дурочка, в свое время ему о тебе много рассказала, думала, не должно быть от своей половинки тайн… А тут и тебя начал недобрым словом вспоминать, и коллег в любовники поголовно произвел. Обидно было до того, что хотелось порой рога ему наставить, тем более, было с кем, но воспитание сдерживало. И его жалела. У него на работе ничего не ладилось, все с начальством конфликтовал. Считал себя обиженным, не оцененным. А если честно, не умел он работать. Дома если гвоздь забивал, обязательно по пальцу попадал. Я долго терпела, но когда он меня ударил, выставила…
Сыну два года было…
Вот такая у меня арифметика семейной жизни: два года хоть и не душа в душу, но ровно прожили, год терпела и жалела, а потом еще год разводилась…
Ладно, на сегодня довольно, ложусь спать. Попробую тебя увидеть…
До этой картины герои появлялись порознь перед нами. Теперь постоянно видны две половины сцены, кабинет и комната, и пока один из героев говорит, второй живет своими повседневными заботами. И монологи, по сути, превращаются в диалог.
Он
Мужчина только что прочитал письмо. Видно, что-то его зацепило в нем, и он, расхаживая по кабинету, отвечает.
– Ты права, нынешнее поколение двадцатилетних отличается от нас, какими мы были в их возрасте… Мы жили чувствами, а они – глазами. У нас было множество запретов, у них практически никаких. Нас опекали и воспитывали с малых лет в садике, школе, институте… Да и потом… Только другими методами… И за непослушание – наказывали… Они же росли сами по себе, как сорная трава, пока мы, взрослые, совсем забыв о них, были одержимы желанием разбогатеть…
В нашу молодость все вокруг было стабильно и застойно, отчего мы жили большими и дальними планами и верой в лучшее будущее. У них – перемены каждый день до полной дезориентации. Будущее туманно и неопределенно настолько, что планы строить нелепо. У нас, в прошлом, было все незыблемо и прочно. У них, в настоящем, шатко и переменчиво. Малой части общества перемены пошли на пользу, я не имею в виду обогатившихся казнокрадов, от богатства материального как раз никакой пользы душе. Я имею в виду ту малую часть, которая получила более ценное, чем деньги, – доступ к ранее закрытой информации. Той, что возвращает наше общество из тупика безоглядного служения одной идее к постижению логики развития всего человечества.
Поэтому не буду спорить, да, мы жили в резервации, называемой социализмом, до отупения штудировали марксизм-ленинизм исключительно по критическим статьям прирежимных идеологов, которых учеными, естественно, назвать нельзя, тайно изучали чуждые нам философии. Но это вытаскивание истины из-под напластований изощренной лжи развивало в нас интуицию, заставляло достраивать логические цепочки, учило независимо мыслить. Литература, искусство этого периода, называемые социалистическим реализмом, достигли истинно творческих высот. Я не беру во внимание графоманию и псевдохудожественное ремесленничество партийного прославления, как правило, заурядных, но обласканных властью коньюнктурщиков. И взаимоотношения мужчины и женщины, как тема, обложенная запретами менее всего, была изучена искусством более всего. Запрет, конечно, был и здесь. Например, запрет опускаться в творчестве ниже пояса. Но ведь это как раз и возвышало, идеализировало отношения полов! Именно это и поднимало подростка на уровень постижения главенства в любви духовной близости, когда астральная энергия двух людей соединяется, когда Он и Она становятся действительно нераздельными половинками, из которых Бог создает единое целое! Физическая близость вторична, и она, чудо физического единения, слияния, есть следствие духовного слияния, реализация Божьего промысла… Отсюда уважение друг к другу, возвышенность отношений. Это Божий дар влюбленным- возможность постичь тонкие материи бытия в высшую точку чувственной любви…
У нас в общежитии был один-единственный сокурсник, который называл девушек телками и видел в них исключительно источник удовлетворения физиологических потребностей… Фактически он тем самым принизил себя до животного, до быка-производителя… И мы его терпели, но не понимали…
Более всего мне не хотелось бы верить в фатальную неизбежность конфликта поколений. Как-то не лежит к этому душа. И я не скажу, что наши дети хуже нас. Они просто на иных тренажерах накачали другие мускулы… Мы – многообразие чувственного восприятия мира. Они – визуально-виртуальную эрудированность… Конфликт поколений заключается в избирательном освоении информации и жизненного опыта. А еще в разновеликом временном резерве понимания жизни.... Погоня за материальными удовольствиями этот резерв уменьшает… Во всем остальном человек неизменен со дня творения, как бы ни нравилась многим нелепая гипотеза Дарвина… Отсюда следует, что информация столь же материальна, как те же электрическое или магнитное поля, которые мы так же не видим. А время жизни каждого – это способность осмыслить определенный, только ему доступный объем информации. В этом, кстати, истинная индивидуальность каждого, а не в стремлении отличиться внешне. Вот только не знаю, информации усваиваемой или же выдаваемой в ноосферу … По-видимому, важно и то, и другое в равной степени… И измерять ее следует в килобайтах, мегабайтах или в чем-то другом… Впрочем, я не силен в этих терминах, тебе они понятнее…
Мы с нашим чувственным восприятием противоположного пола и окружающего мира, с нашим жизнелюбием, им, нашим детям с очевидным прагматичным и порой циничным подходом даже к непреложным ценностям (кстати, сформированным невниманием с нашей стороны), им, пережившим духовную деформацию, даже деградацию, порожденную девятым валом негативной информации, непонятны. Это больно, но это надо признать.
Мой недавний шапочный знакомый, столичный издатель, выпускающий жвачное и развращающее чтиво, не имеющее никакого отношения к истинной литературе, осознавая это, сохраняет собственное духовное здоровье следующим образом: утром и вечером, на сон грядущий, как противоядие, прочитывает по несколько страниц классики. Я все хочу спросить лицемерного отравителя: он верит, что богатство, нажитое подобной деятельностью, сделает его самого, его детей, внуков счастливыми?.. Он что же, забыл об обязательной расплате вплоть до четвертого колена?
Мне нравится версия о том, почему в Раю Адаму запрещено было вкусить плод древа Познания, в которой запрет обосновывается духовной неготовностью первого человека правильно распорядиться полученным знанием. Мне кажется, нынешнему поколению молодых подкинули плод новых знаний, не подготовив их духовно. И в том, как они поняли вкус отведанного, не их вина… В этом их крест, и очень нелегкий. Вот отчего я не тороплюсь их обвинять, хотя проще всего пойти по привычному пути восхваления собственной юности, а значит, и своего поколения, и себя, это ведь придает силы… Мы ведь черпаем жизненную энергию как из будущего бессмертия, так и из прошлого жизненного опыта… А еще хаять приходящих тебе на смену – это вполне естественно и объяснимо: кому хочется покидать лучший мир, а из худшего не жалко и уходить…
…Извини, если мудрено. Выплеснулось. Последнее время много думаю об окружающей бездуховности, завышенных претензиях бездарей, гламурной мишуры, накрывшей все таким толстым слоем, что истинного уже почти не видно. Но, может, так и должно быть. Господь ведь любит каждого человека, а значит все, что происходит с нами плохого, как нам кажется, сегодня, обязательно обернется лучшим в будущем. Моя бабушка говорила, все что делается, – к лучшему. Она была верующей, а я пионером-атеистом. Не соглашался. Спорил. А теперь вот признаю, она была права…
Конечно, приятно и комфортно, когда в стране есть миллионы людей, читающих толстые журналы или любящих, понимающих искусство и его значение, как это было в огромной стране Советов. Но так ли уж плохо, если их тысячи?..
Нет, конечно плохо… Атмосфера удушливая… Хочется свежести, очищающей грозы…
Но это другая тема…
В твоем альбоме я не увидел фотографии твоего мужа. Я не говорю об отце твоего сына… Я сам тоже не праведник, и знаю, что такое ревность, но унизить любимого человека словом и тем более насилием – значит уничтожить все отношения… Думаю, ты была права, что ушла. И наверное, ты его не любила… Но с тех пор столько лет прошло… Твоему сыну уже под тридцать?
