Виктория Болле
Путь домой через бездну
6
Лето 1938 года
Летом начался сбор урожая гороха, и я отправился в соседний совхоз, чтобы спросить у местного полевого бригадира о возможной работе для меня. Бригадир, дядя Василий, был близким другом нашей семьи и жил вместе со своими тремя детьми, женой и тёщей в одном доме.
Раньше я никогда не был у него в гостях и не имел ни малейшего представления, где его можно найти. Я направился прямо на поле, надеясь встретить там дядю Василия. К сожалению, его там не было. Ребята, которые работали на поле, порекомендовали мне обратиться к старому Фёдору.
– Фёдор знает всех в совхозе. Он поможет тебе найти полевого бригадира.
– Где я могу найти этого Фёдора?
– Без проблем! Мы проводим тебя к нему!
Ребята оказались очень любезными и привели меня к всезнающему человеку совхоза, который уже давно потерял зрение. Он ходил с белой тростью и никогда не натыкался на предметы и препятствия. Он ничего не видел, но его другие чувства были настолько развиты, что он легко обходил любые барьеры. Было трудно поверить, что он слепой.
Местных жителей он узнавал по голосу. Эта способность была чрезвычайно впечатляющей. Ребята часто подшучивали над ним, и на этот раз они решили, что я буду играть роль обманщика.
– Оставайся спокойным, когда мы подведём тебя к нему, – велел мне один из мальчишек. Мне понравилась эта маленькая проделка, и я был заинтригован, что скажет этот Фёдор.
– Эй, Фёдор! – крикнул один из ребят. – Правда ли, что ты узнаёшь всех в деревне?
– Конечно, Миша, – ответил хриплый голос старика.
– Видишь, он сразу тебя узнал, – сказал кто-то сбоку.
– Подойди, Фёдор, – позвал мой спутник слепого. – Узнаешь ли ты моего друга здесь?
– Я узнаю всех вас, юнцы! – ответил старик и широко улыбнулся, обнажив беззубый рот. Его голос звучал мягко, и он производил впечатление мудрого человека. Его лицо было покрыто густой седой бородой, на ногах лапти.
Миша толкнул меня вперёд, и теперь я стоял перед слепым. Несколько секунд он не двигался с места, затем поднял правую руку и прикоснулся к моему лицу.
– Что, не узнаёшь его? – насмешливо спросил Миша.
– Чужак! – сердито проговорил слепой. – Он не из нашей деревни. Конечно, я его не узнаю! Ах, вы проказники! Хотели меня, старого слепого человека, обмануть? Я вам уши поотрываю! Чтоб я вас здесь больше не видел!
Он размахивал своей тростью в воздухе.
– Ну, давайте! Бегите прочь!
Мои спутники убежали, а я остался. Мне было необходимо узнать, где можно найти бригадира. Однако я не осмеливался снова заговорить со стариком и просто стоял, не двигаясь.
– Что ты здесь делаешь, чужак? – обратился ко мне слепой.
Это было поразительно. Он знал, что я здесь, хотя ничего не мог видеть.
– Скажите, где я могу найти полевого бригадира Василия? – спросил я робко.
– Как тебя зовут, мальчик?
– Меня зовут Йоханн. Я из Спартака.
– Ага! Значит, ты действительно не местный. У вас, юнцы, нет ничего лучше, чем разыгрывать стариков?
– Простите нас.
Слепой вздохнул.
– Иди прямо два квартала. Пятая хижина слева – это дом Василия.
– Большое спасибо и хорошего вам дня, – бросил я слепому и отправился в путь.
Дома у дяди Василия меня встретили его жена и тёща. Самого его не было.
– Когда он вернётся?
– Вероятно, только завтра, – объяснила его жена.
– Можно мне подождать его здесь?
Женщина посмотрела на меня с недоверием. О семье дяди Василия ходило много слухов: говорили, что его жена и тёща были очень скупыми, даже по отношению к своим детям. Всю еду они прятали, чтобы есть её маленькими порциями или вовсе лишать детей. Чужаков они никогда не принимали, о чём меня предупреждала мать.
Увидев взгляд жены дяди Василия, я испугался, что она прогонит меня. Но мне нужно было найти бригадира, так как я срочно нуждался в работе, чтобы помочь матери деньгами. Мне было важно лишь то, чтобы они дали мне место для ночлега и, возможно, немного еды. Больше я ничего не просил.
И к моему большому удивлению, она впустила меня в дом. В обмен на это я должен был помогать ей по хозяйству: убирал в хлеву, носил воду и ухаживал за животными. Вечером я настолько измотался, что едва мог двигать руками и ногами. Но голод был намного сильнее. С тех пор как я ушел из дома ранним утром, я не съел ни крошки.
Но по всей видимости жена бригадира не собиралась приглашать меня к ужину. Она лишь показала мне моё спальное место и пожелала спокойной ночи.
Я ворочался на неудобной постели и не мог уснуть. Запах свежевыпеченного хлеба, доносившийся из летней кухни, будил мой аппетит. Мой желудок урчал, и чувство голода становилось невыносимым. Мне казалось, будто это сон: я встаю с постели, иду на запах, который ведёт меня в летнюю кухню, вокруг меня множество свежевыпеченных, золотисто-коричневых хлебов, пахнущих восхитительно. Я беру один хлеб в руки, его тепло обволакивает меня, я с наслаждением вдыхаю аромат, открываю рот, чтобы откусить большой кусок, но вдруг меня останавливает голос, который вновь и вновь повторяет: «Ты не должен этого делать». Позже я понял, что это был мой внутренний голос, предостерегающий меня от поступка, о котором я мог бы пожалеть.
Конечно, мне больше всего хотелось попробовать этот вкусный хлеб, но я не мог. Меня бы назвали вором и выгнали. Поэтому я игнорировал все мысли о еде и заставил себя уснуть, надеясь, что утром мне дадут позавтракать.
Когда я проснулся утром, семья уже позавтракала. Жена бригадира пекла аппетитно пахнущие блины для семьи. Остались кое-какие остатки, которые она завернула и убрала. Мне она снова ничего не предложила.
Я понял, что я нежеланный гость, и если я останусь здесь дольше, то, вероятно, умру от голода. Не попрощавшись с семьёй, я вышел со двора на улицу и направился домой. Работа, ради которой я пришёл, внезапно показалась мне незначительной. Я был так измотан от голода, что едва мог идти. Моё тело казалось тяжёлым, как свинец. Я чувствовал, что в любой момент могу упасть в обморок, если не съем что-нибудь прямо сейчас.
Меня охватила паника, что я могу умереть на улице, и никто не придёт мне на помощь. К сожалению, я уже видел подобное в прошлом с другими людьми.
В этот момент я заметил неясные очертания лошадиной упряжки на дороге. Издалека я не мог разглядеть, кто управлял повозкой. Вдруг лошади замедлили шаг и остановились передо мной. Полевого бригадира я узнал сразу.
– Здравствуй, Ваня, – поприветствовал он меня. – Ты был у нас?
Я слабо кивнул, чувствуя, как у меня закружилась голова. Я едва стоял на ногах и старался не упасть. Дядя Василий сразу понял, что со мной происходит.
– Ты что-нибудь ел?
– Нет.
– И куда ты сейчас направляешься?
– Домой.
– Пойдём, Ваня, залезай в повозку, – он помог мне забраться. – Я отвезу тебя домой.
Через несколько минут я понял, что он едет в совершенно другую сторону. Через десять минут он остановил повозку перед заводской столовой и помог мне выйти.
– Софья Ивановна, – обратился он к поварихе. – Дайте мальчику что-нибудь поесть.
Она принесла мне большую тарелку супа с хлебом. Я быстро съел вкусный борщ. Дядя Василий внимательно наблюдал за мной.
– Зачем ты пришёл?
– Мне нужна работа. Может быть, вы сможете взять меня на лето работать в поле?
– Ах, Ваня, – вздохнул бригадир. – Сейчас у нас трудные времена. Боюсь, у меня нет работы для тебя, кроме как, возможно, здесь, в столовой. Жаль, что ты не пришёл ко мне раньше. К тому же нам нужны люди, которые могут быть здесь постоянно, а не школьники.
– Я могу бросить школу, – выпалил я с энтузиазмом. Тем более что я давно об этом мечтал. – Кому она нужна? Чистая трата времени!
– О нет, ты не должен этого делать! Школа важна. Учись, Ваня! Учёба изгоняет глупость! А нам нужны умные головы. Образованные люди всегда в выигрыше.
Эти слова прозвучали очень мудро и убедительно.
– Если вы так говорите, – вздохнул я. Похоже, что я вернусь домой без заработка. Работа в столовой мне тоже подойдёт, – быстро добавил я.
Дядя Василий ненадолго задумался.
– Слушай, Ваня. Мне сейчас нужно поехать на плантацию. Я хочу, чтобы ты остался здесь и помог Софье Ивановне. Тот суп, который ты только что съел, ты должен отработать, он не был бесплатным. Считай это своей работой, будь надёжен и полезен. Вечером я тебя заберу. Если ты справишься хорошо, я подумаю о том, чтобы оставить тебя на всё лето. Ты согласен?
Мои глаза загорелись от радости. Первая настоящая работа! Конечно, я приложу все усилия. Дядя Василий не разочаруется во мне. Он точно захочет меня оставить.
– Согласен! – воскликнул я.
День выдался утомительным. Я мыл полы, драил бесчисленные огромные кастрюли, выносил мусор, чистил картошку … Казалось, этому не будет конца. Тяжёлая работа быстро перестала приносить удовольствие.
Я был рад, когда наступил вечер, и дядя Василий наконец пришёл за мной. Измотанный, я упал на сиденье телеги.
– Ну, как тебе работа? – спросил он.
– Хорошо, – ответил я, хотя на самом деле думал иначе. Это было ужасно – полный провал! Весь день мыть, чистить, таскать, убирать … И всё это за одну порцию супа! Это не соответствовало моим представлениям о хорошей работе.
Бригадир, казалось, понял мои мысли.
– Всё ещё хочешь остаться?
– Думаю, я лучше вернусь домой, – ответил я, заметив, как дядя Василий улыбнулся уголками губ. Я понял, что он просто хотел преподать мне урок. Он хотел показать, что, если я брошу школу, мне придётся довольствоваться такой работой. Жаль только, что я не извлёк из этого урока.
По пути домой дядя Василий остановился в магазине и купил мне продукты. Он расплатился за покупки двумя бутылками водки и тут же опустошил их вместе с продавцом.
Когда мы добрались до его дома, он был пьян. Шатаясь, он вошёл на кухню. Одним резким движением он сорвал сo стены кухонный шкаф. Его содержимое с громким треском рухнуло на пол, превратив посуду в груду осколков.
На шум прибежали жена и тёща бригадира.
– Что случилось?
– Вы, жадные ведьмы! – закричал он.
– Василий, ты что, пьян?
– Да, я пьян, и сейчас выбью из вас всю душу! Как вы могли? Ребёнок чуть не умер с голоду!
В ярости он бросился на женщин, и пока он их избивал, кричал ужасно. На кухне воцарился хаос. Дядя Василий с сжатыми кулаками бегал за ними, а женщины визжали, как будто их резали ножами. Бригадир бушевал и орал, женщины рыдали и стенали.
Эта ситуация заставила меня чувствовать себя крайне неловко. Дядя Василий был зол по моей вине, и теперь он едва сдерживал себя. Я пришёл в эту семью как гость и стал причиной их ссоры. Это не вызывало у меня гордости. Я хотел лишь вернуться домой, к маме.
В какой-то момент дядя Василий успокоился. Он улёгся спать, и я, по его указанию, лег рядом.
Утром меня ждал сытный завтрак. Женщины действительно постарались с приготовлением. Блины были настолько вкусными, что я едва не откусил себе язык. Жена и тёща дяди Василия внезапно стали ко мне вежливыми. Заботливо подливали мне молоко, как только моя кружка пустела, и добавляли блины. Я не узнавал их. Но, конечно, они были такими любезными только из-за страха перед дальнейшими побоями.
После завтрака дядя Василий отвёз меня домой. Большую часть пути мы молчали и не разговаривали друг с другом. Лишь в конце он тихо сказал:
– Пожалуйста, Ваня, не рассказывай об этом своей матери.
– Не буду, – пообещал я. И действительно, не рассказал.
7
Весна 1939 года
Прошел еще один год, и весна неожиданно ворвалась в наш совхоз. Мне исполнилось четырнадцать лет. Я оставался таким же беззаботным, как птицы, щебечущие на деревьях, когда дело касалось моей дальнейшей школьной карьеры.
О школьных успехах я мало беспокоился. У меня были дела поважнее, чем день за днём сидеть за партой. Кому нужно всё это? Уже тогда я знал, что никогда не стану академиком или ученым. Единственное, что мне светило, – это тяжёлая работа в совхозе на полях. И для этого вовсе не нужно было владеть тонкостями литературного языка.
Школа для меня была чем-то, что нужно было пройти как обязательный этап. Я с облегчением вздыхал, когда уроки заканчивались, и у меня появлялось свободное время. Вместе с моим другом Павлом мы часто устраивали разные проказы, что приносило нам огромное удовольствие.
Мы тайком пробирались в кинотеатр, ни разу не заплатив за билеты. Это не требовало особых усилий. Мы терпеливо ждали у черного входа, пока киномеханик выходил покурить. Обычно он оставлял дверь приоткрытой. Мы незаметно проскальзывали за его спиной в здание и всегда получали бесплатный сеанс, а он ничего не замечал.
Однажды мы решили попробовать сигарету. За тридцать пять копеек мы купили пачку, спрятались там, где нас никто не мог увидеть, и наслаждались курением. Нам это казалось особенно мужественным, и мы считали, что курение делает нас взрослее и зрелее. Подростком я попробовал свою первую сигарету и с тех пор не мог отказаться от курения.
Всего через несколько недель курение стало для нас настолько важным, что мы уже не могли отказаться от него даже в школе. Мой друг и я прятались в кладовке, чтобы покурить. Этим мы подвергали себя большому риску быть пойманными учителями. Но, честно говоря, нас это мало волновало. Что такого страшного могло произойти, если бы нас поймали? В худшем случае – временное отстранение от школы.
Это не казалось мне чем-то ужасным. У меня бы просто появилось больше свободного времени. К тому же, нас никогда не ловили.
Но однажды всё пошло не так. Павел и я заперлись в так называемой курилке. На двери не было замка, чтобы её надёжно закрыть изнутри. Вместо этого там был крючок, которым мы запирали дверь. Это было довольно ненадёжно, и если бы кто-то захотел, он мог бы легко выбить дверь лёгким ударом.
Мы накурили комнату до такой степени, что дым просачивался через узкие щели двери в коридор. Пока мы затягивались сигаретами, Павел рассказал мне разные анекдоты.
Мы громко смеялись и не задумывались о том, что нас могут услышать. В тот же момент кто-то начал возиться с дверью. Мы замерли. Кто-то дернул за ручку. Когда дверь не открылась, раздался стук. Конечно, мы не ответили.
– Немедленно откройте дверь, – послышался голос нашей учительницы географии.
– Что будем делать? – испуганно прошептал Павел. Нам уже не было до смеха. К счастью, недавно здесь выкопали яму, по непонятным нам причинам. Мы оба залезли в неё и накрылись брезентом, надеясь, что нас так не найдут.
Учительница не отступала. Она ловко подняла крючок снаружи, просунув прут через замочную скважину, подняв его и высвободив из держателя.
Её лицо окутало облако дыма, как только она вошла в комнату. Она закашлялась, а мы не смогли удержаться от смешков. Ситуация слишком напоминала анекдоты, которые рассказывал Павел.
Конечно, наши смешки нас выдали. Учительница подняла коврик, которым мы накрыли яму, и обнаружила нас под ним.
– Немедленно вылезайте! – строго приказала она.
Мы вылезли и, опустив головы, встали перед ней.
– Вы понимаете, что натворили?
Мы кивнули.
– Это мы сейчас обсудим с директором.
Я сразу представил себе разъярённое лицо Кобры, и мне стало плохо.
– Пожалуйста, госпожа фон Унгерн-Штенген, – взмолился Павел. – Может, мы можем решить это без господина Кобра?
Мы оба боялись даже думать о встрече с ним.
– Ах, вы маленькие бездельники! Как вы смеете так со мной разговаривать? Ну, держитесь! Сейчас господин Кобр вам всё объяснит, чтобы такое больше не повторилось.
Она потащила нас за уши к нему в кабинет. Господин Кобр устроил нам знатную взбучку. Его слова сыпались на нас, как капли дождя, но я не хотел его слушать, и это приводило его в ярость.
– Вы отстранены от школы на месяц! – кричал он. Его слюна попала мне на нос. Я не смог удержаться от смеха.
– Вы, швайнеигель, – шипел он. – Лентяи! Завтра я хочу видеть ваших родителей в школе!
Полчаса мы слушали его вопли. Это было неприятно, но ещё неприятнее было рассказывать об этом матери.
Я не собирался оставлять это просто так. Госпожа фон Унгерн-Штенген ещё заплатит за это. Я уже вынашивал план мести против неё, но его осуществление откладывалось, потому что в моей жизни появился кто-то, кто заставил меня на время забыть о своём гневе.
8
И этим кем-то оказалась девушка по имени Катерина, чья красота меня очаровала. Я познакомился с ней через кузину Лидию, которая вместе с тётей Мари-Лизбет переехала из Ташкента к нам в Спартак и искала у нас приют. Мать не могла отказать родственникам в крове, так как тётя Мари-Лизбет помогала нам в трудные времена. Так они и поселились у нас.
Лидия и Катерина были хорошими подругами. Они проводили столько времени вместе, что их называли Неразлучными. Однажды Лидия привела Катерину к нам домой.
– Это моя подруга Катя, – представила она девушку. – А это мой кузен Йоханн.
Я уставился на неё. Какая же она красивая! Её лицо излучало абсолютную гармонию, а глаза сияли как огоньки. Чёрные как смоль волосы заплетены в длинную косу и спадали на плечо. Мне казалось, что передо мной стоит ангел.
– Очень приятно познакомиться, – пролепетала она, и её небесно-голубые глаза блеснули. Голос мягкий и мелодичный. Я мог бы слушать его часами.
С тех пор я часто видел Катерину – в школе и дома. Она не выходила у меня из головы. Теперь каждая моя мысль была только о ней. Влюблённость ошеломила меня. Эти невероятные чувства и ощущения наполняли каждую клеточку моего тела. Они заставляли меня отчаиваться и надеяться, обескураживали и давали силы. Я не мог делать ничего, не думая о прекрасной Кате.
Я хотел открыть ей свои чувства, но не находил в себе смелости и хранил свои чувства к ней в тайне. Даже друзьям, которые были полными болванами в вопросах отношений с девушками, я ничего не рассказывал. Я не мог им довериться, потому что знал, что они могут использовать эту информацию против Катерины. В те времена целомудрие молодой девушки имело большое значение.
Настал момент, когда я больше не мог жить без Катерины. Я нуждался в ней и её близости. С каждым днём она мне нравилась всё больше. Я решил признаться ей в своих чувствах, и мне было всё равно, если она меня отвергнет. Мне даже было всё равно, если друзья начнут надо мной смеяться.
Я ждал подходящего момента, что-бы остаться наедине с Катериной. Она стояла так близко, что я забыл все слова, которые хотел ей сказать. Мой пульс бешено стучал. Так нервничал я только один раз в жизни, когда много лет назад стоял перед своим отцом.
– Ты, э-э … о-очень к-красивая, – неуклюже произнёс я, делая ей признание. Эти слова не были настолько потрясающими, чтобы захватить её дыхание, но она поняла, что я хотел донести.
Наши отношения оставались такими же осторожными, как могут быть отношения между двумя подростками. Мы писали друг другу любовные письма, в которых выражали свои мысли и желания, встречались тайно, чтобы никто не знал о нашей особой дружбе. Катерина приходила ко мне только тогда, когда мама отсутствовала.
Катерина жила с семьёй в бараке напротив нашего. Окна наших комнат выходили на окна их барака. Это было очень удобно для нас, поскольку позволяло обмениваться тайными сигналами. Если я задвигал шторы на окне, это означало, что я один и она могла прийти. Если шторы оставались раздвинутыми, это был сигнал, что ей не стоит приходить.
Первые попытки сближения были осторожными и неуверенными. Я нежно гладил её чёрные волосы и руки, целовал в макушку или оставлял лёгкий поцелуй на щеке. Но в тот день между нами произошло нечто невообразимое, и мы впервые поцеловались в губы.
Я никогда раньше не целовал девушку так, как поцеловал Катерину. Это чувство было мне чуждо и одновременно волновало. Она ответила на мой поцелуй, но затем внезапно отстранилась.
– Нам лучше этого не делать.
Я был разочарован, но согласился с ней, потому что она была права. Если бы нас кто-то увидел, у неё могли бы быть большие неприятности.
– Мне нужно домой, – тихо сказала она. – Увидимся завтра в школе.
Я неохотно отпустил её. Меня не покидало ощущение, что что-то оторвалось от моей души, что я сделал всё неправильно и огорчил Катерину. Я не удивился бы, если бы на следующий день она больше не захотела со мной разговаривать.
Но она всё-таки заговорила со мной и даже подарила мне подарок.
– Я хочу подарить тебе свою фотографию, – сказала она, дав понять, что не сердится на меня.
Я завернул её фото в фольгу и спрятал в школьный учебник, думая, что никто не догадается там искать.
На уроках я постоянно смотрел на её снимок. Это заметил мой сосед по парте, Игорь Шевченко. Во время перемены, когда меня не было на месте, он пролистал мой учебник и нашёл фотографию Катерины. Он показал её моим друзьям и начал отпускать глупые шутки.
– У вас, что, тайный роман? – поддевал он. – Я не виню тебя. Она красивая девчонка. Ну и как она? Уже уложил её? – цинично смеялся он, размахивая фотографией в воздухе.
– Это вас не касается! – закричал я в гневе.
Мне хотелось ударить его, но я сдержался и просто ушёл. Я удержался от искушения, потому что не хотел новых неприятностей с директором.
В следующие дни, как только я входил в класс, тут же раздавались смешки. Это было невыносимо. Почти все в школе теперь знали, что мне нравится Катерина. Я сам не видел в этом ничего плохого, но мои одноклассники явно считали иначе. Особенно Шевченко не упускал возможности меня поддеть.
Будучи сыном председателя сельсовета, он считал себя лучше всех остальных детей. Конечно, высокое положение его отца обеспечивало ему преимущество, но это не давало ему права портить жизнь другим людям. К сожалению, он думал иначе.
Шевченко хватался за любую возможность устроить неприятности. Ему доставляло удовольствие принуждать и шантажировать людей. Однажды он застал учительницу немецкого языка с другим учителем за поцелуями. Ничего страшного в этом не было бы, если бы учитель не был женат. И именно это обстоятельство подстегнуло Шевченко. На следующий день учительница пришла на урок бледная как мел.
Шевченко сидел на своем месте с широкой улыбкой. Ни на мгновение он не отводил от неё взгляд. Бедняжка робко подошла к своему столу и медленно села на стул. Она открыла журнал и молча уставилась на страницы. В тот же миг на её лице отразился ужас.
Шевченко был доволен собой, и я должен признать, что ситуация меня тоже как-то забавляла, пока я сам не был затронут. Шевченко хвастался своим поступком повсюду и признавался, что вынудил учительницу. На страницах журнала он написал ей угрозу: «Я видел вас обоих, вы шлюха. Исчезните, иначе вся деревня скоро узнает о вашей связи с женатым мужчиной.»
В то время мы считали поступок Шевченко особенно смелым и смешным. Но теперь для меня всё изменилось, особенно после того, как в дело вмешалась Катерина. Я всеми силами хотел предотвратить, чтобы она стала его целью. Мне нужен был отвлекающий манёвр, который переключил бы его внимание на что-то другое. И что могло подойти лучше для этого, чем осуществление моего плана мести против госпожи фон Унгерн-Штенген.
На следующий урок географии я принёс в школу молоток. Весь класс смотрел на меня с удивлёнными глазами. Для всех было загадкой, что я собирался делать с этим инструментом. Но мой план был прост. Госпожа фон Унгерн-Штенген имела привычку, которую она повторяла каждый день с одинаковым ритмом. Как только она входила в класс, она снимала свои галоши, которые всегда носила поверх обуви, клала книги на стол и только потом начинала урок.
Даже в этот день она осталась верна своей рутине. Она вошла в класс, сняла галоши, положила книги на стол и начала невнятно бормотать что-то себе под нос.
Через несколько минут директор вызвал её в учительскую. В её отсутствие я решил воспользоваться шансом для осуществления моего плана мести. Из кармана я вытащил два гвоздя и, используя принесённый с собой молоток, вбил их в галоши госпожи фон Унгерн-Штенген так, чтобы обувь крепко держалась на полу.
Мой друг Петя был в курсе дела. Он стоял на страже и должен был предупредить меня, если объект мести неожиданно появится.
Всё шло гладко. Госпожа фон Унгерн-Штенген вернулась, когда я уже закончил. Она продолжила урок, и после звонка мои одноклассники не вскочили со своих стульев, как обычно, а ждали, пока учительница первой выйдет из класса. Они, как и я, с нетерпением ждали, что же произойдет.
И произошло следующее: госпожа фон Унгерн-Штенген попрощалась с классом, взяла стопку книг со стола, надела галоши, и когда она собиралась уйти, упала на пол и вытянулась во весь рост. Книги разлетелись из её рук в разные стороны. Весь класс разразился громким смехом. Картина, представшая перед нами, была настолько забавной, что никто не мог удержаться от смеха.
Только госпожа фон Унгерн-Штенген не находила эту ситуацию такой же смешной, как мы. Она поднялась и, залившись слезами, выбежала из класса. Книги она оставила лежать на полу. Вскоре после этого в класс вошла Кобра.
Самодовольный, он вошёл в комнату, сел на учительский стул и острым взглядом оглядел нас.
– У кого дежурство? – спросил он сурово. Ленка Гришина поднялась неуверенно с места и смотрела испуганно в пол.
– У меня дежурство, – прошептала она совсем тихо. Её руки дрожали от страха. Кобра производил невероятно устрашающее впечатление на детей. Я до сих пор удивляюсь, как такой злой человек мог занять такую должность, как учитель и директор школы, если он вообще не обладал самоконтролем и смотрел на детей так, словно хотел их тут же разорвать.
– Кто устроил этот беспорядок с туфлями госпожи фон Унгерн-Штенген? – спросил он.
– Я не знаю, – ответили ему.
Кобра поморщился. – Собери книги и отнеси их в учительскую, – приказал он. Гришина кивнула и сделала, как ей было велено.
– Скажите немедленно, кто виноват в этом деле, – крикнул он в комнату. – Добровольно!
Никто не отозвался. Все тихо и молча сидели на своих стульях, боясь дышать, не говоря уже о том, чтобы заговорить.
– Ну что ж, – прошипела Кобра. – Вы сами этого захотели. Никто не уйдёт домой, пока я не получу признание.
Прошел час. Ни Петя, ни я не сознались. В какой-то момент нашему директору надоело ждать. Он уже начал подозревать, кто могли быть виновниками. Всех тех, кого он мог точно исключить, он отпустил по одному домой.
В конце концов остались только трое: Петя, Шевченко и я. Кобра пытался нас выжать, но мы упорно молчали. Никто ничего не сказал, хотя всё и так было ясно. Кроме нас, этого никто не мог сделать.
После долгой дискуссии Кобра сообщил мне, что я буду отстранён от школы на три месяца. Это меня разозлило, и я решил никогда больше не переступать порог школы.
Я сдержал своё слово.