Пасмурный день, в серых тонах. Бледные облака, растянувшись низкой, прерывистой цепью, монотонно плыли гонимые ветром. Вокруг было все как всегда. Тот же сад, те же дорожки, все тоже имение. Только все это не дарило радости и спокойствия. Все было безжизненно и пусто. Виен стояла на пороге и боялась войти в свой любимый дом. Он, вдруг, стал чужим и холодным. Одиночество завывало внутри. Черные окна, потерявшие зеницы, распахнутые настежь двери, с силой хлопали от налетавшего ветра и откидывались назад, разевая бездонную пасть. Вилен охватил ужас и сердце запаниковало. Запустение подступало к ней ближе и ближе. Пересилила себя, сделала шаг и споткнулась. Затаив дыхание, боясь увидеть нечто невыносимо отвратительное, опустила голову, затем открыла глаза – ветер ворошил листья книги, беспощадно вырывая страницы. И тут она поняла, это не книга, это альбом с фотографиями. Фотографиями ее семьи!
Жестокий ветер вырывал одну карточку за другой и уносил прочь. Пыль и песок засыпали его. Подняв, бережно струсила и прижала к себе, как прижала бы больного ребенка. Снимки были повсюду, трепетали и молили о помощи. Не выпуская ношу из рук, бросилась собирать, хватая их на лету и вытаскивая из грязи.
Поздно! Природа сделала свое дело. Лиц не было, все покрылось пеленой, и медленно, одна за другой, фотографии желтели.
Слезы капали, скатывались на руки, которые сжимали засохшую, ноябрьскую листву.
Виен беззвучно кричала, упав на колени и запрокинув голову к небу, надрываясь, пытаясь выпустить вопль из груди, но даже стон застрял в ее заболевшей душе…
Бледные облака, цепью растянулись по небосклону, а на крыше ее дома, безжизненного и пустого, сражались две непонятные птицы. Огромные, как крупные мужчины. Черные и белые крылья сплелись, засыпая ее перьями, как холодным снегом…
Виен вскочила и оглянулась:
– Я заснула? Но как?! Стоп! – она посмотрела на часы, – Пятнадцать минут назад я провела детей. Как? Как можно так отключиться? Однако я же видела сон. Или это был не сон?… Это было послание! Спокойно Ви, спокойно. Ты должна понять, а не впадать в панику!
Вечерело, она посмотрела на спящее в спокойствии море. Жан, что-то серьезно решал с ИВ и охраной.
– Спокойная жизнь! Какая она? Жили с девочками одни – вечно в волнениях, заботах, поисках. Вышли замуж, и все трудности прошлой жизни, кажутся просто забавой. Как жить, как привыкнуть к новой жизни? – Виен вздохнула. – Тишина! Надолго ли?
Она обняла согнутые ноги, сплетя свои тонкие пальцы, положила на колени голову, не отворачиваясь от окна. Уже белела луна, но солнце еще алело вдалеке, добегая воды.
– Закат кровавый! Будет ветрено. Красиво…, очень даже, но я люблю рассвет. Когда пробиваются лучи, разгоняя серость, выстреливая лучик, за лучиком. Когда птицы сигналят подъем. – Облокотилась на подоконник и, спустив ноги на пол, поднялась. – Погулять, что ли?
К ней скользнула кошка, всунулась между рук, потерлась ушком, издала скупое «мяу».
За спиной вспыхнул свет и отразился в стекле окна.
– Птица – синица! – она услышала голос мужа: – Ты где?
– И с чего я вдруг птица?
– От любви! Сама же днями пела: «Я птица гордая!…» – Виен закончила про себя: «Я, КУРИЦА!», а он продолжал: – Вспомнил детство. – присев рядом с ней, взъерошив ежик ее темных волос, провел рукой по спине. Виен выпрямилась. – А что с глазами? Откуда такая грусть?
– С головы.
– За девочками скучаешь?
– И да, и нет! Вот ты закончишь их гулянья, будут сидеть дома, будут нам надоедать…
– Не надо все принимать в штыки. Я говорил не об этом. Ви! Посмотри на меня. Пойдем, прогуляемся? Как влюбленные.
– Почему как?
– Не придирайся к словам, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.
– Знаю! – став ногами на скамью, закрыла окно. Жан не упустил момента, обнял ее за коленки и медленно опустил на пол. Виен, своим миниатюрным ростом, едва доставала головой до его подбородка, отчего, приходилось запрокидывать голову, чтобы увидеть выражение глаз мужа. Сейчас они были полны любви и их темный цвет, напоминал свежезаваренное кофе. Лоб слегка наморщился, но тут же расправился, на лице появилась улыбка. Жан заметил, как покой наполнял ее. Еще мгновение и он снова утонул в ее синих, как майское небо глазах, таких бездонных. Руки уже обхватили ее острые, как у подростка, плечики, гладили их. Не сдержался, чмокнул в нос:
– А окно, зачем закрыла?
– Мне последнее время кажется, что тут ходят все кому не лень.
– Что? – переспросил Жан: – Кто ходит?
– Если бы я знала. Запахи чужие витают по дому. И вообще, сколько лет мы сюда приезжали, лично я думала, что дом пустует. Окна закрыты, свет никогда не горел. А теперь все нараспашку.
– Но ты же не можешь в замкнутом пространстве!
– Не могу! И с закрытыми окнами не могу, но сейчас мы уходим.
****
ОН появился ночью.
В открытое окно светила полная луна, прищурив глаз и улыбаясь. Жарко, совсем безветренно.
Виен проснулась, как от будильника. Выбралась из-под руки мужа, на цыпочках подошла к окну. Жан перевернулся на другой бок и продолжал спокойно спать.
Одинокий мужчина стоял на берегу, лунный свет, неестественно сконцентрировался на нем, добавляя сияния в его платиновые волосы. Строгая рубашка-плащ, длиною до пят, застегнута на одну пуговицу и не скрывает его мраморно – белое тело. Виен не видела его глаз, но знала, он смотрит на дом. Он смотрит на нее! Он видит ее за тонкой, не колышущейся гардиной. Любопытство охватило полностью – кто это? Что ему надо и почему у него нет мыслей в голове? Смотрела долго, как и он на нее. И даже когда он удалялся, не сдвинулась. Часы высвечивали – 3:45. Кто бы удивился, но не она. Всегда просыпалась с 3:20 до 3:45. Не раньше, не позже. Двадцать пять минут ночного раздумья, перерыва, перехода….
– Ну, прямо вампир. Ночью, в темном, бледный как мрамор, ни кровинки, ни мысли!
– Любимая! – буркнул Жан. – Так рано, очень рано.
Виен легла и поцеловала его в затылок:
– Спи!
Муж развернулся, крепко обнял ее, ненадолго. Постепенно ослабляя объятья, прильнул к губам.
Сон навалился, как снежный ком, покрывая холодом, колкостью. Его блистание угнетало глаза. Виен щурилась и прикрывала их руками. Это зеркало отражало свет. Она отвернулась, но зеркало, переместилось за ней. Виен увидела себя, в его отражении, за ней, сновали люди. Жан, глянул на нее, отстранено, и ушел. ИВ стоял между ними, оглядываясь и чернея. Она протянула руку, забыв, что видит образы в отображении и испугалась, дотронувшись до стекла. Ее лицо исчезало! Растворяясь, обезличиваясь…
Сновидение уходило, а слух ловил голос Жана, далекий, тихий, взволнованный:
– Виен! Дорогая! Проснись, пожалуйста!
– Да! Да! Я проснулась. – с трудом выходя из сна, приоткрыла и закрыла глаза, голова не хотела включаться. – Почти встаю. Жан! Который час? Что-то я не могу открыть глаза…
– Утро! Я бы не будил тебя, полуночницу, но ИВ заболел.
– Простыл? – она, наконец, смогла пересилить дремоту.
– Я бы не тревожился, да и тебя будить не стал бы. Лежит как полотно, головы поднять не может, давление низкое, отказывается от всего.
– Жан! Мы не можем его потерять! – Виен испугалась и села. – Дай мне пять минут, и я спущусь. Врача вызвали?
– Категорически против. С ним Михаил, я тебя дождусь.
– Он старше меня лет на пятнадцать?! – уже из ванной говорила Ви. – Надо его поднять. Второго такого управляющего нам трудно будет найти.
– И что мне делать? Я ему раз пять предлагал оздоровляться. Он, ни в какую! Я, конечно, понимаю, что бремя одиночества, вечное чувство невостребованости.
– Жан! Не понимаю твоих последних слов. А мы? Мы не в счет? Вся наша семья его любит!
– Ну, если ты ему это внушишь, я буду только рад. Схожу-ка я, на всякий случай, за бутылочкой.
– Давно пора! – Виен лишь на миг задумалась о последствиях данного предприятия, но тут же решила, что они сделают лучше не только для себя, а для всех Гаев. Во всем Роду не спокойно, да и Филипп до сих пор не давал ей покоя. Что уж тут говорить, одним бессмертным больше, одним смертным меньше – баланс не нарушится. ИВ человек хороший! – Пойдем, я буду его ругать.
Виен открыла дверь маленькой комнатки, увидев безжизненное лицо друга, прикусила губу от боли, но не заохала, а твердо пошла к нему:
– И что ты выдумал? – бегло глянула на Михаила и поняла – дело плохо, взяла стул, присела рядом с кроватью. Так же глазами попросила Мишу выйти. – Ты что это, Васильевич, решил болеть?
– Простите меня, так получается. Под утро стало плохо, думал, отлежусь, но видно время мое пришло.
– В общем так, друг мой любезный, я и слышать ничего не хочу о каком-то надуманном времени. Я просила тебя подумать, ты подумал, а я решила. – сделала паузу, смотря на него молящими глазами, хотя в голосе был, один метал. ИВ промолчал. Виен только и надо было, что его колебание. – Тебя же Жан и ребята просили? Вот! Мы же так тебя любим! Ну, что мы все без тебя?! Мы не можем тебя потерять. Не сейчас! – взяла его сухую, холодную руку, пытаясь согреть; затем провела по сникшей щеке. – Пожалуйста, не бросай меня сейчас. Совсем немного, лет пять. Подари мне свою поддержку. Ты же у нас с девочками один, как самый родной, как старший брат. Ты же всегда называл их дочками. Не будь таким суровым к нам.
– Ты спекулируешь мной. – с трудом произнес мужчина.
– Не тобой, а нами. Полежи минутку, подумай, я вернусь, и ты дашь положительный ответ. – Она вышла в коридор, Жан стоял с Михаилом.
– Как он?
– Плох.
– Давай я все таки вызову скорую. – Жан достал мобильный, но Михаил опустил его руку.
– Не поможет. Поверь мне, тут только ты можешь все решить.
– Согласна, на все сто процентов!
– Виен! Но это не будет правильно. Мы практически навяжем ему свою волю!
– Кто бы говорил! – скривилась в усмешке, напоминая мужу, как сама, еще совсем недавно, провела трое суток в забытье, а он, ни спросив никого, не намекнув даже дочерям, напоил ее эликсиром, продлив уходящую жизнь. – Миша, посиди с больным, пожалуйста, мы сейчас придем.
– Я согласен с Виен, – прежде чем зайти, произнес мужчина. – У нас половина прошло через твое, Жан, решение. И ты ни разу не пожалел, что сделал это. Так чем он хуже? Он на меже! Дай ему шанс. Пожалуйста! Не время сейчас терять проверенных людей. – Михаил закрыл за собой дверь, а Виен, взяла мужа под руку и подтолкнула вперед.
Проходя бронированную дверь, она провела по ней рукой.
– Вы там спрятали ларец? – догадался Жан, заметив ее мольбу в глазах.
– Да! Игорь помог.
– Хочу сам взглянуть на него, из-за чего весь сыр-бор случился.
– Поставь ИВ на ноги и смотри.
– Не нервничай! Мы же идем, за заветным лекарством. – Жан открыл комнату, полную баночек, флакончиков, разных форм и размеров, прозрачных и серебряных, с сыпучими порошками и травами, с разными настойками.
– Вот это да! Целая аптека! – воскликнула Вилена. Жан, ничего не комментируя, взял прозрачный флакончик, с чего Ви сделала вывод, что это не заветный эликсир жизни, а нечто другое:
– Это что?
– Лекарство! Я дам ему силы, а затем мы еще раз вернемся к этому разговору.
– Он не решится сам, и ты знаешь причину. Прошу, подари ему немного лет, пожалуйста! – Жан посмотрел на жену:
– Он тебе дорог?
– У меня кроме вас никого нет, ты же знаешь. ИВ все, что осталось от прошлого, он не просто друг, он память моя. Он тот, кто вернул мне тебя!
Жан улыбнулся:
– Спасибо! Я старый дурак, ревновал. Постоянно. И не только когда мы были здесь. Но все же, сначала нам надо ему дать сил, чтобы он осилил перерождение. Держи! – Взял с полки флакон, который год назад давал ей, Виен сразу узнала маленькую вмятину на донышке. – Как только ему станет лучше, напоишь сама.
– Я подержу это у себя, но напоишь ты. Жан, он в первую очередь твой друг. Только пойдем быстрее, что-то мне подсказывает, надо спешить.
– Запах! – Жан вспомнил ее слова, брошенные невзначай, накануне. – Ты мне говорила, а я, как всегда, не услышал. И сегодня, ночью, ты ведь проснулась не просто так.
– Я не уверена. Хотя….. – Виен задумалась над своими видениями, но пока говорить мужу ничего не стала. Хотела понять сама.
****
ИВ лежал с открытыми глазами, и едва они вошли, приподнял руку, подзывая:
– Ви, Жан! Я хочу сказать. – Он тяжело дышал, рот пересох, губы потрескались, глаза подкатывались, говорить явно было трудно. Михаил дал ему воды, ИВ продолжил. – Вы знаете, как я к вам отношусь.
– ИВ! Мы все, всё знаем. Помолчи, пожалуйста, не трать силы на то, что ясно без слов.
– Васильевич! – поддержал жену Жан: – Выпей, пожалуйста, тебе станет легче. Это простое лекарство, которым мы поднимали Виен. Ты придешь в себя, и мы переговорим обо всем, прежде чем ты получишь эликсир.
ИВ колебался, смотрел на них, сомневаясь, надо ли начинать все сначала.
– ИВ! – Виен опять присела рядом: – Я прошу-то всего ничего, десять лет.
– Ты просила пять. – прошептал он.
– Я и прошу, пять. А внуки? У нас же будут внуки. Тебе что, не хочется с ними понянчиться? А теперь слушайся Жана и молчи. – Сама вышла из комнаты и набрала Ев. – Привет дорогая! Помолчи немного и послушай меня.
– Муль, что за загадки?
– Ев, я попросила! Отойди от всех, пожалуйста, присядь в сторонке и скажи, что ты видишь? Не отвлекайся на ненужные мысли, это очень важно! – Виен закрыла глаза, почувствовала дочь и услышала ее мысли.
– Муль! Ты решила завести поклонника? Красавец!
– Ев! Мне не до шуток! – Дочь молчала долго. – Ев! Мне, очень нужна твоя помощь.
– Мам! Я вижу только высокого, довольно красивого, необыкновенно белого мужчину. Он как бы напротив тебя. Но между вами, что-то неприятное и холодное.
– Это хорошо! Ты увидела сегодняшнюю ночь, а теперь посмотри, что он делал, сегодня ночью?
– Он стоял на берегу, да, за ним море. Потом…. Полетел…. ИВ. Он стоит над ним. Что-то спугнуло, но я точно сказать не могу, может он спугнул. Потому что исчез тот холод, который был вокруг. Поднял голову, мне кажется в сторону вашей спальни. Подожди! Что-то есть еще. Я вижу какое-то движение. Мам! Это наша Чери! Кошка села на кровать к ИВ!
– Умница моя! Спасибо тебе! А сейчас, он есть в доме?
– Нет! Точно нет! Он исчез сразу, растворился.
– Доча! Прогуливайся ко мне в голову, я буду держать ее открытой.
– Что у вас произошло?
– ИВ решил с нами проститься.
– Что?! – в ужасе вскрикнула Ев и Вилена услышала в трубочке голос Дэна:
– Привет, дорогая! Чем напугала мою половинку?
– ИВ заболел. Ев все расскажет.
– Я могу вернуться.
– Не стоит! Жан уговорил его выпить. Целую всех, привет старшим, пока!
****
ИВ маленькими глотками принимал прозрачные, горьковатые капли, поданные Жаном, откинулся на подушку и повернул глаза к ним. Веры в них, что все сейчас измениться к лучшему, не было, только боль.
– Мужчина! – взяла его руку Ви. – Что за настрой? Помнишь, как мы познакомились?
– Помню. Тяжело! – прохрипел он.
– Ты закрой глаза и вспоминай, сколько было хорошего за все эти годы. Жан, отойдем. – ИВ опустил веки, а они вышли, не закрывая двери. – Его надо вынести из этой комнаты. И приставь к нему человечка.
– За это не волнуйся. Вот только как пойдет его выздоровление? Может утром встать, а может и недели пролежать в небытие.
– Но мы сделали все, чтобы спасти его, так? – Жан кивнул. – Неужели мы не справимся с его обязанностями, в эти дни?
– Несомненно, справимся! Это все?
– Нет! Не спрашивая зачем, отнесись к моей просьбе серьезно.
– Обещаю.
– Усиль охрану, дай нашей прислуге выходные.
– Это не сложно, только как мы без них?
– Я прошу только о тех, кто занимается нашей частью дома. Сделай так, чтобы в дом никто не мог войти, ни под каким предлогом.
Жан не стал задавать ненужных вопросов, так его приучила мать, так они жили при Ольге. Он кивнул и собрался уходить.
– Жан! Один вопрос. Если нас обесточат, все ваши замки откроются?
– Нет! Многие наоборот, будут в закрытом состоянии до введения кода. Но нас обесточить нельзя, у нас свое энергоснабжение.
– Это хорошо! Что и как расскажешь, погодя. – Весь ее вид мог бы умилить и рассмешить Жана, если бы не данные обстоятельства. А она была сосредоточенна, как Наполеон перед битвой.
– Объявляешь военное положение?
– Объявляю.
****
Дом Гаев высился на самой вершине утеса, лишь 20 шагов к краю и 172 железные ступеньки вниз. Новые особняки и старенькие домишки находились чуть-чуть поодаль, но от этого он не был одинок. Это было очень старое, совершенно необычное для современности, но добротное строение в три этажа с мансардами. Толстые стены, из серого камня, походили на скалу, поэтому в ночи он становился ее продолжением. Своеобразная постройка из фигур разной конфигурации; возведенная руками умелого мастера, замечающего окружающие красоты, понимающего природу, сохранившего ее целостность; прекрасно вписалась в данный пейзаж и простояла долгое время. Неровности зодчества, возможно и смешили с точки зрения современной архитектуры, но не уродовали его, а даже наоборот, постоянно привлекали взгляд.
Первой в глаза бросалась крыша, кирпичного цвета, с тремя башенками. Две находились на одном уровне и смотрели на море. Маленькие окошки-глазницы никогда не освещались. Третья – возвышалась над ними и имела зеркальные окна, на четыре стороны. В ней находился зимний сад, любимое место всей семьи. Этаж, на котором восседали башенки, был единственным не из камня, а под тонированным стеклом, в котором днем отражались пролетающие облака, а ночами звезды. В нескольких местах стекло пересекали побеги «одеревенелой» лозы, ползущей к большой, круглой башне и окутывали ее, словно венец; однако хороший специалист мог понять, что эта ветвь была латунной.
Второй начинался с резного козырька, того же кирпичного цвета, что и крыша. Укрыв часть первого этажа, он упирался в витражи, 17—18 столетия, хорошего состояния, с добавлением современных технологий; на нем мирно разместились некие существа, неопознанного рода, с забавными мордашками, потемневшими от времени. Их руки были подняты над головой и поддерживали те самые витражные полотна, окружающие весь второй этаж. Ног их никому не удавалось разглядеть, просто потому, что они сидели. Витражи – тут взгляд задерживался надолго. Разнообразие индивидуальных образных пространств уносил в бесконечность. Не было в них никакой замысловатости, лишь простейшие геометрические фигуры, без ярких красок, переплетались, соединялись и разбегались, чтобы слиться вновь. Еще совсем недавно, оглядывая дом, трудно было заметить стыки окон, скрывающихся за этими витражами. Теперь же, все было нараспашку, практически круглосуточно. Дом ожил, сотнями огней и веселым смехом в нем. Соседи вздохнули с облегчением и не морочили больше себе голову разными баснями.
Наконец, первый этаж. Он напоминал оплот – вымеренный, ровный, с острыми углами. Массивный и большой. Несколько комнат первого этажа имели отдельный вход. И в них, иногда, селились приезжающие на отдых, так сказать, постоянные гости, что вошли в доверие ИВ.
Внутри дома так же было на что посмотреть. Главное – галерея, что тянулась на весь второй этаж. Разноцветные стеклышки витражей, преломляли лучи солнца и бросали солнечные зайчики на огромную коллекцию картин, масок и бюстиков, что разместились вдоль стены; удобные, низкие кушеточки стояли у открытых окон и предлагали провести на них час-другой, любуясь бесконечностью моря. Добраться сюда можно было коротким путем – через окна спален, что и делала молодежь, или по двум лестницам: главной, мраморной и широкой, переходящей в небольшой внутренний балкончик, соединяющий комнаты детей; и скрытой от посторонних глаз, кованной, из черного металла, совсем узкой и круглой формы. Здесь же покоилась еще одна коллекция – зеркала, разных форм и размеров, собранные за много веков.
Виен поднималась наверх по лестнице зеркал, касаясь рукой каждой рамы, словно прося поддержки своих предшественниц. Прошла по галерее, закрывая все окна, а так же, на всякий случай, прикрыла створки окон, спрятанные под картинные полотна и чеканки, в комнатах детей. Теперь вид галереи стал прежним – полукруглым проходом, с большой, богатой коллекцией картин, масок и прочего, с одной стороны, а с другой, за витражными стеклами, виднелись просторы моря. Оглянулась и покинула ее. Обследовала мастерскую Дэна и библиотеку, проверила зимний сад и окна третьего этажа. Она начинала испытывать нехватку кислорода, дыхание становилось шумным, Вилен практически заставляла свои легкие дышать в застывшем воздухе.
Зашла в свои комнаты и оставила открытым только окно спальни, игнорируя кондиционеры. Присела под ним на кушетку, провела рукой по решетке, не закрывающей и половину окна, сделанной очень давно и скорее всего для украшения и горшков с цветами, бросила внимательный взгляд в обе стороны, не найдя ничего подозрительного, поставила зеркало к себе на колени и пыталась понять свой сон. Ответ не находился.
– И почему у меня такая капля дара?! Я бы не тревожила детей. – вздохнула, прикрыла глаза, прислушиваясь. – Тишина! Но этого не может быть! Он здесь, я чувствую, как и то, что Филипп рядом. – она говорила сама с собой, не заботясь услышит ее кто и что подумает. – Если незнакомец не доступен мне, то Фил, он же не может не думать! Он планирует свой следующий шаг, а значит, шевелит мозгами! Я носом чувствую его влияние. – Поставив зеркало на туалетный столик, вернулась к окну. Практически свесилась наружу, схватившись руками за черные прутья решетки, и закрыла глаза. Слушала, смотрела, вдыхала полной грудью, опять слушала. Шепот. Очень тихий, будто дуновение ветерка. Виен насторожилась и уже упорно «пошла» на этот шепоток. Он был настолько слабым, словно ветерок играет с былинкой. Отстранилась от прямого следования, охватила большую площадь, отметая, как мусор ненужные ей разговоры и думы людей. Ей нужен Филипп и именно его она искала. Вот песчинки прокатились, пробежала ящерица. Мышь стала жертвой гадючки, греющейся на солнце. И опять они, те двое, что шептались минуту назад. – Нашла! Я вас все-таки нашла! Вот ты где, Филипп!… Разговариваешь?… Сам с собой?… И что же между строк?… – Виен отключилась от окружающего мира полностью. Она не только слышала Филиппа, в ее голове рисовалась картинка, она видела, как тот сидит на земле, в тени невысокой акации, скрестив ноги и запрокинув голову. Лицо недовольно, но он старается следить за собой, чтобы даже в этом состоянии оставаться красавцем…. Что-то затхлое и холодное оторвалось от него, полетело в ее сторону. Виен слышала, как стонали листочки и травинки под его силой. От приближающегося запаха ее подташнивало, закружилась голова. Выпрямилась, отпустила Филиппа и слушала только то, что летело к ней. А оно не сворачивало, осталось немного и она либо поймет, что это. Либо….. О втором даже думать не хотелось. А третьего не дано. Миг! Один лишь миг и они столкнутся! Виен открыла глаза, решив встретить угрозу с гордо поднятой головой. И…. Это ударилось о барьер и отлетело к берегу.
– Чери! – обрадовалась она запрыгнувшей на подоконник кошке. Шерсть любимицы поднялась дыбом, а ушки, и без того вислоухие, совсем прижались к голове. Кошка шипела, сузив глаза до щелок. – Не нравится?! Мне тоже. Не бросай меня, пожалуйста! Побудь здесь немного. – Кошка отвечала ей на своем, кошачьем языке, а Виен изучала берег. Скрупулезно продвигаясь по миллиметру. – Хорошо, моя королева! – поставила москитную сетку на место. – Только не облокачивайся на сетку, она тебя не выдержит. А все остальное, мы с тобой, в паре, преодолеем! – Виен говорила, поглаживая любимицу за ушком, нарочно весело. Кошка сбросила свое напряжение, села. – Что, тише стало, или наши гости покинули нас с тобой? – Вилен ничего не видела подозрительного и даже не слышала. Ей также показалось, что и воздух стал свежее. И это насторожило. – Не хочешь ли пробежаться к ИВ, ему ты очень нужна, я буду здесь. – Чери, будто бы приняла ее просьбу, спрыгнула, подняв хвост антенной, засеменила из комнаты. Вилен оглянулась, услышав как Жан, входя, выпустил животное, и тут же вернулась к своему занятию. На том же месте, где она ночью видела седовласого незнакомца, было какое-то сияние. Вода и часть песка были как за поднимающимся раскаленным воздухом. Если бы это происходило на большой площади, она бы не уделила внимание, но это был совсем небольшой участок, не больше полуметра в ширину и около двух метров в высоту. Размер крупного мужчины. Проходящие сквозь «ЭТО» люди отражались, как в призме.
– Жан! Как у тебя со зрением? – сказала не громко, не оглянулась, боясь потерять.
– Отлично! – ее слова заинтересовали. Жан бросил толстый, серый конверт на стол, отложил то, чем собирался заняться, подошел.
– Тогда скажи, что я не схожу с ума. – согнула руку и пальцами поманила подойти ближе, указывая куда надо глянуть. – Прямо перед моими глазами, стоит, извини, непонятное, прозрачное существо.
– Дай точнее ориентир, пожалуйста. – вздохнув, Жан смотрел на пляж, просто смотрел, не ожидая там найти ничего важного.
– Желтый зонтик, видишь? Перед ним натянута простыня в полоску, на лежак. Параллельно зонтика, дама, пышных форм, в красном купальнике. Ровно посредине. Оно колеблется.
Жан присматривался, долго не мог понять, что ищет, и совершенно случайно заметил нестандартную точку среди видимого куска пляжа:
– По моему, заметил! Прошла девушка и, в указанном тобой месте, увеличилась. Я правильно понял?
– Да! И это рассматривает нас. – ее напряжение передалось мужу:
– Ты боишься? – обнял ее, погладил по плечам.
– Нет! Я в неизвестности и это не дает мне покоя, выбивает из колеи, не позволяет ни о чем другом думать. – Выпалила все и сразу, тут же задала волнующий вопрос. – Как там ИВ?
– Мы перенесли его наверх, он спит. Все уехали. Повара деть некуда, он не может бросить ресторан.
– Повара можно временно поселить в гостевой дом.
– Я не подумал. Ви! Тебе надо поесть, уже очень много времени, ты ослабнешь.
– Да, да! Я поем. – Закрывая окно, сказала Виен.
Жан все еще смотрел сквозь стекло и заметил, как нечто метнулось в сторону, вслед за женой.
– Ешкин кот! – догнал жену. – Ви! У тебя есть предположение, что это?
– Не знаю! – развела руками, вспылив, повысила на него голос, но уже через миг, остепенив себя, говорила спокойно, хотя и не смогла сдержать сарказма. – Я не так много живу, чтобы все знать. Еще недавно я и о вас не догадывалась.
– О нас! Вилен, мы с тобой едины!
– Это сейчас. – не опротестовала, поправила его. – А у тебя есть объяснение?
– Стыдно признаться, но я знаком только с двумя видами – оборотнями и вампирами. Ни то, ни другое не подходит. Может это новый вид? Мутант?
– Новый вид чего?
– Вампира, конечно! – и добавил сам себе. – Надо самообразовываться.
– Надо! Я думала, ты вспомнишь НЛО. Жан, я не знаю, что это, как не знаю, что вообще происходит вокруг. Не знаю! Как мне не хватает виденья Ольги, ее опыта! Ев не хочется дергать.
– Дорогая! Я тебя понимаю, но от Ольги помощи ждать не надо. Она закрылась от всех. Уверен, выжидает, справимся мы или нет, без нее.
– Зачем так плохо думать о матери? Ушла и ушла. Ее право. Дети справились без нас с куда большими трудностями, теперь мы обязаны, не ударить в грязь лицом.
– Прорвемся! Понять бы только, что это. Если я удалюсь наверх, покопаюсь в книгах, ты как? Или со мной? – Спросил и тут же понял, какой из нее помощник. Виен говорила с ними, ела, не замечая, что кладет в рот. Все о чем она могла соображать, так это о состоянии ИВ. Все остальное время она была одно большое ухо. Эжан это понял, так как она водила головой, глазами, иногда всем телом, словно это было перед ней. Он начал бояться за нее. Но она отвергала любую опеку.
Охрана и ее водитель, поглядывали на нее, но не трогали вопросами, обсуждали с Жаном, чего им ждать, к чему готовиться, что надвигается?
****
Проходя мимо окон первого этажа, Вилена обратила внимание, как опустел их двор. Отдыхающих словно уменьшилось, не сновали туда-сюда, не кричали, не устраивали музыкальные поединки. На месте машин, которые мужчины постоянно бросали у порога, валялись желтые листья, покрытые коричневыми пятнами. «Сон!» – вздохнула она и пошла дальше.
– ИВ проснулся! – прервал ее размышления голос Игоря: – Виен! Ты слышишь? Васильевич проснулся! Он приходит в себя.
Виен тут же отбросила все свои стенания и побежала по лестнице, щеки зарделись, глаза загорелись, присела на край кровати, даже не глянув, кто находится в комнате, взяла его за руку:
– Милый друг! Ты как?
– Лучше. Намного лучше. Но слаб. Это старость. А Жан где?
– В книгах! – махнула рукой, поправила ему подушку, расправила толстое одеяло, не по сезону, но его все время морозило. – Говорить можешь?
– Да! – уверенно ответил ИВ. – Надеюсь, завтра покину это ложе – бока уже все отлежал.
– Не спеши! Лучше вспомни, что было до того, как тебе стало плохо.
– Ви! Я не помню. – замотал он головой, не отводя от нее глаз. Его зрачки были расширенны, отчего зеницы казались неестественно черными. Кожа пожелтела и местами свисала, отшелушившись. Виен вспомнила, как и у нее было подобное, после принятия настоев Дэна. Как тело постоянно требовало водного насыщения, как прекрасно было погружаться в воду, кожные покровы через поры впитывали влагу, выравнивая баланс. Как чулком снималась старая, изношенная шкурка, а на ее месте оставалась новенькая, бархатная, розовым отливом. Она тогда себя сравнивала со змеей. А сейчас друг лежит в том же состоянии. Ее так и подмывало узнать ощущения, но было не до того. И она требовательно заявила:
– Помнишь! Это было ночью. ИВ! Очень важно, чтобы ты припомнил каждую мелочь. Трудно сейчас, я не настаиваю, подожду. – ИВ закрыл глаза и стал прокручивать память назад. – Тебя нечто разбудило? – направила она его мысли, услышав, где он сейчас «прогуливается».
– Да! Меня разбудил звук за окном. Кто-то ходил, взад вперед. Какое-то время я не реагировал. Но потом меня задел этот маневр. Помню, я посмотрел на часы, было почти четыре, я предположил, что кто-то из отдыхающих потерял ключ и стесняется разбудить. Открыл окно, которое сам не знаю зачем, закрыл на ночь, пожизненно сплю при открытом, мало ли что. Мужчина остановился и посмотрел на меня. Естественно я поинтересовался, что у него случилось, помню, еще спросил: «Вы что, не можете войти?» А он ответил коротко – «Да!» И все, дальше пустота.
– Он был высокий, бледный и седовласый?
– Я его не помню, но точно не такой, как ты сказала. Хотя, бледный, да. Но не седой. Это бы я заметил. Глаза черные, ну …. Нет, Виен, я не помню его. Он как тень.
– Поправляйся, mon cher ami. Я обязательно зайду. Спи больше и ешь, а то буду кормить с ложечки. – Поцеловав его в щеку, поднялась к себе. Открыла настежь окно, не поднимая ролеты: