К спинке кровати, она же лестница на второй этаж, кто-то из полицейских привязывает швабру.
– А флаконы куда? – чешет репу Дудков.
– Сетка нужна или пакет, – отвлекаюсь на секунду от больного. И снова поворачиваюсь к нему. Закатываю рукав тонкой камуфляжной куртки.
Хотя нет! По-хорошему снять надо.
– Помоги, – прошу Колю.
– Мы сами, Надюш, – добродушно ворчит он. Кивает коллегам. – Пацаны, тут одному с этим кабаном не справиться.
Разматываю прозрачные плети системы, достаю иголки из упаковок шприцов, а сама наблюдаю, как двое полицейских с трудом ворочают задержанного. Пыжатся из последних сил.
Украдкой рассматриваю странного афериста. Крепкий сильный мужчина. В меру накачанные бицепсы, мускулистые ноги. С первого взгляда чувствуется мощь специально обученного человека. Такие даже если падают, успевают сгруппироваться.
– Клиент готов, Надежда Владимировна! – радостно возвещает запыхавшийся Дудков. Надо же, и отчество мое вспомнил!
«Оно же в деле записано!» – легонько бьет по темечку здравый смысл.
Подойдя к кровати, снова осматриваю больного.
– Кто же тебя приложил, родненький? – шепчу под нос. Называю мужчину как толстопузиков в отделении. Слово простое. Незамысловатое. А успокаивает. Лечит.
«Если он с Дроздом подрался, то этот гад мог со спины напасть. Подлая натура и душонка мелкая!»
– Потерпи, родненький. Потерпи, – вставляя иголку в вену, шепчу как мантру. И сама верю, что гептрал и гемодез помогут. Обязательно помогут!
– Надь, ты тут сама справишься? – отвлекает меня от молитвы Дудков. – А то у нас дел по горло.
– Иди спасай мир, – повернувшись, роняю едко.
– Вот ты языкатая, Надежда, – устало вздыхает он. Растягивает губы в улыбке, а в глазах уже мелькает злость и… страх.
Наверняка Морозов позвонил и вставил.
В особо крупном!
Но меня это не касается. Пусть теперь сам расхлебывает. Мне бы человека на ноги поставить и домой уйти. Хоть под подписку о невыезде. А если Тимофей пришлет кого-то из своих адвокатов, те быстро докажут мою невиновность.
В суд бы на Торганова подать… да не умею я судиться. И его, дурака, жалко. Хлебнет еще со своей блондой. Где он ее только выдрал?
Человек на койке тяжело стонет.
– Потерпи, родненький, – аккуратно глажу больного по руке, – Потерпи.
И неожиданно залипаю на широченных плечах, едва уместившихся на топчане.
С таким мужиком ничего не страшно!
Думаю и сама пугаюсь собственных мыслей.
Кто же ты? Почему дал себя обдурить? Не верю я, чтобы кто-то из наших мог бы открыто противостоять такому шкафу.
Заглядываю в лицо, будто высеченное из мрамора. Наверняка этот человек военный. Одна выправка чего стоит. И разворот плеч! А еще твердая линия губ и волевой подбородок. Интересно, глаза у него какие? – размышляю я и, набравшись смелости, открываю веко.
Но ничего не вижу, кроме белков.
Плохо дело!
Снова меряю пульс. Убрав, пустой флакон из-под гемодеза, ставлю гептрал.
– Очнись, миленький, – умоляю чуть слышно.
И словно услышав мои молитвы, человек тихо ведет пальцами. Следом инстинктивно приподнимаются веки. Дергается рука.
Очнулся, слава тебе господи!
– Тихо, тихо, больной! – удерживаю на месте иголку.
Мужчина распахивает глаза. Карие. Колдовские. Обводит камеру мутным взглядом и снова прикрывает веки.
Красивый мужик. Никогда таких не видела.
Внутри что-то торкает. Даже с Витей такого никогда не было. Поспешно отхожу к окну. Сквозь толстую решетку смотрю на голубое небо и стайку птиц, поднимающихся в вышину.
«Выдыхай, девочка! Выдыхай. Это какой-то сказочный персонаж. Пришелец из другого мира. У нас в окрестностях такие особи не водятся».
Жду минуту-другую, пока сердце успокоится, и на ватных ногах возвращаюсь обратно.
– Просыпаемся, больной! – велю чуть громче.
Мужчина открывает глаза и впивается в меня требовательным взглядом. По спине бегут мурашки, а ноги подкашиваются.
– Как вы себя чувствуете? – придаю голосу нужную деловитость.
– Бывало и хуже, – усмехается он, пожирая меня глазами, и добавляет требовательно: – Где я?
– В полиции города Шанска… – вздыхаю устало.
– Никогда не слыхал о таком, – дергает он плечом. А взгляд так и проваливается ко мне в декольте.
– Я бы тоже вовек не слыхала, – признаюсь скупо. Внутри поднимается злость на больного. Не фиг меня так разглядывать!
«Вот же гусь! – закипаю от злости. – Только в себя пришел, а уже раздевает взглядом».
– Сколько пальцев видите? – отвлекаю внимание от собственного декольте.
– Восемь, – хрипло смеется он.
А у меня по коже бегут мурашки. Дрожу от одного только голоса.
«Ох и не нравится мне это!» – прикусываю губу и с тоской гляжу на дверь камеры. Где ты, Дудков?
– Телефон есть? Давай, – снова сыплются приказы.
Безропотно отдав трубку, подарок Морозовых, отхожу в сторону. Даже не прислушиваюсь к разговору. Больной, кажется, с отцом разговаривает. Просит вытащить отсюда. Значит, не первый раз попадает, если родители в курсе.
«А мои-то не знают ничего!» – спохватываюсь я. Но и звонить им не собираюсь. Родители занервничают, деда и бабушку разволнуют. А старики…они же как дети малые. По любому поводу переживают. А им нельзя. Глупая Витина подстава рассосется, а у деда от расстройства сердце может не выдержать. Шутка ли, любимая внучка в тюрьме.
Пусть лучше так. Если до мамы слушок дойдет, сама позвонит. А если нет… ничего не скажу.
– Пусть пока побудет у меня, – заявляет больной, закончив разговор. Кладет сотовый себе под бок. – Когда буду уезжать, отдам.
Ну и наглый же тип!
– Потом только верните, – роняю тихо. Может, так удержусь и не позвоню маме. – Мне все равно звонить некому, – добавляю, напоровшись на темный взгляд.
Нормальная ситуация! Голодный он, что ли? Не мое это дело. Но тут с ним оставаться опасно.
Мысли лихорадочно вертятся в голове. И я сама не пойму, что испытываю в данный момент. Страх? Желание? Или это первые признаки Стокгольмского синдрома?
Но что бы это ни было, мне лучше держаться подальше от этого мужчины.
«Что там капельница? – перевожу взгляд на пустой флакон и выдыхаю с облегчением. – Уже докапала!»
На негнущихся ногах подхожу к кровати. Достаю иголку. Залепляю пластырь на месте инъекции. Обычные действия, доведенные до автоматизма. Но в этот раз все иначе. Пальцы дрожат, а сердце бьется как сумасшедшее. Всему виной дикая энергетика пациента. Нужно уйти. Чем скорее, тем лучше.
– Ну все, больной, выздоравливайте! – прощаюсь поспешно.
Главное, сбежать! В своих мыслях и чувствах я потом разберусь. Одна.
– Погоди. Ты куда? – Цепкие пальцы обхватывают мое запястье. – Я тебя не отпускал, – хрипло заявляет нахал.
От легкого прикосновения по коже рассыпаются электрические разряды, а внизу живота плотным коконом закручивается желание.
В замке щелкает ключ. Дверь открывается. и в камеру входит толстый смешной мужичок. Не входит даже, а вкатывается.
– Ну вот и очнулся! – замечает радостно. Наверняка думает, что поймал какого-то рецидивиста. И уже даже дырку себе на кителе заделал для медальки. Одно слово, герой!
А еще девчонку со мной одну оставил. Такой шею сломать меньше минуты надо. Шейка тоненькая. Красивая. Нужно потом не забыть, накатать на это чудило рапорт в СК. Пусть выпрут за профнепригодность.
– Да вот откапались, – кивает девчонка на пустой флакон, привязанный к швабре. – Интоксикацию сняли.
– Тогда беги, – словно падишах, великодушно разрешает капитан. – Там Витек за тобой приехал. Ущерб весь компенсировал. Штраф оплатил. Никто к тебе претензий не имеет.
– Морозов звонил? – пристально смотрит на капитана Надежда.
– Ну а кто еще? – разводит тот руками. – Иди уже, Надя. Мне допросить клиента надо.
Но девчонка медлит. Не уходит. Вот же глупая!
– А дело? – торопливо интересуется она.
Дурочка маленькая, беги отсюда!
– Да нет никакого дела, – отмахивается от нее капитан, как от надоедливой мухи. – Беги к Витьку, Щербинина. Он уже заждался.
– Как это нет? – огрызается девица. – Ты меня через весь город в наручниках просто так провез? Без всякого основания? Как я теперь людям в глаза смотреть буду?
«Смешная она, ей-богу!» – думаю я, наблюдая за перепалкой. Пигалица хрупкая, а на капитана наступает. Руки в боки расставила, плечи выпрямила.
Ну с кем ты споришь, девонька. Кого испугать хочешь?
– Уходи, – шепчу, когда Надежда поворачивается ко мне.
– Потихоньку вставайте, больной, – обращается официально.
– Иди, коли отпускают, – сажусь на узкой шконке. И морщусь, когда снова темнеет в глазах.
– Вам плохо? – обращается девица ко мне. И, по всей видимости, никуда не торопится.
– Очень, – признаюсь, чувствуя слабость. Рубит меня. Не к добру это. – Что вы мне вкололи? – спрашиваю снова.
– Гептрал и гемодез, – повторяет девчонка. – В аптеке напротив покупали.
Переводит растерянный взгляд на капитана.
– Ты же ничего не добавлял, Коля?
– Ты о чем? Конечно, нет! – охает как баба капитан и тут же решает: – Оставайся с ним. Сделай что-нибудь…
– Скорую вызвать надо. Или Витю позови, если он еще здесь, – предлагает моя спасительница.
Какого еще Витю? И почему по ИВС шастают посторонние? Это же запрещено. Или местным сутенерам закон не писан?
– Точно! Тор сейчас поможет! – Капитан поднимает к потолку указательный палец. И быстрым шагом направляется к выходу. Снова щелкает замок.
– Что еще за божество? – спрашиваю из последних сил.
– Верховное, – нехотя выдыхает девчонка. – Это он меня сюда упрятал.
– Сволочь, – усмехаюсь я, прислоняясь затылком к серой холодной стене. Меня ведет не по-детски. Бред какой-то! На пустом месте влипнуть…
– Эй, а ну не смей отключаться, – тормошит меня Надя. – Как тебя там?
– Ярослав Андреевич Лунин, полковник спецназа, – рапортую заплетающимся языком.
– Врешь ты все, – не веря, отмахивается девчонка.
– Позвони моим. Скажи пацанам, пусть поторапливаются, ладно?
– Кому? – не понимает Надя. – Вроде вы с отцом разговаривали.
– Ага. С батей. Вот ему и звони, – приказываю, уплывая.
– Хорошо, – быстро кивает Надежда. Умненькая девочка. И нажав на последний контакт, долго ждет ответа.
– Вне зоны доступа, – охает грустно.
– Еще давай, – приказываю на последнем издыхании. – Дозвонись до моих, слышишь?
– Да. Да, – растерянно повторяет девчонка. И вздрагивает, когда в замке проворачивается ключ.
А в камеру входит капитан и еще какой-то тип в дорогущих джинсах и футболке Бриони. На носу очки в золотой оправе. Ну точно, сутенер!
– Сделай что-нибудь, – просит мажора капитан.
Тот подходит поближе. Щупает пульс, затем смотрит зрачки. Можно подумать, понимает что-нибудь?
– Вы тут совсем посдурели?! – отчитывает надменно капитана и девчонку. – Дудков, у тебя с башкой все в порядке? Или я тебе в пятом классе отбил мозги напрочь? Скорую вызывай быстро. Надя, давай на выход. Я порешал, – заявляет резко.
– Езжай, Вить, – равнодушно отмахивается она. – Лучше я с больным побуду. Нельзя его так бросать.
«Хорошая девочка. Нужно с собой забрать. Увезти подальше от этой банды. И расследование провести», – решаю внезапно.
– Да какой бросать? Ты ж не нанималась, – роняет мажор презрительно.
«Эх, Тор! Молотом бы тебе между глаз засветить. Такую девчонку подставил!»
– Едем. Нужно поговорить. Ты должна… – настаивает мажорик.
И ухватив Надежду за руку, тянет к выходу. А вот этого я допустить не могу. Планку срывает, как только этот козел прикасается к девочке.
Подскочив, порываюсь следом. От резких движений тут же темнеет в глазах. Единственное, что вижу, это изумленное лицо Надежды. На него и смотрю, не отрываясь. Иначе пропаду.
– Эй, ты куда? – в ужасе кричит толстячок. Подпрыгивает, пытаясь остановить. Но где ж ему?! Капитан доходит мне до плеча. А в прыжке…
Отмахиваюсь одной левой. Другой откидываю лейтенантика. Но не сильно.
– Подожди, – окликаю Надежду. Нужно спасти ее. Вырвать из лап этого засранца.
Только мысли путаются. Я с девчонкой только час с небольшим знаком. Но все уже про нее знаю. И про себя тоже.
– Что? – останавливается она, не доходя до двери. Выдергивает руку из несильного захвата мажора.
– Надя, – в ужасе окликает тот ее.
А мы молча смотрим друг на друга, не в силах разорвать возникшую связь. Воздух искрит. Накаляется от желания.
Делаю шаг к Надежде и пробуксовываю на месте. Сзади на меня накидываются полицейские.
Словно щенки или дети малые.
– Какого тут происходит? – рявкает от двери начальник полиции Мельников.
– Мне бы тоже хотелось узнать, – криво усмехается аферист, откидывая в сторону слишком рьяного Дудкова. Тот падает на пол, встает и снова бежит на врага. Видимо, хочет начальству показать излишнее рвение. А получается наоборот.
– Дудков, угомонись уже, – багровеет от гнева Мельников. Вытирает широкий лоб платком, а потом и мясистые щеки. Видимо давление долбит. – Лучше подготовь рапорт, почему в ИВС посторонние и на каком основании произведено задержание? Я тебя спрашиваю…
– Так это, – сбившись с шага, мямлит поникший Коля. – По оперсводке проходит гражданин. Я и в управление «К» позвонил. Они подтвердили.
– Сейчас разберемся, – недовольно цедит полковник. Подойдя к Лунину, что-то говорит вполголоса. А наглый аферист с ним разговаривает на равных. Оба посмеиваются, словно забывшись.
– Надя, – тянет меня за руку Торганов. Он прав. Самое время уйти. Но я стою как приклеенная.
– А ты как тут оказался, Виктор Петрович? – сердито интересуется Мельников. – Тут вроде твои услуги не требуются, – тянет насмешливо и недовольно.
– Да вот, за Надеждой заехал. Ее закрыли по непонятной причине. Морозов уже жалобу в главное управление накатал, – совершенно спокойно заявляет Витя.
Только крепче сжимает мою руку. Нервничает. Да еще Дудкова подставил. Нехорошо.
Вон тот смотрит исподлобья. Наверняка свинью подложит… Но так тебе и надо, Витенька.
– За незаконное пребывание на территории охраняемого объекта полагается штраф и задержание до пятнадцати суток, – монотонно бубнит полковник. – Логинов! – зовет кого-то из коридора. А когда в камеру влетает бравый румяный капитан, приказывает: – Этого в соседний люкс определи до выяснения, – кивает на Торганова. – А этих, – раздраженно косится на своих подчиненных, – отстранить на время расследования.
– Что? Вы не имеете права, – охает Виктор. – Меня Дудков из предбанника позвал. Сказал, человеку плохо.
– Вот сейчас и напишешь объяснительную, – равнодушно отмахивается Мельников.
Неожиданно в руке звонит сотовый. Вибрирует, заставляя дернуться, как от удара. Незамысловатый обычно рингтон сегодня будто извещает о скором апокалипсисе.
Наткнувшись на темный взгляд Лунина, опускаю глаза. Один всадник уже прискакал. А другие мчатся ему на подмогу.
Телефон все звонит, а я как завороженная смотрю на номер, на который несколько минут назад не могла дозвониться.
– Это меня? – то ли спрашивает, то ли утверждает аферист. Шагнув ко мне почти вплотную, забирает из рук трубку. Невзначай касается пальцами моей ладони. Вздрагиваю от неожиданности, а он как ни в чем не бывало подносит мой айфон к уху и четко, будто в армии, рапортует: – Так точно, бать. Сейчас выхожу…
– Ну пока, – пожимает руку Мельникову. И даже прислоняется щекой к потному фейсу нашего полковника.
– Серому привет передавай. Извини, что так получилось. Сам видишь, с кем приходится работать, – словно извиняется тот.
– Бывает, – морщится недовольно Лунин и, повернувшись ко мне, приказывает: – Проводи меня, девочка.
И телефон не отдает, зараза!
– Вы свободны, Надежда Владимировна, – с улыбочкой кивает мне Мельников.
– Ага, спасибо, – мямлю я растерянно. И тотчас же моя рука оказывается в стальном захвате медвежьей лапищи Лунина.
Высокий крепкий мужчина тянет меня за собой. Еле поспеваю за ним.
«Ну ничего, – думаю, ковыляя рядом на высоких каблучищах. – Сейчас на улицу выйду. Телефон заберу. И домой. Домой! К борщу и родному дивану».
Витю, конечно, через час отпустят. Никто не станет с ним ссориться. Поэтому вечером наверняка придет. Разговаривать. Долги свои требовать. Только мне уже безразлично. Умерло все в душе. И навряд ли воскреснет.
– А вот и мои, – улыбается Лунин, довольно оглядывая припаркованный у входа черный внедорожник с тонированными стеклами.
– До свидания, – выпаливаю, набравшись смелости. Дергаю рукой, пытаясь избавиться от странного плена, но все бесполезно. Мой мучитель лишь посмеивается весело.
– А, кстати, держи, – протягивает мне трубку. И как только та оказывается в моих руках, подхватывает меня под мышку, будто куклу пластмассовую.
Охнув, лечу по воздуху.
– Отпустите! Что вы делаете? Я вам не игрушка какая-то! – пытаюсь вырваться из крепкого захвата. Вот только мои крики ни на кого не действуют. Прохожие поглядывают с интересом. Кто-то даже снимает на сотовый. А Лунин, держа меня одной рукой, второй быстро открывает заднюю дверцу Рэнджа.
И закинув меня в машину, сам плюхается рядом.
– Ты совсем сдурел, Асисяй? – строго интересуется человек в камуфляже, сидящий рядом с водителем.
А другой, ну точно брат-близнец моего похитителя, лишь улыбается во все тридцать два.
– Это Надежда. Моя личная медсестра, бать, – роняет Лунин хрипло. – Меня вырубает периодически. Боюсь, до аэродрома не дотяну. А девушка меня лечит…
– Нееет! – кричу в голос. – Я этого типа впервые вижу.
– Так уж и впервые, Надюш, – весело усмехается он, обнимая меня за плечи и медвежьей хваткой впечатывая в жесткое накачанное тело.
– Отпустите меня сейчас же! – заявляю решительно. – Вызовете скорую! Мы так не договаривались! – дергаюсь между двумя огромными мужчинами, больше похожими на каменные глыбы.
Народ в машине дружно смеется. Да я и сама понимаю, что выгляжу глупо. Ну что может требовать букашка у трех слонов? Водитель не в счет. По сравнению с этими бугаями кажется карликом.
Впрочем, и я тоже.
– Все под контролем, девушка, – улыбается мне мужчина с переднего сиденья. – Вам никто не причинит вреда. Ярославу Андреевичу необходима медицинская помощь. Вы уж нас сопроводите до аэродрома, пожалуйста, а обратно вас Игорь отвезет, – просит он снисходительно и кивает на водителя.
«Значит, водитель местный», – отмечаю про себя. И пытаюсь вспомнить номер джипа. Какой-то он странный. Одни единицы. Телефон со мной. А значит, смогу отправить сообщение Морозову. Он быстро эту тачку пробьет по базам и выяснит, кому она принадлежит.
А эти люди кто? Лунин там что-то мутит с криптовалютой. А эти двое? Его охрана или подельники? В любом случае, я пропала. Надо было с Витей уходить, пока Мельников не явился!
Хотя сейчас это не имеет никакого значения. Ну не убьют же меня?
– Да, хорошо, – лепечу, ничего не соображая. Тяжелая лапа Лунина чугунной гирей давит на мое плечо. Даже дышать трудно. Но вместо желания отдалиться, сбросить руку в голову лезут странные мысли. Хочется положить голову на грудь Ярославу Андреевичу и закрыть глаза. Сразу куда-то прочь уходят мои страхи. Становится тепло и безопасно.
«Эй, ты чего?» – одергиваю сама себя. Какой-то тип тебя нагло выкрал, а ты разомлела как последняя дура.
– Мне душно, – пытаюсь вырваться.
– Вы его извините, Надя, – хохочет сидящий рядом мужчина. – У нашего Славы травма головы.
– Да и это не смешно, – огрызаюсь я. – Вы бы его лучше в больницу доставили… Он отключается периодически. А на вертолете растрясет…
– Асисяй, ты как? – смотрит внимательно на товарища тот, что назвался Димой. – Может, обезбола шугануть?
– Не откажусь, – выдыхает тот через силу. – Надежда меня капельницами потчевала, – бормочет он довольно.
Упрямый черт. И наглый!
– Притормози, Игорек. Аптечку достать надо.
Машина плавно останавливается около белого перечеркнутого знака «ШАНСК». Можно еще выскочить и дворами вернуться к себе. Лена Петровская тут живет недалеко. Можно к ней заскочить. Гнаться наверняка не станут.
– Не крутись, – словно прочитав мои мысли, велит Лунин, покрепче впечатывая меня в свое тело.
– Отпусти, – шепчу словно гадюка. Пытаюсь выставить между нами локоть.
Дверца внедорожника открывается со стороны моего похитителя. Его товарищ деловито осматривает затылок и замечает, присвистывая:
– Вдарили тебе прилично, Асисяй. Интересно, за что?
– Да на стоянке с кем-то сцепился, – вздыхает тот, стаскивая рукав куртки. И глядя на иголку, предупреждает криво: – С любовью, Крепс.
– Конечно, братан, – кивает тот и, махнув по предплечью спиртовой салфеткой, втыкает в мышцу странный шприц, уже наполненный препаратом.
– Теперь поспи, – заявляет тот, кого назвали Крепсом, и уже собирается закрыть дверь, как Лунин тянет его к себе. Жарко шепчет что-то на ухо. – Будет сделано, – успокаивает его товарищ. И занимает место рядом со мной.
– Может, вы меня отпустите? – спрашиваю напряженно.
Это бандформирование какое-то! Зачем меня похитили? Куда везут?
– Всему свое время, девушка, – философски замечает человек с переднего сиденья. По виду он постарше и посолиднее. Наверняка, это и есть главарь банды.
А я его в лицо видела. Теперь точно прибьют и прикопают в лесочке.
Рэндж сворачивает на боковую дорогу, украшенную знаком «движение запрещено», и минут через десять подъезжает к охраняемой территории. Ворота открываются, пропуская внедорожник внутрь. Никто не спрашивает пропуска, не велит выйти. А зря. Я бы сбежала!
На полупустом поле, закатанном асфальтом, стоит несколько вертолетов, а дальше виднеется грузный армейский борт, а за ним – легкий белый самолетик с надписью на борту.
«Чего-то-там-нефть».
Машина плавно тормозит перед трапом. Да и в самолете мгновенно открывается дверь.
«Ну не увезут же они меня с собой?» – бьется в голове.
– Отпустите меня, – прошу негромко. – Пожалуйста! Лучше позовите специалиста.
– Пока из специалистов тут только вы, – хмуро отрезает главарь. – Я не могу допустить, чтобы наш товарищ, находясь в бессознательном состоянии, остался без помощи. Вам еще предстоит объяснить нашим медикам, что кололи и когда.
– Да гептрал и гемодез! – вскрикиваю в ужасе. Прикусываю губу, пытаясь унять подступающую панику.
Что происходит, мама дорогая! Куда они собираются меня увезти? Ну не украдут же, в самом деле!
Мужчина смотрит на меня жалостливо. Все давно решено, Надежда, не рыпайся! Поздно хвостом бить. Да и звать кого-то на помощь тоже.
– Я думаю, у них возникнут еще вопросы. А вы единственная, кто может помочь, – мягко замечает главарь, терпеливо поджидая, когда я выйду из внедорожника.
Горячий воздух обжигает лицо и руки. Но, несмотря на жару, меня трусит от холода.
«Не паникуй! Держи лицо», – приказываю себе. И обхватив себя ледяными руками, выжидательно смотрю на главаря.
– Пойдемте, Надежда, – любезно предлагает он и, взяв меня под локоток, ведет к трапу. А сзади два других шкафа под руки ведут в салон сонного афериста.