Виктория Волкова
Личная слабость полковника Лунина
Глава 6
Асисяй
Я прихожу в себя, когда легкий Гольфстрим начинает снижение. Резко распахиваю глаза и первым делом засекаю Надины коленки. Она сидит, поджав ноги, в соседнем кресле. Кутается в плед. И всем своим видом показывает полную отстраненность и холодное безразличие.
Запихни меня на чужой частный борт и доставь против воли в Москву, я бы уже тут все разгромил к чертовой матери.
Но Надя – девушка боевая. Что-то обдумывает. Наверняка сбежать хочет. Но куда тут с подводной лодки. От меня не сбежишь. Некоторые безумцы пытались проверить, потом долго лечили поломанные конечности. Жена не в счет. Эта сама ушла. Да и не держал я ее особо.
Сонно таращусь на круглые аккуратные коленочки. Так и хочется коснуться. Девчонка взвизгнет, подпрыгнет. А я подхвачу.
– О, очнулся наш герой державы! – хмыкает сидящий напротив Крепс. От этого перца ничего не укроется. – Здоровье поправить не желаешь? – кивает на накрытый стол.
Водочка, нарезки, соленые огурчики.
– По какому случаю поляна? – Тяжело отрываю башку от кожаного дивана. Тру и без того мятую морду лица. Плохо еще соображаю. Лекарство подействовало, но башка до сих пор раскалывается. Но тяпнуть можно. И уже собираюсь пересесть к пацанам, как рядом раздается строгий голос.
– Вам нельзя спиртное. И пища сейчас должна быть легкоусвояемой, – нравоучительно выговаривает Надежда. Прям как учительница младших классов. Так бы и съел со всеми потрохами и напускной строгостью.
– Там на кухне ящик с детским питанием болтается, – довольно хмыкает Крепс. – Выбирай, брателла, кролик с брокколи или цыпленок с кабачком?
– Бедные твои дети, Дима, – вздыхаю я.
А Крепс, зараза, многозначительным взглядом обводит салон Гольфстрима и замечает весело:
– Что это они бедные? Богатые! Маман им на десять поколений вперед наскирдовала.
– Кстати, – хмыкает Кирсанов. Мой старый товарищ и командир. И добавляет решительно: – Юля не любит, когда мы у нее на борту выпиваем. Давай, Дима, по третьей, не чокаясь. И сворачиваем поляну.
Во все глаза всматриваюсь в довольные рожи братьев по оружию. Сколько мы с ними прошли. Мокли под проливными дождями или изнывали от засухи в пустыне. Лишь недавно наши пути разбежались. Крепс женился на матери своего ребенка, которая по совместительству до сих пор является президентом небольшой нефтяной компании. Сначала сам перешел к ней работать. А потом и Кирсанова переманил, когда тому пенсия засветила.
Звали и меня. Но я отказался. Не смог бросить «Секиру». Там я хоть начальник. И никогда не позволю, чтобы мною баба командовала, хоть и Димкина жена.
Наверняка это мое решение сильно повлияло на наш развод с Галкой. Уже разводились. А она мне все выговаривала.
– Все люди, как люди…
– А у меня хрен на блюде, – огрызнулся я тогда. И ни разу не пожалел.
– А кто помер-то? – интересуюсь обалдело. Судя по довольным мордам, потеря небольшая. Но тогда зачем поминать…
– Фунт преставился, – торжественно заявляет Кирсанов и, подняв глаза к потолку, обтянутому бежевой перфорированной кожей, истово крестится.
– Да ну? – усмехаюсь радостно. – Пришла беда откуда не ждали.
Пересев к столу, быстро сооружаю себе бутерброд. И поднимаю глаза на сидящую наискосок Надежду.
– Надь, ты ела? – спрашиваю, не обращая внимания на гордый профиль.
– Девушка отказалась, – тут же рапортует генерал.
– Мы предлагали, – на правах хозяина недовольно бухтит Крепс.
– Ну я понял, – киваю коротко. Сооружаю пару бутеров с бужениной. На тонкий ломтик батона намазываю масло и, накинув сверху пару кусочков янтарной семги, складываю нехитрый харч на тарелку. Наливаю стакан сока и на нетвердых ногах шагаю к Надежде.
– Держи, – выставляю на небольшой столик. – Чтобы все поела.
– А если я не хочу, – огрызается она.
– Врешь, – мотаю головой и возвращаюсь к товарищам.
– Как же произошла сия трагедия? – ржу в голос.
– У покойника был скверный характер, Слава, – с хитрым прищуром напоминает мне Кирсанов. И сам кайфует от каждого слова. – Вышел наш Хулифунт Падлович за калитку прогуляться. А там машина залетная неправильно припарковалась. Парнишка какой-то у соседского забора решил отлить. Фунт и возмутился. А пока лаялся и огрызался, не заметил мотоциклиста. Сбили насмерть. Санечка почти сразу вышла, а он уже окочурился.
– А дети?
– Не видели, – бодает воздух башкой генерал.
– Знаешь, где похоронили? – потянувшись за огурцом, ржет Крепс.
– На старом кладбище. Рядом с моим отцом, – жестко крякает Бек. Да еще пожимает плечами. Дескать, кто я такой, чтобы спорить с главнокомандующим. С женой, то есть.
Безотчетно поворачиваюсь к Надежде. Она на автомате жует бутерброд с рыбой и в ужасе слушает наш треп. Надо будет ей потом объяснить, что речь идет о собаке. Мерзкой такой, трясущейся, на тоненьких лапках. Но эту сволочь очень любили генеральские дети и жена, Александра Андреевна.
Самолет заходит на посадку. Через минуту-другую, шасси касаются бетонной полосы. А от здания аэродрома уже несется наперерез черный Гелек.
– Машина подана, – киваю Крепсу.
– Это Юля. Мы сейчас с ней в Абу-Даби летим. Вас только высадим, – рыкает полковник спецназа и заученным движением передает полупустую бутылку стюардессе. – Можно убирать.
– Стопки не забудь, – поспешно передает стюардессе главные улики преступления генерал. – Кофе бы сварить, – замечает поморщившись.
– Все равно учует, – усмехается криво Блинников. – Да и поздно уже, – вздыхает, приготовившись к расстрелу через повешение. – Я прикрою, пацаны, – роняет привычно.
– Само собой, – успевает сказать Кирсанов, как Гольфстрим застывает точно вкопанный. Открывается дверца, опускается трап. И вот уже по салону стучат каблучки.
– Что тут происходит? – строго интересуется блондинистая стервочка, запавшая моему Крепсу до самых печенок и ниже.
– Все нормально, дорогая, – поднимается он навстречу. Нежно обняв, целует в висок. – Ты мой фрак взяла или забыла? – пытается сбить с толку.
– Зачем тебе фрак в Эмиратах? – заглатывает Юля наживку и тут же, обернувшись, замечает Надежду.
– А это еще кто? – цедит негодующе. – Откуда здесь эта… эта… девушка?
Хорошо хоть, про низкую социальную ответственность не говорит. И на том спасибо!
Бек морщится недовольно, Крепс сжимает челюсти и прожигает меня яростным взглядом. Типа я всех подставил со своею кралей. Теперь не отмазаться. Боевые офицеры, а дрейфят перед Юлей как пацаны малолетние. Зовут ее Верховным, а офис ставкой. Очень смешно. Вот только я под такое никогда не подпишусь. Лучше в армии горбатиться. Честнее.
– Это Надя, моя жена, Юль, – медленно поднимаюсь с места. В полшага оказываюсь рядом с Надеждой. Положив руку на плечо, слегка сжимаю тонкие косточки. Молчи, девочка. Только молчи.
– Жена? – недоверчиво вскидывается Крепсиха. – Ты же только развелся, Слава…
– Ну вот, – хмыкаю радостно. – Пост сдал. Пост принял.
– Ну я поняла… – скупо кивает Юлия и резко отходит прочь. – Там машина вас ждет, – сухо роняет, кивая на взлетную полосу.
«Не поверила. Ни одному слову не поверила», – думаю я, помогая Надежде подняться. Закрывая спиной от надменной мадам, аккуратно снимаю с плеч полосатый мохеровый плед.
Веду девочку к выходу и шкурой чувствую, как в спину бьют злые Юлькины взгляды. Как пули вражеского снайпера.
– Вот это мы влипли, Асисяй, – вздыхает Бек, усаживаясь на переднее сиденье Гелека. – Крепса за полет умертвят самым извращенным способом, а потом воскресят над Абу-Даби. Я ему не завидую.
– Я тоже, – усмехаюсь криво. Все эти бабки легко не даются. Женился на богатенькой буратине, пусть теперь сам разгребает.
– Ты домой или в клинику? – хмуро интересуется Бек, переводя разговор в деловое русло.
– Домой, – киваю коротко.
– Вам МРТ сделать надо, – впервые за все время подает голос Надежда. Смотрит строго и возмущенно. Похоже, я сегодня перед всеми виноват. Но мне по фиг, честное слово!
– Успеется, – отмахиваюсь я. И тут же слышу, как в кармане моей сумки жужжит сотовый. Интересно, кто это?
Впопыхах вытягиваю трубку и изумленно вчитываюсь в короткую эсэмску от Бека.
«Тебе придется жениться на Наде, Слава. Юля доложила Санечке. Теперь и меня дома ждут со скалкой»
«Да не вопрос, бать», – улыбаюсь довольно. И осторожно сжимаю в ладони хрупкие Надины пальцы.
Глава 7
– Отпустите меня, пожалуйста, – шиплю, когда моя рука снова оказывается в плену у Лунина. Машина несется по взлетной полосе. А потом привычно сворачивает в какой-то проулок между двумя служебными зданиями. – Я никому ничего про вас не скажу. Ничего требовать не буду. Пожалуйста! – прошу, взывая к здравому смыслу. – Сама билет на самолет куплю и вернусь домой.
– Нет, – наклоняясь почти вплотную, обдает жарким шепотом мой похититель. И снова молчит, будто ответил исчерпывающе.
Впереди Бек вместе с водителем обсуждают смерть и похороны человека, которого дружная компания весело поминала в самолете. И я в очередной раз удивляюсь, как люди могут быть такими черствыми и равнодушными к человеческой жизни.
– Я никому не скажу, – дергаю руку.
– Да знаю я, – морщится Лунин и снова жарко шепчет в ухо: – Тут нельзя выходить, Надя. И этот аэродром предназначен только для частных бортов. Поэтому едем ко мне…
Задыхаюсь от негодования. Ничего себе заявочки! Что вообще возомнил себе этот наглый тип?
– Нет. Выпустите меня в городе, – настаиваю я.
Пытаюсь сохранить самообладание. Но попробуй мыслить здраво прижатой к здоровенному мужику?
– Не получится, милая. Мы сразу к себе свернем. Заезжать в Москву не будем, – нависая надо мной, мурлычет мне в ушко наглец.
Со стороны мы, наверное, похожи на двух воркующих голубков. Вон и водитель с интересом в зеркало заднего вида поглядывает. Даже чуть не пропускает нужный поворот. Резко выворачивает руль в сторону. С моих колен на пол шумно падает полупустая сумочка.
«Там только телефон, а грохоту», – не успеваю поднять я, как Лунин подхватывает мою единственную вещь загребущей лапой, больше похожей на ковш экскаватора. И, не оборачиваясь, закидывает сумку назад.
«Вот же раззява», – ругаю саму себя. Держать надо было крепче. Сумка ладно! Но там телефон. Без него я не смогу выбраться из этой странной переделки.
– Поспи, малыш, – предлагает мне наглец. И сам, откинувшись затылком на подголовник, закрывает глаза.
– Опять плохо? – тяну я испуганно.
Как же я надеюсь, что он скажет «да!». Машина остановится. Кто-нибудь вколет Лунину инъекцию, а я сбегу.
– Все нормально, Надюш! – шепчет он, снова обволакивая меня жаром. – Скоро домой приедем, отдохнем.
Охаю возмущенно и снова оказываюсь прижатой к Славе Лунину. Не знаю, криптой он промышляет или брачный аферист, но от неминуемой близости внизу живота ёкает что-то. Желание бьет огненной стрелой.
Интересное кино! С Витей такое бывало, конечно, но точно не от тисканья на заднем сиденье.
– Отпусти, – прошу тихо. – Неудобно.
– Да тут все свои, – хохочет нахал.
– Асисяй, не балуйся, – раздается строгий голос с переднего сиденья. – Вы мне бойца отвлекаете.
– Да мы тихо сидим, бать, – словно школьник оправдывается Лунин. И снова откидывает голову на подголовник. Закрывает глаза. Вот только мою руку так и не выпускает.
«Чем меньше дергаешься, тем меньше он к тебе пристает», – выводит своеобразный закон мой спутанный разум.
Так и едем дальше. Я лишь напряженно смотрю в окно, где в сумерках мелькают названия поселков. Надо знать, куда меня везут. И сразу написать Морозову. Пусть выручает друг детства. И расследование надо провести: что это за банда такая?
И сколько людей с ней связано. Даже наш полковник Мельников и какая-то нефтедобывающая корпорация.
Закусив губу, стараюсь не расплакаться. Не собираюсь никому показывать слабость. Справлюсь. Сбегу обязательно. Не совсем понятно, зачем Лунин выкрал меня… Вернее, не выкрал, а как понравившуюся вещицу захватил с собой.
– Вот и приехали, – вздыхает на переднем сиденье Бек, когда машина въезжает в открывающиеся кованые ворота.
Оглядываюсь по сторонам, ожидая увидеть что-то похожее на бункер. Но нет. Гелендваген тормозит на широкой парковке. Три огромных дома, елочки и цветы в аккуратных клумбах. На идеальном зеленом газоне преспокойно лежит кот. По выложенной камнем дорожке уже бегут к автомобилю дети. А сзади степенно шествует красивая темноволосая женщина.
Значит, не в тайную тюрьму господина Лунина меня доставили. Может, удастся выбраться…
– Моя команда, – радостно возвещает Бек, выбираясь из машины. Подхватывает на руки пацанов. А те льнут к нему, как родные.
Неужели семья? А женщина – супруга?
– Выходим, Надя, – тянет меня за руку Лунин.
В предвечерних сумерках женщина кутается в расписную шаль. Небольшой ветерок треплет выбившиеся из пучка кудряшки. Хозяйка дома переводит на нас строгий взгляд. Не кривит губки, как та блондинка-стервочка, но смотрит изучающе холодно.
– Знакомьтесь, Александра Андреевна, – бодро рапортует Лунин, укладывая руку на мою талию. – Это Надежда. Моя жена.
– Ага, очень приятно, – равнодушно замечает та и тут же переводит изучающий взгляд на главаря банды. – Сережа, я ждала тебя…
Голос мелодичный, чуть с хрипотцой. Такой мужикам нравится. Вот и Бек расплывается в улыбке. Обнимает женщину за плечи, целует в висок. Но получает в ответ лишь холодное «пойдем в дом».
Похоже, не поверила дамочка в легенду моего похитителя. Видимо, знает его как облупленного. Или он часто баб привозит. Уже все привыкли. Вот только я ему не какая-то с улицы!
– Все, спокойной ночи, – решительно заявляет он, словно подслушав мои мысли.
– Ты бы к врачу съездил с утра, Слава, – осторожно роняет главарь, лишь на секунду отрываясь от своей женщины. – Я позвоню Виленскому…
– Не надо, Бек. Я сам, – развернувшись, мотает головой мой похититель. И подхватив рюкзак, выставленный водителем из багажника, ведет меня по дорожке вглубь участка.
«Ну хоть свидетели есть!» – вздыхаю я мысленно и тут же обрываю себя.
Ну какие свидетели! Жена главаря? Или их несовершеннолетние дети?
Мимоходом рассматриваю территорию. Большая детская площадка, напоминающая огромный корабль, зона барбекю. И почти одинаковые дома на участке. Те же ступени, покрытые мрамором, панорамные окна и даже флюгеры на крыше.
– Наши хибары, – фыркает Лунин, кивая на соседние особняки. – С лепниной – это Крепса. А с зимним садом – Бека. Ты наших дам не суди строго, – добавляет он, подходя к третьему дому. Только тут крыльцо пока бетонное. На немытых стеклах еще видны этикетки производителя окон. И нет даже штор. Оттого дом кажется пустым и необжитым.
Зачем меня сюда привезли? Окна помыть?
Сердце так и замирает от неизвестности. Если убьет, тут точно никто искать не станет.
– Не пугайся, – вздыхает Лунин, открывая входные замки и распахивая тяжелую дверь. Пробегается пальцами по моей спине, едва касаясь позвоночника, и приглашает с великодушным жестом. – Прошу! Только на разруху не обращай внимания! Тут еще делать и делать! Я недавно сюда переехал.
Набравшись смелости, делаю шаг внутрь.
Обычная светлая прихожая с большим окном, шкаф-купе во всю стену, какие-то мешки в углу.
– Да я и не боюсь, – пожимаю плечами как можно равнодушней. И как только мой похититель прикрывает дверь, выпаливаю в упор: – Зачем ты меня сюда привез? Что за выходки? Говори сейчас же!
– Понравилась ты мне, Надь, – бесхитростно заявляет этот гад. Да еще улыбается так открыто, по-мальчишечьи.
– Поэтому ты меня выкрал? – спрашиваю в ужасе.
– Ну почему сразу выкрал, – фыркает он и добавляет миролюбиво: – Давай покажу дом и поговорим…
– То есть отпускать ты меня не собираешься? – печально подвожу итог еще не начавшейся беседы.
– А зачем? – прижимает он меня к стенке. – Ты мне нравишься. Я тебе тоже вроде небезразличен. Мотаться в твой Шанск я все равно не смогу…
– Тебя же там сразу посадят. И дружки не помогут…
– Погоди. Ты о чем? – оторопело смотрит на меня Лунин.
– Ну как же… – только открываю я рот, собираясь поделиться знаниями, полученными от Дудкова, как этот наглый тип подхватывает меня на руки и тащит на кухню. Сажает на высокий стул, стоящий у барной стойки. Наливает в высокий бокал красного вина и велит хмуро: – Рассказывай. А я пока картошку почищу.
Глава 8
Асисяй
Надя неуклюже садится на высокий стул. Неумело ставит ноги на перекладину.
– Как на насесте, – вздыхает она, растерянно оглядываясь по сторонам. Но других сидячих мест у меня на кухне не предусмотрено. И по функционалу это больше гостиная. Ем я здесь редко, чаще гостей принимаю. Хотя кто ко мне заходит?
Кирсанов и Блинников. Иногда дочки приезжают. Но это скорее по великим праздникам.
Из большой плетеной корзины с крышкой набираю крупные корнеплоды. Мать присылает мне картошку и соленья! Боится, чтобы я с голоду не помер. Вот зачем, спрашивается? Дома я и раньше почти не питался. Ел где придется. Солдат спит, служба идет. Это и обеда касается.
Исподволь наблюдаю за Надеждой. Подложив ладони под подбородок, девчонка осматривает кухню осторожным взглядом. На лице крупными буквами читается настороженность. Ни тревоги, ни страха. Просто девчонка следит за ситуацией и себя в обиду не даст. Да никто и не обижает. Я, конечно, мало соображал, когда забирал ее из Шанска. Но ни о чем не жалею.
Лишний раз стараюсь не пялится на щедрое Надино декольте и притягательные изгибы. А то порвет от желания. Опускаю взгляд ниже, на кусок настоящего оникса, приспособленного под барную стойку. Подарок Крепсов на новоселье. По белой молочной глади струятся золотые прожилки, словно подсвечивая изнутри теплый камень. И снова глазею на тонкие пальцы, скользящие по ножке бокала. Надя задумчиво крутит его в руках. Но к вину так и не прикоснулась.
– Оно не отравлено, – замечаю насмешливо. Я еще хорошеньких женщин не травил.
– Померкло, погасло вино в бокале. Минутный порыв говорить пропал, – грустно напевает Надежда.
А у меня глаза лезут на лоб. Твою ж мать! Стопроцентное попадание. Так не бывает.
На автомате тянусь к кнопкам на пульте управления. Включаю музыку. Тихо и проникновенно поет Владимир Семенович про нужные ноты и души, покрытые коркою льда.
– Моя любимая, – улыбается Надя и безотчетно тянется к бокалу с вином. Делает маленький глоточек и, словно набравшись сил, выдыхает.
– Вам в Шанск возвращаться нельзя. Там вас точно арестуют.
– Это еще за что? – усмехаюсь весело.
– Украл меня, – тут же следует ответ. – Хотя сейчас если в розыск подадут, то тебя и здесь арестуют.
– А ты такая персона значимая, что тебя вот так сразу искать кинутся? – улыбаюсь довольно. И совершенно неожиданно понимаю, что мне нравится подначивать Надежду. Она умненькая. Смелая, решительная. Настоящая боевая подруга.
– Наверняка твой дружбан попытается замять дело. Но Морозов все равно докопается до истины. И выпрет его из полиции. А то и посадит… Как оборотня в погонах.
– Да ну?
– Ну да! – фыркает как ежик девчонка и добавляет строго: – Сумка моя где, товарищ бандит?
– В машине осталась, – вздыхаю я и уже тянусь к сотовому. – Сейчас принесут.
– Принесут? – удивляется Надежда. Даже глазами наивно хлопает.
– Да. Кто-нибудь из охраны сейчас доставит, – повторяю как для неразумной. И тут же отправляю сообщение на пост.
– А ваш мини-поселок охраняется? – смотрит изумленно.
– Конечно!
– А зачем? За свои шкуры боитесь?
– Мы ничего не боимся, девочка, – кидаю на гостью снисходительный взгляд. – Но так спокойнее.
Усевшись напротив, напрочь забываю о недочищенной картошке. Беззастенчиво разглядываю Надежду. Будто стараюсь впечатать ее образ в память.
Да фиг вам! Он уже там впечатан с первой минуты встречи. Маленький носик пуговкой, румяные щеки и чуть раскосые глаза под ворохом ресниц, если, конечно, они не нарощенные.
– Полиция все равно войдет, сколько охраны ни поставь. Это только от ваших подельников… – сердито замечает Надя, явно стесняясь моего внимания. А я ничего с собой поделать не могу. Жру взглядом и остановиться не могу. Так бы смотрел и смотрел.
– Погоди, – рыкаю изумленно. – Каких подельников? Ты о чем?
Надежда закашливается, поперхнувшись вином.
– Все! Я молчу. Отпусти меня, пожалуйста! – затыкает рот рукой. – Я ничего не знаю.
В два шага оказываюсь рядом. Опираюсь о спинку стула, с обеих сторон отрезая девчонке путь к побегу. Надежда вздрагивает от страха. Даже зрачки расширяются.
Нет, не на такой эффект я рассчитывал.
– Надя, – убираю с лица лишние прядки. – Посмотри на меня. Я не причиню тебя зла.
Легонько касаюсь пальцами тонкой шеи. Кожа нежная, гладкая. Одна рука бежит вниз, а другую кладу на затылок. Притягиваю девчонку к себе и впиваюсь в губы злым поцелуем.
Хочу я ее. С первой минуты как увидел, хочу.
В груди взрывается плотина напряжения. Надины кулаки не в счет. Она стучит по моему плечу, требуя остановиться. А сама языком такие фортеля выписывает.
Не отрываясь от сладких губ, подхватываю девчонку под бедра.
– Девочка моя, малышечка… – на всех парах пру в спальню.
И Надежда моя не противится. Обняв меня за плечи, трется всем телом.
Вот и хорошо… Мне как раз такая жаркая и нужна.
Ввалившись в спальню, вместе с девчонкой падаю на застеленную кровать.
– Давай, милая, – прошу, стаскивая с плеча тонкую бретельку красного сарафана. – Давай сейчас…
– Вот ты наглый, – охает Надежда, позволяя опустить с одного плеча дурацкую бретельку. Тут же подцепляю пальцем вторую.
Но хлопает дверь…
– Ярослав Андреевич! Сумку куда положить? – раздается из коридора голос охранника. И словно бьет по голове кувалдой. Твою ж мать, как же не вовремя!
– В коридоре на подоконник поставь, – приказываю я, снова склоняясь над Надей.
Но момент уже упущен. Девчонка, будто очнувшись, смотрит на меня зло. И вывернувшись из-под моего захвата, подскакивает на ноги. Бежит в коридор за своей сумкой, чтоб ее черти съели. Поднявшись, спешу следом. А то еще улетит моя птичка певчая.
– Кому ты пишешь? – заглядываю через плечо. Хотя и так понятно. На аватарке какой-то мужик.
– Морозову, – роняет она на автомате. А потом, спохватившись, прикусывает язык.
– Кто это?
– Мэр Шанска.
– А к тебе он каким боком?
– Я работаю у него.
– В мэрии? – Одна моя бровь ползет вверх. Вот в жизни не поверю.
– Нет, – категорично мотает головой Надежда.
– Ну понятно, – хмыкаю я. Похоже, девчонка не скрывает своих пристрастий.
– Что тебе понятно? – поднимает на меня глазищи.
Сглатываю ком, застрявший в горле. Как слепой веду пальцами по лбу, по глазам, по щекам. Словно пытаюсь наощупь запомнить, как выглядит эта женщина. Она нужна мне. Зачем? Почему? Потом разберемся. Главное, я не могу ее отпустить.
– Выходи за меня замуж, Надя, – выдыхаю порывисто. – Ты не пожалеешь… Всем тебя обеспечу. Сделаю порядочной женщиной…
– Наверное, предложение неплохое, – жалостливо улыбается она, прислоняясь спиной к стене. И даже чуть сползает немного. – Меня еще никто не звал замуж. Но я не могу, – плачет навзрыд.
– Почему? – спрашиваю обалдело. Прижимаю девчонку к себе. Глажу по волосам, по спине, по заднице. И проклинаю придурашливого охранника, так не вовремя принесшего сумку.
– Не могу и все. Это как себя предать. У меня же папа – подводник, дед с бабушкой всю жизнь на заводе пропахали. Они не поймут…
– Что именно? – цежу, теряя терпение. Значит, на панели стоять – это нормально, а за меня замуж выйти – недостойно. Так, что ли?
– Я вроде не бандит, не жулик, – тупо бубню в маленькое Надино ушко. – Женат был дважды. Но это не считается.
– А как же твои махинации с криптой? – выпаливает Надежда, утирая слезы. – Дудков сказал, что ты известный аферист. Поэтому тебя в полицию привезли, а не в больницу.
– Кто? – обалдело смотрю на девочонку. – Что за хрень?
Чуть сильнее сжимаю плечи. Трясу несильно.
– Да я боевой офицер. Полковник «Секиры». Какая крипта на фиг? – цежу, с трудом подбирая слова. А заметив ужас на Надином лице, сбавляю обороты. – Я же тебе сразу представился.
– Вот именно, – вздыхает Надежда. – Ярослав Андреевич Лунин – известный мошенник.
– А это ты видела? – оторвавшись от женского тела, дергаю наплечную сумку, висящую на вешалке. Рывком тяну к себе. Но ремешок цепляется за крючки. И бронзовое дерево с золотыми листиками и старой курткой вместо плодов падает прямо на недавно уложенный кафель. Сначала слышится грохот и треск, а затем по огромному квадрату итальянской черной плитки разлетается гадская паутина трещин.
Плевать! Сейчас главное доказать Надежде. Объяснить.
Но она в ужасе прикрывает лицо руками и молчит. Плохой знак.
– Вот, смотри, – протягиваю ей красную ксиву.
Надежда осторожно берет книжечку из моих рук. Внимательно вчитывается в каждое слово.
– Но это и подделать можно? – замечает с опаской. Смотрит растерянно и недоверчиво.
Блин! Блинский блин! Почему я в свои сорок должен доказывать кому-то непреложные факты. Не верит. И не надо!
Кулаки сжимаются сами собой. Главное, не заорать и не испугать девчонку.
Может, действительно отпустить? Пусть катится в свой Шанск и дальше торгует собой? Пусть снова сидит в ИВС, если нравится. А я всегда могу найти другую. Нормальную. Без пули в башке… Зачем вообще мне именно эта женщина?
Но… я ее хочу. На остальное плевать.
– А это, – схватив за руку, тащу в комнату, заставленную коробками. Сразу же нахожу портфель с документами, на ходу вспоминая пароль от кодового замка. Выуживаю из черного кожаного нутра диплом об окончании военного училища, коробочки с орденами и медалями. – Это тоже я подделал? – рычу хрипло. – А это? – протягиваю приказ о присвоении звания.
До генерала, как Бек, я не дослужился. Но и стать полковником в сорокет неплохо.
– Ой, – тихонечко скулит Надежда. – Но Дудков четко назвал твою фамилию. И ты потом повторил…
– Точно?
– Ага, – поспешно кивает она.
– Я уточню у Лешего… У Мельникова, в смысле, – замечаю осторожно. Выходит, девчонка и не виновата. Какая-то путаница приключилась. Но по любому надо разобраться. Если какая-то сволочь прикинулась мною, найду и откручу все, что открутится. – Теперь выйдешь за меня? – повторяю вопрос.
– Я, наверное, не достойна за такого заслуженного человека замуж выходить. Ты и лучше найдешь, – возвращает ордена Надежда.
«Да не хочу я никого другого! Я тебя хочу! – силюсь не заорать в голос. – Мне плевать на твое прошлое, на твоих гадских друзей. Как же тебе объяснить, глупая?»
Но не могу подобрать нужных слов. В голове сплошная каша. Ни одной годной мысли.
– Не начинай, – морщусь довольно. – Пойдем лучше картошку жарить. У меня еще грибы соленые есть. Мать сама собирает и солит… А потом поговорим, ладно?
