bannerbannerbanner
Стихотворения Полежаева

В. Г. Белинский
Стихотворения Полежаева

Полная версия

Но не лучше его и те рифмотворцы, у которых, кажется, что ни слово, то мысль, а как вглядишься, так что ни слово – то риторическая завитушка или дикое сближение несближаемых предметов. Один из таких господ, пожалуй, так опишет вам дружбу: «у меня – скажет он – есть в сердце рана; она вечно истекает кровью; ее нанес мне друг нежною рукою, и сквозь ту рану он смотрит в мое сердце», и тому подобное. Другой, пожалуй, пропищит:{5} «что в море купаться, то-де читать Данта: его стихи упруги и полны, как моря упругие волны».{6} Третий чудак, пожалуй, соблазнясь этим образцовым примером, затянет: «что макароны есть с пармезаном – то Петрарку читать: стихи его сладко скользят в душу, как эти обмасленные, круглые и длинные белые нити скользят в горло». Четвертый посоветует юношам не «призывать вдохновения на высь чела, венчанного звездой», или станет воспевать грудь, которая высоко взметалась беспредметною любовию; любовь, которая гнездится в ущелиях сердец; деву, которой стан поэт вносил в вихрь кружения на огненной ладони; струи времени, возрастившие мох забвения на развалинах любви; гибкий стан, в котором поэт утопляет горящую ладонь; искру души, которая прихотливо подлетела к паре черненьких глаз и умильно посмотрела в окна своей храмины; деву, которая, сидя на жеребце, гордится усестом, – {7} и тому подобную дикую галиматью, которую иногда и на самом деле выдают нам за полную мыслей поэзию и которую основательная критика должна преследовать огнем и мечом, как преступление против здравого смысла, языка, литературы и искусства… Нет, не такова поэзия, полная мысли: она проста, естественна, неизысканна, как творения природы, выразившие собою мысль Творца… О таких рифмачах, если только бывают на свете такие рифмачи, нельзя говорить: «они многое обещали, а мало сделали»; но должно говорить: «они ничего не обещали хорошего и много написали вздорного».

Есть поэты, в которых нельзя не признать ни чувства, ни вдохновения, ни поэтической формы, но о которых, по первым же их произведениям, можно безошибочно сказать, что они недалеко пойдут и скоро выпишутся. Это те односторонние дарования, которые пробуждаются от какой-нибудь случайности – несчастия, утраты, и, открыв в душе своей затаенный родник грустной поэзии, скоро исчерпывают его весь, настроив свою лиру на один тон; а потом, когда неглубокий родник истощится и пересохнет, уже по привычке к рифмам, продолжают вяло и бездушно выговаривать то, что некогда пелось у них, по крайней мере искренно и тепло… Потом это те эфемерные души, которые бывают юны только во время юности; пережив юность, они тотчас же отцветают и скоро мирятся с прозою жизни. И слава им, если они, из поэтов сделавшись агрономами, чиновниками, спекулянтами, совсем забывают свою лиру для счетов, аршина или деловых бумаг; и позор им, если они вздумают обманывать и себя и других рифмованною стукотнёю бесчувственных чувств и безмысленных мыслей!.. Юность дается человеку только раз в жизни, и в юности каждый из них доступнее, чем в другом возрасте, всему высокому и прекрасному. Благо тому, кто сохранит юность до старости, не дав душе своей остыть, ожесточиться, окаменеть —

 
В мертвящем упоеньи света,
Среди бездушных гордецов,
Среди блистательных глупцов,
Среди лукавых, малодушных,
Шальных, балованных детей,
Злодеев и смешных, и скучных,
Тупых, привязчивых судей,
Среди кокеток богомольных,
Среди холопьев добровольных,
Среди вседневных, модных сцен,
Учтивых, маленьких измен,
Среди холодных приговоров
Жестокосердой суеты,
Среди досадной пустоты
Расчетов, дум и разговоров,
В сем омуте, где с вами я
Купаюсь, милые друзья.{8}
 

Да, возможное совершенство каждого человека, то, к чему должен и может стремиться каждый человек, состоит именно в том, чтоб, и доживши до седых волос, даже у края могилы, не пережить своей юности… Но увы! сколь немногие достигают этого и сколь многие стареются, когда еще не миновалась и юность их! Эта разница происходит при многих причинах прежде всего от разницы в натурах, с которыми родятся люди. Это же и главная причина, отчего один поэт всю жизнь сохраняет свое вдохновение, а другой теряет его после десятка хороших, впрочем, стихотворений. И напрасно о таких поэтах говорят: «как много обещал он и как мало выполнил!» О таких, напротив, чаще можно говорить: «он обещал еще меньше, нежели сколько выполнил»…

«Но – говорят – если бы он писал так, а не этак, воспевал то, а не это – он сохранил бы свой талант». Нет, милостивые государи, тому нет спасения, кто в самом себе, в слабости своей натуры, носит своего врага… – «Но если бы он слушался критики?» – Поэтов творит природа и жизнь, а не критика, – и для них поучительнее критики на чужие сочинения, чем на их собственные… – «Однакож отчего же нибудь он сбился же?» – Для таких талантов на каждом шагу жизни стоят силки, и от чего бы то ни было, но им надо сбиться… В отношении к ним даже неинтересно и исследовать причины падения.

Гораздо поучительнее падение таких поэтов, которые не так сильны, чтоб не бояться падения, и не так слабы, чтоб выдохнуться незаметно и испариться в болотной атмосфере житейской повседневности; но которые или достигают, при благоприятных обстоятельствах, той степени развития, что их творения делаются капитальным, хотя и второстепенным сокровищем отечественной литературы; или, при неблагоприятстве судьбы, пролетают по пути жизни блудящею кометою, являя своею жизнию и своими произведениями зрелище печальное и поучительное. Таков был талант Полежаева…

Стихотворения Полежаева начали являться в печати с 1826 года;{9} но они были знакомы Москве еще прежде, равно как и имя их автора. Известность Полежаева была двоякая и в обоих случаях печальная: поэзия его тесно связана с его жизнию, а жизнь его представляла грустное зрелище сильной натуры, побежденной дикою необузданностью страстей, которые, совратив его талант с истинного направления, не дали ему ни развиться, ни созреть. И потому к своей поэтической известности, не для всех основательной, он присовокупил другую известность, которая была проклятием всей его жизни, причиною ранней утраты таланта и преждевременной смерти… Это была жизнь буйного безумия, способного возбуждать к себе и ужас и сострадание: Полежаев не был жертвою судьбы и, кроме самого себя, никого не имел права обвинять в своей гибели.{10} Полежаева уже нет, и потому о нем можно говорить прямо и открыто: подобная откровенность никого не оскорбит, но многим будет поучительна. Он был явлением общественным, историческим, – и, говоря о нем, мы говорим не о частном человеке.

 
5В Полн. собр. соч. (т. VII, стр. 172) и едва ли не во всех других изданиях это слово воспроизведено ошибочно: «пропишет». Поводом к ошибке послужило не очень ясное начертание слова в тексте «Отечественных записок». У Белинского явно имеется в виду «пропищит». В изд. Солдатенкова и Щепкина слово воспроизведено правильно по недошедшей до нас рукописи (М. 1860, ч. VI, стр. 176).
6Пародия на известное стихотворение С. П. Шевырева «Чтение Данте», начинавшееся и заканчивавшееся «бессмертной», по выражению Белинского, строкой: «Что в море купаться, то Данта читать». Оно было напечатано в 1831 году в альманахе «Северные цветы» (раздел «Поэзия», стр. 7).
7Белинский здесь почти буквально цитирует стихи В. Бенедиктова: «Напоминание», «Наездница», «Черная осень» и др. Называть имя автора не было, собственно, даже нужды, – настолько общеизвестны и одиозны стали эти цитаты после знаменитых выступлений Белинского в «Телескопе» (1835), в «Молве» (1836) и «Московском наблюдателе» (1838), решивших поэтическую судьбу Бенедиктова. В рецензии на «Стихотворения Бенедиктова», напечатанной в «Отечественных записках», 1842, т. XXV, № 12, отд. VI, Белинский подвел окончательный итог своей борьбе с Бенедиктовым.
8Цитата из «Евгения Онегина» Пушкина. В издании 1828 года этими строками заканчивалась шестая глава романа. В первом полном издании «Евгения Онегина» (1833) почти все цитированные строки были переведены Пушкиным из основного текста в примечания, где они воспроизводятся и ныне. 11-й стих (сверху) процитирован неточно. У Пушкина: «Учтивых ласковых измен». (Спб., 1828, стр. 45; Спб., 1833, стр. 271).
9Следует уточнить: первые стихи Полежаева появились в печати раньше – в 1825 году. Например, в «Вестнике Европы» за 1825 год, № 23–24 было напечатано его переводное стихотворение «Морни и тень Кормала» (из Оссиана) и оригинальное стихотворение «Непостоянство».
10См. вступительную заметку.
Рейтинг@Mail.ru