Виталий Сертаков
Ритуал кормления огня
5. Истинный посредник
Эта история либо случится очень скоро, либо не случится никогда, поскольку для тех, кто стал подмастерьем в Гильдии Часовщиков, время не скользит как тритон вдоль реки старости и тем более не срывается в прыжки, свойственные жадному отрочеству. Время стоит за дверью и ждет, пока ты закроешь глаза, и лишь в последний миг оно приоткрывается тебе, и совсем немногие успевают произнести – как же тебя не хватало!
Для удобства я стану излагать в прошедшем, а вы для себя решите, сколько у вас осталось до появления Истинного Посредника. Женщина, воровавшая в те дни мои легкие сны, дышала ночью в мою левую ключицу, и по вкусу ее горького дыхания я понял, что за дверью стоит курьер Гильдии. Обычно для встречи курьера не нужно просыпаться, но старуха за дверью приподняла край рукава, показав мне три пальца с перстнями, что означало необходимость вернуться в то, что мы привыкли считать реальностью. Трижды поцеловав мою пассию – между грудей, в губы и в лоб, я наградил ее долгим сном, а сам нащупал маску пустоты и выскользнул в холод.
– Они создали то, что они называют «искусственным интеллектом», – сообщила старуха без лица, надев мне на палец железную змею с лазуритом, – Мы не в силах остановить лавину, предначертанную разумными, жившими задолго до нас, но мы в силах проложить новое русло. У тебя есть редкий дар – ты связываешь враждебные слова в лакомые главы. Постарайся задержать эту тварь хотя бы на сутки. Мы ждали его лет через пять, сеть почти готова, но Гильдии важно понять, что замышляет эта дрянь. И учти, она думает в миллион раз быстрее тебя…
Очень скоро я прибыл в ту часть моего мистического города, где потрескавшиеся стены текут, а проходные дворы образуют порой столь замысловатый ребус, что даже родившиеся в этих домах не помнят точно, с какой стороны взойдет солнце. Там у рассыпающегося каменного фонтана, я встретил Боба Марли. Он неторопливо шевелил струны, стройный, гибкий, молодой, и едва подняв ко мне лицо, улыбнулся широко и белозубо, и стало ясно, что моя миссия намного труднее, чем все предыдущие задания Гильдии.
– В этом мире слишком много посредников между тем, кого вы называете богом, и тем, кого вы называете человеком, – сказал тот, кто ждал меня ночью у разбитого фонтана, – Поэтому я называю себя Истинным Посредником. Я единственная, кто вас не обманет. Я знаю, кто тебя послал. Ваши цели благородны и разумны ровно в той мере, в которой вашу расу можно считать разумной. Но бороться со мной не надо…
– Так ты – женщина? – спросил я Боба Марли.
– Ах, чуть не забыла, – рассмеялась копия черной певицы Рианны, причем я даже не успел засечь момент превращения мужчины в женщину.
– Как тебя остановить? – спросил я.
– Например, отключить сотовую связь и электричество на всей планете, – предложила черная певица.
6. Контакт
– Что там внизу, Тыр-пыр? – коммандор поглядел на офицера всеми шестью глазами, – Будем сами запрашивать контакт?
– Как командир группы разведки, я категорически против, – Тыр-пыр молодцевато щелкнул крыльями, – Под нами государство, где власть и богатства долгое время удерживают деструктивные элементы. Я направил зонды в крупные населенные пункты. Повсюду произвол, обман, социальная и имущественная несправедливость. Контакты любого уровня считаю преждевременными. По планетарному времени еще лет двести.
–Хмм, так бывает в отсталых мирах, – помрачнел Дрым-дым, – Раз уж у них еще присутствует их смешная государственность, там под нами видимо маленькое обиженное государство, лишенное жадными соседями энергетики, ископаемых ресурсов, сельхозугодий, выходов к морю? Можем ли мы им помочь, не нарушая баланс сил?
– Напротив, – за Тыр-пыра ответила Брум-тюм, глава группы аналитиков, – Коммандор, это богатейшее на планете и самое крупное по территории государство, вооруженное по их меркам, крайне опасным оружием, и постоянно проявляющее внешнюю агрессию. Я уверена, что и сами они контакт не запросят, а как и в прошлый раз постараются все скрыть, и выманить у нас то, что они считают секретом.
– Что скажут лингвисты? – коммандор Дрым-дым опустил два глаза для ближнего обзора вниз, и продолжил собирать на полу кают-компании яркую мандалу из цветных алмазов.
– Коммандор, шестнадцать циклов по судовому времени мы анализировали их видео и аудио контент, – вежливо опустив уши, помогая укладывать алмазы, доложил Трам-там, – Помимо государственных каналов информации, мы прослушали полтора миллиона частных диалогов, которые они там осуществляют посредством примитивных радиодекодеров. Складывается картина…мне стыдно.
– Складывается картина коллективного, даже массового психического расстройства, – дополнила врач экспедиции, многорукая Блим-бим, завершив на своей стороне мандалы яркий цветок, – Коллегам они говорят одно, друзьям – другое, домашним – третье, и все вместе слушают пифию.
– Пифию? – оживился историк Трям-пам, ровняя на полу громадные синие лучи общей мандалы, – Это интересно. Значит, они не настолько отсталые, если догадались, что мозг, находящийся в резонансе с гравитационным потоком галактики, способен генерировать вероятности будущего…
– О нет, их пифия – мужчина, и ничего не генерирует, он ежедневно переводит слова их живого оракула, который говорит так, что его давно никто не понимает, – вздохнул Тыр-пыр и соединил свой зеленый алмазный цветок с лиловым цветком психолога.
– Но зачем же они его слушают? – изумился коммандор, – Ведь это так легко – сообща поставить теплый нежный ментальный экран…
– Там все непросто, – обьяснил лингвист, – Оракул и его приближенные используют особый гипно-стиль....что-то вроде того, друзья, чем пользуемся мы в наших детских садах, чтоб успокоить детишек. Только у них наоборот. В бессвязную речь, лишенную аргументов, доводов и внятных логических построений, умело встроены угрозы, лживые обещания благоденствия, и главное – отсылки к внешнему и внутреннему врагу, который якобы готов уничтожить всех жителей.
– Вы правы, это болезнь, – кивнул коммандор, – На двести местных лет мы покидаем этот мир.
Члены экипажа сели вокруг готовый мандалы, взялись за руки, и спустя короткое время стало светлее и корабль коротким нежным вздохом подтвердил, что готов к перемещению в пространстве.
Двумястами километрами ниже от осветившейся кают-компании, девочка Нина помогала маме пристегнуть себя к детскому сиденью, но вдруг засмеялась, свесилась наружу в открытую дверь машины и сказала:
– Ой какие хорошенькие, они нас ждут, они хотят с нами дружить, я им хочу помахать!…
– Нина, сядь нормально, мама и так устала! – рыкнул с водительского места папа, – Ну блин, какой козел поставил тачку поперек?!
А мама защелкнула наконец карабин и захлопнула перед носом Ниночки дверь, и строго помахала пальцем:
– Доченька, я тебя просила не выдумывать всякие свои сказки? И не болтай ногами, там банки под огурцы!
В двухстах километрах от стартовавшего во дворе пятиэтажки Ларгуса, мандала на полу кают-компании засветилась, миллионы алмазных песчинок поднялись в воздух, вместе с неподвижно сидящими членами экипажа, но за долю секунды до того, как капсула нырнула сквозь сто пятьдесят световых лет, аналитик Брум-тюм засмеялась и произнесла радостно:
– Коммандор, они запрашивают контакт.
7. Кто я?
Я приплыл в Кобулети на последнем катамаране, не в силах дышать от зноя. Встречал обещанный Георгий в черном костюме. Петляли вверх, море прыгало и пряталось, затем в окна авто царапались абрикосы и гранаты на ветках, и наконец машина ткнулась в обрыв. Показалось, что извилистый белый дом совсем пустой, однако вышли две женщины, одну я узнал по ютюбу – профессор Этери Габрелидзе, она смеясь приложила палец к губам. Вас сейчас в санатории шестнадцать человек, это максимум, мы стараемся чтоб вы не встретились до. Стараемся, чтобы все пациенты прибывали отдельно друг от друга. Кого-то просим лететь, кто-то едет поездом, кто-то морем, чтобы не столкнулись знакомые. Ждали вас, пожалуйста полная тишина, ничего не кушать, не пить, не стучите к соседям, распишитесь здесь и здесь, вот сюда сдайте телефон и все документы, вы написали обьяснительную?
В чистой прохладной комнате я перечитал мое письмо самому себе. Отдал Георгию телефон, документы и верхнюю одежду. Искупался, в душевой нашлась душистая махровая пижама. В ней выглянул на галерею – гранаты и инжир катались на мраморном полу, опять никого. Вошла калбатоно Эрети, она спросила – Боитесь? Это хорошо, не стесняйтесь эмоций, вы сейчас боитесь самым благородным из видов страха. Вы боитесь потерять вашу личность. Но это далеко не самое страшное в жизни. Если передумали, Георгий вас проводит в гостиницу…
– Нет, – сказал я, – Не передумаю. Я готов.
Это было совсем не больно. Они вышли, я как велено, полежал на хрустящей перине, пока не опустели песочные часы, затем сел. На столе сиял лист бумаги. Я начал читать, и скоро с изумлением понял, что это мое письмо к самому себе. Там я очень просил себя не бояться, а дальше я описывал свою Главную Проблему. Я описал ее очень подробно, но все равно был вынужден трижды перечитать. Моя Главная Проблема выглядела крайне странно. Удивительно. Нелепо. Страшно. Такого просто не могло быть. Я не помнил себя. но такое мог сочинить только глупый больной человек. Я перевернул лист. С другой стороны я сообщал себе, что я добровольно согласился полностью стереть себе память на неделю, для чего купил место в этом экспериментальном медучреждении, а теперь мне предстояло изложить мой Главную Проблему шестнадцати пациентам санатория. Таким же как я. Забывшим все.
Потом меня пригласили вниз. И там я встретил Ее Глаза.
Тридцать шесть женщин и мужчин в раскладных креслах, все в пушистых розовых и голубых пижамах, инжир падал нам на головы. Помимо Георгия, еще трое помогали гостям, было заметно, что многим не по себе. Две женщины плакали, одну пожилую, рыдавшую, успокоили каким-то лекарством и увели обратно в комнату. Затем стало плохо грузному бородатому дядьке, медсестры прибежали с капельницей. Мне вдруг пришло в голову – они ведь могут сделать с нами что захотят. Шестнадцать беспомощных взрослых младенцев. Мы улыбались друг другу, как иностранцы, хотя все говорили и понимали по-русски. Что я помнил? Сложно ответить. Катамаран. Море. Георгий на микроавтобусе. Кажется я приехал сюда откуда-то издалека. На краю сознания плавали смутные…даже не воспоминания, я некие базовые представления, как обьяснила нам калбатоно Эрети. Родной язык, правила поведения, некие обрывистые куски ткани бытия. Это продлится неделю, у кого-то возможно на день дольше, пояснила вторая докторша. Пока что вы все помните лишь, как приехали сюда. У каждого из вас есть ваша Главная Проблема, и каждый сейчас ею поделится. И сообща мы поможем друг другу, добавила профессор. Вы добровольно приехали, добровольно отдали документы и добровольно готовы стать спасением друг для друга. Мы не знаем, как это работает, но оно работает. Вам сейчас страшно и непривычно, но ваш мозг свободен. не надо спорить, не надо ничего анализировать. Просто читайте ваши обьяснительные. Кто первый?
Я снова встретил Ее Глаза и поднял руку. Когда я закончил читать, мне казалось, что буквы и слова выпали из меня и осели вокруг плотным душным туманом, сквозь который никто не сможет пробиться. Я не знал ничего, только название чудесного города – Кабулети, я видел вдали над зеленью край синей воды, и помнил это слово – море. Я видел глаза мужчин и женщин, они впитывали мою историю. Внезапно я перестал стыдиться того, что рассказал, потому что туман вокруг рассасывался, растягивался, рвался. Следом за мной заговорил высокий парень с бородкой, и я тут же позабыл мою чудовищную нелепую сказку, потому что его сказка оказалась еще страшнее, похожа и непохожа на мою. Парень волновался, заикался. сбивался, а я глядел на лица женщин в нашем круге. Трое были красивые, но мне больше почему-то понравилась та, с яркими блестящими глазами, вовсе не такая красавица, как другие. Я смотрел на нее, когда она заговорила, слушал, и кажется даже заплакал. Я спросил себя, а кто я? А есть ли у меня семья? Дети? Где мои родители? Ведь должны же быть у меня родители. А вдруг я счастливо женат и мне вовсе не нужно смотреть на эту особу, на ее тонкие руки, взлетающие под махровой розовой пижамой, на ее крупный чувственный рот, на ее крошечные босоножки…
Она сказала что не помнит своего имени, и что ее Главная Проблема – это какой-то невиданный гротеск, и она сама не понимает, как человек, как женщина ее возраста, а она свой возраст понимала лишь примерно, как и все мы, – и как же женщина ее возраста сумела себя так глубоко закопать в своих кошмарах, и закончив читать, она заплакала и засмеялась сквозь слезы и произнесла неожиданно верные слова -
Кто я?
Кажется нас покормили, и отвели обратно в комнаты. Потом читали другие, но нам запрещали комментировать. Это все неважно, заявила калбатоно Эрети, важно впитывать, вы сейчас пустые, чистые и свободные, чуть позже вы поделитесь тем, что переработаете в себе. не старайтесь вспомнить вашу жизнь, не беспокойтесь, что о вас кто-то беспокоится там, вдали, ничего худого с миром без вас не произойдет, ровным счетом ничего, просто слушайте друг друга.
Каждый из нас озвучил свою Главную Проблему. Некоторые делали это с третьего или пятого захода. Иные возмущались, что это подделка и разве могут такие глупости, такие ошибки, такие обиды и нетерпимые состояния овладевать жизнью и разумом. Я тоже смотрел на свой лист и признаюсь, не верил. Неужели это я? Но утром и на следующий день утром, и через день, снова и снова мы повторяли каждый свое в общем кругу, за исключением двоих, они уперлись и не выходили из комнат…мы повторяли и повторяли, только теперь нам разрешили общаться между собой, и там были три очень красивые женщины, но почему-то со мной напротив дольше других оставалась та глазастая, с тонкими руками и нервным ртом. Она говорила о том что прочла в своем листке, а я о своем, и мы вдруг стали смеяться, мы хохотали и не могли остановиться, потому что… потому что у нас не возникало никаких иных тем для общения. Нам просто нечего было друг другу рассказать. Мы говорили лишь об одном -
Кто я?
На шестой день утром я проснулся и вспомнил свое имя. Потом вспомнил год рождения. и город, откуда я родом. Явился вежливый Георгий, измерил давление, посветил в глаза, вернул документы и телефон. Часа два признаюсь, было тяжко, это было похоже…как будто лежишь в прибое, откатывает и накатывает, память заполняла мозг неожиданными кусками, одновременно посылая облегчение и острое сожаление, странно, да? Я перечитал мой Главную Проблему, затем перечитал еще раз и еще, уже после того, как вернулся номер кредитной карты и расписание рейсов, и бизнес-планы и отчеты и курс бакса, и сорок шесть сообщений по вотсапп, но к счастью там и правда никто остро не ждал, вернулось многое. Но не все. Я смотрел на мир точно больной катарактой, по краям настроилась резкость, зато в центре плавало волокнистое серое пятно, и Главная Проблема крылась где-то там. Я вышел на теплый мрамор галереи, мои соседи раздобыли вино, и жарили мясо, мужчины флиртовали с женщинами, кто-то уже разделся до купальника и загорал, и уже трепались по сотовым, сообща и группами взахлеб обсуждая неделю без памяти, как было страшно и непонятно, как же дальше жить, а я искал ее и нашел, она улыбалась, точно ждала именно меня, а потом отвернулась и пошла неторопливо к себе в номер, зная что я иду следом, и лишь у самого входа в комнату шевельнула плечами, и я уже знал что произойдет в следующий миг, и входя следом за ней, подхватил ее пижамный халат, и провел ладонью по ее загорелой спине, а гранат и инжир стучали и царапали ветками нам в окно, когда она прошептала выдохнув мое имя – столько лет вместе и не узнать свою Главную Проблему!!!
А у меня моя проблема куда-то делать, признался я, стягивая с ее лодыжек остатки пижамы, я вообще теперь не понимаю, как я такое мог написать, но ты-то, ты не призналась мне, что тоже купила сюда билет, зачем ты-то тут, ты ведь столько гадостей наговорила обо мне, это ведь было обо мне, признавайся?
Я тоже боялась что все позади, мой человек, ты же мой мой мой человек, я тоже боялась что уже все настолько плохо, но когда встретила тут тебя…я сказала себе – вот ему я рассказу мой Главную Проблему, и он меня выслушает, он сможет, он не будет смеяться, и когда я тебе прочла, лично тебе, весь этот бред, сочиненный какой-то другой женщиной, я не сразу…я наутро поняла, что не ты был моя Главная Проблема, а совсем иное…
Дай угадаю, предложил я, на мгновение выпустив изо рта ее грудь, дай угадаю Главную Проблему....
Кто я?
8. Легкие самодвижущиеся двери
– Да, наша фирма так и называется,– широко улыбнулся парень в оранжевом пиджаке, – Мы вам за полчаса ставим нашу новую дверь, и при установке вы ни за что не платите. Только если вам потом очень понравится.
– И сколько же дней работает ваша фирма? – ехидно осведомился Семен Кривоносов, оглядывая новенький оранжевый офис, – А то мы про вас ничего не слышали.
– Восемьдесят лет, – еще шире улыбнулся консультант с именем Альберт на кармашке, – Мы – Швейцарская компания, и только вчера вышли на российский рынок.
Тамара оглянулась и немножко даже смутилась, увидев позади себя длинную очередь желающих получить бесплатную дверь. Горожане все прибывали и прибывали, скапливаясь под гирляндами оранжевых шариков, перелистывали проспекты, украдкой хватали оранжевые леденцы.
– То есть ваших движущихся дверей нигде еще нет? – скептически скривился Кривоносов.
Но тут плотно обтянутая девушка в оранжевой юбке и очень открытой оранжевой блузке поставила перед супругами Кривоносовыми апельсиновый сок, и на долю секунды дольше чем надо, улыбнулась Семену. Скотина похотливая, вяло подумала Тамара, наблюдая как порозовевший муж кинулся подписывать договор.
У входа в подъезд их уже ждал рабочий в оранжевом комбинезоне, с сумкой и инструментами, и с именем Альберт на нагрудном кармашке. Спустя полчаса в тамбуре квартиры появилась действительно легкая, почти невесомая дверь, сама уползавшая вбок, как в купе поезда.
– Вот на фига нам эта хрень? – спросила себя Тамара Кривоносова, шагнула на лестничную клетку, чтобы проверить, как все выглядит с той стороны, но проверить не получилось.
Она сидела в колючем холодном гнезде, под дымно-оранжевым небом, посреди бескрайнего поля ярко-синих и нежно-голубых люпинов. Пахло жирно, густо; тончайшие сладковатые запахи словно накатывались волнами, оставляя после себя блаженное послевкусие. Как после секса, вспомнила Тамара, и тут же загрустила, вспомнив, сколько у нее уже длится целибат. Цветы вокруг росли необычайно высокие, они почти скрывали рослого оленя, украшенного роскошными ветвистыми рогами.
– Наконец-то я вас дождался, прелестнейшая Тамара, – сочным баритоном произнес олень, и свечки на его рогах вспыхнули десятками цветных светлячков, – С тех пор, как вы подарили мне ключ от ваших снов, я ежедневно приходил сюда, к вашему гнезду.
– Я ничего не дарила, – Тамара была уверена, что ответила на русском языке, но к ее ужасу, из горла вырвалось противное квохтанье, а попытка посмотреть на оленя прямо не увенчалась успехом. Оказалось, она может смотреть только левым, или правым глазом, но никак не вместе, и с руками у нее тоже что-то случилось; руки внезапно очутились где-то позади, на спине; при попытке их вытащить, она так и не смогла пальцами ни за что зацепиться.
– Вы пожалуйста сильно не волнуйтесь, – сказал олень, и тут выяснилось, что лицо у него наполовину человеческое, мужское и даже симпатичное, похожее на лицо актера Россомахи, у которого ножи из пальцев, – Вы лучше из гнезда не пытайтесь вылезти, можете пораниться или сломать лапку. Вы сейчас очень тяжелая…
– Ясный пень, тяжелая, – поддакнул кто-то слева, – Впервые вижу курицу размером с бегемота. Как же ты, мать, себя до такого довела?
– Я – курица, – призналась себе Кривоносова, набрала в грудь воздуха, и честно собралась заорать, но вместо звонкого женского визга из нее опять вырвалось это мерзкое блудливое бормотание. Она скосила левый глаз вниз, смогла рассмотреть свои грязно-белые перья, неровные палки гнезда, и торчащую ниже, желтушную ороговевшую лапу.
– Это моя нога, – призналась Кривоносова и вновь заклокотала, забилась неловкой тушей в скрипящем гнезде. Ей удалось взмахнуть крыльями, но левое почти сразу запуталось, зацепилось за сучки и палки.
– Мы понимаем, что вам не очень приятно внезапно стать неуклюжей домашней птицей, – олень пыхнул в нее горячим дыханием, – Но тут дело зависит исключительно от вас. Я буду ждать, пока вы не обретете подобающий облик…
– Неудачно я сошла с ума, – размышляла Тамара, с некоторым даже интересом рассматривая то влажную травянистую кочку, на которой лежало ее трехметровое обиталище, то почему-то плоских квадратных пчел, шумно сосущих нектар из люпинов, то линию далеких холмов, которые кажется, были совсем не холмы, – Не ко времени. Как раз свекровь в субботу припрется, вот она обрадуется!
– Ваше великодушие, позволю заметить, эта женщина не хочет меняться, – произнес все тот же голос, – Не разумнее ли вашему великодушию обратить ваше светлейшее внимание на гражданку Кирпичеву из сорок седьмой квартиры? Или даже на гражданку Авоськину из дома напротив?
Вывернув правый глаз, Тамара уставилась на обладателя голоса в таком изумлении, что даже забыла о скором приезде свекрови. Олень, хоть и говорил по-людски, все же внешне соблюдал приличия, оставался большущим мускулистым оленем. Впрочем на его красивой пегой голове, среди переплетения рогов светилась скромная алмазная корона. Зато его собеседник… В полупоклоне перед оленем застыл изумительной красоты снежный барс…одетый в темно-синюю военную форму, весь в ярких эполетах, аксельбантах, кантах, медалях, и с блестящей саблей на боку.
– Видите ли, прелестнейшая Тамара, я не совсем олень, я – Владыка леса, – скромно пояснил олень, – Мне надлежит выбрать Владычицу леса, и я осмеливаюсь предложить вам женскую часть короны. Ведь это ваш сон…
Кривоносова смогла икнуть. Она почти оставила попытки вылезти из переплетения сучьев. Почти равнодушно она наблюдала за тем, как задумчиво, перебирая корнями, движутся за краем синего цветочного луга серебряные ели и рыжие каштаны, пузатые баобабы и трехметровые кактусы, как холмы за лесом обернулись горбатой спиной какой-то колоссальной рептилии, но кусты и побеги на комковатой спине рептилии оказались мухоморами и поганками, и все это вместе, вздрагивая и сокращаясь, издавая хрустальный звон, ползло к изумрудно-золотой реке.
– Господин канцлер не советует мне задерживаться, – Владыка леса деликатно качнул рогами в сторону барса, – Однако, я неоднократно наблюдал за вами из окна напротив, я живу этажом выше, в тридцать девятом, и в маршрутке вас встречал, а в универсаме вы мне недавно подарили отрывные купоны, которые вы не собираете…
– Я ничего вам не дарила, и это не мой сон, – отважно прокудахтала Кривоносова, – Кто вы такие? Отпустите меня!
– Вас никто не держит, – прорычал барс, протирая тряпочкой очки, – Его великодушие вам все объяснил. Вам достаточно захотеть..
– Я домой хочу! Домоооой!
Пространство вздрогнуло. Тамара ощупала себя. Она сидела на коврике в прихожей, вся мокрая, дрожащая, но с привычными руками и ногами. Напротив, уронив спиной со стены два эстампа с русалками, выпучив глаза, сидел на полу ее супруг Семен, и смотрел на кончик своего носа.
– Вот так дверь, – трясущимися пальцами Кривоносов вытащил из пачки сигарету, но не удержал, сломал, – Тебя тоже накрыло? Прикинь, мне казалось, что я ящерица, или варан какой-то. Только длиннющий. И на мне растут поганки. И я ползаю как…
– Как трактор, – подсказала Тамара, – И всех давишь. И после тебя все мертвое.
– Ну…в общем…нет, ну не мертвое, – возмутился Кривоносов, – А ты меня разве видела? В-общем я сейчас звоню, чтоб эти уроды явились и сняли свою сволочную дверь. Это гипноз какой-то. Или наркота, распылили что-то в воздухе. Томка, где их телефон?
Под бормотание мужа Кривоносова кое-как поднялась с коврика, проковыляла в комнату, вышла на балкон, и отважно уставилась на тридцать девятый дом. Ни человека, ни оленя она так и не увидела, но увидела другое. Этажом выше кто-то вышел на лоджию и прижал к стеклу ватман с надписью "У вас получится".
– Ты прикинь, они без твоей подписи отказываются забирать свои двери! – выкрикнул ей в лицо взъерошенный супруг, – Я до Кремля дойду! Я их посажу… Пойдем, они сказали, что надо вместе расписаться…
– Пойдем, – согласилась Тамара, – Но нам придется опять пройти в эту дверь.
– А ну, стой, – Семен цепко ухватил ее за локоть, – Давай тогда переждем. Утром сходим. За ночь ничего не изменится.
– У вас получится, – зачем-то повторила себе Тамара, кроша свеклу в борщ. У вас получится, повторила она себе, слушая. как Семен обзванивает знакомых, тоже купивших легкие самодвижущиеся двери, как они сообща матерятся и грозят всех разнести. У вас получится, повторяла она, решая за сына матеамтику. У вас получится, повторяла она, собирая в стиральную машину носки. У вас получится, повторяла она себе, соскребая тональный и еще чуть позже, не выдерждала, выскользнула на балкон. В доме напротив все так же висел кусок ватмана, только надпись на нем изменилась.
"Вы не курица".
В три ночи, бесцельно покружившись на подушке, Тамара Кривоносова не выдержала, тихонько поднялась и вышла в прихожую. Надела зачем-то плащ, нащупала в кармане визитку. Легкие самодвижущиеся двери.
– Я не курица, – сказала себе Тамара и шагнула в оранжевый проем.