Виталий Свадьбин
Княжий род. Наследник
Поражаюсь нравам людей этого времени. Для них нет понятия «цивилизованное общество» или «демократия». Всё просто. Злой татарин, грабил, насильничал? Нож ему в бок и в «дамки». При этом здесь точно также относятся к татям из местных. Украл, выпил, в тюрьму, такое только у нас в 21-ом веке. А здесь петлю на шею и на ближайшее дерево вешают. Например, ходить без оружия мужчине – урон чести. Всё просто и понятно. А слова Плтппа, что царь не кровожадный получили другой смысл для меня. Как только я поговорил с Потапом, тут же ко мне подошёл Руслав Щепков, у него перевязана рука. Ему попали две стрелы в одну и ту же руку. Но я повернулся к гонцу.
– Где отец? – резко спросил я у гонца.
– Мы сейчас на Шуйском хуторе, через реку Зуша брод есть, там батюшка боярин оставил двух холопов, чтобы нас известить и князю Шереметьеву дорогу показать. Сам он поскакал на восток к Малиновке. К воеводе гонцов отправил, обнаружили большой обоз крымчаков. Евстафий Борисович следит за обозом, – доложил мне гонец.
– Руслав, грузи раненых и убитых, поведёшь возы к обозу князя-воеводы. Я возьму десяток и поскачу к отцу. Остальные с тобой. Ваша задача уберечь Богдана. Всё, выполняй. Потап, подбери добрых воев, пусть возьмут запас стрел. Кто умеет обращаться с пищалями лучше других, пусть возьмут запас огнебоя, забирайте весь. Берём боевых коней и заводных. Больше не медлим.
Я ещё раз обошёл всех раненых, бормоча заговор на добавление силы и здоровья больным. Такой тоже запомнил. Боярский сын Щепков спорить не стал, а пошёл выполнять моё распоряжение. Потап отобрал самых опытных воинов, в том числе поехали с нами Идан и Яромил. Через полчаса мы уже скакали к реке.
Брод нашли достаточно быстро, благо гонец подробно объяснил дорогу. Я торопился, хотелось догнать отца. Хотя по древу рода, отец проживёт до глубокой старости. Но мало ли что. Да и откровенно не хотелось торчать в обозе. К Малиновке вела сельская дорога. Я считал, что отец будет осторожно следить за татарским обозом, так что мы должны его обнаружить, со мной два хороших охотника-следопыта, так что разберёмся.
Лето 1555-ый год. Охота за крымским обозом.
В этом времени достаточно часто бывает так, что русские и татарские воины одеты одинаково. Чтобы как-то различать своих, русичи возят стяги, местные называют хоругвь. На стягах изображают лики святых, бывает, что герб боярина или князя. У нас тоже был флажок с ликом святого Георгия Победоносца, который я забрал с собой. В малиновке мы встретили двух дозорных холопов из нашей сотни. Они мне показали направление куда двинулся мой отец, боярин Волжин. Рассказали холопы, что их полусотня взяла в плен крымчаков, коих допросили. Выяснилось, что Девлет Гирей знает о том, что Иван Грозный ведёт рать, а потому крымчаки повернули назад. Рассказали пленники и о большом обозе крымчан. Направление в сторону городка Елец, что стоит недалеко от Липецка. Пока было светло мы скакали по следам моего отца. Наступил вечер, стали сгущаться сумерки. Переехав небольшую речушку, добрались до Потаповки. Домов десять в этой деревне, жители успели попрятаться от татарского разгрома в лесу. Но нам встретился очень старый дед, немного глухой, приходилось кричать, чтобы он услышал. Он и сказал название деревни. Сообщил, что видел отряд русичей. Ехать в темноте не было смысла, да и лошадям роздых нужен. Решили заночевать в одной избе, сена взяли у крестьян, овёс был с собой. Холопы быстро сварили кашу с вяленым мясом и салом. На питьё заварили травяной взвар. В общем неплохо повечеряли. Я устал, как раб на галерах, потому уснул сразу, как только принял горизонтальное положение. Потап забрал у меня нательную рубаху и подштанники. Разбудили меня до рассвета, я умылся колодезной водой, которую приготовил Потап с вечера. Нательного бельё за ночь подсохло, вода хорошо взбодрила меня. Холопы сварили взвар из сушёных ягод, зверобоя и мяты. Поели копчёной рыбы и сухари. Как только начало светать тронулись в путь. Использовали под седлом заводных коней, чтобы в случае стычки пересесть на боевого. По пути я раздумывал над тем, почему обоз хана идёт отдельно от войска. Уже известно, что у Девлет Гирея шестьдесят тысяч воинов, вместе с османскими янычарами. Не понимал я почему так поступает хан. Объяснил мне Потап.
– Кочевник не любит воевать в лоб. У них натура такая, ударить и отскочить. Напасть может если количество его орды будет превышать в несколько раз. Каждый наш опытный воин стоит двух, а то и трёх татар. Привыкли они грабить и убивать крестьян.
Проскакав пять вёрст, обнаружили, что след боярской сотни резко пошёл на северо-восток. Меня заинтересовало, как наши следопыты различают отпечатки нашей конницы.
– Роман Евстафьевич, наши то кони подкованы особой подковой. Томила Железняк клеймо ставит, по указанию батюшки боярина, – объяснил Яромил.
Мы догнали отца к концу второго дня возле устья рек Галичка и Сухая Галичка, сливаясь речушки образуют реку Галица, недалеко деревня в десять домов Каменское. Отец поначалу нахмурился, я не выполнил его указ, но смягчился, когда поговорил с Потапом. Я не слышал их разговора, так как отошёл расстроенный руганью отца.
– Говори, – властно велел отец Потапу.
– Стычка произошла у Шуйского хутора, Богдан хотел сходу атаковать, но Роман воспротивился. Хороший воин растёт, всё рассудил правильно. Вышли разведать выяснили силы татар. Там кроме хутора, дом приказчика тульского боярина. Внучатый племянник Девлет Гирая, хан Сахиб Гирей со своими нукерами был. Хорошо, что их всего полусотня была. Остальные разбежались грабить по деревням. В общем повезло. Роман в доме приказчика один зарубил хана Сахиб Гирея и его нукеров, я посчитал тела, десять крепких воинов. До этого во дворе двоих из лука уложил. Быстро стреляет, лет через пять меня обскачет. Сам придумывает сабельные ухватки. Как Богдана ранило, командовал хорошо, ну чисто как ты, батюшка Евстафий Борисович. Такой же взгляд суровый, отдаёт указы будто сотник. Рану солью промывал, наверно кто-то научил. Полусотню коней татарских взяли, аргомаки добрые десяток средь них. Шестеро тяжело ранены, могут и не доехать до дому, у Богдана и Ильи раны тяжёлые, но Роман Евстафьевич говорит выживут. Десять хлопцев побили татары. Я велел тела сеном обложить, чтобы не затухли. Лук с хана подняли и саблю булатную, но боярич не торопиться менять на свою, в седельных сумках держит.
– Думаешь будет толк из сына?
– Не сомневайся, батюшка. Обязательно будет.
Позже отец подошёл ко мне, я сидел на берегу, опустив разутые ноги в воду речушки, отмывая пот с ног, заодно и портянки помыл немного. Отец сел рядом, разувшись, как и я сунул ноги в воду.
– Хвалю, сына. Похвастаешь трофеем, что у хана отнял?
Позже я показал саблю отцу, он очень внимательно рассмотрел и саблю, и лук.
– Доброе оружие, такое не у каждого князя есть. Прятать не нужно, носи на поясе. Что с боя взято, то свято, – отец прижал мою голову к плечу и взъерошил волосы, – Вернёмся с похода, будем брить тебя, хоть ты и новик, но воин добрый. Клинок твой надо на удачу заговорить, чтобы служил только тебе. Ритуал древний от волхвов идёт, но воинам знать надобно. Потом помолиться не забудь, да не болтай об этом, – отец прочитал заговор на удачу, я тут же вспомнил, что такой уже читал.
Обряд на оружие я совершил, демонстративно прочитал молитву, чтобы отец видел. Отец подробно рассказал об обозе хана.
– Я бы и сам атаковал, только народу у меня мало. Там янычары и пушки султанские, табуны лошадей. В общем без Шереметьева не обойтись. Гирей, собака степная, испугался, что государь войско ведёт, побоялся меж молота и наковальни оказаться. На юг рванул. Янычары не уходят не хотят пушки султана бросать. Ничего, утро вечера мудренее.
Спал я хорошо, проснулся сам на рассвете. Отец не торопился, кто-то у него в дозоре следил за обозом хана. Спокойно умылись в реке. Я заметил, что в этом времени люди не торопятся лезть в реку, верят в русалок и водяных. Мне об этом сказали, когда я искупался. Позавтракали кашей и запечённой рыбой. Холопы наловили, обмазали глиной и сунули под угли. Вкуснятина в общем. Оседлали коней и двинулись не торопясь восточней.
Через четыре дня нас догнал отряд старшего воеводы Шереметьева с ним был царский окольничий Салтыков. Отца вызвали к Шереметьеву, два часа он расспрашивал отца. Потом пришёл ратник за мной, сообщил, что воевода желает видеть меня и велели взять лук и саблю хана. Войдя в шатёр воеводы, я поклонился низким поклоном. Саблю я уже прицепил на пояс, а лук просто захватил с собой. В шатре сидели незнакомые мне бояре и князья. Рядом с воеводой стоял отец.
– Ну проходи не трясись, воин Роман, сын боярина Евстафия Борисовича. Похвались и расскажи, как удалось хана взять. Твой отец говорит, что ты в одиночку зарубил хана и его нукеров, – Иван Васильевич был в хорошем настроении.
Я подал ему саблю вместе с ножнами, отстегнув её от пояса. Воевода долго и внимательно осматривал оружие, поцокал языком. Потом он также долго осматривал лук, пробовал натяжение тетивы, вышел из шатра и сделал три выстрела. Вернулся сел в своё кресло и глотнул из бокала вина.
– Скажи мне, Роман, сын боярина. Не хочешь продать саблю или лук, а можно и то и другое? Много денег выручишь, сможешь несколько деревень купить со смердами, улыбаясь спросил воевода.
– Нет, Иван Васильевич, не хочу, – ответил я.
– А что так, неужто золото не нужно? – спросил боярин Салтыков.
Бояре и князья стали переглядываться с усмешками, все ждали моего ответа.
– Я так думаю, что в бою взято – то свято. Негоже воину саблю на смердов менять. Будет сабля, будет честь и слава. А смердов я и за серебро куплю, что у татар отобрал, – немного пафосно ответил я.
В палатке воеводы раздался дружный смех, а вот отец не смеялся, он улыбался, а глаза его светились гордостью.
– Добрый ответ, достойный воина русского. Осадил новик тебя, Лев Андреевич, – воевода посмотрел со смехом на Салтыкова.
– А я другого и не ждал. Не может у боярина Волжина родиться сын недостойный отца, – высказал Салтыков.
– Готов, Роман Евстафьевич, служить нашему государю Ивану Васильевичу?
– Я и так служу. Несколько дней татарам пинки под зад раздаю, – ответил я, чем вызвал новый взрыв смеха.
– Сказывай как хана рубил, – напомнил Шереметьев.
– Кони хана и сабля мне понравились, вот я и уговорил их. Быстро уговорил, только померли они, наверно от печали и расстройства, – скаламбурил я.
На этот раз смех продолжался дольше. Отсмеявшись, воевода вытер усы и глаза, на которых от смеха выступили слёзы.
– Повеселил. Обязательно отмечу у государя твоего батюшку и тебя, воин Роман. А теперь ступай.
Воевода отпустил меня, а отец ещё остался в шатре Шереметьева. Я направился к нашему костру, где наверняка готовят рыбку и, возможно, уху, день пролетел незаметно и мой желудок настойчиво требовал обеда.
В это время старший воевода распустил гостей из своего шатра, но по своим умозаключениям оставил сотника боярина Волжина. На столе разложили карты. Воевода предложил высказываться. Многие из бояр и князей желают отличится, вот и стали высказывать мысли. Князь Шереметьев внимательно слушал, а когда фантазии бояр иссякли, спросил молчавшего Волжина.
– А ты, Евстафий Борисович, что думаешь?
– Девлет Гирей умный хан. Вовремя узнал, что государь на Тулу идёт, чтобы свою орду вывести из клещей бросил обоз. Я думаю, не просто так. Если государь двинется от Тулы, крымчаки просто уйдут южнее, пограбят сёла на окраинах и всё. А если узнает, что обоз только мы сопровождаем, то обязательно вернётся, – высказал свои мысли Волжин.
– Вполне возможно и такое. Обоз будем брать окружив его. Чтобы крымский хан не вернулся отбивать обоз, мы его отправим в разные места и по тем дорогам, по которым хан не ожидает.
Через два дня обоз действительно окружили. Сотня отца насчитывала девяносто ратников. Сопровождать убитых и раненых, в том числе Богдана, поехали всего семь боевых холопов. У нашей сотни опыт розыска отдельных отрядов крымчаков, чем мы и занялись. На нас выскочили два десятка крымчаков, отец приказал преследовать. Выскочили к речушке Турдей, южнее деревни Кручь. И нарвались на конных янычар, не меньше трёх сотен. Отец приказал отступить. Но разве можем уйти от лёгкой конницы. Тогда я предложил занять оборону у берега реки. Связать рогатки из брёвен и сделать что-то вроде засеки. У нас имелись пищали, все холопы без исключения умеют стрелять. В своё время отец настоял на этом, когда приобрели пищали. Янычары и татары напали не сразу. Чего они выжидали непонятно. Может надеялись на то, что мы будем атаковать. Но не случилось, наши разведчики вовремя увидели, что нас заманивают в ловушку. Как ни странно, но отец выслушал моё мнение.
– Говори, сын, что предлагаешь.
– Рассадим часть холопов, тех, кто лучше ведёт стрельбу из пищалей. Таких у нас три десятка наберётся, посадим их в засеку. На каждого стрелка будет по три пищали, все заряжены и готовы к бою. Конных лучников ведём на янычар и татар, метаем стрелы и отходим, когда они на нас нажмут. В засеке оставим два или три прохода, чтобы конь мог перепрыгнуть. Заманиваем в ловушку. Как только крымчаки приблизятся даём залп, а лучше два. Картечь двоих троих свалит, а то и больше. Так и отобьёмся.
– Ты измыслил, вот и сядешь с холопами в засеку. А я буду с остальными заманивать поганых.
Я сразу подумал, что отец меня в более безопасное место ставит, увидев серьёзный предлог. Ну что тут поделать? Будем воевать. Первым делом я расставил вешки на сто шагов, срубил тонкие деревца и воткнул в землю. Каждому холопу прошёл и по три раза объяснил, что делать. Янычары скорей всего шли передовым отрядом впереди обоза, вот мы и напоролись на них. Я проверил ветерок, в надежде, что он будет сдувать дым от сгоревшего пороха. А потом начались игра в кошки мышки. Отец с боевыми холопами выезжал ближе к татарам, метали стрелы и отскакивали. Дразнили так три раза, наконец янычары не выдержали. Они решили обязательно догнать наглых русичей и наказать. Сидим ждем часа икс. Наши снова бегут, проскакивают в проходы засеки, янычары приблизились на сто шагов. Залп! Хватаю вторую пищаль. Дым рассеивается слабым ветром, но медленно. Снова Залп! Дикие и мучительные стоны лошадей, крики людей. Из облака дыма выскакивают янычары, а до нас тридцать шагов. Третий залп! Ветер усилился, снося облако дыма. Я встал в полный рост приготовил лук и стрелы. Отец даёт команду, и они в проходы засеки атакуют противника. Вскоре всё закончилось. Спаслось около трёх десятков татар или янычар. Вот только и наших побили. Убито восемь холопов и ранен отец. Убегая, кто-то из крымчаков пустил стрелу и в дыму отец не разглядел. Стрела угодила чуть ниже левой ключицы, пробив насквозь броню, стрела имела тяжёлый гранёный наконечник, вторая стрела попала в бедро не опасно, но неприятно. Стрелу вытащили, я сделал заговор тихим шёпотом на остановку крови и заживление. Промыли солёной водой, привязали сухой мох. Легкораненых перевязали промыв раны. Потом два часа отлавливали лошадей, тех, что остались живы от янычар или получили незначительные ранения от картечи. Пришлось и лошадям вытаскивать картечины и наконечники от стрел. Набралось сто голов вполне неплохих скакунов. Зато сабель кривых набрали, их янычары называют ятаганами, заточка клинка с другой стороны. Встал вопрос на чём везти убитых и раненых. Холопы пробежались по округе притащили четыре телеги. Вот на них и грузили раненых и трофеи. Я принял решение идти на север. А через сутки наткнулся на отряд Шереметьева. Старший воевода наголову разбил охрану обоза, уничтожив почти две тысячи янычар и около тысячи татар. Захватили все султанские пушки, добро трудно посчитать. Только лошадей насчитали шестьдесят тысяч. Отдельно взяли табун породистых аргамаков-скакунов и сто восемьдесят верблюдов. Так как отец лежал раненый, на доклад к князю пошёл я. Сразу не пропустили, почти час ждал, потом видимо вспомнили.
– А, наш юный друг. Ну докладывай, Роман, – князь был весёлым и пьяным.
Я рассказал, что уничтожили три сотни янычар, у нас есть убитые и раненые. Воевода выслушал внимательно.
– С кем отца отправишь? – спросил Шереметьев.
– Есть холопы, княже. Убили всего восемь ратников, да раненых десяток, вот их и отправлю сопровождать отца.
– Я доложу государю о ваших заслугах. А за то, что обоз обнаружили одарю сам. Из трофеев заберёте пять аргамаков, четыре кобылы и жеребца. Табун в пять сотен коней заберёшь, я распоряжусь, ну и рухляди, и серебра пятьсот рублей. Народу больше домой отправь, чтобы не ограбили Евстафия Борисовича по дороге. Сам наверно остаться хочешь, говори?
– Да, княже, остаюсь и полусотня холопов со мной.
– Будешь при мне, приказы тоже от меня получать станешь. Всё, ступай.
Что сказать, на войне во все времена зарабатывают, вот и мы малость заработали. Я рассказал отцу, что велел князь Шереметьев. Старший воевода крымский обоз разделил на две части. Одну часть отправил в Рязань, а вторую в Мценск. Естественно, нужна охрана такому обозу, пришлось князю людей ставить в охранение отобранных богатств. Отца и холопов я отправил с обозом в Мценск, а там и до Коломны недалеко. За месяц или за полтора доберутся, отправил и боярского сына Василия Оладьина, хоть он и сопротивлялся, но законный сын боярина я, так что убедил слушаться меня. Со мной остались пятьдесят достаточно опытных холопов, в том числе Потап. Куда же без него? Похоже он меня как телохранитель будет, раз отцу клятву давал.
Ещё два дня пили бояре и князья в лагере Шереметьева. Радовались красивой победе. Но приказ царя никто не отменял, надо проследить чтобы крымский хан ушёл на свои земли. Вот только осталось в Старшего воеводы чуть больше семи тысяч, тысяча из них стрельцы. Но Князь Шереметьев бодр, слегка пьян и полон желания свершать подвиги. Так что через пару суток мы двинулись на запад, постепенно заворачивая на юго-запад. А впереди нас ждал сюрприз.
Глава 2. Воинская слава боярского сына.
Конец июня 1555-ый год. Судбищенская битва.
Оставшийся отряд, чуть больше семи тысяч воинов, старшего воеводы Ивана Васильевича Шереметьева можно считать мобильным. Воевода оставил только конных, даже стрельцы были в сёдлах, плюс заводные кони. Тем не менее обоз задавал темп движения. Во все века армии двигаются, ориентируясь на самые тихоходные единицы. А куда без обоза? Корм лошадям везти надо, ратников обеспечивать питанием, запасы стрел, запасы огнебоя для пищалей, ну и шатры с палатками. В общем тыловики нужны, никуда от этого не деться. Через пять дней, в начале двадцатых чисел июня, добрались до села Залеское и двинулись к реке Любовша. Река – это вода, а кони желают пить, они не верблюды. При семитысячном отряде, четвероногих лошадок набирается почти пятнадцать тысяч голов. Шереметьев планировал встать лагерем на отдых, но дозорные, уходившие на расстояние до десяти вёрст, сообщили, что хан Девлет Гирей решил вернуться и наказать воеводу за потерянный обоз. Дозорные русичи схлестнулись с дозорными татарами и взяли пленников, от них узнали, что хану известно малое количество воев у воеводы Шереметьева. Князь Иван Васильевич решил готовится к битве. Выбрали место напротив Судбижского леса, огромное поле, где можно встретить врага. Судбижский лес занимал огромную территорию. В лесу даже была деревенька, меньше десятка дворов, что имела название Судбищи. Шереметьев решил использовать реку Любовши, как преграду, чтобы у татар не было возможности окружить и смять малочисленного противника. Срочно приступили к возведению засеки. Мои холопы не принимали участие, Шереметьев дал мне указ нести дозорную службу. Так что я мотался по округе выискивая дозорных крымчаков. Вместе с Шереметьевым были воеводы Алексей Басманов и Стефан Сидоров, их полк отвели в резервный, чтобы ударить в нужный момент с флангов по татарской орде, потому находились в тылу. Двадцать третьего июня хан Девлет Гирей приблизился к русскому отряду. По моим ощущениям, земля дрожала от такого количества всадников, а пыль поднималась как облако. Именно так и обнаружили орду. Надо отдать должное Шереметьев активно командовал ратниками и воеводами. Бегать в дозорах не было смысла, и я пристроился со своими холопами к стрельцам. Всё-таки когда есть препятствие легче драться с превосходящими силами противника. Меня реально трясло. Может от адреналина, а может от страха.
При устройстве засеки я заставил своих холопов укладывать лесины так, чтобы получались амбразуры. Кто-то из стрельцов увидел и доложил своим командирам. Многие стрелецкие сотники знали меня по прошлому разу, однако позвали Еремея Житина.
– Доброго тебе здоровья, Роман Евстафьевич. Стрельцы наши полюбопытствовали, что вы такое мудрите? – спросил сотник, подойдя к нам.
– Амбразуры, ну или ячейки для стрелка. Удобно стрелять, и татарин не сразу разглядит. Хоть какая-то защита от стрел.
Еремей присел возле одной из готовых амбразур, приложился пищалью. Встал покачал головой позвал стрельцов и велел им делать также.
– Выдумщик ты, Роман Евстафьевич, каких свет не видывал, но всё у тебя как-то правильно придумать получается, удобно. Может ещё что подскажешь, а, боярин?
– Еремей Олегович, вы проверяли насколько далеко летит пуля из пищали?
– Шагов двести, может двести пятьдесят. Если попадёт пуля, то точно поранит. Но попасть сложно. Если только в толпу.
– Именно. Сделаете первый залп шагов на триста, татар будет так много, что точно не промахнётесь. А главное собьёте темп атаки. Успеете второй залп сделать, а потом и третий. Тысяча пуль найдет в толпе жертву. Удачное попадание может лишить сразу три тысячи татарских всадников. У меня картечь, мои люди дадут залп со ста шагов, – пояснил я.
Сотник Еремей хмыкнул и пошёл говорить со своими сослуживцами.
Князь Шереметьев регулярно объезжал и осматривал позицию. Проезжая мимо нас, воевода остановился, наверное, он узнал меня. Да и одеты мы совсем не как стрельцы.
– Я смотрю кто тут возле стрелецкого полка крутится, а это младший Волжин. Ну как, Роман Евстафьевич, готов к битве? Знаешь, что здесь будет самое жаркое место? Конные у нас стоят в резерве, – Шереметьев явно ждал ответа от меня.
– Иван Васильевич, вы ведь тоже здесь находитесь. Почему я не могу встать рядом с воеводой, плечом к плечу, чтобы смотреть врагу в лицо? – я поморщился, опять получилось пафосно.
Шереметьев с минуту смотрел на меня, ничего не сказал, только хмыкнул и поехал дальше. Орда хана Девлет Гирея приблизилась на расстояние двух полётов стрелы. Я смотрел на эту тёмную массу, людей и лошадей, и меня брала оторопь. Орда свое многочисленностью впечатляла. Я же думал о мужестве людей в этом времени. Это вам не стрелять во врага на расстоянии, здесь дело дойдёт до того, что надо будет резать друг друга, глядя в лицо. В этот момент, я твердил себе, что со мной ничего не случится. Ближе к вечеру татары нападать не стали, не двинулись они и ночью. Так что у русских войск оставалось время закончить подготовку позиции. Ночью мне удалось немного успокоится, и я даже задремал. Разбудил меня на рассвете Потап.
– Вставай, боярич, светает. Мы набрали стрел про запас, огнебой закончится сможем стрелы метать, а то и начнём с этого. Твой ханский лук далеко бьёт, если навесом, то сможем дальше, чем на пятьсот шагов метнуть. А там стрела сама найдёт цель в такой «тьме», главное чаще выстреливать, – негромко сообщил Потап.
«Тьмой» Потап называл орду. Сегодня двадцать четвёртое июня, пришла неожиданная мысль. Хан не торопился давать команду к атаке. Солнце начало подниматься над горизонтом, теперь ещё раз удалось рассмотреть орду, заполнившую весь простор поля перед нами.
– Потап, где наши кони? – обратился я к дядьке.
– У леса, Роман Евстафьевич, двое холопов присматривают за ними.
Наши пищали заряжены, горят небольшие костерки, чтобы запалить фитили. Я взял лук, попробовал натяжение тетивы, перед собой положил пять связок стрел. Природа притихла, я обратил внимание, что не слышу птиц. Однако стал нарастать фоновый шум. Попробовал понять, откуда идёт. И стал различать, доносилось ржание татарских коней и выкрики самих крымчаков. И вот татарская орда пришла в движение. На нашей позиции зазвучали команды, я не обращал внимания, стараясь сосредоточится. Среди моих ратников с луками встали четверо. Потап, Идан, Яромил и я. Шум движения конницы татар нарастал. Я наложил стрелу на тетиву, как только татары приблизились к нужной черте, метнул стрелу. Посмотрев в небо, увидел, как большое количество стрел затмевают небо, оказывается не только нам пришла такая мысль в голову. Скорей всего стрелы находили свои цели. Стрела даже на излёте способна нанести ранение. Я заметил, что то тут, то там татарские конники падают вместе с лошадьми или выпадают из сёдел. Я пускал стрелу за стрелой. Орда приближалась, видимого урона мы не наносили. И вот с татарской стороны полетели стрелы. Мы прикрыли головы щитами, присев за лесины засеки. То тут, то там слышен глухой стук, стрелы втыкаются в стволы деревьев. Но раненых среди русичей пока нет. Глянув в сторону стрельцов, увидел, что они готовятся к залпу. Зажгли фитили и ждут нужной дистанции. Сам я продолжал брать стрелы и накидывать в сторону орды. Вот орда приблизилась на триста шагов. На двести пятьдесят. Залп! Бах, бах, бах, бабах… Залп целого полка стрельцов впечатлял. Не только звуком, но и видом. Наши позиции заволокло пороховым дымом. Вот только ветер сегодня на нашей стороне, достаточно быстро дым сносило в сторону. Я смог рассмотреть, как несколько рядов татар рухнули на землю, где-то падали лошади. Задние ряды стаптывали упавших. Стоял стон раненых, ражаные лошадей, топот копыт и визг татар. Я впервый в жизни услышал, как страшно стонут лошади, от такого выражения боли животными «мурашки» бегали по спине. Мы схватили свои пищали, готовые к бою. Стрельцы успели ещё раз выстрелить. Всадники валились, как трава от косы. В одно мгновение мелькнула мысль «может по этой причине смерть ходит с косой». Я мельком глянул в сторону стрельцов, они лихорадочно перезаряжают пищали. А вот и наш рубеж в сто шагов. Залп! Картечь сносила строй всадников в ширину до двух метров. Я взял следующую пищаль. Время растянулось как резиновое. Первые крымчаки достигли засеки, они прыгали прямо с сёдел на бревна, старясь добраться до стрельцов. Шелестели стрелы, визжали татары, ругались русичи, ржали кони. Это походило на сумасшествие. Я не смогу сказать, сколько времени длилась атака татар, мне показалось целую вечность. На мою позицию, тоже карабкались татарские воины, с оскаленными от злости рожами. Выхватив саблю, я рубил по ногам, сам прикрывался щитом от ударов, вновь колол и рубил. И вдруг всё закончилось. Татары начали откатываться назад. Атака отбита. Мои холопы добили раненых крымчаков, что успели перескочить на нашу сторону. Над полем стояли стоны боли и страха раненых лошадей и людей. Я осмотрел своих воинов, все целы, даже раненых нет, а вот среди стрельцов были. Я пошёл к стрельцам для оказания помощи. С собой взял троих, Потапа, Идана и Яромила. Прикроют от постороннего взгляда, когда буду читать заговор на остановку кровотечения. Ни к чему мне лишние разговоры, ещё обвинят в колдовстве. Всем, конечно, не поможешь, но некоторых спасти можно. В этот день татары не повторили своей атаки. С наших позиций стали делать вылазки стрельцы, собирая трофеи. Осуждать их не принято, здесь так заведено. Князья и бояре уже получили свою прибыль с обоза, а вот простые ратники могут только с мёртвых взять оружие и монеты, если таковые найдут. Из моих холопов охотники нашлись, я не стал возражать, был занят ранеными, мои бойцы прикрывали меня щитами, на всякий случай. Думаю, в этот момент никто на меня не обращал внимания. Посчитать потери татар сейчас невозможно, а вот среди стрельцов таковые были. Погибло около сотни стрелецких воинов, раненых не меньше, хотя я точной цифры не знал. К вечеру задымили костры, русская рать готовила еду. Война войной, а обед по расписанию. Возможно, поговорка родилась в глубокой древности. Мои холопы вернулись с поля ближе к вечеру, приволокли целую кучу сабель, ножей и мешок с медными и серебряными монетами. Приволокли пять броней, и десяток кольчуг. Я осмотрел одну бронь, вполне добрый куяк. Разделят потом между собой. Добрые сабли возьмут себе, что не нужно продадут. Если, конечно, мы доберёмся до дома живыми. Я разрешил трофеи унести к лесу, где стояли наши кони.
Вечером я видел воеводу Шереметьева, он проезжал вдоль засеки, но возле нас останавливаться не стал. Вечером я сходил поболтать с Ерёмой, сотником стрельцов. Своим холопам дал задание сделать навесы из жердей, в два наката. Дополнительно проложить потниками для лошадей, сняв с трупов татарских коней. Очень мне не понравилось прикрываться только щитом, когда стрелы тучами падают на позицию русичей.
– Раненых много, отправляют их к обозу. Отойти нам сейчас никак нельзя, засека наша защита, в поле нас татары раздавят. Не уходят поганые, завтра снова начнут, – сетовал сотник.
– Еремей Олегович, как думаешь отобьёмся? – спросил я сотника.
– Ты, Роман Евстафьевич, первый год на службе, как я понял и сразу в такой котёл попал. А отобьёмся или нет, одному богу известно. Воевода Иван Васильевич, говорят ещё вчера гонцов в Тулу отправил, сообщить государю нашему, что не ушёл Девлет Гирей и будет сеча возле Судбижского леса. Может наш государь подмогу пришлёт, да только дней пять им идти не меньше, а то и подольше. За это время наши косточки вороны растаскивать начнут.
– Я помирать не собираюсь. Думаю, разобьём мы хана, непременно разобьём, – ободряюще произнёс я.
Еремей Житин внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. В его глазах я выглядел юношей, не знающим настоящих битв. Вернувшись к своим, обнаружил готовые навесы. Больше того стрельцы, глядя на нас тоже начали делать такую же защиту. Устал я за день чудовищно, так что уснул сразу, как только лёг. Проснулся, как только Потап коснулся меня. Он действует, как нянька, постоянно где-то рядом, но меня не напрягает, пока по крайней мере. Я прислушался к своим внутренним ощущениям. Такого мандража, как в первый день, нет. Даже какая-то решительность появилась. На рассвете в лагере русских началось движение. Со стороны реки татары не смогут обойти засеку, там берега высокие, а вот с другой стороны через лес, вполне могут зайти во фланг. Воевода Шереметьев это учёл, поставив туда детей боярских из поместного войска.