Влад Козлов
Красные кеды
9
И вот я здесь. Давно забытый детством человек, с бесконечно грустным и побитым внутренним ребенком, лежу на вонючей кровати. Мамы рядом нет, Евы тоже. В моменты полного уничтожения своего ментального мирка я больше всего хочу снова почувствовать хоть что-то. Хотя-бы на секунду, что я жив. Почувствовать на кончиках пальцев женское тело, холод январского мороза или пощечину проститутки, хоть что-то, лишь бы перестать прозябать на липком и вонючем дне моей жизни. Нужно было срочно что-то делать, куда-то идти. Нужно было избавиться от моего проклятия – от Евы. Умереть я не могу, духу не хватит. Это ведь сколько духу надо иметь, чтобы вот так просто прекратить своё существование? А самое главное – зачем? Это не имеет смысла, пока ты что-то не значишь в этом мире. Я решил терпеть мир и ждать чуда. Буду через силу жить, в надежде на прекрасное завтра
И самое главное. Как же мне избавиться от того иллюзорного замка, что построил я специально для Её величества в своей душной голове?
Мне ничего не оставалось, кроме как подселить кого-то на её место. И тогда я вспомнил Юну. Странную девушку, лет восемнадцати, но уверенно доказывающую, что ей восемнадцать.
Внешне она была похожа на обычную первокурсницу художественного колледжа. Вот ровно так, как вы себе представляете девушку, только начинающую свой путь в творчестве, но пытающуюся всеми силами показать это окружающим, так она и выглядела. Черное пальто, цветастый шарф, растрепанные волосы соломенного цвета, низкий рост, карие глаза, аккуратно, будто витриной, закрытые невероятно большими круглыми очками без «диоптрий».
Юна была приставучая. Она обладала синдромом Мери Джейн, а именно встречалась с богатыми, но давала бедным. Богатым был мой заклятый друг Серега, ну а я в этой истории был бедным, который с радостью закрывал её лоном свои душевные дыры и комплексы. Мне она совсем не нравилась, я просто мастурбировал ей. Просто мясной туалет на симпатичных восемнадцатилетних ножках, не более. Любил баловать себя тем, что давал ей разные «домашние задания». Любил запрещать ей заниматься сексом с Серегой, тем самым контролируя его настроение. Если она две недели ему не давала, то, обычно, он брал её силой где-то на столе, или даже в том же колледже в туалете, после пар. И если ей не удавалось отделаться от его пронырливого члена, то я заставлял её в красках описывать мне то, как именно он её трахал. Что делал, сколько это длилось, что она чувствовала – все, до последней детали. Я любил смотреть на то, как она нехотя, ради меня, проживает снова эти моменты, которые ей явно не понравились.
«Домашние задания» были разные. То я заставлял её перекрасить волосы в тот цвет, который мне сегодня нравился. Говорил ей рисовать веснушки перед сексом. Когда она долго не давала Сереге, я заставлял её караулить его, чтобы она сняла на видео, как он мастурбирует. А иногда я снимал наш секс на видео, и не отрываясь от процесса прикреплял его к сообщению, адресованному Серёге, не нажимая кнопку отправить, и клал телефон перед её лицом. Она так сжималась в эти моменты, истерила, плакала и вырывалась. А я заламывал ей руки, наматывал её волосы на кулак и наслаждался своим животным началом, ощущением того, что при помощи нажатия всего одной кнопочки я могу разрушить её жизнь, оставить ни с чем, сделать её такой же, как и я.
Как вы понимаете, мне это довольно быстро надоело. Я перестал общаться с Юной. Лишь изредка звал её к себе, когда совсем уж скучно было. Сереге она обычно говорила, что едет к подружкам обсуждать в очередной раз, какой именно вкус свадебного торта им выбрать.
А Серега сидит, улыбается, и даже не понимает, что такое бельё к подругам в гости не надевают. Такое надевают ко мне, и то, чтобы я на него посмотрел секунд двадцать, после чего сорвал его и кинул куда-нибудь в угол комнаты. Он-то её любить умел, а я трахать. В силу возраста любовь ей не особо сильно и нужна была. Она любила тех, кто заставлял закатываться её карие глазки, дрожать ножки и царапать ручки. А Серёга так – дополнение к квартире, в которой она жила.
По сути своей Юна была только насадкой на член, не больше. Единственное, что меня хоть немного привлекало в ней – это то, что она без всяких условностей мне верила, какую я бы чепуху не нёс. Что бы я ей не приказал- она это делала, отодвигая в сторону мораль и принципы, даже гордость. Все шло нахуй, если я ей приказывал быть плохой. Мы могли с ней и с Серегой пойти в кино втроём, а я приказывал ей сказать, чтобы Серега сходил за попкорном. И как только Серега выходил из зала она тут же с умоляющими глазами забиралась мне головой под куртку, которая лежала у меня на коленях.
Признаюсь, Юна стала меня возбуждать гораздо больше после того, как Серега сделал ей предложение. Мне так нравилось отбирать у других людей то, что отобрали когда-то у меня.
10
Свадьба у них была довольно милая. Родственники с обеих сторон, улыбка со слезами на глазах мамы Сергея, вечные наставления в «добрый путь» со стороны мамы Юны, огромный и красивый торт. Белоснежный, с фигурками. Серега не поскупился, мамуля его взяла кредит и можно было гульнуть на всю катушку. Конвертов подарили целые горы, родственники, которые впервые видели друг друга обнимались и плакали.
Я был свидетелем, а поэтому Серега просто не отлипал от меня. Все переживал, что денег мало подарят, что еда не понравится гостям, что музыка не очень и прочее, поэтому мной было предпринято решение успокаивать его исключительно алкоголем, так как его фраза: «Жених и свидетель должны за всем следить и оставаться трезвыми до самого конца» раззадорила и замотивировала меня как можно скорее развалить этот шабаш, споив жениха и трахнув невесту. Тем более Юну, кажется, это все только заводило. На этот момент она уже была настолько «ручной» для меня, что я получил её трусики себе в карман быстрее, чем ленточку свидетеля.
Во время танцевальной паузы тоже всё было вполне обычно: ёбнутые дети размахивали руками под музыку, какой-то толстый чей-то там родственник танцевал в центре, а гости вокруг него. Друзья жениха уже напились и во всю лапали подруг невесты. Серега в «дрова» ушел спать куда-то наверх, а Юна грызла меня взглядом, похотливая сука.
Уже через десять минут мы, растворяясь в поцелуе, буквально выбили дверь собственными телами, провалившись в одну из комнат дома. Для гостей было постелено здесь по-домашнему – на полу. Её руки, которые гуляли по моему телу говорили мне, как же ей надоело сегодня быть на первом плане. Еще с момента, когда она отдала мне свои трусики она ждала, когда я ей наконец воспользуюсь. Роль шлюхи ей шла гораздо больше, чем фата и белое платье.
Вдруг я услышал, как кто-то сопит в комнате. На футоне, в расстёгнутой рубашке, весь в пятнах от алкоголя, свадебного торта и рвоты лежал мой заклятый друг-куколд Серега. Алкоголь и возбуждение во мне решили наконец-то поставить последнюю точку в воспитании Юны. Я схватил ее за волосы, поставил на колени спиной к себе, перед лежащим на полу Серегой. Толкнул её так, чтобы её руки оперлись о пол по ту сторону тела Сереги, а волосы, над которыми с самого утра трудился весь коллектив лучшего салона красоты этого города аккуратно свисали над животом моего «друга по вагине».
Она умоляюще обернулась на меня. Она скулила, а её карие глаза кричали: «Не надо!». Я нагнулся над её ухом и прошептал:
– Прямо сейчас ты можешь все бросить и начать жить обычную жизнь. Просто скажи мне «нет» и я тут же уйду, и больше никогда не потревожу тебя. Мы будем дружить, но не больше. Если ты хочешь продолжить, то ты знаешь, что делать.
Я сел в ожидании. Это был последний шаг, прежде чем я окончательно подчиню её. Юна повернулась ко мне, её глаза были полны возбуждения и слёз. Она была похожа на зверушку, которой открыли клетку. Страх грядущей, возможной потери и страх сделать сейчас то, что может полностью изменить её жизнь. Если Серега сейчас проснется, пока я её буду нещадно брать прямо над его пьяным телом, то её хрупкий островок семейного счастья разрушится. Тот самый островок, на который она могла, если что, сбежать от меня. Островок «правильной» жизни, что придумало нам общество. А с другой стороны она сейчас имела все шансы открыть для себя самое сокровенное безумие, возможно, в своей жизни, сделав то, о чём никогда не забудет.
Она молчала, боясь пошевелиться. Пять секунд, десять, пятнадцать… Она замерла в страхе…
– Хорошо, ты сделала свой выбор. Прости, кажется я сомневался на счет тебя – оборонил я фразу полу-шепотом и встал с пола, многозначительно поправляя галстук по пути к двери.
– Макс, стой! Остановись…– сказала Юна.
Я обернулся. Юна положила левую руку на свою попку, медленно задирая подол свадебного платья. Длинный, пышный низ платья постепенно собирался в гармошку, предательски шурша по пути к спинке. Она оголила свой лунно-белый зад, и прогнула спинку, щекоча Серегу своими волосами.
Я достал её трусики из кармана, накинул ей на шею, и, наконец, дал ей то, чего она на самом деле хотела. Сдавленные хрипы на удивление не разбудили Серегу. В какой-то момент она даже легла на него, плакала, извинялась, но не могла остановиться. Сейчас она была Юной Совершенной, той самой, что ради собственной похоти и желания не просто преступила все нормы морали, а растоптала их, даже не заметив.
После крещения Юны в мои рабыни я встал, застегнул ширинку, защелкнул ремень и окинул взглядом идеальную картину поломки мира. Юна лежала кверху задницей на груди Сереги. Мою кристально верную насадку для члена украшали трусики на шее, растрёпанные волосы, порванное свадебное платье и похотливые карие глазки.
Я приказал ей убрать языком следы нашей «любви» с рубашки Сереги. Она неукоснительно начала это делать, а я стоял и наблюдал, смеясь над этим цирком, под названием «жизнь». Как же её легко сломать, эту вашу «мораль» и «культуру». Вся жизнь мне виделась как замок, а Юна – отмычкой, которой я мог все это вскрыть, поломать и сделать по-своему. Час назад она смеялась, собирала в пеленки деньги на первенца. Гости хлопали и умилялись, какая-же это красивая пара. А сейчас она слизывает мою сперму и собственные соки с рубашки своего «жениха». Её глаза счастливы, хоть тушь и потекла от слёз горя и экстаза. Одним щелчком я изменил её жизнь на «до» и «после».
От моего громкого заливистого смеха и языка Юны проснулся Серёга.
– Макс, доброе утро, че происходит? Юнка, ты чего тут лижешь? Хахах, прекрати, мне же щекотно! – заразительно смеясь пробурчал Серега.
– Да ты торт на себя вывернул, и потом пропал куда-то. Мы с Юной искали-искали тебя, а ты вот где, валяешься весь в торте и в рвоте. Мы с ней на сотку поспорили, что она весь торт с твоей рубашки съест. Ну и походу я проиграл, держи, Юн. – я достал из кармана бумажку номиналом в «сто», смял её и бросил в лицо Юны. Она улыбнулась.
– Это вам на пелёнки. А ты, Серёг, отдохни. Тебе еще шмотки в медовый месяц собирать. Юн – удачи! Присмотри тут за ним.
Юна молча кивнула. Кажется, что она до сих пор не отдышалась.
11
Юна была моей до самых кончиков. Всего один щелчок пальцами и она, не раздумывая бы, бросила всех и стала жить со мной. Она любила меня до беспамятства, а я все оттягивал момент того, чтобы забрать её у Сереги. Почему оттягивал? Да сам не знаю, лень было. Разговаривать я с ней особо не любил, а так, только трахаться. Мне льстило её поведение, её доступность только для меня. Даже будучи в браке она продолжала приезжать ко мне, то ли в надежде на что-то, то ли просто за эмоциями.
А я все искал истину вокруг себя. Я уже давно не понимаю, что хорошо, а что плохо. Вот бы кто мне это разъяснил заново. Периодически в моей голове всплывали мысли о Еве – я не мог её забыть. Сравнивал Еву с Юной, смеялся и тут же откидывал эту мысль от себя.
– Не, ну ты что, – думал я про себя – какое может быть сравнение? Кто «ОНА», а кто Юна? Я бы продал Юну с потрохами без всяких раздумий хотя-бы за то, чтобы на секундочку увидеть тень Евы у своего порога. Пусть Юну растерзают, изнасилуют или убьют – мне всё равно. Если это поможет мне найти хотя бы еще один путь к Еве – значит так тому и быть.
Иногда я позволял себе капризничать и Юна снимала номер в отеле, чтобы меня утешить. Меня встречал там прекрасный ужин, отменный секс, но в этом не было ни капли чувств. Только похоть. Только исследовательский интерес. Мне хотелось узнать, а что еще я могу сделать с этой реальностью?
Если так подумать, то я был счастлив лишь раз в жизни, когда был с Евой. Когда она была со мной – мы выстраивали реальность под себя, легкой рукой убирая с пути неугодных нашему «режиму» людей. Потому, что реальными были только мы с ней. А сейчас… Прошло уже много лет с момента моей встречи с Евой, и, кажется, я совсем опустил руки. Если раньше мне страсть приносил хотя бы поиск возможности встречи с ней, то сейчас все возможные варианты я уже перепробовал.
Точнее, почти все. Остались те, что за гранью нормы и безрассудства, а именно поломать ко всем чертям этот мир. Бросить вызов вселенскому порядку и выиграть, наконец, мою прекрасную Еву. Достать её из лап сна, погрузившись в безумие собственного удовлетворения. Где-то там, где самые безумные мои желания станут явью – я обязательно её встречу.
12
Я закрыл книгу «Маркиза де Сада», открыл телефон и набрал давно знакомый номер:
– Ало Юн?
– Привет, милый. – трепетно ответил юный женский голос.
– Привет, чего как ты? Твой где сегодня?
– Сережа… Серёжа сегодня на рабоооте до восьми, вроде, а что? Ты встретиться с ним хотел?
– Не, не с ним. Приезжай сегодня ко мне, кое-что покажу тебе. Будь в своём лучшем наряде.
– Оу, хорошо. Мне уже собираться? Прямо сейчас?
– Да, да, давай, жду.
Я положил трубку. Руки слегка дрожали, кажется я наконец сделал первый шаг в сторону той самой «абсолютной свободы», при помощи которой я достану тебя, о моя Ева!
Ждать пришлось не долго. Через пару часов в дверь зазвонили, я открыл. На пороге стояла девочка в колготках, на каблуках и в плаще. Не говоря ни слова, она прошмыгнула внутрь, а я закрыл за ней дверь провернув ключ дважды. И только после этого она прыгнула мне на шею, повиснув на ней, начала целовать и говорить, как же она соскучилась.
Ну еще бы она не скучала. Я пару месяцев молчал. Так интереснее. Чем дольше её томить, тем больше она сможет сделать по моему приказу. Люблю, кода она послушна. И сейчас, как верная собачка, приехала полностью готовой. Под плащом была только портупея, митенки, чокер и черное кружевное бельё.
Я не хотел её сейчас, но выглядела она неотразимо. Гораздо больше я хотел запечатлеть образ верной любовницы на холсте, пока горят её глаза. Пока она еще в состоянии говорить слово «да». Кажется, сегодня она абсолютно безотказна.
Схватив её за чокер, я повел её в главную, большую комнату. Она уже начала немного задыхаться и вцепилась в мою руку. Её ждало нечто гораздо большее, чем обычный секс. Сегодня Юна станет частью моего первого творения.
Я снял с неё плащ, постелил на пол. Приказал ей встать передо мной на колени. Из тумбочки я достал веревки, которые остались от предыдущих наших игр. Связал ей руки за спиной, причем один конец веревки овивал запястья, а другой – шею. С каждым моим словом её глаза горели ещё большей страстью и трепетом, она ждала подчинения. Достал из шкафа кисти, краски, разбавитель, холст и ножницы. Вспомнил свой сон, который снился мне много лет назад. Вспомнил мою Еву… В груди всё сжалось от сожаления и скуки.
– Моя жизнь оборвалась после нашей разлуки, моя дорогая Ева. Родная моя, хорошая, любимая, нежная. Скоро мы будем вместе – прошептал я, глядя на хаос в моем шкафу.
С нехитрым набором инструментов я сел перед Юной. Она немного замерзла, пока бежала ко мне. На её нежных ножках виднелись следы недавних мурашек, а кожа была прохладной. Юна замерла в ожидании.
Чего-то в ней всё-таки сейчас не хватало. Я молча сидел, смотрел на неё и думал. Юна смотрела, доверяла и ждала.
– Души себя – сказал я.
Юна потянула руки за спиной вниз, слегка увеличивая давление веревки на маленькое, почти детское, горлышко.
– Сильнее, я не вижу! Сильнее! – крикнул я и дал ей пощечину. Юна высунула язык и стала душить себя сильнее.
Я начал «мять» её тело, упиваясь её покорностью. Она почти готова, осталось совсем немного. Ручки Юны пытались наигранно вырваться из оков верёвок, а я наслаждался выражением её милого личика. Она тяжело дышала и смотрела в мои глаза, будто пытаясь предугадать мои следующие действия. Я схватил её за черные кружевные трусики и потянул, она застонала, пытаясь хотя бы коснуться низом животика моей руки. Моя рука продолжала сводить её с ума, изучая её тело и погружая её в омут безумия.
И вот, когда её взгляд начал умолять меня о сексе, её ноги дрожать, а голос шептать: «Хочу, дай, скорее», я взял ножницы и срезал локон её волос.
Вот то, чего мне не хватало. Чтобы изобразить её фигуру и эмоции, чтобы мыслить о ней каждый раз, даже краем взгляда задевая на ходу картину я должен вложить частичку неё в эту работу. Эта работа должна быть пронизана Юной. Её развратностью, станом, взглядом, подчинением. Я хочу, чтобы каждый, смотря на эту картину, почувствовал апельсиновый запах её тела.
13
Срезанные волосы я старательно заправил в семимиллиметровую гильзу. Такие гильзы используют специально для самодельных кистей, вдруг кто не уверен в мягкости заводского ворса. Пассатижами аккуратно обжал, вставил ручку. Юна увлеченно и с лёгким непониманием смотрела на меня. Не откладывая свою задумку ни на секунду, я сел перед ней и начал рисовать. Краски смешивались в сладострастную агонию моей любовницы. Через час её улыбка с прикусанной губой уже сверкала на моём холсте, в то время, пока я мучал её, не давая ей кончить. У неё дрожала каждая конечность, глаза были полны слёз, а по ногам стекала влага.
Еще через час я развязал её руки, дав тем самым ей возможность играть с собой, а другой конец веревки взял в руку, взяв под контроль её удушье. Её глаза закатывались, она вела себя как собачка.
– Ты хочешь ребенка от меня? – спросил я у бьющейся в конвульсиях Юны.
– ДА! Господи, боже…Да! Сделай это. Сделай мне ребеночка. Я воспитаю его вместе с Сережей – прорычала Юна. Я слегка ослабил веревку на её шее.
– И он ничего не узнает? Неужели ты настолько шлюха, что не расскажешь ему об этом?
– Мне плевать на него, я ппппросто живу у него дома. Он дает мне деньги. А ты меня трахаешь. Ты красивее, ты лучше, чем он. Я хочу ребенка от тебя.
– Если будешь хорошей девочкой, то будет тебе ребенок. Я хочу, чтобы ты ни на секунду не забывала кому ты принадлежишь – властно сказал я.
Наконец, я закончил. Вот он, у меня в руках! Ребенок моего гения. Рожденное моим собственным Богом творение, сотканное из нитей страсти Юны. Творение, что создано в бездне нашей похоти при помощи частички её тела. Холст изображал мою Юну, стоящую на коленях с раздвинутыми ногами. Её шею овивала веревка, причем давно, о чем говорят красные следы на её шее. Красные следы были по всему телу. По персонажу на моей картине видно, что он прошел сквозь длительные страстные муки, тело украшали также следы укусов, засосы и синяки. Мне было абсолютно плевать, что подумает про неё дома Серега. Что мне до его мнения? Он всего лишь очередной бездумный персонаж этой жизни. Наверное, первый персонаж «вымышленный», которого мне удалось вычислить.
И это не удивительно, он всегда предпочитал виртуальную жизнь реальной. Виртуальная жизнь проста и скучна, там все готово для тебя. Все квесты прописаны, и сломать слишком просто. Вылез из неё, потрепыхался своим скудным телом на своей шлюхе-женушке и обратно, а что снаружи не волнует. А снаружи всегда был я. Я! Я тот, кто изменит все, перевернет мир с ног на голову. Такие как Серега будут называть меня «судьба».
Я думал об этом, стоя в победной позе, поставив ногу на спину Юне. Она стояла на коленках, своим модным юным личиком уткнувшись в мой старый прокуренный ковёр. Юна облизывала ковер и нещадно ласкала себя. Соседи давно устали стучать по трубам, пытаясь заглушить её сегодняшние, безусловно мелодичные стоны.
14
Люблю «символизм» своего рода, а потому сижу и шью мешочек на молнии из свадебного платья Юны. В семье Сережи её настолько любят, что нисколько не перечат её желанию, каким бы странным оно не было. Да и сейчас настала пора странных желаний в её жизни, ведь она беременна. Пятый месяц, будет мальчик.
Я шью пенал из свадебного платья Юны, и представляю, как Серега гладит животик, в котором мой сынишка. Дитя моего Господа, дарованное Юне в один из разов очередного безумного проявления нашей похоти. Он целует её в губы, которые облизывали мои туфли. Он гладит её ручки, которые месяц назад упирались в стену в этой комнате. Он слушает её нежный голос, который кричал «Ещё», в тот же день, в который упирались руки.
Последний стежок, и пенал для кисточек готов. Первой кисточкой будет конечно же «Юна». Чем же наполнить пенал дальше? Это вопрос, серьезный. От него зависело сейчас то, каким человеком я проснусь завтра. Пожалуй, пойду прогуляюсь. Ведь, всё таки, лучший способ справиться с соблазном – поддаться ему.
Сегодня Макс наконец выйдет из своей клетки. Никто его не будет дразнить, никто не будет смеяться над ним. Это был какой-то другой человек, в далёком прошлом появившийся и безнадежно забытый. Новый Макс – Бог этого мира. Ему дозволено делать с этим миром что-угодно, ведь раз ему покорилась вселенная по имени «Юна», значит покорится и этот жалкий мир.
Делаю шаг к входной двери. Красив, молод, свеж, опрятен, высок. В руках пенал и ножницы, прическа поставлена с зачесом назад. Я возьму от этого мира все, что я только захочу. Надеваю свой любимый плащ. Купил его в память о своем сне, ведь после него на мне всё висело. Одежда смотрелась огромной, поэтому мой выбор пал на женский бежевый плащ из магазина second hand, что за углом.
Надо сказать, что я уже порядком забыл тот сон в коме. Помню лишь то, каким счастливым я там был. А еще помню, что должен делать. Даже не «хочу» – «должен»! Слово «хочу» здесь просто халатно, не иначе. Я должен сломать мой собственный игрушечный мир, чтобы построить его заново. Мир только для меня. А для начала такого великого пути я должен сделать первый шаг. Собственно, я уже сделал, но я не чувствую должного удовлетворения, мой внутренний Бог безутешен, он ищет свою Еву, он её ждёт. И чтобы достойно в будущем её встретить я подготовлюсь. Я стану человеком, достойным её взгляда. И для начала я оживлю, наконец, своё творчество.
Улица встречает меня свежим летним ветерком. Солнышко продирается сквозь деревья, освещая угрюмую подъездную дверь и превращая её в волшебные эдемские врата. Вся улица играла красками. Дворник еще не успел дойти до нашего двора, чтобы убрать всю красоту, а потому под ногами красовались листики да веточки. Вот такая моя улица – не убранная, солнечная, со старыми домами, бабками и детьми, маленькими ларьками и ржавыми гаражами. В такие моменты она жила, дышала летом. И я захотел запечатлить кусочек этой жизни на холсте. Я искал вокруг себя лето – бродил, заглядывал за деревья, под лавочки, смотрел на детей вокруг. И, вдруг, увидел девочку с настолько белокурыми и светящимися волосами, что у меня аж закружилась голова.
