Влада Ольховская
Дожить до весны
– Это можно объяснить нарастающим психозом.
– Можно. Но только ли этим? Думаю, вы видели фотографии моего отца… Скажите, таким человеком сложно притвориться?
И снова она была права: Алексей Прокопов, неопрятный, заросший, долгие годы скрывал половину лица под усами и бородой. Если бы кто-то решил его заменить, сделать это было бы не так сложно. Особенно при том, что, если верить словам Ирины, самозванец даже не озадачивался актерской игрой, он скопировал внешность Прокопова, не потрудившись выяснить все особенности его отношений с дочерью. Зачем, если он изначально собирался убить свой прототип?
– Есть и еще кое-что, – сказала Ирина. – Дело ведь не только в этом дне, есть другие странности! В полиции сказали, что папа сам собрал эту бомбу – нашел инструкции в даркнете, смешал ингредиенты… Он, который был эталонным гуманитарием!
– Даже эталонный гуманитарий может смешать компоненты бомбы.
– Может, – с готовностью согласилась Ирина. – Он их найти не может! Папины навыки обращения с компьютером сводились к базовому использованию социальных сетей. Он, даже много лет выгружая ролики на свой канал, не научился монтажу! Паролем от его почты было «один-два-три». Он почти не пользовался карточкой, предпочитал наличные, потому что боялся банкоматов. И этот человек разобрался, как влезть в даркнет и найти инструкции по созданию бомбы? Да я этого сделать при всем желании не смогу!
– Возможно, он действовал не один.
– Он действительно действовал не один! Но полиция считает, что один. Они изучили его круг общения, его компьютеры, никакого сообщника не нашли.
– А вы, надо полагать, нашли?
Ирина заметно смутилась:
– Ну… да и нет. Я говорила с теми, кто его знал – соседями, людьми из издательства… По большей части они не могли выделить кого-то близкого в его окружении. Но некоторые соседи предполагали, что к нему ходит женщина.
– «Предполагали»?
– Никто ведь не следит за своими соседями в дверной глазок – так только в книгах и фильмах бывает! Да и происходило это ночью… Но ночью тоже не все спят! Собачники, те, кто возвращался с работы или из клуба, видели папу с какой-то женщиной, в том числе и входящими в дом. Разве это не странно? Эта женщина как будто намеренно сделала все, чтобы ее потом никто не опознал!
– Если она была.
– Я думаю, что была… Все ведь потом подстроили очень ловко! Ингредиенты этой бомбы у папы в квартире, поисковые запросы в его компьютере… Даркнет этот проклятый! Кто-то помогал папе… Или просто изучал папу, чтобы его заменить!
Ирина действительно верила своим словам – настолько, что даже не замечала пробелов в собственной истории. Судя по отчету экспертов, Алексей Прокопов погиб в день взрыва, независимо от того, он устроил теракт или нет. А до этого он много месяцев не замечал подозрительную женщину в своей квартире? Не видел странных ингредиентов? Впрочем, и отмахнуться от слов Ирины у Форсова не получалось. То, о чем она говорила, не тянуло на фантазии горюющей дочери. Все элементы могли сойтись в единую картину. Сумела бы женщина, далекая от криминала, просто взять и выдумать их?
– Это все? – уточнил Николай.
– Есть кое-что еще, последнее… Папа создал этот свой ругательный канал лет пять назад, точно не помню… Но популярны эти ролики никогда не были. Ну да, в них есть что-то смешное. Но при этом в интернете полно роликов смешнее, полезнее и с нормальным видеорядом! Так что количество просмотров под каждым роликом хорошо если до сотни дотягивало… Изначально.
– А несколько месяцев назад это изменилось?
– Вот именно! Я не могу сказать, что папин канал вдруг стал популярным, но в этот период начался заметный рост подписчиков, да и ролики стали выходить чаще.
И это тоже имело смысл… Если кто-то действительно готовился выдать Алексея Прокопова за террориста, основания должны были стать чуть более публичными, чтобы всякий, кто просмотрит его ролики, примкнул к числу невольных свидетелей обвинения.
Снова странность… Каждая из странностей, названных Ириной, была ничтожна сама по себе, однако набралось их столько, что игнорировать ее историю не получалось.
– Почему вы пришли именно ко мне? – спросил Форсов.
– Я попыталась обратиться в полицию, но там мне сразу сказали: то, о чем я говорю, – не доказательства и не основания для возобновления расследования. У меня и нет настоящих доказательств! Все сводится к личности папы, к поступкам, поведению… Я стала искать, кто мог бы разобраться с таким. Я бы вас, если честно, не нашла, но моему мужу подсказали… Так вы мне поможете?
Николай прекрасно понимал, почему полиция отмахнулась от Ирины – и дальше будет отмахиваться. Теракт – это всегда скандал. Это не просто смерть, это угроза, внимание со стороны общественности и руководства. Исполнителей и организаторов нужно поймать как можно скорее, и если окажется, что обвинили не тех или поймали не всех, кое-кто может лишиться погон. Если бы Ирина принесла полноценные доказательства, проверку бы все равно провели, но из-за «догадок и ощущений» громкое дело трогать не станут.
Да и Николай не был уверен, что права сейчас Ирина, а не полиция. Но его чужие карьеры не интересовали, его интересовала только правда.
И эту правду он хотел найти.
⁂
Гарик Дембровский всегда считал, что на печальных и мрачных событиях не стоит сосредотачиваться. Ну, было и было. Нужно действовать: исправлять, делать выводы, а если это невозможно – отскочить, как мяч от стены, и жить дальше.
В теории звучало очень легко, проблемы возникали на этапе воплощения. Оказалось, что не от всего можно просто отскочить и сделать вид, будто ничего не было. Некоторые проблемы тянутся следом, как стая голодных дворняг, даже когда главная угроза миновала.
Лучше всего против такого обычно помогало действие, но тут Гарик действовать не мог. До передозировки не дошло – однако отравился он знатно. Он даже не мог сказать, чем именно, и это усложняло процедуру очистки. Богатый опыт прошлого подсказывал ему, что какими-то галлюциногенными грибами. Но какими именно? Сейчас этой дряни развелось куда больше, чем следовало бы – потому что она вообще не нужна.
В его случае это привело к тому, что он оставался прикованным к кровати, неспособный действовать, вынужденный думать. А о чем тут думать? Как легко рискнули его жизнью? Кто именно это сделал? То, что все могли поверить в его смерть от передозировки, если бы до такого дошло? Нет, не дошло бы, никто бы не осмелился, но – вдруг? А если бы «вдруг», то поверили бы. Не все, но многие из тех, кто имеет значение.
Это было большой проблемой номер один. Большой проблемой номер два стало то, что уже показало свою уродливую морду на горизонте. Желание… зависимость. Прямо сейчас, скованный слабостью и мучающийся от тошноты и головных болей, он точно не хотел продолжения. Но он понятия не имел, что будет дальше. Ему было плохо и больно, пока он сопротивлялся действию дурмана. Однако потом пришло именно то, ради чего эту отраву употребляют добровольно: обострение чувств, которого естественным путем не достигают. Потому что это не нужно – слишком опасно, уничтожает мозг… Но когда знаешь, что такое возможно, так ли просто отвернуться?
Ему хотелось верить, что он сможет. Однако сказать наверняка Гарик не брался, это остальных он убедил, что в прошлый раз легко соскочил, сам-то он знал правду. Да и потом, мрачные мысли о случившемся подтачивали его изнутри, склоняли к тому, что нужно снова попробовать – совсем чуть-чуть, просто чтобы не разбираться с проблемами прямо сейчас, дать себе паузу, спрятаться от мира.
Форсов пытался ему помочь, но, чтобы это получилось, Гарик должен был говорить с ним, довериться, а у него почему-то пока не получалось… Может, потому, что он не решался открыть наставнику всю правду? Даже при том, что Форсов, кажется, и сам догадался, кто за всем стоит. Есть ведь еще Матвей и Таиса… Таиса, которой он точно предпочел бы такое не показывать – и которая уже увидела слишком много! Гарик был рад, что прямо сейчас их нет поблизости. Но рано или поздно они вернутся, ему придется с ними общаться, смотреть им в глаза… Он понятия не имел, получится ли у него.
Единственным человеком, с которым ему относительно легко было разговаривать, оставалась Вера. Она вроде как знала о нем то же, что и остальные, и имела такое же право осуждать его. Но у Веры не профессионально, а совершенно естественно получалось располагать к себе людей, и легко было поверить, что она никогда от него не отвернется.
Она в очередной раз принесла ему обед, и запах еды, наполнивший комнату, сегодня даже не спровоцировал тошноту. Определенно прогресс! Гарик выдал вполне убедительную улыбку, и это тоже можно было считать признаком выздоровления.
– Что у нас за блюдо дня? – поинтересовался Гарик, помогая Вере поставить поднос на столик возле кровати. – Это что, попугай?
– Это перепел.
– Тот же попугай, только до стильного преображения. Николай наш Сергеич такое ест?
– Не ест, – рассмеялась Вера. – Потому и велел скормить тебе.
– О, я же говорил, что полезен в хозяйстве!
– А это никто под сомнение и не ставил. Как ты, солнышко?
– Как и положено солнышку: тёпл, бодр и сияю, – отозвался Гарик, прикидывая, чего в перепеле больше: костей или мяса.
Обычно Вера в обед уходила, позволяя ему есть в одиночестве – зная, что это нужно. А на сей раз она осталась… Значит, решила, что он готов к разговору, который ему наверняка не понравится. Гарику чертовски хотелось попросить ее отложить это, обсудить все позже, не сейчас, желательно – вообще никогда. Но он сдержался: Вера делала только то, что абсолютно необходимо.
– Давайте сразу худшую часть, – позволил Гарик. – Кстати, там только плохое или хорошее тоже есть?
– Там хрестоматийно, есть две новости, хорошая и плохая.
– О, давайте хорошую, я хоть суп, не подавившись, допью!
– Тебе не придется ложиться в клинику. Да, ты пережил кризис, и в ближайшие недели понадобится строгое наблюдение. Но тип использованного наркотика и реакция на него позволяют надеяться, что ты справишься без привлечения сторонних специалистов.
Она сказала только это – однако Гарик понял и кое-что другое. Во-первых, Форсов не собирается прерывать с ним общение, и это важно… Сейчас даже важнее, чем раньше. Во-вторых, Форсов займет его сторону, если Матвей, вернувшись в особенно плохом настроении, все-таки решит устроить второму ученику головомойку.
Новость и правда хорошая, жалко, что не избавляющая ото всех остальных сложностей.
– Что ж, новых друзей я в ближайшее время не заведу, – вздохнул Гарик. – А плохая новость в чем?
– Коля считает, что тебе следует подать в суд.
Он все-таки подавился. Правда, не супом, а чаем, но какая разница, если подразумевалось это как шутка, а в итоге привело к затяжному приступу кашля?
– Что? – спросил Гарик, едва обретя контроль над голосом. – Нет! Какой еще суд, над кем?
– Ты знаешь, над кем. И Коля знает. Он считает, что это вышло далеко за пределы шутки. Если такое оставить без наказания, будет повторение.
– Так ведь это была не шутка, – проворчал Гарик. – Это была месть.
– Ты правда так считаешь?
– Ну да. В декабре мой отец попал в аварию… Вы ведь знаете об этом?
– Знаю, – кивнула Вера.
Гарик предполагал, что так будет – Форсовы не упустили бы несчастный случай в его семье, а с учетом репутации его отца, это еще и в новостях мелькнуло. Никто, на самом-то деле, не удивился… Может, некоторых людей возраст действительно делает спокойней и мудрее. Однако Александр Дембровский об этом то ли не слышал, то ли проигнорировал. Он и после семидесяти продолжил гонять куда быстрее, чем следовало бы, а это ни в каком возрасте до добра не доводит.
Тут многое зависело от удачи, и в декабре она Александру все-таки изменила: автомобиль слетел с дороги и врезался в бетонное ограждение. Хорошо еще, что машина оказалась крепкой, дорогой, с отличной системой безопасности. Она сохранила Александру жизнь, и все же травм он получил немало, главной стали переломы обеих ног.
– С того момента и на ближайшие месяцы у бати из персонального транспорта только коляска, – пояснил Гарик. – Потому что сам виноват.
– Он-то виноват, а ты? С тобой это как связано?
– Напрямую – никак. Но кое-кто в нашей семье решил, что батя нуждается в сиделке, а я отлично подхожу на роль. Мне сказали приехать и держать умирающего за руку, роняя скупые слезы на его ночнушку. Однако у меня не было слез, а у него – ночнушки, и разговор завершился дружеским «иди на хрен».
Гарик до сих пор был уверен, что поступил правильно. Тут ведь нужно учитывать не какую-то нейтральную мораль, а их с отцом отношения, и своим отсутствием Гарик сделал для здоровья Дембровского-старшего куда больше, чем играми в сиделку. По крайней мере, для здоровья душевного.
– Ну и что с того? – изумилась Вера. – За что тут мстить? За то, что ты не предоставил помощь, которая на самом деле была не нужна?
– За то, что не послушался. Кое у кого пунктик на контроле.
– Гарик, это несерьезно.
– Не знаю… У меня как-то не было настроения для заливистого хохота. Но вообще, одно с другим сходится.
– Что у тебя с чем сходится?
– Я ведь не просто так оказался… там, – поморщился Гарик. – В том долбанном баре. Мы хотели обсудить именно это, была встреча…
– Кто-нибудь кроме тебя на эту встречу пришел?
– Нет. Тогда я решил, что в этом и заключается пакость: заставить меня прийти просто так. Детский сад, но терпимо. А потом меня накрыло…
– И туда прибыла полиция, – напомнила Вера. – Которой, как уже выяснил Коля, кто-то анонимно сообщил о «буйном наркомане».
– Да уж, анонимно… Но все это укладывается в мою теорию о мести.
– Это серьезный удар по твоей репутации, дорогой, не говоря уже о твоем здоровье. Даже если ты прав и единственной причиной была месть, это недопустимо. Поэтому необходимо наказание…
– Нет, – прервал Гарик. – Очень извиняюсь, что перебиваю, а за остальное не извиняюсь. Да, было паршиво. Но она считала, что права. Плюс, своего она не добилась и теперь отцепится.
– Ты в этом так уверен?
– Угу. Она изначально дороговато заплатила за такой сценарий, да и ее контакт в полиции наверняка ей какой-нибудь штраф прописал, чтобы не баловалась. Мы квиты! А если я сейчас заговорю про суд и наказание, она воспримет это как объявление войны. Поскольку этой дуре делать больше нечего, в войну она как раз может вписаться, это вполне подходит под ее определение слова «весело». А я ей подыгрывать не собираюсь.
– Я не буду заострять внимание на том, что ты не прав, – мягко произнесла Вера. – Мы даже проигнорируем то, что Коля тоже так считает. Ты мне лучше скажи… сам ты уверен, что все обстоит именно так?
– Ни секунды сомнений! – бодро соврал Гарик. – Знаете, что мне действительно нужно? Новое дело!
– Гарик… Ну куда ты лезешь?
– В бой. Я в порядке, честное слово, и готов и дальше жить и страдать на пользу общества. Ну как, есть что путное? А оно ведь есть, я знаю!
Вера лишь укоризненно покачала головой. Спорить и дальше она не собиралась – как не собиралась передавать ему материалы, хотя доступ к заданиям у нее был. Она, скорее всего, расскажет о его просьбе Форсову, ну а уже Форсов авторитетно пошлет его подальше.
Дожидаться этого момента Гарик не собирался. Когда Вера покинула комнату, он достал свой смартфон и подключился к общему диску. Доступ был не открытый, но это для посторонних. Сам Гарик давно уже уговорил Юдзи обеспечить ему подключение – и теперь в очередной раз порадовался своей предусмотрительности.
Ему это было действительно нужно, причем что-нибудь посложнее. То, что будет важнее случившегося с ним… и всего, что еще может случиться.
Дело он все-таки подобрал, причем быстро. А как только появилась цель, нашлись и средства ее достижения: Гарик собрался, отыскал свою одежду, уже выстиранную и выглаженную Верой, и покинул дом, причем через окно – не столько из необходимости, сколько чтобы потренироваться.
Сам он был уверен, что новое задание – это способ реабилитации, значит, все в порядке. Форсов, естественно, будет недоволен, но вряд ли отстранит его от работы – Матвей и Таиса пока в отъезде, а дело важное.
Он не сомневался, что в ближайшие дни это расследование станет центром его внимания, а когда оно закончится, недавние события забудутся сами собой. По крайней мере, такой был план. Но, добравшись до дома, Гарик обнаружил нечто неожиданное.
На коврике перед его квартирой лежал букет цветов – из тех, что доставляют курьеры. Тут, скорее всего, тоже курьер доставил, пробрался в подъезд вместе с какой-нибудь тихоходной старушкой, долго барабанил в дверь, предсказуемо не получил ответа, стал созваниваться с заказчиком. Ну а заказчик милостиво позволил ему оставить веник на коврике, зная, что на это счастье никто не позарится и сообщение Гарик получит.
Четыре кроваво-красные розы, уже подвявшие, и записка при них.
«Хорошо посидели. Скоро нужно повторить».
⁂
В последнее время многовато навалилось. Матвей не собирался жаловаться, споры с судьбой еще никому не помогали. Просто отмечал произошедшее как факт – и анализировал свою реакцию на него, искал ошибки… к сожалению, находил.
Первое – Гарик. Получилось слишком эмоционально, а потому глупо, причем на грани жестокости. Узнав о том, что случилось, Матвей рассматривал только один вариант развития событий. Он теперь и сам не брался сказать, почему… Может потому, что он, как и Форсов, замечал моменты, когда Гарик уже подходил к краю – таких за прошедшие годы было немало. А может, это связано с тем, что никому не было нужно подставлять его. По крайней мере, Матвей о возможных причинах не знал… И это тоже ошибка: верить, будто ему известно все. Да сам Гарик мог не знать, что у кого-то есть причина начать за ним охоту!
Матвей не собирался делать вид, будто ничего не случилось, лишь потому, что его действия не усугубили ситуацию. Для себя он решил, что у него теперь долг перед Гариком, который рано или поздно придется отдать.
Второе – Таиса. Конечно же, потенциальные источники уязвимости – это люди, которых ты подпускаешь близко. Не то чтобы Матвей не знал об этом или не пытался предотвратить, просто иначе не получалось, оставалось лишь справляться с последствиями.
Таиса застала его врасплох. Он был уверен, что, если она не касалась темы его прошлого столько месяцев, то уже и не коснется. А она выбрала именно этот момент… когда Матвей еще толком не взял себя в руки после случая с Гариком. Он даже на миг предположил, что специально, потом понял, что вряд ли. И не в ее характере, и знаний для такого хитрого маневра не хватит.
Он ответил ей, потому что не мог не ответить. Но прошло все не очень хорошо, тут и сомневаться не приходится. Во-первых, Матвею пришлось импровизировать, он плохо контролировал то, что говорил ей. Врать Таисе он не собирался с самого начала, так ведь и правду можно подать по-разному! А он даже не помнил толком, что сказал ей.
Во-вторых, он не сумел проанализировать реакцию Таисы. Обычно у него получалось, но не теперь, и он понятия не имел, что она подумала о нем. И все же она прервала разговор до того, как стало совсем уж тяжело, а потом в своей типичной манере полезла обниматься. Матвею оставалось только принять это, тут, в отличие от случая с Гариком, и полноценные выводы сделать сложно.
Он позволил себе паузу – то недолгое время, что оставалось до посадки. Потом снова нужно было действовать, и неприятное чувство, оставленное разговором с Таисой, отступило само собой.
В аэропорту Матвей сразу арендовал машину, знал, что так удобней: они направлялись в маленький городок, там с общественным транспортом дела обстоят не очень. К тому же оставалась вероятность, что им придется наведаться в ближайшие леса, хотя поездка приятной точно не будет.
Они расследовали дело об исчезновении семьи. По крайней мере, так считалось официально. Матвей подозревал, что задание следует рассматривать как дело об убийстве семьи, просто пока что не было официальных оснований говорить об этом. И все же… Ну какие еще варианты? Беременная женщина и две маленькие девочки исчезли пять дней назад, с тех пор никто ничего о них не слышал. Понятно, что они мертвы. Но для того, чтобы наказать их убийцу, полиции нужны хоть какие-то улики, а улик как раз нет.
Это было одно из тех дел, когда убийца всем известен, однако перед законом он чист. Для этого и вызвали профайлеров: полицейские методы не сработали, появилась вероятность, что виновный останется безнаказанным.
Все это Матвей изучил, ожидая, когда Таиса закончит сборы, да еще в самолете. Таиса же добралась до материалов только сейчас, она просматривала пересланные Форсовым файлы, пока Матвей вел машину по загородному шоссе.
Никаких подсказок Матвей ей не давал, однако она после первого же прочтения спросила:
– Муж?
– Муж, – кивнул Матвей, не сводя глаз с дороги. – При таких случаях это чаще всего муж.
Со стороны семья Коха́новых смотрелась если не идеальной, то близкой к этому, эдакая семья с открытки. В их случае это было не избитой метафорой: Жанна Коханова активно вела соцсети, часто заказывала фотосессии и результаты выкладывала на всеобщее обозрение. Так что у нее и мужа была полный набор подтверждений стандартного счастья: фото у камина на Новый год, фото с разноцветными яйцами на Пасху, фото с воздушными шариками на день рождения. Модели тоже подобрались отличные: высокий, мужественный, подтянутый Григорий Коханов, не безупречно красивая, но очаровательная Жанна, две маленькие дочки, похожие на светловолосых ангелочков. Намечался еще и кто-то третий – Жанна была на восьмом месяце беременности. Кто – больше не имело значения… Скорее всего, так. Матвей принял эту версию по умолчанию, чтобы подготовиться, не поддаться эмоциям в решающий момент, нельзя же так часто повторять собственные ошибки!
Семья была не богатая, но вполне обеспеченная, причем зарабатывал не только Григорий: у обоих супругов был свой бизнес. Глава семейства сдавал в аренду машины и сам нередко таксовал. Жанна начинала карьерный путь официанткой в придорожном кафе, но уже к рождению первой дочери выкупила заведение, а теперь еще и дополнила его службой доставки, столь редкой среди маленьких деревень.
Все их знакомые теперь в один голос твердили, что они замечательная семья, без проблем, а значит, Гришу напрасно подозревают – он точно не мог! Однако опыт подсказывал Матвею, что в семьях, где безупречность упорно доказывают десятками красивых фото, проблем обычно немало.
О том, что Жанна пропала, в полицию заявила подруга. Коханова и эта Светлана только-только вернулись из Москвы – с конференции для малого бизнеса. Многие убеждали Жанну, что в ее положении лучше не путешествовать, но ей хотелось, да и третья беременность проходила легко. Правда, после шестого месяца Жанна не рисковала садиться за руль, поэтому домой ее отвезла Светлана. Но подругу это не насторожило: Жанна сказала, что муж работает, он приедет только утром, казалось, что все под контролем.
Уже на следующий день Светлана позвонила подруге, чтобы узнать, все ли хорошо – и не получила ответа. Вообще. В иное время она бы от такого отмахнулась, а теперь не могла, она поехала проверить все лично, однако Жанны в доме не обнаружила.
Зато она пересеклась с Григорием. Он, похоже, только-только вернулся из той самой поездки и настороженным не выглядел.
– Включи видео ее допроса, – посоветовал Матвей, заметив, что Таиса добралась до нужного документа. – Так быстрее будет.
Он не знал толком, кто передал это дело Форсову, да и не интересовался. Куда большее значение для Матвея имело то, что им прислали все материалы, которые были у полиции.
Таиса не стала спорить, и вскоре на экране ноутбука появилась полная молодая женщина, растрепанная – но не из-за неряшливости, так выглядят люди, которые из-за горя забывают о собственной внешности. Накануне она плакала, однако со следователем теперь разговаривала спокойно.
– Гриша поздоровался со мной как-то холодно, только я не обратила на это внимания… Вражды между нами никогда не было, дружбы – тоже. Ну, он из тех, кто думает, что баба – друг человека, Жанночка над таким смеялась, а я игнорировала, мне с ним детей не крестить. Да и не важно мне это! Тогда мне только хотелось узнать, куда делась Жанночка…
– Что он вам ответил? – спросил полицейский, остававшийся за кадром.
– Что не знает! Я говорю: как это? А он такой: типа, вот так! Сказал, что Жанночка забрала детей и уехала куда-то, но он не знает, куда. Я ему: «Гриша, ты чего? Как ты можешь не знать, где твои жена и дети? Да и вообще, она только ночью вернулась, беременная… Куда ей ехать?» Тогда он и сказал мне, что они разводятся. Живут еще вместе, но уже давно не семья. А я такая: «Чего? Жанночка мне ничего не говорила!» Она действительно не говорила, никто и подумать не мог… Да у них третий ребенок должен родиться, кажется, наконец-то мальчик, Гриша так радовался! А теперь рассказывает мне, что у них развод, и как будто пофиг ему!
И все же в тот момент Коханов сумел убедить Светлану, что все в порядке. Она оставила подруге голосовое сообщение и стала ждать, однако Жанна ей так и не перезвонила. Тогда Светлана взялась за дело всерьез: связалась с общими знакомыми, другими подругами, родителями…
Жанны нигде не было. Никто не знал, куда она делась, и пока все указывало, что Светлана стала последним человеком, общавшимся с ней, Григорий заявлял, что прибыл уже после отъезда жены и не знал подробностей.
Вот тогда Светлана отправилась в полицию. Если бы речь шла только о Жанне, там, может, и попросили бы подождать, так ведь пропали еще несовершеннолетние, а в подобных делах совсем другие сроки.
Григорий Коханов вполне предсказуемо стал главным подозреваемым. Да он просто напрашивался на эту роль! Он не обращался в полицию, его не смущало, что вся его семья куда-то исчезла. На допросах он оставался равнодушным, как будто сонным. От ответов не уклонялся, однако и не стремился во что бы то ни стало помочь следствию.
На этот раз Таиса запустила видео, не дожидаясь подсказки, и на экране появился глава семейства Кохановых. Он, в отличие от Светланы, выглядел хорошо выспавшимся и в целом довольным жизнью.
– Я вообще без понятия, куда они делись, – рассуждал он. – Жанна со мной мало разговаривала в последние дни. Я вот, например, был против ее командировки в Москву, но кто б меня послушал?
– Создается впечатление, что ее подруга беспокоится о вашей семье больше, чем вы, – заметил следователь.
– Это потому, что Светка – истеричка, такие всегда к себе внимание притягивают. Я тоже беспокоюсь. Я пытался звонить Жанне, она отключила телефон.
– И все равно вы не пошли в полицию.
– Так она и раньше отключала телефон! Говорю же, мы разводимся… Она давно уже говорила мне съехать от них, но я отказывался: куда я денусь? Я этот дом построил, пока она рожала! Когда я обнаружил, что она уехала с дочками, я решил, что этот финт ушами – что-то вроде наказания.
– Вас не насторожило то, что она исчезла посреди ночи?
– Психанула. У нее в каждую беременность какие-нибудь закидоны случались.
– Как она могла уехать? – настаивал следователь. – В период ее исчезновения междугородние автобусы не ходят, за руль она не садилась.
– И что? Уехать все равно можно. Договорилась к кем-то из своих подружек, теперь у них и отсиживается. Или на электричку пошла. Или лесом почесала до другого шоссе и попутку поймала.
Верить ему полицейские не спешили, в доме провели обыск, но ничего подозрительного не нашли – никакой крови, никаких следов сопротивления. Отсутствовали разве что личные вещи Жанны и девочек, однако это как раз подтверждало рассказ Григория.
Его пришлось отпустить – но не оставить в покое. Изучая материалы, Матвей вынужден был признать, что полиция выполняла свою работу добросовестно. Передвижения Коханова за последние сутки отследили, проверили его покупки, однако там не было ничего подозрительного – ни зловещих черных мешков, ни пилы, ни бетона, ничего из киношного «набора для избавления от тел».
Григория еще несколько раз вызывали на допрос, и допрос этот вели по-разному. Иногда с ним говорили вежливо, иногда откровенно давили. К нему подсылали местных психологов, его даже заставили побеседовать с собственной матерью, которая, рыдая, умоляла его рассказать, где ее внучки. Григорий неизменно оставался невозмутим.
Нельзя сказать, что он оказался отличным лжецом – нет, Матвей даже на видео мог различить моменты, когда Коханов врал. Он прекрасно знает, где его семья. Он стоит за этим. Но ему и не требовалось придумывать убедительную ложь, ему хватало того, что у полиции не получалось заставить его сознаться. А по закону до получения толковых доказательств Григорий оставался свободным человеком, и он позаботился о том, чтобы про закон помнили все, наняв толкового адвоката.
При этом полиция не зациклилась на одном лишь Коханове – Жанну и девочек продолжали искать с тех пор, как подтвердилось их исчезновение. Леса осматривали представители правопорядка и волонтеры, туда привели собак, однако толку пока не было. Три человека как будто растворились в воздухе. Судя по уверенности Григория, он нашел надежный способ спрятать тела, знал, что, если жертвы не будут обнаружены, история его семьи останется делом о загадочном исчезновении – но не об убийстве.
Теперь Матвею и Таисе предстояло разговорить подозреваемого, выяснить, куда он дел трупы, и тогда расследование пойдет по-другому. Матвей не сомневался, что получится: это по местным меркам Коханов стал чуть ли не преступным гением, на самом деле тут скорее вопрос времени.
Причем время это Матвей надеялся сократить. Он уже знал, что поговорить с Кохановым получится только вечером, и к этому моменту профайлеру предстояло выбрать стратегию, определить, какой подход сработает быстрее всего. Поэтому, как только они добрались до дома, арендованного для них полицией, Матвей разложил на столе все материалы и включил ноутбук, надеясь отыскать среди текстов и видео подсказки, способные стать ключевыми.
Он ожидал, что Таиса использует это время для отдыха, она ведь толком не спала. Однако ее это дело тоже не отпускало, она присоединилась к Матвею почти сразу, устроилась в кресле. На экран ноутбука она больше не смотрела, ее взгляд был устремлен в окно, за которым и не думал останавливаться холодный дождь, обозначавший границу весны и зимы.
– Ты веришь, что он это сделал? – тихо спросила Таиса.
– Убил свою семью? Верю. Я не вижу причин не верить.
– А как же… его дети? Трое его детей! Девочки эти, мальчик, который вот-вот должен был родиться… Как он мог их убить?
