Владимир Александрович Андриенко
Сестра самозванца
– Я сделаю, как сказал пан Рафалович.
– Я продиктую вам то, что нужно написать, пан кавалер.
Нильский не возражал. Он принял от купца лист бумаги, взял чернильницу, которую старый еврей носил на поясе, и перо.
– Я готов, пан купец.
– Милостивая панна! – начал диктовать купец. – Я раб ваш с нашей последней встречи и молю мою богиню подарить мне еще одну встречу.
Нильский записал.
– Не слишком ли сильно, пан купец?
– В самый раз, пан кавалер. Подпишите.
– А кто доставит записку?
– Я сам это сделаю.
– Вы?
– Да и принесу вам ответ. Мне в этом замке доверяют многие тайны, пан кавалер.
Нильский отдал записку Рафаловичу. Старый еврей ушел и через полчаса вернулся с запиской и довольным лицом.
– Теперь все в порядке, – сказал еврей.
– Мне не нужно будет встречаться с панной?
– Нет, пан кавалер. Вашу записку она прочла и бросила в огонь. Ответ велела передать на словах. Писать панна Мнишек не пожелала.
– Она мне отказала?
– Да.
– Слава богу!
– Она оказала вам, а не вы ей. Тщеславие Марины Мнишек удовлетворено!
– И это её успокоит?
– На время.
– На время? Но мы выступаем в поход. Она же не поедет с нами?
– Нет. Но вы можете снова встретиться через время в Москве.
Нильский засмеялся.
– До Москвы еще далеко, пан купец.
– Кто знает, пан кавалер…
***
Шляхтич Велимир Бучинский сидел в компании самозванца в его покоях. Воевода Мнишек не поскупился на обстановку, и царевич жил в настоящей роскоши. Таких кресел и такой посуды не было и у самого воеводы. Один золотой кубок, который стоял перед самозванцем, стоил целого состояния.
Царевич и его секретарь пили вино.
– Скоро выступаем, пан Бучинский! – сказал Димитрий. – Скоро!
– Наши только рады этому, государь. Все рвутся в бой. Сколько можно здесь сидеть?
– Мы двинемся на Чернигов! И скоро захватим все северские земли. Это даст мне возможность увеличить мое войско до 20 тысяч.
– Государь уверен, что московские гарнизоны…
– Я уверен в казаках, пан Велимир! Вот кто пополнит мою армию. А за ними потянутся и стрельцы, и дети боярские. Мне нужна своя армия.
– Нынешнее войско – войско Мнишека, – сказал Бучинский.
– Верно! Мои в нем лишь твоя сотня шляхтичей, да казаки Корелы. И я во всем в зависимости от Мнишека.
– Но его поддержка нам все равно нужна, государь. Мнишек – это Речь Посполита.
– Про это я помню, пан Велимир. Но он должен знать свое место.
– Так пан не желает жениться? Пан не желает панну Мнишек?
– Желаю! – сказал самозванец. – Она будет моей женой. В том даю слово!
– Я не всегда могу понять государя. Зачем вам панна Мнишек? Одно дело, когда без её отца не справиться, а иное, когда вы войдете в Москву!
– Мне нужна Марина! – горячо сказал самозванец.
– Но пан уделял много внимания иным женщинам здесь.
– И что с того? Это были её правила, пан Велимир! Это она захотела, чтобы я так себя вел! И я смирился до времени! Но не сейчас! Сейчас она моя. И нынче ночью снова станет моей.
– Но государь решил взять её в жены.
– Это будет потом. Она сейчас не станет моей женой, пан Бучинский. Она поставила условие – сначала я стану царем! Иначе Марина не согласна выходить замуж. Ей нужна корона! Так она сказала!
– Когда государь станет царем на Москве, найдутся сотни девиц, что захотят разделить с ним трон. Пусть ныне они и не верят в царское происхождение государя.
– А ты, пан Бучинский, веришь?
– Государь сказал, а я верю слову государя.
– А если я соврал? – самозванец впился глазами в лицо Бучинского.
Шляхтич выпил свой кубок и поставил его на стол.
– Я иду за тобой, Димитрий. Не за царевичем, а за тобой. Я верю в твою звезду, и готов быть рядом…
Глава 6
Русская граница: Монастырский острог.
Вот, вот она! Вот русская граница!
Святая Русь, Отечество! Я твой!
Чужбины прах с презреньем отряхаю
С моих одежд – пью жадно воздух новый…
А.С. Пушкин «Борис Годунов».
***
13 октября 1604 года войско самозваного царевича перешло русскую границу. Мнишек наметил первой целью Монастырский отрог. Затем он ударит на Путивль. А Путивль – это ключ к Северской земле…
***
Монастырский острог
Октябрь 1604 года.
Молодой дворянин Сумбулов, товарищ воеводы Монастырского острога Петрова, сидел на лавке в малой горнице и листал списки беглых, которых вчера поймали на границе. Три холопа князя Ромодановского да беглый дьяк Приказа Новой четверти19 Тихон Сысоев.
Приметы в листах совпадали. Особливо дьяка. Слишком рожа его была приметная.
«Лицо тот дьяк имеет худое. Нос длинный крючковатый. Левый глаз с бельмом. Бородка жидкая козлиная. И повинен он в воровстве казны великого государя…»
Сумбулов оторвался от листа. Он подумал, что и за ним вот так могут прийти и затребовать его на Москву, коли откроются его дела. Ведь уложил Сумбулов в поединке большого человека при государевом дворе. Благо еще, что все тогда в кабаке были пьяны, и никто на следующее утро ничего не вспомнил.
И посоветовал ему тогда его дядя князь Сумбулов отбыть от Москвы на границу от греха подалее. И выхлопотал ему место при воеводе Петрове.
Возмутился тогда молодой князь:
– Мне идти под него?
Дядя тогда возразил:
– Ныне не время местами чиниться. Голова твоя на кон поставлена, дурак. А чем далее от Москвы и чем скромнее место, тем безопаснее. Да и мы, Сумбуловы, не такие уж и знатные господа. Хоть и князья, но не Рюрикова корня.
– И надолго сие?
– Кто знает? Как повернется. Токмо, стерегись сильно! То дело дьяку Разбойного Приказа Патрикееву отдано. И тот дьяк зело хитер в таких делах!
– Но меня не видал никто! Нас много было! И мы как за сабли взялись никто на нас уже внимания не обращал! И коли покину Москву, никто не вспомнит!
– А коли нет? – спросил князь. – Я те тогда не заступа! Зело государь великий гневен! И в случае чего… В случае чего беги за пределы! Благо там недалече.
С тех пор прошло три месяца.
Горница, в которой сидел Сумбулов, была мала. В центре стоял большой стол, заваленный бумагами. Он был застелен черным сукном. Пространство слабо освещали две свечи в старинном шандале.
Сумбулов вызвал десятника Иванова. Тот сразу явился на зов и поклонился.
– Тащи сюда Сысоева!
Десятник ушел и вскоре в комнату втолкнули худого человека в ножных кандалах. Шапки на нем не было, и кафтан был порван. Сапоги с него также стащили. Босые грязные ноги дьяка были в ссадинах и кровоподтеках.
– Дьяк Приказа Новой четверти Сысоев?
– Я самый. Чего скрывать то? Попался, и знать ответ мне держать.
– Садись человече. В ногах нет правды.
Дьяк сел.
– Стало хотел к ляхам утечь? – спросил дворянин.
– Хотел. Да сцапали меня псы воеводские! Не ждал, не гадал, что здесь попадусь. Вот она граница! Рукой подать. И решил к бабе наведаться! Давно бабы у меня не было.
– Не мог до Литвы подождать? – усмехнулся дворянин. – Приметы твои хорошо расписаны. И ты с такой рожей к бабе поплелся! Дурак!
– Теперя отвечу, – хмуро ответил Сысоев и шмыгнул носом.
– А много ли денег хапнул, дьяче? Чего ищут тебя? Ведь при тебе ничего не нашли.
– Не нашли? – горько засмеялся Сысоев. – Псы воеводские все отобрали до копейки! А сказали что нет де при мне ничего. Им прибыль, а мне на Москве на правеже стоять под кнутами!
– Стало отобрали все? А много ли было?
– Три тыщи рублев!
– Вона! – изумился Сумбулов. – Три тыщи! С такими деньгами можно было пристроиться у ляхов!
– Дак чего вспоминать. Денег нету. Я в железах.
– А есть ли у тебя, дьяк, свой человек у ляхов?
Дьяк посмотрел в глаза Сумбулову. И сразу понял, что этот воеводский товарищ неспроста сие спросил. Знать и у него есть надобность в том.
– Али и тебе надобно за рубеж?
– С чего взял сие?! Я товарищ воеводы и верный человек великому государю. А спросил для порядку!
– Так и я для порядку, – ответил Сысоев. – Есть у меня человек. Слышь, дворянин? Есть!
– Вона как?
– При особе самого…, – Сысоев сделал паузу. – При особе самого царевича.
– Какого царевича? Ты что? Как смеешь!
– Дак я чего? Люди говорят, что истинный он царевич. А я разве знаю?
– И кто там у тебя?
– Дружок с Москвы еще. И мне от него послание было, что де есть тот, кого самозванцем на Москве объявили, истинный царевич Димитрий Иванович. Токмо дай мне от желез ослобониться! И я те помогу! Слышь? Помогу!
– Да на кой мне помощь твоя?
– А кто знает, что далее будет? Ты смекни! Бориска то болен! Что как помрет вскорости?
– Чего болтаешь!
– Дело говорю! Ты ведь также здесь не по своей милости. Ты из рода Сумбуловых, а торчишь здесь в подчинении сына боярского Петрова. Ты знатного рода и много выше его по положению. Али не грызет тебя сие?
Сумбулов молчал. Беглый дьяк попал в самую точку!
Сысоев продолжал:
– Я те пригожусь. Замолвлю словечко.
– Я подумаю. А ты пока посиди в остроге. Но корм тебе отныне добрый пойдет и кафтан, шапку, да сапоги тебе вернут.
Сумбулов приказал увести дьяка…
***
На следующий день пришла беда. В город прискакали люди государевы. И сразу к воеводе. Петров чуть не до земли стелился перед простым подьячим с приписью. Знать люди не простые.
Дворянин Василий Сумбулов понял, что люди большого государева дьяка Патрикеева пришли за ним. Прознал таки дьяк-проныра, где он нашел себе укрытие.
«Знать то по мою душу, – подумал Сумбулов. – Не зря сны такие снились мне. Все сбывается! Ой, не к добру! Повезут на Москву да голову снимут! В Разбойном Приказе20 все поют соловьями!»
В комнату вошел высокий широкоплечий подьячий в малиновом кафтане и при сабле. За ним протиснулись три дюжих стрельца с бердышами.
Подьячий осмотрел комнату и усмехнулся.
– Али не признал меня, Василий Андреевич? Пришлось побегать за тобой по Руси-матушке.
– Ты кто таков будешь? Я товарищ воеводы!
– А я подьячий Приказу Разбойного! Да подьячий не простой, а с приписью! Чуешь? С Москвы за тобой! Тамо заждались тебя в пытошной! Приказ до твоей особы касаемый! Ты, Васька, есть ворог великому государю! И ты заарестован!
Стрельцы кинулись к нему и связали ему руки за спиной. У него отобрали саблю и кошель с золотом…
***
И попал Василий Андреевич Сумбулов в острог к тому самому дьяку Сысоеву.
– Василий Андреевич? Лопни мои глаза! – вскричал Сысоев. – Ты ли это?
– Я, – сказал Сумбулов. – Виш как все обернулось? Скоро вместе на Москву вернемся.
– С чего это? – всполошился Сысоев.
– А с того что прибыл из Москвы за мной подьячий Приказа Разбойного. И про тебя он не забудет. Ты казнокрад и ворог великому государю.
– Неужто из Москвы? – не поверил беглый дьяк.
Сумбулов кивнул.
–И чего делать-то?
–Богу молиться.
–Оно конечно дело хорошее – молитва. Дак нам думать надобно, как из сего острога уйти.
Сумбулов засмеялся.
– Дак стены вокруг нас, а за ними стрельцы. Как уйдешь?
– Эх! Кабы вчера мы могли уйти!
– Чего теперь, – пробормотал Сумбулов. – Это тебе за воровство плети, а мне на Москве башку снесут.
– Теперя одна надежа, Василий Андреевич. На царевича!
– Тише! Ты про сие не говори. Мало мне бед! Да и тебе от того хуже. Али еще в заговоре против государя хочешь быть повинен?
Тихон Сысоев не ответил…
***
Казаки атамана Корелы быстро оказались у стен Монастырского острога. Со стен на них смотрели стрельцы и не могли понять кто это такие.
Корела сам в сопровождение одного казака подъехал к городку.
– Эй, служивые! Я атаман Корела!
Стрелецкий десятник был с большого перепоя и ничего не мог понять.
– Ты мил человек, кто таков?
– Я атаман Корела с Дона!
– С Дона? Али я чего не дослышал?
– Я атаман Корела и прибыл сюда от имени его милости царевича Димитрия Ивановича. Сам царевич скоро будет здесь со многими тысячами воинства.
– Царевич? – переспросил десятник.
– Царевич Димитрий Иванович, сын царя Ивана Московского!
Десятник все понял и посмотрел на стрельцов.
– Видали?
– Сам царевич Димитрий идет к нам!
– С воинством! Конец царству Годунова.
Десятник перекрестился и ответил атаману со стены:
– Мы завсегда горазды почет царевичу оказать.
– Так отворяй ворота, десятский!
– Дак ты не царевич, атаман. А его царская милость пусть пожалует в город.
Корела усмехнулся в ответ…
***
Замки с острога были сбиты и все пленники получили свободу. Стрельцы стали на строну царевича. Воеводу более никто не слушал.
Сумбулов и Сысоев вышли из темницы.
– Именем царевича, ты получил свободу, князь, – сказал Сумбулову стрелецкий сотник Еремей Парфенов.
– Слава Димитрию! – искренне выкрикнул Сумбулов. – Не чаял я живым вырваться.
Стрельцы закричали:
– Слава царевичу!
– А подьячий где? – Сумбулов посмотрел на сотника. – Где тот из Разбойного?
– Ты про кого, князь?
– Дак про того кто заарестовал меня! Подьячий с приписью из Разбойного Приказа.
– Того не знаю, князь.
Полусотский ответил Сумбулову за сотника:
– Сбег он, князь. Как прознал про посланцев царевича, так и сгинул.
– Жаль, не посчитались мы с ним. А воевода где?
– Воевода в покоях своих. Затаился. Носа не кажет.
– Так я сам навещу его. Я чай не гордый.
Сумбулов велел дьяку Сысоеву его обождать. Сам он пошел к воеводе.
Сын боярский Артемий Петров засел в горнице и пил водку от страха.
– Как здоров, воевода? – спросил Сумбулов с порога.
– Ты на свободе, князь?
– Ты мне не рад, Артемий?
– Рад не рад, – Петров снова выпил. – Чего говорить. Выпьешь?
– Выпью.
Воевода налил князю в чашу. Тот выпил и похвалил водку.
– Я пришёл спасти твою шею от веревки, воевода. Ибо скоро здесь будет сам царевич Димитрий Иванович.
– Ополоумел?
– Я в уме, Артемий.
– Дак какой он царевич?
– Для меня истинный, ибо голову мою от топора спас. А ты коли желаешь сам спастись от веревки такоже присягу Димитрию принесть должен.
– Но потом меня за сие люди Бориса со свету сживут!
– Ой, ли! – усмехнулся Сумбулов. – Бориска далече, а Димитрий у ворот. Так что думай, пока есть чем…
***
Конница вступила в городок. Сам царевич был впереди в окружении своих доверенных офицеров. На Димитрии русский кафтан отороченный соболем, поверх кафтана кираса с насечкой, на голове – высокая шапка с пером.
За царевичем везли государев штандарт – зеленое знамя с черным двуглавым орлом. За знаменем ехали пан Мнишек и воеводы. Их роскошные доспехи сверкали и солнечные блики играли на драгоценном оружии. Пышный султан на шлеме Мнишека из страусовых перьев красного и бело цвета трепетал на ветру.
Польские штандарты и знамёна Мнишека везли после свиты царевича и после первого гусарского отряда и охранной сотни шляхтичей. Все же поход должен был выглядеть не вторжением в московские пределы иноземного войска, но освободительным походом истинного царевича, который шел занимать трон, положенный ему по праву рождения. Именно поэтому впереди и было зеленое знамя с двуглавым орлом.
Затем шли сотни панцирной кавалерии. Шелестели крылья гусар. И войско, хоть и было немногочисленным, выглядело грозно. Сумел царевич поразить обитателей русской пограничной крепости.
Димитрий Иванович остановил своего коня.
Стрельцы скинули шапки и приветствовали его громкими криками.
Царевич окинул их взглядом и поздоровался:
– Здорово, дети! Я, государь ваш природный. Пришел спасти вас от Годунова! Всех, кто верен, я жалую!
– Слава Димитрию Ивановичу!
– Слава государю!
– Живи и царствуй много лет!
– Слава государю!
Димитрий поднял руку, требуя тишины.
– А где начальные люди? – спросил он. – Отчего они не встречают меня по чину?
– Дак воевода со страху пьян напился, а товарищ его, был взят под караул, – ответил сотник царевичу.
Вперед выступил князь Сумбулов.
– Я товарищ воеводы, ваше величество! – князь низко поклонился.
– И кто посадил тебя под замок? – спросил Димитрий.
– Дак по приказу Годунова прибыл сюда подьячий из Москвы, государь.
– И, стало быть, я освободил тебя? – усмехнулся царевич.
– Так, государь. Я твой слуга!
– Жалую тебя, князь! И все вины тебе прощаю! Будь при моей особе!
– Государь! – Сумбулов пал на колени.
– Поднимись, князь.
Сумбулов поднялся.
– Прошу за одного человека, государь. Дьяк он беглый от Бориски Годунова пострадал. Тихон Сысоев имя ему.
– Бери его с собой, князь. И его жалую!
Сумбулов низко поклонился.
Самозванец был доволен. Монастырский острог сдался без единого выстрела. Его поход начался удачно…
***
Дьяк Сысоев выбрал себе отличного коня из конюшни самого воеводы. Царевич пожаловал его и приблизил к своей особе.
Сумбулов застал его за этим занятием.
– Али ты разбогател, дьяк?
– Пожалован великим государем. Благодаря твоему слову, князь.
– Али уверен, что он великий государь?
Дьяк обернулся по сторонам. Вокруг никого.
– До того мне нет дела. А ты сомневаешься, князь?
– Дак мне иного хода нет, дьяк. Бориска меня не жалует. И тебя также. Что нам за дело, кто он есть этот царевич? Я согласен с тобой. И также пришел выбрать коня.
– Стало, выступаем вслед за царевичем? – усмехнулся дьяк.
– В его русской сотне. Поручено мне набирать рать из природных россиян.
– Сие дело доброе. Скоро многие к истинному государю перебегут…
***
Утром трубы заиграли поход. Отряды царевича двигались далее.
Димитрий спросил Велимира Бучинского:
– Ты отобрал для меня сотню надежных людей?
– Так, ваша вельможность. Сборный отряд казаков и охочих из московитов.
– Где они?
– Уже выступили. Ждут своего командира.
– Пусть Корела двинется к ним! – махнул рукой царевич.
– Я осмелюсь дать вашей вельможности совет. Атамана Корелу стоит оставить при вашей милости. К нему так и липнут местные стрельцы и городовые казаки.
– Но кто возглавит рейд?
– Есть такой человек.
– И кто это?
– Пан Нильский, – ответил Бучинский.
– Он поляк.
– И что с того, государь? Пусть себя покажет.
–Но не станут они его слушать. Такой сброд, что ты собрал в эту сотню, пришибет поляка сразу же. Только Корела с ними сможет сладить.
–Путь государь не переживает. В той сотне есть не токмо русские перебежчики и украинские казаки. Там есть и поляки, и литовцы, и венгерцы.
–Но согласен ли Нильский возглавить рейд?
–Он согласиться, государь, – с уверенностью сказал Бучинский.
–Тогда, будь по-твоему! Передай пану Яну мою просьбу.
Пан Бучинский поклонился царевичу и отправился искать Нильского. Тот оказался совсем рядом. Гусарский поручик седлал своего коня.
Бучинский подошел к нему.
–Пан Ян!
Нильский обернулся.
–Пан Велимир?
–Я пришел выразить пану свое почтение. Пан был поручик гусарской хоругви. Но нынче он занимает слишком скромный пост в армии принца.
–Пусть это не заботит пана.
–Но я хочу предложить пану возглавить сотню молодцов. Это конечно не гусары коронного войска, но также смелые ребята.
–Пан говорить про тот сброд, который он собирал вчера? Уволь меня от такой чести, пан Велимир.
– Значит, пан отказывается?
– Да.
– А если это просьба царевича?
– У пана Димитрия много командиров.
– Значит отказ?
– Отказ, – решительно заявил Нильский.
– А если речь идет про панну Елену?
– Что? Пан шутит? – Нильский положил руку на рукоять сабли.
– Нет, – серьезно и невозмутимо ответил Бучинский. – Пан отправится со своей сотней к Чернигову. А там он встретит панну. И если ей понадобится его помощь, пан окажет её.
– Елена нуждается в помощи?
– Её миссия весьма опасна, пан Ян. Всякое может произойти.
– Пан Бучинский говорит о какой-то миссии?
– Город должен распахнуть ворота для принца Димитрия Ивановича без боя. И панна Елена способна сотворить сие чудо, пан Ян.
– Готов помочь панне Елене.
– Вот и отлично, пан Ян. Я и сам бы отправился, но пан царевич не отпустит меня.
– Я согласен…
Глава 7
Русская граница: Чернигов.
Чернигов
Октябрь 1604 года.
Елена прибыла в Чернигов в полдень, пристроившись к большому купеческому обозу.
В городе уже знали о падении первой пограничной крепости перед «царевичем». Простой люд радовался, а начальные воеводы негодовали. Слухи рождались мгновенно. Местный юрод Паша, известный в городе как святой, ибо носил на себе тяжелые цепи и не снимал одежды своей годами, услыхал от приезжего торговца о царевиче, и ночью ему было «видение». Явился ему во сне архангел Гавриил и сообщил о скором конце царства Бориса Годунова.
Утром на рыночной площади Паша поведал людям слова «архангела».
– Сам господь ведет к нам царевича Димитрия. Видит он все беды наши и смилостивился над землей многострадальной. Послал он нам спасенного государя. Примите его христиане!
– А государь Борис Федорыч? – спросил юрода торговец сбитнем.
– Порешил господь его от царства отрешить! – громко сказал юрод.
Люди зашумели:
– Верно говорит Паша! То истина!
– Государь природный возвертается!
– Оно так! Не смогли убить его собаки годуновские!
–Наше солнышко возвращается! Царевич Димитрий Иванович!
– Пусть воеводы присягнут ему!
– Станут они присягать. Виш пушки готовят по стенам!
– Пушки?
– А ты думал!
– Это против законного государя?
Те разговоры услышал проходивший мимо сын боярский и хлестнул плетью юрода.
– Кто тебе законный государь?!
Паша всхлипнул, вытер кровь, и смело заявил боярскому сыну:
– Я слова молвил не свои, а токмо передал то, что поведал мне архангел. Царству Годунова конец!
– Измена! Вот тебе! Вот!
Снова плеть стала падать на юродивого.
– Чего бьешь?! – вскипел один мужик.
– Не трогай божьего человека! – заслонил юрода второй.
Боярский сын оттолкнул заступника:
– А ну посторонись! Холоп!
Вмешался еще один мужик с могучими заскорузлыми руками, которые выдавали в нем кузнеца.
– Сам пошел прочь, рожа!
– Как смел ты мне сказать такое?! Холоп! Рыло неумытое! Я тебе шкуру до пят спущу!
Он ткнул рукоятью плети в грудь кузнецу. Тот не отступил и попытался вырвать плеть из рук обидчика. Но это ему не удалось. Сын боярский был ловок. Увернулся и хлестнул кузнеца по лицу.
– Бунтовать? – кричал он. – Всех в пыточный подвал!
– Чего смотрите православные? – заорал кузнец. – При вас божьего человека обижают! Он истину вам молвил!
–Этот Иуда законного государя не признает!
–Дак это из тех, кто по приказу Бориски Годунова сюда приехал!
–Собака!
Боярский сын выхватил саблю и заорал:
–Измена! Сюда! Измена!
К нему подбежали иные боярские дети и стали теснить толпу. Мужики раздались.
–Хватай изменников! – сын боярский схватил кузнеца за армяк. – Сей вор поносные слова говорил противу великого государя Бориса Федоровича!
–Батогов ему! – предложил кто-то.
–Верно! Батогов! Я сам хлестать стану! Пусть почувствует холопская харя.
Мужики решили освободить своего и началась потасовка. К боярским детям подоспели на подмогу пятеро московских стрельцов. Они посекли троих саблями, и мужики стали отходить.
И пришла бы к пойманному мужику смертушка, если бы на его счастье, рядом не оказался атаман Белешко, который командовал черниговскими казаками.
– Что у вас здесь? Что за шум?
– Измена! – орали боярские дети.
– Они и есть изменники! – говорили мужики.
– Тихо! Говори, что случилось? – атаман посмотрел на боярского сына.
– А ты кто таков? Я тебе отчетом не обязан!
– Я атаман Белешко!
Вмешался мужик:
– Батюшка, атаман! Они изменники! Слова поносные говорили на его милость царевича Димитрия.
Сын боярский вскипел:
– Он самозванец!
– Стоять!
Белешко схватил боярского сына за руку и отвел клинок от мужика.
– Измена!
– Ты не ори так, парень, – сказал Белешко боярскому сыну. – Людишки больно настроены против Бориски Годунова. Могут пришибить.
Атаман приказал казакам развести дерущихся в стороны. Белешко был сослан сюда в свое время для несения службы, как и большинство его казаков. Потому все они держали сторону царевича Димитрия Ивановича…
***
Елена спросила купца, часто ли он бывал в Чернигове. Это был пожилой торговец из валахов, который уже давно обосновался в Кракове и ездил по делам своей торговли в Московию. Он умел торговать и умел держать язык за зубами. За это его ценил орден Иезуитов.
– Так пан купец здесь частый гость? – повторила Елена свой вопрос.
Тот ответил:
– Частый. Торговля с московитами весьма выгодна.
– И каковы настроения в городе?
– Вы сами видите, госпожа. Здесь всегда хватает недовольных центральной властью.
–Но откроет ли город ворота?
–Госпожа интересуется просто так? Или имеет расчет…
–Просто так. Какой у меня может быть расчет? Я не княгиня.
–Но панна пришла сюда не по своей воле и не для торговли.
–Пан купец знает кто я и почему здесь.
–Знаю.
–Тогда к чему все эти вопросы? Помогите мне, и я забуду о вашем существовании. Вы спокойно продолжите свое путешествие.
–Госпожа, это царский город. И если люди Годунова узнают, зачем вы здесь – не помилуют.
–Мне нужны здесь те, кто станет на сторону государя Димитрия Ивановича, и помогут царевичу захватить город. Чернигов будет наш!
–Это опасные слова, панна.
–Но также опасно отказать в просьбе царевичу. Если пан не поможет, то царевич будет на него зол.
–Упаси меня бог от такой напасти. Я покажу панне тех людей. Но говорить с ними панна станет сама…
***
В доме князя Петра Шаховского, товарища черниговского воеводы князя Татеева, было многолюдно. Полковники и сотники вновь прибывших стрелецких полков собрались здесь.
Князь Пётр, человек средних лет, с плотной дородной фигурой, сидел в массивном кресле и слушал доклады полковников. Сколько и чего они привезли в своих обозах в крепость.
–Людишек мало, воевода, – говорил полковник Скобелев. – В моем полку почитай больше сотни недостача. Да и те, кто есть, ненадежные. Больно великий государь был на них гневен.
Шаховской с усмешкой посмотрел на Скобелева. Али сам он в большой чести у Бориски Годунова? Был бы в чести, не попал бы сюда.
– В моем полку тоже самое, – сказал полковник Мягчеев. – Стрельцы все готовы к самозванцу вору переметнуться.
– Так чего же ты, полковник, сие терпишь? – грозно спросил Шаховской. – Отчего не придушил измену?
– Дак как придушить-то, князь? Пока до Царева-Борисова шли, все хорошо было. Роптали стрельцы не без того. Но все тихо было. А как в Чернигов вошли, так и началось. Здешние людишки их смущать стали.
– Отчего же ты, полковник, свое слово не скажешь?
–Дак коли скажу, то стрельцы мои и меня на копья взденут и много чего недоброго натворят.
–Полковник Мягчеев прав, князь. Так и в других полках. Стрельцы ненадежны.
Шаховской и сам был ненадежен и не любил царя Бориса. Не по своей воле сидел он здесь в товарищах воеводы Татеева.
–Наш воевода, князь Татеев требует искоренить измену, полковники. Но как сие сделать? Думал я, что ваши полки нашу измену изведут. А вон как все вышло.
–А самозванец слышно идет к нам, – сказал еще один товарищ воеводы Семен Вельяминов. – Вести дошли, что взял он без бою крепость Монастырскую.
Полковники переглянулись между собой.
–И что делать? – спросил Шаховской.
–Головы всем изменникам срубить пока не поздно! – предложил Вельяминов.
«Ишь ты каков гусь, – подумал Шаховской. – И стану я свою голову в петлю совать заради Бориски Годунова».
–Я своих верных ратных холопей на то дело дам! – сказал Вельяминов.
–Головы рубить, говоришь? – Шаховской посмотрел на Вельяминова. – А людишек хватит? Сколь у тебя верных холопей? Десятка полтора?
–Мои люди сотни иной стоят, князь. Коли прикажу – сделают!
– Виш как! А коли сие бунт вызовет? – спросил Шаховской. – Я вторую сторожу супротив супостатов выслал за ворота крепости. И где она? Перебежали казачки наши к самозванцу. И иные мечтают про то же. Начни хватать и будет бунт!
– Но что же делать? Надобно самозванца вора остановить! Измена в нашей крепости!
– Измена не токмо в крепости, – возразил Шаховской. – Измена по всему государству! И пошла та измена не нынче, а давно по Руси-матушке ходит.
– Верны слова твои, князь, – поддержал Шаховского полковник Мягчеев.
– Но что делать?
– Что прикажешь, князь?
Шаховской усмехнулся.
– А что я прикажу? Хотел от вас мудрости набраться. Как без верных людей измену искоренить?
– Надобно власть проявить! – сказал Вельяминов.
– Ась? Власть говоришь? Но токмо власть на стрельцах держится. А сии стрельцы не больно желают власть защитить. Али сам пойдешь к ним? Не забоишься?
Вельяминов опустил голову.
Шаховской продолжил:
– Вот так-то! Воевода приказал, а нам думать надобно…
***
Так ни до чего не договорились воеводы и полковники. Вельяминов все понял. Не хотят они против самозванца сражаться и стоять верно за царя Бориса Федоровича. Да и чего им стоять за него? Что видели они от Годунова? Наказаны были и сосланы. Промыслы свои покинули и семьи оставили. Что будет с торговлишкой стрелецкой? Многие в разор пойдут. А жалование государево им сколь не плачено? И чего станут женки и детки стрелецкие есть? Многие зимы не переживут. А стрельцам стоять верно за царя Бориса Годунова? Может, так и было бы, если бы король Жигимонт напал на русские пределы. Тогда стали бы стрельцы и дети боярские за Русь. Но ведь царевич идет на Москву. Сын Ивана Грозного…
***
Отряд пана Нильского
Октябрь 1604 года.
Отряд казаков под командой Яна Нильского остановился в лесу. Нужно было дать коням и людям отдых.
Нильский распоряжался именем царевича Димитрия, но за командира его эти люди не признавали. Они слушалась украинского шляхтича Петра Демецкого. Тот с ними не один пуд соли съел.
– Трудно с сими людьми, пан Ян, – сказал Демецкий Нильскому сразу после первой встречи. – Но в бою лучше их нет.
– Я не посягну на твои права, пан Петр. Вижу, признают они тебя свои командиром.
– Я многих знаю еще с Запорожья.
Нильский с удивлением посмотрел на Демецкого.
– Так пан запорожец?
– Бывал и там, – неопределённо сказал Демецкий. – Поносило меня по свету, пан Ян.
Демецкий был вдвое старше Нильского и ему уже за сорок. Бурная жизнь оставила следы на его теле. Отметины от сабельных ударов и стрел могли поведать, в каких войнах и набегах участвовал этот шляхтич. Рана на плече, оставленная татарской стрелой в Гезлове, во время набега казаков на ненавистный Крым. Шрам на шее от похода с гетманом Коссинским против панов.
Много всего пережил Петр Демецкий. И рассказам его о боях и походах не было числа. Сколько историй он мог поведать и сколько разных баек знал. Сидели казаки вокруг костра и, затаив дыхание, слушали были о боях с татарами и турками, о нападениях на панские маетки, о лихих наездах на крепости князей, об осадах и о красных девицах, что некогда любили атамана.
Пан Петр был плотного сложения воин с широкими плечами и крепкими руками. На его лице был шрам от сабельного удара, который пресекал левую щеку. Бороды Демецкий не носил, но его усам мог позавидовать и коронный гетман.
– Ты, пан, много воевал? – спросил он Нильского.
– Нет, пан Петр. Я ведь еще молод и не был во многих битвах. Хотя мой господин пан Замойский сделал меня поручиком.
– Пан знатного рода?
– Нет, пан Петр. Мой отец шляхтич, но имения своего не имеет.
– И я шляхтич без имения. Ничего кроме сабли не оставил мне отец. Сам пробивал дорогу себе в жизни. Да кроме шрамов ничего не нажил пока.
– Может пану повезет в войске царевича?
– На то и надеюсь. Ведь какое дело затеяли! Добыть трон Московский!
