Владимир Бехтерев
Психика и жизнь. Внушение
Взаимоотношение психики и жизни
Надо заметить, что некоторые авторы без достаточного основания выделяют жизненные явления от психических.
«Вся сумма физико-химических процессов организма, – говорит академик А. Я. Данилевский, – их взаимная связь и зависимость, вещественное и динамическое отношение организмов к внешнему миру и регулирование этих отношений, уже давно вся сумма подобных явлений – в целом ли организме или на отдаленных от него частях, в жизни явной и в жизни скрытой – носит собирательное название механической жизни, в отличие от жизни психической, которая до последнего времени даже адептами механической теории жизни держалась несколько в стороне и только робко вводилась в круг действия этого мировоззрения».
«В последнее десятилетие это делается гораздо смелее, хотя, беспристрастно говоря, доказательности в пользу этой смелости по существу задачи нисколько не прибавилось. Такое различие механической жизни от жизни психоморальной вполне плодотворно для изучения жизни вообще, и его уже следует держаться потому, что механическая жизнь проще и дает большие надежды разгадать ее коренные причины, чем явления высших форм психоморальной сферы».
Против выделения механической жизни от психической как методологического приема, конечно, возразить ничего нельзя, но по существу такое выделение по меньшей мере ничем не оправдывается. Ни явления так называемой скрытой жизни (семена, засушенные и замороженные организмы, зимняя спячка высших животных, летаргия и явления мнимой смерти у факиров под влиянием самовнушения), в которых нет, по-видимому, никаких внешних проявлений жизни и в которых жизнь сводится до минимума, ни жизненность отделенных от организма частей тела, например мышц, ни факты из жизни простейших организмов и растений, проявляющих несомненную активность и целесообразность в своих внешних отношениях к окружающему миру, по нашему крайнему разумению, не дают никакого основания для выделения механической жизни как явления самостоятельного или самобытного, довлеющего в самом себе, от жизни психической, как известно, совершенно неотделимой от живого вещества.
Справедливость этого вытекает уже из того обстоятельства, что и питание, и обмен веществ в полной мере возможны лишь при существовании основного явления жизни, которое известно под названием раздражительности, соответственно, чувствительности. Без этого явления, очевидно, невозможно поддержание благоприятных внешних условий питания, невозможно поддержание целостности организма, а так как толчком для усиленного восстановления ткани всегда служит трата ее материала, необходимо связанного с активностью протоплазмы, то очевидно, что и сам обмен веществ возможен только в присутствии раздражительности.
Равным образом и у высших организмов, у которых функции отношения к внешнему миру принимает на себя нервная ткань, питание и обмен веществ вообще, как теперь достоверно известно на основании целого ряда экспериментальных данных и фактов клинической невро- и психопатологии, находится в известной зависимости от функций нервной системы, скопляющей в себе скрытую энергию высших животных. Можно считать вообще законом, что все жизненные отправления клетки высших организмов находятся под влиянием нервной системы[39].
Раздражительность составляет необходимое условие обмена и питания тканей. Но раздражительность организованного живого тела не есть реакция безжизненной мертвой материи на внешние раздражения, как, например, сжимание и расширение тела от внешнего толчка; здесь дело идет о своеобразной раздражительности, обусловленной присутствием скрытой энергии живой ткани, которой лишены тела мертвой природы. Отсюда следует, что жизнь в самой своей основе неразрывно связана с присутствием скрытой энергии, лежащей в основе психизма и соответственных реакций живого тела на внешние влияния.
Так как раздражительность и сократительность организованного вещества представляют собой основные жизненные проявления, то понятно, почему присутствие скрытой энергии мы встречаем уже на пороге жизни. Есть основания думать, что у простейших животных процессы обмена и питания сопровождаются определенным родом ощущения. Вероятность этого подтверждается, между прочим, тем, что у высших животных пресыщение и недостаток вводимой в организм пищи, а при известных условиях и пищеварение, и процессы, способствующие размножению, сопровождаются неясными общими чувствованиями; поэтому вряд ли может показаться удивительным, что более или менее благоприятные условия обмена и питания у низших животных также в известной мере сознательны, т. е. сопровождаются хотя бы неясными общими чувствованиями. Кто наблюдал медленные сонные движения сытых животных низшего порядка, особенно змей, в период пищеварения, тот вряд ли будет сомневаться в том, что процессы питания у этих животных должны сопровождаться известными общими ощущениями, а у еще более низших животных до простейших включительно процессы питания и обмена веществ, как известно, являются еще в большей мере средоточием жизненных процессов, нежели у змей.
Поэтому-то обмен веществ у низших животных не может происходить без участия скрытой энергии, и, следовательно, мы, естественно, приходим к выводу, что жизнь неизбежным образом связывается с существованием особой скрытой энергии, лежащей в ее основе и названной нами выше нервно-психической или биопсихической энергией.
Правда, некоторые авторы отрицают существование психизма у простейших животных, однако доводы их, как мы видели, не отличаются особенной убедительностью. Но даже и не допуская существования субъективности, соответственно, сознательности у низших простейших организмов, никак нельзя отрицать существования у них бессознательно работающего психизма. Мы полагаем, однако, что лица, отрицающие элементарные проявления сознательной деятельности у простейших организмов, сами себе выкапывают пропасть, создавая неразрешимую загадку появления сознания на известной ступени зоологической лестницы.
В самом деле, гораздо естественнее представлять себе, что жизнь и психизм – два неразрывных явления, обязанных одной общей скрытой энергии, нежели допускать, что жизнь сама по себе и психизм сам по себе, так как при этом предположении мы должны поставить для разрешения следующие вопросы: 1) Что такое жизнь и какой внутренний процесс ее обусловливает, так как достоверно известно, что она не может быть выяснена механическими законами? 2) Что такое психика с ее сознанием и чем последнее сознание обусловливается? 3) Когда, т. е. на какой ступени животного царства оно впервые появляется и по какой причине? 4) Какое существует соотношение между жизнью и сознанием? Все эти в сущности неразрешимые вопросы сами собой устраняются с принятием положения, что жизнь и психизм одно и то же, что все основные жизненные процессы обусловливаются особой скрытой энергией, которая лежит также в основе психических процессов, под которыми мы понимаем те или иные субъективные проявления, и что уже на пороге жизни мы встречаем зачаточные формы психической деятельности.
В низших организмах с отсутствием нервной системы протоплазма, как живое вещество, обнаруживает и всем известную раздражительность, сопутствуемую всегда и везде самоощущением, что представляет уже элементарную форму психики. А так как без раздражительности мы не можем себе представить живой протоплазмы, то очевидно, что жизнь и психика здесь одно и то же, так как без психики, хотя бы в скрытом состоянии, нет жизни, как и без жизни нет психики.
Во всяком случае столь основное проявление жизни, как обмен веществ у простейших, находится в прямой зависимости от реакции организма на окружающую его питательную среду, а эта реакция, в свою очередь, есть выражение раздражительности или чувствительности протоплазмы, иначе говоря, ее элементарной психики.
В высших сложных организмах, обладающих нервной системой, взаимное соотношение жизни и психики представляется на первый взгляд не столь простым. Эти два явления могут здесь показаться разъединенными друг от друга. Но тем не менее достаточно уже простого анализа, чтобы убедиться в прямом и самом тесном соотношении психики и жизни и у высших животных. Раздражительность высших организмов или их реакция на окружающее разве не предполагает определенной зависимости их частей от одного регулирующего механизма, который заложен в нервной системе, являющейся в то же время и местонахождением психики? А раздражительность ведь необходимое условие питания и обмена.
Хотя вышеуказанная зависимость с первого раза кажется не в такой мере значительной, чтобы процессы питания тканей не могли происходить сами по себе без участия нервной системы, но иллюзия тотчас же разъясняется, как только мы примем во внимание, что у высших организмов между различными органами существует строгое разделение труда и что процессы питания здесь неразрывно связаны с кровообращением, которое находится в полной зависимости от деятельности нервной системы и которое представляется столь отзывчивым на все вообще психические импульсы.
Далее объединение психики и жизни высших организмов видно из следующего: всякий организм есть «связная разнородность» (термин Г. Спенсера), под которой мы должны понимать известную «гармонию» Биша и которую недавно Бурдо прекрасно охарактеризовал в следующих выражениях: «Когда подумаешь, – говорит Бурдо, – о разнообразии органов, из которых состоит человеческое тело, о разнообразии тканей, служащих для построения этих органов, о поражающем воображение числе пластид, собранных в тканях, о разнородности молекул в каждой пластиде, наконец, о числе производных или первоначальных остатков каждой органической молекулы, то оказываешься перед таким количеством частей, частиц и частичек, которое превосходит все, что может представить себе воображение, и прямо переходит в бесконечность. Последовательные группировки этих элементов соподчиняются взаимно и составляют иерархические ряды, что окончательно приводит к единству организма. Постоянно стремясь к перемещению, к изменению и обновлению, эти материалы собираются, вступают во взаимные сочетания и разъединяются по таинственным законам равновесия. Помимо всякого нашего сознания в нас совершается постоянная работа организации и синтеза, имеющая своей целью связать в одно индивидуальное явление жизни громадное множество элементов посредством действий одновременно механических, физических, химических, пластических и функциональных»[40].
Но спрашивается, чем же устанавливается эта «связная разнородность», эта «гармония» в организме? Без сомнения, общей подчиненностью всех функций организма нервной системе. Не подлежит никакому сомнению, что функции питания, кровообращения, дыхания, тепловой экономии и размножения находятся в прямой зависимости от нервной системы. Есть ли вообще какие-либо ткани, независимые в своих жизненных отправлениях от деятельности нервной системы? Опыт решительно говорит против этого.
Во всяком случае процессы питания и обмена у высших животных находятся в самой тесной зависимости от нервной системы и психической деятельности, свидетельством чему служат, между прочим, изменения питания и кровообращения, происходящие под влиянием поражений нервной системы, а равно и под влиянием психических воздействий того или другого рода[41].
Так как аккумулятором скрытой энергии у высших животных является нервная система вообще, то очевидно, что экспериментальным путем легче всего выяснить влияние вышеуказанной энергии на питание тканей именно здесь. И что же оказывается? Как только мы перерезываем центробежные проводники, обособляя этим мышечную ткань от воздействия нервной системы с ее скрытой энергией, тотчас же начинается процесс медленного умирания периферической части нерва и мышцы, известный под названием перерождения и приводящий постепенно к совершенному исчезновению нерва и мышцы, на месте которых остаются лишь соединительно-тканевые элементы.
Так как не подлежит никакому сомнению, что отсутствие движения даже в течение продолжительного времени не приводит ни к чему подобному, то отсюда понятно, что процесс постепенного умирания нерва и мышцы обязан устранению импульсов той энергии, которая содержится в центрах. Подобные же явления постепенного умирания в форме перерождения известны не только в отношении всех вообще нервных волокон и мышечных элементов, разъединенных со своими ближайшими центрами, но также и в отношении всех железистых органов, состоящих из эпителиальной ткани. И здесь сущность процесса вслед за перерезкой ближайших нервных приводов, известных под названием трофических, сводится к развитию перерождения и атрофии железистых элементов, исключительно благодаря устранению импульсов, исходящих из нервных центров, этих носителей энергии. Если в известных случаях железистая ткань остается более стойкой по отношению к перерезке нервов, то можно, наверное, сказать, что мы имеем здесь особые нервные узлы на периферии, скрытая энергия которых и поддерживает питание ткани. Если же были бы найдены средства устранить влияние этих периферических узлов или уничтожить их, то неизбежным последствием этого было бы полное перерождение ткани.
Сложнее демонстрируется нарушение питания и развитие перерождения и атрофии под влиянием устранения нервных импульсов в отношении группы так называемых соединительных тканей. Но и здесь мы имеем поразительные примеры атрофии всей толщи кожи и подкожной клетчатки чисто нервного происхождения в болезни, известной под названием прогрессивной атрофии лица, и атрофию кости и хрящей при перерезке нервов и т. п. Словом, и в отношении соединительных тканей мы имеем целый ряд фактов, не оставляющих сомнения в непосредственном влиянии импульсов, исходящих из нервной системы, на их питание, хотя эти ткани, как более стойкие по самому своему строению, подвергаются значительно более медленному перерождению и атрофии, нежели другие ткани.
Если мы затем примем во внимание, что кровообращение, доставляющее органам тела необходимый материал для питания, находится в прямой зависимости от импульсов нервной системы, то мы, очевидно, должны прийти к выводу, что у высших организмов все вообще питание и всех решительно тканей тела находится под влиянием скрытой энергии ближайших и более удаленных нервных центров.
Словом, все решительно части сложного организма в своих жизненных проявлениях находятся в подчинении нервной системе – этому носителю психики. Правда, не все части нервной системы высших животных проявляют сознательные процессы, хотя положение это нуждается еще в доказательствах и есть немало авторов, признающих психическую деятельность в спинном мозгу и даже в низших центрах нервной системы (Пфлюгер, Герцен и др.). Очень фигурально, между прочим, выражается о центрах спинного мозга Бурдо: «Слившись между собой в пучок, эти центры представляют нечто вроде малого головного мозга, более простого по строению, но обладающего также своим особым сознанием, получающего свое особое воспитание, имеющего свою память и свою волю. В нем имеет местопребывание формальная разумность, хотя и небольшая по своим размерам, но достаточная, чтобы приспособлять движение к цели, что совершается живым существом по наследственному преданию без сознания этой цели» (Бурдо. Ор. cit. С. 42). С другой стороны, по поводу деятельности периферических центров или симпатических узлов у того же автора читаем: «Исследования физиологов обнаруживают все новые и новые местные центры нервных действий. Их столько же, сколько органов, наделенных особыми свойствами. Каждый из них управляется особым нервным узелком, обладающим собственной деятельностью, своей особой чувствительностью, своей памятью, своим особым источником энергии».
Как бы, однако, ни смотреть на вышеуказанный предмет, есть основание полагать, что в филогенетическом ряду животных даже наиболее низшие части нервной системы были сознательными органами. С другой стороны, в патологических состояниях даже обычно бессознательно работающие области нервной системы высших животных становятся местом сознательных процессов.
Наконец, связь и подчиненность всех вообще частей нервной системы, даже и бессознательно работающих, высшим центрам, являющимся местонахождением психики, неоспорима.
На основании специальных опытов, значительная часть которых была произведена в нашей лаборатории и частью нами самими, мы знаем в настоящее время, что деятельность сердца, легких, желудочно-кишечного тракта, мочеполовых органов, а равно и секреторные отправления желудка и кишок, печени, почек, семенных желез, потовых и иных желез кожной поверхности, а равно и деятельность слезных желез подчинены определенным корковым центрам, стоящим в функциональной связи со всеми другими центрами мозговой коры.
Таким образом, тесная зависимость жизненных проявлений всех органов нашего тела от органа психики не подлежит сомнению. Хотя жизненные процессы возможны без психики в таких органах тела, как вырезанное сердце, обладающих периферическими центрами, но, очевидно, здесь дело идет о той же скрытой энергии периферических нервных центров, которая лежит и в основе психических процессов высших центров. Во всяком случае совокупность жизненных процессов, которую мы называем жизнью, и которая предполагает самостоятельное обособленное существование живого организма или его части, без скрытой энергии невозможна. Вырезанное сердце бьется, пока его нервные клетки еще сохраняют в себе остатки скрытой энергии и не умерли; это биение может быть продлено некоторое время, и даже остановившееся сердце животных и умерших младенцев, как показывают новейшие исследования[42], может быть приведено в деятельное состояние, когда питание его клеток, и в том числе клеток нервных узлов, искусственно возобновляется и поддерживается. Очевидно, что сердце при известных условиях сохраняет надолго свои жизненные процессы, но оно уже не может жить самостоятельной жизнью. Отсюда мы и полагаем, что жизнь в целом, как мы ее находим в деятельном организме, и психика неразрывно связаны друг с другом, и в сущности представляют собой если не одно и то же, то два таких явления, из которых существование одного предполагает и другое. Если жизненные проявления и возможны некоторое время в отсутствии психики, например при отделении органов от тела, то не иначе как в форме более или менее медленного умирания, которое, постепенно прогрессируя, неизбежно приводит к смерти, следовательно, в таких случаях было бы ошибочно признавать существование настоящей жизни, так как в действительности мы имеем дело уже с началом смерти.
То, что мы должны были признать по отношению к высшим организмам, без сомнения, приложимо по существу и к организмам низшим. Если питание тканей высших организмов без влияния особой скрытой энергии нервных центров представляется невозможным, то оно невозможно без участия той же энергии и у таких низших организмов, как простейшие, при чем здесь скрытая энергия, за отсутствием особых дифференцированных органов в виде нервной системы, представляется как бы развитой в протоплазме всего организма, очевидно содержащей также и составные части нервной ткани высших животных. Руководясь тем, что мы знаем относительно значения скрытой энергии для питания тканей высших организмов, мы можем предполагать, что и основные процессы питания и обмена низших организмов возможны лишь благодаря присутствию скрытой энергии, лежащей в основе особых субъективных явлений или психизма.
Таким образом, мы неизбежно приходим к выводу, что живое вещество, черпающее извне необходимые ему материалы и отдающее отработанные продукты своего организма в окружающий мир, своим бытием, безусловно, обязано скрытой энергии, лежащей в основе жизни и психизма.
С этой точки зрения, всякий живой организм есть субъект. Понятие это, однако, ничуть не должно быть противополагаемо понятию мертвой материи; оно его только дополняет, так как и к живому веществу приложимы все физико-химические законы с тем лишь, что в нем проявляется действие скрытой энергии, находящейся путем превращений в определенных соотношениях с прочими энергиями окружающей природы. Очевидно, таким образом, что жизнь без скрытой энергии невозможна, так как сама жизнь – этот сфинкс, обусловливающий таинственное сцепление частиц безжизненной среды в одной сложной подвижной системе, в которой происходит беспрерывное разрушение и возобновление материала, представляет собой не что иное, как постоянное превращение внешних энергий природы в скрытую энергию организма, приводящее у высших животных к накоплению последней в особых органах, называемых центральными, и вместе с тем обусловливающее постоянное расходование этой энергии в окружающую среду при активном отношении к ней организма.
