Владимир Шигин
Битва за Адриатику. Адмирал Сенявин против Наполеона
* * *
© Шигин В. В., 2016
© ООО «Издательство «Вече», 2016
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2017
Битва за Адриатику
Адмирал Сенявин против Наполеона
Новая книга известного российского писателя-мариниста капитана 1-го ранга Владимира Шигина «Битва за Адриатику» посвящена Средиземноморской экспедиции эскадры под командованием вице-адмирала Д. Н. Сенявина в период русско-французской войны 1805–1806 годов. Ареной столкновения противоборствующих сторон тогда стала Адриатика. Российская эскадра, опираясь на нашу тогдашнюю главную базу в Средиземноморье – Корфу, развернула активные боевые действия против французов в Далмации. При этом наряду с действиями на море, российские десантные отряды весьма успешно действовали на суше, нанося чувствительные удары корпусу генерала Мармона на подступах к Дубровнику. Большую помощь нашим морякам оказали и отряды черногорцев во главе с митрополитом Петром Негошем, участвовавшие совместно с нашими матросами и солдатами в боях против французов. Тяжелые сражения на суше и взятие крепостей, морские бои и высадки десантов, сложнейшая политическая обстановка, в которой приходилось драться нашим морякам. Чего стоит только легендарный поединок брига «Александр» под командой лейтенанта Скаловского против целой эскадры французских судов, из которой наши моряки вышли победителями. Обо всем этом и рассказывается в романе В. Шигина «Ветры Адриатики».
В центре книги личность выдающегося нашего флотоводца адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина, который в немыслимо тяжелых условиях военно-политической обстановки 1805–1806 годов сумел не только сохранить позиции России в Адриатике, но и еще больше их упрочить. Все герои романа В. Шигина – командиры кораблей и судов, молодые офицеры и матросы – это реальные исторические личности.
Так уж сложилось, что многие обстоятельства боевой деятельности нашего флота на Адриатике в 1805–1806 годах долгое время оставались вне поля зрения отечественных историков и писателей. Поэтому особенно приятно, что эта весьма важная и интересная страница нашей флотской истории, наконец-то, нашла своего талантливого летописца.
Как всегда, В. Шигин много внимания уделяет картинкам повседневной жизни и быта моряков нашего парусного флота, что всегда особенно интересно читать, взаимоотношениям между офицерами и матросами, между русскими моряками и единоверцами-черногорцами. Как всегда, у В. Шигина легкость слога сочетается с динамичным развитием событий, а точность формулировок с высокой литературностью. Автору, на мой взгляд, удалось найти очень удачное сочетание предельной документальности повествования с его художественной подачей, а потому книга читается, как говорится, на одном дыхании.
Беря в руки очередную книгу о флоте, я всегда прежде всего знакомлюсь с биографией автора. Если автор – моряк, сам прошедший корабельную службу и неоднократно бывавший в морях, то эту книгу я обязательно прочту, потому что писал ее не дилетант, а профессионал, и писал не о том, что где-то от кого-то услышал, а то, что сам пережил и прочувствовал. Именно поэтому книги Владимира Шигина всегда стоят на моей полке. Потомственный моряк, севастополец, отдавший службе российскому флоту более тридцати лет, он является настоящим профессионалом своего дела и прекрасно знает предмет своего исследования. Наряду с этим книги В. Шигина отличаются искренней любовью к родному флоту и большим патриотизмом.
На сегодняшний день Владимир Шигин, безусловно, является нашим лучшим писателем-маринистом, сумевшим на страницах своих многочисленных книг, посвященных истории флота, вернуть к памяти многие дотоле забытые события, возродить из небытия имена забытых героев моряков прошлых эпох. Очень отрадно, что и сегодня в нашей морской литературе, по-прежнему живы традиции К. Станюковича, Л. Соболева, В. Пикуля и В. Конецкого. И пока у нас будут такие писатели, как Владимир Шигин, из-под пера которых будут выходить такие интересные и познавательные книги, как эта книга, российские мальчишки будут, как и раньше, мечтать о морской службе, а Россия останется великой морской державой.
Главнокомандующий Военно-Морским флотом России в 2005–2007 годах адмирал флота Владимир Масорин
Глава первая. Дела моряцкие, дела императорские…
Император Александр Первый, в отличие от своего отца Павла Первого, флота никогда не знал и не понимал, а моряков попросту не любил, считая, что корабли – это дорогостоящие ящики с дурным воздухом, дурной водой и дурным обществом. Своего невежества при этом Александр нисколько не стеснялся.
– Я сужу о делах флотских, как слепой о красках! – любил пошутить он в кругу милых дам.
Увы, невинные шутки обернулись эпохой полнейшего забвения флота, каковой не было со времен его основателя Петра Великого.
Впрочем, начиналось все, как всегда, с надеждой на лучшее. В 1802 году вместо Адмиралтейств-коллегии было образовано Морское министерство, наряду с которым создали и Особенный комитет для насущных флотских реформ. Решено было содержать на Балтике флот равный по силе вместе взятым шведскому и датскому, а на Черном море турецкому. В высочайшем указе, данном комитету, было сказано: «А дабы дать убедительное доказательство истинного Нашего желания о спешном преобразовании сея части (флота), и сколь охотно всеми способами к тому спомоществовать желаем, Мы повелеваем оному Комитету непосредственно относиться к Нам обо всех мерах, каковые токмо нужным почтено будет принять к извлечению флота из настоящего мнимого его существования и ко приведению оного в подлинное бытие».
Сказано было, что и говори, сильно, на деле же все было совсем иначе.
Во главе комитета был поставлен сенатор граф Воронцов, который в море бывал лишь раз в жизни, когда его по молодости лет везли пассажиром из Петербурга в Стокгольм. В том давнем путешествии Воронцова страшно укачало, а потому даже спустя годы, одно упоминание о море и моряках приводило его в ужас. На основании собственного опыта сенатор и внушал императору:
– По многим причинам, физическим и локальным, России нельзя быть в числе первенствующих морских держав, да в том ни надобности, ни пользы не предвидится. Прямое могущество и сила наша должны быть в сухопутных войсках… Посылка наших эскадр в прошлом в Средиземное море и другие далекие экспедиции стоили государству дорого, делали несколько блеску, а пользы никакой!
И это тайный советник говорил о походах Спиридова и Ушакова, о Чесме и Корфу!
Александр, слушая речи такие, соглашался:
– И вправду, сколько можно было бы на эти деньги полков драгунских да пехотных амуциировать!
Назначенный первым морским министром умный и деятельный адмирал Мордвинов не удержался на своем посту и четырех месяцев, разругавшись в пух и прах с флотоненавистником Воронцовым.
– Легче сделать, чтобы в Крыму летом валили снега, и осушить сибирские болота, чем переубедить этого упрямого дурака! – говорил он в отчаянии о Воронцове.
Граф немедленно пожаловался императору, и тот поддержал Воронцова. Отныне судьбу флота стал решать владелец несметных сельских угодий, а флотоводец принялся основывать в Москве общество сельского хозяйства…
Преемником Мордвинова на посту морского министра явился Павел Васильевич Чичагов, сын знаменитого адмирала героя Ревеля и Выборга. По воспитанию француз, а по убеждениям англоман. Некогда Чичагов начинал свою службу поручиком гвардии, а потому с Воронцовым они общий язык нашли быстро. Характеризуя личность Чичагова, один из историков флота писал: «Это был человек очень даровитый, по характеру пылкий, неустойчивый в своих взглядах, неспособный к длительной творческой работе».
Несколько иную характеристику морскому министру дал мореплаватель и адмирал В.М. Головнин: «Избалованное дитя счастья, все знал по книгам и ничего по опытам, всем и всегда командовал и никогда ни у кого не был под начальством… Самого себя считал способным ко всему, а других ни к чему. Подражая слепо англичанам и вводя нелепые новизны, мечтал, что кладет основной камень величию русского флота…»
Впрочем, в первые годы царствования Александра флот еще жил временами Екатерины Великой и Павла Первого, а потому скорее вопреки, чем благодаря реформаторам, по-прежнему, являл собой реальную и грозную боевую силу.
* * *
Вот уже год, как Европа кипела праведным гневом. Причины для этого были более чем веские. Подумать только, вчерашний генерал Бонапарт внезапно для всех объявил себя французским императором Наполеоном Первым! Это ли не самозванство! Из всех французов против узурпации власти выступил только один человек – сенатор Карно, но его голос никем услышан не был. Самих французов новоявленный монарх быстро успокоил тем, что решил именоваться не просто императором, а императором Республики! Но одно дело доверчивый французский обыватель, а другое весь сонм европейских монархов, провести которых было не так-то просто. Уж они-то сразу поняли, что отныне корсиканский выскочка становится вровень с ними, а потому жаждали самого жестокого возмездия за столь вопиющую дерзость.
– Быть Бонапартом, а стать императором, так опуститься! – восклицал в те дни французский писатель Курье.
Людвиг Бетховен, посвятивший Бонапарту свою «Героическую симфонию», в гневе на бывшего кумира, тотчас изменил свое посвящение, размашисто начертав на нотном листе: «Героическая симфония в честь памяти великого человека». Однако Наполеона подобные мелочи уже нисколько не волновали. Новоявленный император отступать от своего решения не собирался, а для того чтобы придать императорству законность, организовал всеобщий плебисцит. Императора себе французы выбирали как бы всем миром, такого спектакля история еще не знала! Естественно, что результаты плебисцита превзошли самые смелые ожидания. За императора высказалась почти вся Франция. А это развязало Наполеону руки.
В первой же беседе с английским послом Уитвортом он начал угрожать вторжением:
– Во главе со мной Франция непобедима! На союзников не надейтесь, первой я сотру в порошок Австрию, а потом уже примусь за ваш проклятый остров!
Ошарашенный Уитворт тут же донес в Лондон: «Мне показалось, что я слышу скорее какого-то драгунского капитана, чем главу одного из могущественных государств мира!»
Демонстрируя свою всесильность, Наполеон не теряет времени и тут же расстреливает в Венсенском рву герцога бурбонской королевской крови Энгиенского, следом за ним гильотинирует на Гревской площади в Париже и знаменитого роялиста Кудадаля, а потом изгоняет из Франции не менее знаменитого республиканца генерала Моро. Теперь Наполеон не боится никого и не считается ни с кем! Французские войска тем временем энергично прибрали к рукам Голландию и Ганновер, подошли вплотную к Датским проливам. В нейтральной Швейцарии победило профранцузское правительство. На юге началась новая агрессия против Италии. Англии Наполеон выдвинул ультиматум: вернуть Мальту!
Перепуганный Вильям Питт велел Уитворту организовать убийство «узурпатора». Но заговор провалился. Его участники были схвачены.
– Жребий брошен! – объявил Наполеон. – Я знаю, откуда плетутся заговоры против меня, и я готов к войне. Пусть победит сильнейший!
А штабные офицеры маршала Бертье уже заказывали в парижской типографии не только карты Англии, но и карты Балкан. Последнее было уже слишком. Петербург потребовал от новоявленного императора освободить от своих войск Отрантский полуостров и оставить в покое Ганновер, но Наполеон со смехом разорвал протесты и демонстративно присоединил к Франции Геную. Теперь уж заволновались и в Англии, где сразу же перестали чувствовать себя в безопасности. Отныне флот первой державы мира под началом лорда Нельсона стерег у Тулона флот адмирала Вильнева, стремясь любой ценой не пустить последний к своим берегам.
– Бонапарт сжег свои корабли! – говорили в ту пору в великосветских салонах столицы России. – Не пора бы и нам сжечь свои?
В декабре 1804 года в соборе Парижской Богоматери состоялись, наконец, и ожидаемые всеми коронационные торжества. По примеру Карла Великого, ставшего императором ровно тысячу лет назад, Наполеон велел, чтобы его тоже короновал папа Римский. Однако если Карл некогда смиренно сам ездил к папе в Рим, то Наполеон велел понтифику самому явиться в Париж. И Пий Седьмой повиновался беспрекословно.
Сама коронация поразила мир пышностью и размахом. А в самый торжественный момент, когда Пий Седьмой поднял было уже императорскую корону, чтобы возложить ее на голову Наполеона, тот внезапно вырвал корону у потрясенного понтифика и сам водрузил ее на себя. Жест был многозначительный: новоявленный император демонстрировал всем, что обязан получением короны только себе.
В те дни друг детства российского императора князь Александр Голицын сказал Александру Первому:
– Императорское общество становится не совсем приличным!
Александра передернуло. Он был задет за живое. Самопровозглашение корсиканца российский монарх воспринял как личное оскорбление, а потому сразу же начал вынашивать планы отмщения.
Ответом на коронацию Наполеона стало почти мгновенное создание новой, третьей по счету антифранцузской коалиции. Пока Наполеон пугал спрятавшихся на своем острове англичан видом отборной стотысячной армии в Булонском лагере подле Ла-Манша, российский император без устали собирал и сплачивал будущих коалиционеров.
– Мы рассеем страхи и пробудим от апатии Европу против наглого выскочки! – убеждал он австрийского императора Франца с прусским королем Фридрихом-Вильгельмом.
Те осторожничали, но деваться обоим было некуда, Наполеона они тоже ненавидели, хотя и побаивались. После долгих раздумий новые союзники решили все же выставить против узурпатора-корсиканца полумиллионную армию. Россия и Англия, Австрия и Пруссия, Турция и Швеция, Дания и Сардиния, Ганновер и Неаполь – все торопливо собирали войска, оружие и деньги. Но все это, казалось, Наполеона совсем не волновало! Наоборот, он демонстративно творил все, что ему в этот момент хотелось. Вслед за Генуей он присоединил к Франции Пьемонт и Лукку. Затем короновался в Милане королем Италии, одновременно деля и раздавая германские княжества, кому как желал. Границы старой Европы трещали и рушились. Мир стремительно изменял свои очертания.
– Я делаю великое дело! – заявлял французский император во всеуслышание. – Я расчищаю авгиевы конюшни Средневековья!
3 августа 1805 года Наполеон прибыл в Булонский лагерь. Армия встречала его восторженными криками: «Виват, император!»
– Солдаты! Скоро вы раздавите англичан и завоюете вечный мир своим потомкам! – объявил император армии.
Усатые «ворчуны» согласно кивали медвежьими шапками:
– Наш маленький капрал свое дело знает, даром что теперь еще и император!
Меж тем близился сезон туманов. Наполеон был уверен, что для удачной высадки в Англию ему будет достаточно всего лишь одного туманного дня. Под его прикрытием Наполеон надеялся проскочить мимо английского флота, стянутого к проливам. Из Булони он отправил курьера в Тулон к командующему Средиземноморским флотом адмиралу Пьеру Вильневу. Адмиралу надлежало идти с флотом в пролив на соединение с Ламаншской эскадрой и союзным испанским флотом, чтобы затем объединенными силами обеспечить успех высадки. Еще никогда в своей истории Франция не собирала столь мощной армии, а потому без всяких натяжек Наполеон стал именовать ее Великой…
Взирая через Ла-Манш на столь серьезные приготовления к завоеванию, Англия немела в ужасе. Сен-Джеймский кабинет пребывал в полнейшей прострации. По приказу премьера Вильяма Питта-младшего в Дувре учредили наблюдательный пост, с которого наблюдатели день и ночь следили за французским берегом. Увидев приближающийся десантный флот врага, они должны были выстрелить из пушки. Большего для дела обороны от победоносных французов не мог предложить даже неглупый Питт. Конечно, у Британии был победоносный флот, но победоносной армии у нее никогда не было. И в этот безнадежный момент Англию защитили ее союзники. Спасая туманный Альбион, первыми выступили австрийцы. Вслед за ними двинулись скорыми маршами русские армии генералов Кутузова и Буксгевдена. В Лондоне повеселели:
– Теперь корсиканцу будет не до нас! Посмотрим, как он справится с австрийцами и русскими! По крайней мере, пара хороших оплеух Бони обеспечена!
Что касается России, то там Наполеона никто не боялся. Настроение в наших войсках было самое боевое. Старуха княгиня Дашкова, провожая уходящие на войну полки, слезно просила офицеров доставить ей Бонапарта в клетке.
– Дайте нам только до него проклятого добраться! – смеялись те в ответ. – А об остальном, уж, и не беспокойтесь!
«Трудно представить, какой дух одушевлял тогда всех нас, русских воинов… Нам казалось, что мы идем прямо в Париж», – вспоминал впоследствии один из участников похода 1805 года.
Сам же Наполеон тем временем терзался сомнениями, где ему лучше нанести решающий удар: по Англии или по Австрии? Булонский лагерь жил ожиданием прибытия кораблей адмирала Вильнева. Его флот должен был, по мысли Наполеона, прикрыть высадку от британских армад. Он мог весь лечь на дно, но обязан был продержаться один день. Всего лишь один день – и Англия будет поставлена на колени! В том, что британская армия будет сметена мощью французских штыков, не сомневался никто.
Но долгожданного Вильнева все не было и не было. Зная, что его всюду сторожат английские эскадры, Вильнев не торопился покидать Тулон. Помня Абукирский погром, он опасался новой встречи с Нельсоном. Меж тем вести с востока становились все тревожней. Русские и австрийские армии пришли в движение. Надо было что-то срочно предпринимать и на что-то решаться!
– Если я через пятнадцать дней не буду в Лондоне, то через двадцать я должен быть в Вене! – заявил Наполеон, быстро просчитав возможные варианты.
– Но где, наконец, этот трус Вильнев? – спрашивал он в который уже раз маршала Бертье.
Тот пожимал плечами. Известий из Тулона все не было.
– Я не могу больше ждать ни одного дня! – стукнул по столу кулаком французский император. – Пишите указ об отстранении Вильнева с должности за трусость, а мы не будем больше терять времени. Нас ждут поистине великие дела! Пусть Лондон еще подрожит, мы же пока займемся Веной!
Глава вторая. Республика семи островов
Российский флот заявил о своем очередном долговременном присутствии на Средиземном море еще в 1798 году, когда туда прибыла Севастопольская эскадра вице-адмирала Федора Ушакова. Именно тогда российские моряки освободили одним ударом от французов Ионический архипелаг во главе с главным островом архипелага Корфу, не менее успешно сражались они и в Италии.
Ионические острова – важнейший форпост Средиземноморья. Если Мальта – ключ к западной части моря, то владеющий Ионическими островами владеет всей восточной частью. Острова контролируют Венецию и Далмацию, восточную Италию и торговые пути в Константинополь. А потому как за Мальту, так и Корфу борьба шла непрерывная. Первым решил было вопрос для себя с теми островами Наполеон. Затем Корфу отбили русские, а Мальту англичане. Император Павел Первый мечтал и о Мальте, но претворить в жизнь свою мечту не успел. По Амьенскому мирному трактату, англичане обязались вернуть Франции Мальту, но не вернули, что и послужило началом новой многолетней войны. Наши сумели сохранить Ионический архипелаг за собой.
Тогда же на Корфу и других греческих островах в Адриатике была образована независимая Ионическая республика, именуемая в народе республикой Семи островов. В состав ее входили острова Корфу, Санта-Мавра, Кефалония, Занте, Цериго, Итака (или Малая Кефалония), Пакса. Кроме этого республике принадлежало и небольшое местечко на албанском берегу против острова Пакса, именуемое Парго. Официальное покровительство над новым государством приняли на себя Россия и Турция, однако на деле страна Семи островов признавала только российский протекторат.
По завершении экспедиции Ушакова и возвращении главных сил в отечественные порты, на Средиземноморье остались лишь фрегаты «Святой Михаил» и «Назарет» капитан-командора Сорокина. Первоначально фрегаты были переданы в распоряжение Неаполитанского короля и содержались за счет его казны. Затем перевезли на Корфу для охраны острова находившиеся в Неаполе гренадерские батальоны и артиллерийскую команду.
И фрегаты командора Сорокина, и гренадеры полковника Назимова подчинялись советнику президента Ионической республики Савио Авино графу Моцениго. Сам граф был откомандирован на сию высокую должность российским министерством иностранных дел в ранге полномочного министра и чине статского советника.
Русский человек обживчив. Устроились и наши на Корфу. Первым делом восстановили они старый венецианский форт на островке Видо, что прикрывает подходы к главной гавани Корфу, затем укрепили главные цитадели в самом городе, наладили адмиралтейство и арсенал. Мир с турками позволял беспрепятственно доставлять припасы из Севастополя.
Сорокин был начальником хозяйственным. Мясо и вино он закупал на Корфу, крупы и масло в Турции, пшеницу в Одессе, а муку с сухарями привозили из Севастополя. Когда не хватало денег, капитан-командор смело брал у местных банкиров взаймы под свое честное имя. С неимоверным трудом, но выбил капитан-командор у морского министра и былые недоплаты. С обмундированием команд Сорокин особо не церемонился – каждый мог ходить в том, в чем желал, а потому фрегатские команды напоминали собой самые настоящие пиратские ватаги. Все загорелые, босоногие с платками, завязанными узлом на затылке, и с тесаками за широкими кушаками.
О капитан-командоре Сорокине шла слава как об одном из лучших ушаковских капитанов. И в сражениях корабельных, и в десантах – всюду он значился первым из первых. Потому на Средиземном море он за старшего и был оставлен. Квартируя несколько лет кряду в одном из домов, сошелся близко капитан-командор с дочкой хозяйской, а когда та родила ему сына, то с гречанкой и обвенчался. На девицах корфиотских тогда не один офицер и матрос переженился. Сорокин тому вовсе не препятствовал, а сам с удовольствием сидел в отцах посаженых.
Не возражал против такового родства и граф Моцениго, сам из греков острова Закинф. Приглашали греков служить и на суда российские. Те не отказывались, потому как платил Сорокин всегда монетой звонкой исправно. Случайные заезжие на Корфу теперь удивлялись: где греки, где русские? На кораблях российских матросы меж собой по-гречески переговариваются, то ли матросы повыучились, то ли греков в командах полно. На улицах же городских торгуются и покупают, говоря уже по-русски. Раньше в местных харчевнях царила смертная тоска, теперь, как в хороших российских трактирах, веселились на славу. Уже под утро выбирались из них наши моряки в обнимку с мореходцами греческими, распевая вместе:
Ты лейся, песня удалая!
Лети, кручина злая, прочь!
И кто мог разобрать, кто там русский, а кто грек?
В отличие от всей остальной Греции Корфу никогда не была под властью турок, входя в состав Венецианской республики. Может поэтому, здешние греки держались всегда более независимо и гордо, чем остальные? С нашими же они не только дружили, но и с радостью роднились, крестили детей, вместе справляли праздники. Очень многие местные жители поступали на русскую службу и занимали там посты немалые!
* * *
После провозглашения себя французским императором, Наполеон занял Анкону, Отранто и Бриндизи и, настроив крепостей по всему восточному побережью Адриатики, начал угрожать Ионической республике. Моцениго пригласил к себе командора Сорокина и полковника Назимова. – Положение тревожное! – сказал им. – Надо укрепляться, где только возможно!
С общего согласия Назимов занялся приведением в порядок крепостей и береговых батарей, Сорокин принялся строить канонерские лодки. Вскоре последние были готовы. Каждая канонерка на шестнадцать гребцов, а впереди пушка. Неказистые с виду, они получились весьма мореходными. И если борта были не слишком высоки, то все же, по мнению историка: «гребцы были защищены если не от пуль, то от нескромных взглядов неприятеля». Команды канонерок составлялись интернационально: россияне и греки, православные албанцы и огреченные итальянцы. Все они дружно присягали Андреевскому флагу и клялись храбро умереть под его сенью, если потребуется.
Корфу с каждым днем все больше и больше становился настоящим русским островом, словно случайно закинутым в этакую даль от всей остальной материковой России. Сегодня историки почему-то забыли, что в то время ВСЕ население Корфу и остальных Ионических островов приняло русское подданство, а потому пользовалось всеми правами российских жителей. Мы же с вами будем об этом помнить!
К 1804 году Россия, связи с военными приготовлениями Наполеона, вновь начала наращивать свои морские силы на Средиземноморье. К концу года туда прибыл с Балтики отряд капитан-командора Грейга: линейные корабли «Ретвизан» с «Еленой», фрегаты «Автроил» с «Венусом».
Начальник отряда Алексей Самуилович Грейг был личностью весьма примечательной. Сын героя Чесмы и Гогланда, он поставил абсолютный рекорд в карьере. Находясь еще в утробе матери, был произведен императрицей Екатериной за заслуги отца в мичманы. В десять лет Грейг был уже лейтенантом и флигель-адъютантом в штабе собственного отца, в двадцать три – капитаном 1-го ранга. Учился в Англии, плавал в Ост-Индию, отличился, командуя кораблем «Ретвизан» в боях у берегов Голландии. Как и отец, числился Грейг-младший английским поданным, хотя в душе и сердце всегда был истинно русским человеком. Отличали Алексея Грейга образованность и профессионализм, жажда деятельности, нелюбовь к спиртному и… невероятная скромность. Был Алексей Самуилович, несмотря на головокружительную карьеру и все свои связи, в обычной жизни чрезвычайно застенчивым человеком, особенно это касалось дам, в присутствии которых Грейг всегда краснел и терял дар речи. Может, именно поэтому числился капитан-командор в записных холостяках и был вожделенной мечтой многочисленных петербургских мамаш, имевших дочерей на выданье. Впрочем, последнее волновало Грейга мало, тем более, что сейчас он был поставлен во главе самого ответственного из предприятий – Средиземноморского.
* * *
Моряки черноморские, уже ветераны здешних вод, балтийских своих сотоварищей встречали радостно:
Командор Сорокин принял командора Грейга со всем хлебосольством. Хозяйка с дочкой стол заставили, локтя не положить.
Несмотря на то, что морской министр старшинство среди двух капитан-командоров так и не определил, то ли по забывчивости, то ли из каких-то иных соображений, но те сами разобрались во власти. Решили так: на Корфу главным Сорокин, Грейг же возглавляет крейсерские походы.
Историк флота лейтенант Н. Каллистов писал: «В республике Семи Островов снова водворилась, таким образом, русская сила и наше господство было теперь безраздельным: ни турецкого флота, ни турецких сухопутных сил на островах не было. Согласно договору о республике Семи Островов Турция оставила в своем владении (да и то через полунезависимых пашей), только принадлежавшую республике часть албанского побережья, которая в равной же степени находилась под покровительством России и защитой ее флота; в этих местах нами сформировались для отправления на Корфу особые албанские отряды».
Спустя неделю Алексей Самуилыч уже вывел в Адриатику черноморские фрегаты. Обстановка международная меж тем с каждым днем осложнялась, и теперь отряды русских судов несли беспрерывные дозоры, следя за передвижениями французов.
Начал готовиться Грейг и к операции по перевозке войск на материк. Согласно плану, принятому коалицией на совещании в Вене в июле 1805 года, на эскадру Грейга возлагалась задача перевезти наши войска с Корфу в Неаполь. Оттуда, соединившись с англичанами и неаполитанцами, под главным командованием генерала от инфантерии Ласси, они должны были выбить французов из южной Италии вплоть до долины реки По.
Полки были надежные, огнем пытанные не раз, еще суворовские: Сибирский гренадерский, Витебский, Козловский, Колыванский, 13-й и 14-й егерские, да Алексопольский. Рекрут не было, одни ветераны!
Приняв на борт своих кораблей войска, Грейг, как и было предписано, перевез их в Неаполь. Прибытие русских было встречено итальянцами с всегдашней искренней радостью. Неаполитанцы были настроены против французов воинственно и решительно. Все желали драться! Теперь оставалось лишь подождать прибытия англичан, и можно было выступать в поход за освобождение Италии.
