Владимир Шигин
Сирийский экспресс
Наверное, служебный путь Рустема Еналеева так бы и закончился на забытой богом береговой базе, но началась война в Сирии, раскочегарился «экспресс», понадобились опытные хирурги (которые, как известно, всегда в дефиците), тогда-то и вспомнили о ссыльном враче.
«Кострома» сразу пришлась Рустему по душе, как пришелся по душе и он старым «костромичам». На бербазу Еналеев возвращаться категорически не желал и фактически прижился на «Костроме», став полноправным членом экипажа. Как всякий уважающий себя доктор, Рустем жил непосредственно в лазарете. Там же рядом обитал и его неразлучный друг фельдшер Сергей Теребов.
– Ноги в тапочки всунул и уже на боевом посту! – говорили они не без гордости.
Медблок на «Костроме» был расположен слева по борту на первой нижней палубе. Рядом посредине первой палубы (чтобы меньше качало) располагалась и операционная.
Вскоре опыт и квалификация взяли свое, и Рустем стал неофициальным авторитетом местного военно-медицинского сообщества. Врачи с соседних кораблей валили пошушукаться к нему гурьбой. Кому-то он давал советы, кого-то чему-то учил, с кем-то просто пил и ходил по бабам. Впрочем, все «костромской док» делал одинаково профессионально. Шубин пытался однажды провести с Рустемом воспитательную работу относительно геометрически возрастающего количества женщин в его врачебной судьбе. На что Сбитый летчик, честно глядя в глаза, заявил:
– Вот вы, Владимир Михайлович, нашли ли ту, которой отдали навеки свое сердце?
– Разумеется, нашел, это моя жена!
– Значит, вы везунчик, – развел руками Рустем. – А я, увы, все еще пребываю в решительном поиске!
На этом Шубин воспитательную работу с врачом и завершил, ибо не следует мешать человеку в его творческих исканиях.
Он закрыл глаза. Ах, как бы он хотел оказаться сейчас рядом с женой и детьми в Севастополе, а еще лучше в родном Домодедове, дышать лесным воздухом Подмосковья и слушать пение птиц.
А погода разошлась не на шутку. Качало так, что с вахтенного столика полетели на палубу и карта, и вахтенный журнал с параллельной линейкой.
…«Хорошо, что водитель оказался за бортом на полчаса раньше, а то бы при таком дожде вряд ли его нашли», – думалось Шубину, глядя в заливаемое потоками дождя окно ходовой рубки. Слава богу, что сегодня он не нарушил главного морского закона – сколько людей ушло в море, столько должно и вернуться».
– Вызови ко мне майора Почтарева, водитель как-никак его креатура, – обернулся он к матросу-рассыльному. – И пусть вестовой принесет два «адвоката»!
«Адвокатом» на флоте традиционно именуют крепчайший сладкий чай с лимоном, который хорошо бодрит в ночную и промозглую погоду.
Поднявшийся по трапу в ходовую рубку Почтарев был явно подавлен происшедшим, и проводить с ним какую-либо воспитательную работу Шубину сразу расхотелось. Да и какой от этого толк, если через несколько суток они распрощаются и, скорее всего, уже навсегда.
Некоторое время оба молчали. Первым нарушил молчание Почтарев:
– Огромное спасибо, товарищ капитан 2-го ранга, за спасение водителя! Если бы не ваш опыт и мастерство, он бы наверняка погиб! – начал Почтарев свой оправдательный монолог.
– Если бы вы, майор, лучше контролировали своих людей, не понадобился бы ни мой опыт, ни мастерство! – не слишком тактично оборвал его Шубин.
– Да я все понимаю и своей вины не отрицаю! – еще больше понурился Почтарев.
– Прошу «добро»! – Это поднявшийся по трапу вестовой принес два дымящихся стакана чая в подстаканниках.
– Угощайтесь, наш флотский «адвокат» от всех напастей помогает, в том числе и от моральных! – грустно усмехнулся Шубин.
Из последующего разговора выяснилось, что Почтареву подчинили водителей «скорых» в самый последний момент перед погрузкой, и он даже не успел их толком рассмотреть, выяснилось, что у водителей есть свой старший, но толку от него никакого.
– Честно говоря, я впервые так, накоротке, общаюсь с настоящим сапером. Вот в чем, например, специфика вашей службы?
– Главная черта сапера – это прежде всего дружелюбие, – улыбнувшись, ответил Почтарев. – Сапер – добрый волшебник Вооруженных сил. Он всегда появляется в самый нужный момент, делает свое доброе дело и уходит помогать другим нуждающимся.
– Ну, а почему именно волшебник, а не помощник? – удивился Матюшкин.
– Настоящий сапер обладает тайными знаниями в области выкапывания, закапывания, взрывания и минирования. Если минное поле для танкиста и мотострелка это: «Все, пиз. ц, приехали!», то для сапера шестьсот килограммов тротила это: «Будет чем печку топить!» При этом мы традиционалисты и консерваторы. К современной технике относимся весьма спокойно, полагаясь прежде всего на старые добрые: лопату, топор и взрывчатку, с помощью которых и творим свое волшебство.
– Но ведь настоящие волшебники творят в одиночку, не так ли?
– Именно так, – кивнул головой Почтарев, – поэтому от того же мотострелка сапер отличается полным отсутствием чувства коллективизма, хотя при необходимости можем припахать всех, кого поймаем. Ну и конечно же мы свято чтим технику безопасности, ибо, как всем известно, сапер ошибается только раз в жизни. Ну а что характерно для вас, моряков?
Шубин на минуту задумался, почесал затылок:
– Да так сразу и не скажешь, в нашей большой стае много всякого разного. Пожалуй, что общее для всего флотского люда – повседневная неугомонность. Моряк – это большой ребенок, только дорвавшийся не до игрушки, а до нескончаемого приключения продолжительностью в жизнь. В отличие от вас, саперов, мы, наоборот, законченные коллективисты. Артельно делаем все, ибо такова специфика морской службы. При этом настоящий моряк в душе всегда обожает современную технику и любит ее изучать, но никогда в этом никому не признается, предпочитая свято чтить старые морские традиции, уходящие к романтике парусов, медных пушек и манильских тросов. Так что традиционализм и здоровый консерватизм нас с вами объединяет.
– Были бы на берегу, был бы повод выпить! – несколько нервно рассмеялся Почтарев, который еще до конца не отошел от истории с падением за борт водителя «скорой».
– Ладно, обошлось и то хорошо, проехали! – махнул рукой, понимая состояние майора, Шубин. – Время позднее, идете в каюту, отдыхайте.
– А вы когда отдыхать будете? – участливо спросил Почтарев, ставя пустой стакан на штурманский столик.
– Мне отдыхать не положено по определению. Хватает того, что на еду, да в гальюн помощник подменяет.
– И сколько вы так можете непрерывно торчать здесь? – искренне удивился майор.
– А сколько будем в море, столько и буду. Впрочем, ничего страшного в этом нет, человек, как известно, ко всему привыкает, даже к командирству! – искренне рассмеялся Шубин. – Спокойной ночи, надеюсь, что больше никто из ваших уже не полезет любоваться штормовыми красотами.
– Спокойной вахты и вам, – вздохнул Почтарев и тенью исчез в проеме люка.
Майор ушел, и Шубин остался наедине со своими мыслями. Сразу вспомнились слова оперативного о последнем походе. Всезнающий Собора, оказывается, уже был в курсе последних новостей…
Позавчера, сразу же по приходе в Новороссийск, к Шубину прибыл полковник-кадровик из штаба Южного округа. Как он заявил, «для серьезного разговора». Начал издалека, о том, что Шубину уже тридцать пять, а значит, в академию ему путь уже заказан. Ну, а на заочный факультет командира корабля, да еще с «сирийского экспресса», никто никогда не отпустит.
– Однако, – сказал кадровик, выдержав классическую вахтанговскую паузу, – мы знаем вас, Владимир Михайлович, как опытного и грамотного командира, а потому предлагаем должность заместителя начальника военно-морского отдела в штабе округа. Штатная категория – капитан 1-го ранга, круг обязанностей – организация «экспресса», то есть дело вам знакомое. Одновременно с приказом о назначении пошлем и представление на звание.
Шубин невольно бросил взгляд на висевшую над рабочим столом фотографию жены.
Кадровик был калачом тертым и мгновенно перехватил взгляд.
– Бытовой вопрос также не проблема. В спальном районе Ростова уже освобождена служебная трешка. При этом я вас не тороплю, сходите еще раз в Тартус, все хорошо обдумайте, посоветуйтесь с женой. Впрочем, полагаю, что думать здесь много не надо, второй раз такую должность уже никто никогда не предложит. А потому по возвращении жду вашего решения. Уверен, оно будет положительным.
Да, уходить с корабля Шубину не хотелось, но ведь ничто не может продолжаться бесконечно. Он и так отдал корабельному мостику шесть лет, пора подумать и о будущем. Ну, и, конечно, звание. Как ни крути, а погоны капитана 1-го ранга – достойный итог флотской офицерской карьеры, так неужели он не достоин такого финала!
«Вот ты все жаловался на судьбу и, наконец, эта судьба, в лице кадровика, преподнесла тебе подарок, да еще на блюдечке с белой каемочкой», – думал Шубин, проводив полковника. – Теперь для того, чтобы все сбылось, не надо прилагать уже никаких усилий. Достаточно лишь набрать номер телефона и сказать одно слово: “Согласен!”»
Вспомнился отец. Наверное, будь он жив, то, наверное, одобрил бы его переход в вышестоящий штаб. Отцы должны гордиться карьерой своих сыновей. Вспомнив отца, Шубин вздохнул. Может, это у них, у Шубиных, на роду написано, чтобы обязательно пересекаться по службе с Сирией.
Если вначале шторм достиг силы в три балла, потом раскочегарился, как и ожидалось, до всех пяти. А барометр все продолжал падать…
– Чешем прямо в циклон! – доверительно сообщил за завтраком приунывшей общественности штурман Наумов.
Разумеется, в обычной ситуации никто бы не полез на рожон в область низкого давления, где пронзительный ветер, где немилосердно качает и хлещет дождь. В обычной ситуации следовало отстояться где-нибудь на якоре, переждав непогоду на спокойном рейде. Но «экспресс» есть «экспресс». Заявка на проход проливов уже ушла и подтверждена, а посему выбиться из графика никто не имеет права.
Десантные корабли вообще всегда тяжело переносят штормы. Дело здесь в особенности их конструкции. Если все другие корабли, сидя глубоко в воде, прорезают корпусом волны, то плоскодонный «десантник» фактически скользит по волнам. Поэтому при штормовой погоде он принимает каждую новую волну своим днищем, как мощный удар. При этом корабль как бы подпрыгивает на ней и перескакивает на следующую, не менее крутую волну. В отличие от всех остальных кораблей, на десантных легче переносится не продольная, а бортовая качка. Связано это с конструкцией их корпусов.
Вначале качка была бортовой, то есть относительно терпимой – «Кострома» шла по волне и кренилась поочередно на оба борта. Но затем, со сменой курса, качка стала продольной. Теперь корабль зарывался то носом, то кормой.
Доктор Рустем с фельдшером Теребовым загодя раздали всем желающим таблетки кинедрила, воздействующих на вестибулярный аппарат. Кому-то таблетки помогали, кому-то нет.
«Дворники» остекления ходового мостика с трудом справлялись с дождем и брызгами захлестывавших палубу волн.
В нескольких палубах внизу в твиндеке сейчас стойко переносила качку принайтованная по-штормовому техника. Только натягивавшиеся периодически в струну цепи креплений показывали, как трудно ей дается сохранять эту неподвижность. Не дай бог, если многотонная громада в шторм сорвется с цепей и превратится в гигантский таран… Впрочем, к креплению техники на десантных кораблях российского флота всегда относились с особой тщательностью.
В шторм для корабля главное – не потерять ход. Неудачника волны почти сразу разворачивают лагом (т. е. бортом к волне) и начинают методично уничтожать. Волны и ветер ломают дерево, рвут металл, крушат переборки и шпангоуты, ледяная вода врывается во внутренние помещения. Тут уж впору врубать радио и передавать печально знаменитый «Мэйдэй!»
…В ходовой рубке валяло так, что впору было привязываться. Рулевой Пошевеля, расставив ноги на ширину плеч, расклинился в своем пенале, пытаясь удержаться вертикально. Но внезапными кренами корабля его все равно время от времени уносило вбок. Спасал лишь штурвал, в который Пошевеля вцепился до побелевших костяшек. Сигнальщика Шубин давно убрал с крыши мостика, чтобы ненароком не потерять. Внезапно на ГКП открылась металлическая дверь. Ее начало так немилосердно лупить в переборку, что, казалось, она прошибет весь корабль.
Каждый шторм пожинает на кораблях свою жатву. Как бы ни готовил свою каюту ее обитатель к удару стихии, все напрасно. В шторм каюты представляют жалкое зрелище. По закону подлости обязательно мгновенно ослабляются все защелки на шкафчиках и рундуках, они разом открываются, и содержимое летит вниз. На палубу валится все, что было не закреплено, а что-то обязательно забывают закрепить. Вот и сейчас в каюте у помощника из шкафов вылетели центнеры журналов, инструкций и наставлений, каких-то гроссбухов и бланков. В кают-компании ездила по столу и валилась посуда, вестовой «на карачках» ловил ее по всей палубе. Но труднее всех пришлось коку и его помощнику. Вдвоем они еле удерживали свои лагуны и кандейки на плитах, чтоб те не съехали. Получалось плохо, горячее варево выплескивалось из-под крышек, шипело на раскаленном металле, обдавая коков паром. В довершение ко всему в одной плите что-то замкнуло, и она задымила. Пришлось вызывать электрика. Тот кое-как дополз до камбуза, но о ремонте не могло быть и речи. Плиту просто обесточили, чтобы хотя бы не дымила.
«Кострома» в очередной раз стремительно валится на борт и медленно, слишком медленно, скрипя всем своим шпангоутным скелетом, возвращается на ровный киль, чтобы почти сразу повалиться в другую сторону – и так же трудно, со скрипом и стоном, снова выпрямиться.
Что касается машины, там тоже не сахар – жарко и чадно, отчего тошнота подкатывается к горлу еще быстрее, чем наверху. На посеревших лицах мотористов большие капли пота, все тяжело дышат, сглатывают горькую тошнотную слюну. В проходе закреплено ведро – кому невмоготу, блюют туда, в остальном же все при деле, как и обычно.
По кораблю мечется лишь неутомимый снабженец Вовик Бочаров с вязанками вяленой воблы, которую раздает всем желающим. Следом за ним на карачках пробирается баталер с сухарями. Для кого-то вобла – лучшее средство от укачивания, для кого-то сухари. Вручая рыбу, Бочаров сам себя подхваливал:
– Вот он добрый какой, старший лейтенант Бочаров, кто о вас еще позаботится!
В ответ ему были только благодарные взгляды. На слова ни у кого уже не осталось сил…
Качавшемуся в командирском кресле в ходовой Шубину вдруг вспомнился отец, рассказывавший о том, как однажды в Индийском океане их корабль попал в «глаз тайфуна».
Вообще в последнее время он часто вспоминал уже ушедшего из жизни отца, его советы. Вспоминал то, что с Сирией морская династия Шубиных связана уже давным-давно.
ОКТЯБРЬ 1982 ГОДА. МОСКВА,
БОЛЬШОЙ КОЗЛОВСКИЙ ПЕРЕУЛОК
…В конце октября 1982 года капитан 1-го ранга Михаил Шубин был неожиданно вызван в Москву. Все его попытки узнать о причинах вызова ни к чему не привели, и на станцию метро «Лермонтовская», где располагался Главный штаб ВМФ, он прибыл в полном неведении. На КПП его уже встречал офицер отдела военно-технического сотрудничества.
– Через десять минут вас примет начальник Главного штаба ВМФ адмирал флота Сергеев! – сказал он. – Прибавьте шагу, опаздывать нельзя.
Адмирал флота Сергеев, невысокий грузный дядька с тяжелым лицом и мешками под глазами, встречая Шубина, вышел из-за стола и обменялся рукопожатием. Большие начальники так поступали нечасто, и Шубин сразу проникся к адмиралу уважением.
– Сразу о деле! – сказал Сергеев, жестом пригласив его садиться на стул у совещательного стола. – Сегодня в мире возник новый очаг «пожара»: на Ближнем Востоке вот-вот разразится очередная арабо-израильская война. В ее орбиту уже втянуты Египет, Сирия, Ирак и Иордания с Ливаном. В этих условиях руководство Сирии попросило нас прислать им военных советников, как говорится, «для поддержания штанов». Командование ВМФ считает, что вы, по своим знаниям и опыту службы, подходите для выполнения данной задачи. Готовы?
– Так точно, товарищ адмирал флота! – встал со своего места Шубин.
– Садитесь! – нетерпеливо махнул рукой Сергеев. – Вы назначаетесь на должность старшего военного советника командующего сирийским флотом. Конечный пункт назначения – Латакия. Кстати, что вы знаете о Сирии?
Шубин напрягся, боясь опозориться:
– Ну, Сирия – страна с древней культурой. Она прошла многовековой путь развития и становления до обретения независимости, – взгляд Шубина упал на огромную карту Мирового океана, занимавшую всю стену в адмиральском кабинете. – Сирия имеет выход к Средиземному морю, граничит с Турцией и Ливаном. Имеет три морских порта: Латания, Баниас и Тартус, – он на мгновение запнулся. – Большинство сирийцев – мусульмане, но есть и христиане.
Сергеев внимательно смотрел на Шубина поверх очков:
– Что ж, для начала очень даже неплохо. Желаю удачи! – адмирал вышел из-за стола и снова пожал Шубину руку, прощаясь.
Затем был визит на Старую площадь в административный отдел ЦК КПСС. Там новоиспеченный советник получил короткое напутствие и пожелание успехов в работе.
– Будьте осмотрительны, особой активности не проявляйте и в то же время поддерживайте связь с нашим посольством, – проинструктировал его строгий дядечка в строгом костюме. – Одна из ваших задач – сглаживать возможные противоречия между сирийской стороной и аппаратом главного военного советника. В данном случае вы ответственный за последствия, поэтому выбирайте золотую середину и действуйте по обстановке.
Во второй половине ноября 1982 года капитан 1-го ранга Шубин вылетел рейсовым самолетом в Дамаск. Жена должна была присоединиться после получения квартиры в Латакии, а одиннадцатилетний сын Вовка оставался на попечение бабушки и дедушки в подмосковном Домодедово.
15 МАРТА 2016 ГОДА.
СТОЛИЦА ИГИЛ ГОРОД РАККА
Найти Сейфуддина главе разведки ИГИЛ удалось не сразу. Он в это время находился в Ливии, где готовил группы для диверсий на нефтяных порталах. Пока его оповестили о срочном вызове в Ракку, пока организовали переправку, ушло некоторое время. Но вот наконец главный морской диверсант ИГИЛ предстал перед Рабахом.
Худощавый и подвижный, с тонкими чертами лица и небольшой европейской бородкой, он бы мог вполне сойти за французского аристократа, если бы не арабский ихрам (платок, опоясанный жгутом) на голове. О Сейфуддине было известно, что он происходил из богатой алафитской семьи, окончил морское училище в России, служил офицером в сирийских ВМС, а затем, поняв свое истинное предназначение, принял ваххабизм и ушел в ряды воинов джихада. О бывшей жизни, как и о бывшем имени, никто Сейфуддина никогда не спрашивал. В ИГИЛ это не принято. Зачем напоминать человеку о прошлом, если он от этого прошлого уже сам отрекся?
Впервые Сейфуддин заставил говорить о себе после штурма села Дулуйя, в 80 км севернее Багдада, в июле 2014 года. Тогда он впервые использовал катера, оснащенные пулеметами, а позднее там же уничтожил и контролируемый иракцами мост. В том же 2014 году Сейфуддин наладил доставку на бывшем правительственном катере взрывчатки через Евфрат под Рамади.
За эти подвиги во славу халифата он получил почетный титул амир аль-бахра (повелителя моря). В следующем году на лодках Сейфуддин успешно атаковал курдский городок Гвер, переправившись через реку Заб, устроив настоящую резню в городке. Затем взорвал дамбу под Самаррой, используя начиненную взрывчаткой лодку. В апреле 2015 года ИГИЛ выпустило пропагандистский ролик, где были показаны учения подразделения «морских котиков-джихадистов», которые могли проводить атаки с воды. Говорят, ролик вызвал смех у морских пехотинцев США. Но смеялись американцы зря. Уже в феврале 2015 года «котики» Сейфуддина провели удачную разведку и диверсию на реке под Фаллуджей.
Что касается реки Тигр, то Сейфуддин создал там целую флотилию моторных лодок, вооруженных крупнокалиберными пулеметами. На нескольких баржах он установил орудия, превратив их в мощные плавбатареи. Были оборудованы и особые скоростные шахидские катера, предназначенные для уничтожения плавсредств противника, мостов и причалов.
Флотилия Сейфуддина отличилась и во время боев за Мосул. Именно она осуществляла связь между западной и восточной частями города, содействовала контратакам наземных отрядов ИГИЛ, несколько раз удачно заходила в тыл атакующим американцам и иракцам, нанося по ним сокрушительные удары. И хотя атаки моторных лодок порой были самоубийственными и атаковавшие несли ужасающие потери, руководство это не волновало. У него было в достатке всего – и лодок, и боеприпасов, и шахидов. Особенно удачной была атака начиненными взрывчатками барж понтонных мостов через Тигр, по которым переправлялась наступавшая иракская армия. Тогда количество уничтоженных иранцев и американцев перевалило за несколько сотен.
Когда курды окружили город Табка, то для уплотнения кольца окружения стали перебрасывать на паромах и катерах десант через реку. Тогда Сейфуддин применил тактическую новинку, решив атаковать паромы боевыми беспилотниками. Атака была неожиданной и удачной. И хотя переправу десанта предотвратить не удалось, беспилотники Сейфуддина уничтожили несколько броневиков «Хамви» и три десятка курдов.
Однако с началом действий в Сирии военно-космических сил России былые успехи ИГИЛ обернулись тяжелыми поражениями, померкла слава и Сейфуддина. Крах авторитета амир аль-бахра начался с Дейр-эз-Зора, где армия Сирии при поддержке ВКС России провела спецоперацию и сорвала одну из важных десантных операций ИГИЛ. Тогда 104-я воздушно-десантная бригада республиканской гвардии Сирии уничтожила 7 речных судов ИГИЛ в районе причала Аль-Сабха и у переправы Аль-Марии в столице провинции. Из-за разрушенных мостов, река была единственным путем, связывающим восточную и западную части Дейр-эз-Зора. Здесь ИГИЛ полностью зависело от лодок и катеров, с помощью которых доставлялись запасы, боеприпасы и подкрепления к границе с территориями, подконтрольными правительственным войскам. В поражении руководство ИГИЛ обвинило Сейфуддина. И хотя он сумел доказать, что предпринимал все возможное для сохранения переправы, включая оборудованные огневые точки, прикрывавшие речные перевозки, миф о непобедимости был развеян. Затем иракцы перетопили лодки ИГИЛ, стремившиеся прорваться в Тикрит, а затем полностью уничтожили флотилию ИГИЛ в провинции Анбар. После этого Сейфуддину была предоставлена возможность реабилитироваться – таранить в Босфоре российский десантный корабль с военным грузом для Сирии. Это должно было не только лишить сирийскую армию партии вооружения, а Россию боевого корабля, но вызвать международный скандал и заставить турок закрыть для русских кораблей с военным грузом свои проливы. Но и эта акция Сейфуддина провалилась. Русский капитан так умело сманеврировал, что шедший на таран сухогруз игиловцев остался у него за кормой. После неудачи в Босфоре амир аль-бахр впал в немилость. Впрочем, другого столь профессионального специалиста в военно-морских вопросах у ИГИЛ все равно не было, и работа для Сейфуддина всегда находилась.
…Вообще-то Сейфуддин являлся подчиненным Рабаха, и тот вполне мог ограничиться при встрече традиционным обниманием и касанием шек, но глава разведки решил иначе. Он приветствовал прибывшего троекратным поцелуем в обе щеки, после чего заключил в объятия, как поступают, если встретились давно не видевшиеся близкие друзья. При этом Рабах наблюдал за реакцией Сейфуддина. Тот, опешив на какое-то мгновение, от фамильярности своего шефа, тут же взял себя в руки и, со своей стороны, приобнял Рабаха так, словно они и в самом деле закадычные приятели. При этом, обняв начальника, он тут же отступил на шаг и опустил голову в знак покорности. Своим маленьким экспериментом Рабах остался доволен. Он продемонстрировал подчиненному свое особое отношение, а тот показал, что умеет мгновенно реагировать на смену ситуации и в то же время проявил понимание и такт.
По обычаю, после столь эмоциональных приветствий следовало бы перейти к обмену дежурными фразами, расспросам собеседника о его успехах, здоровье, семье. Но Рабах вновь спутал все карты, неожиданно начав с Сейфуддином разговор так, словно видел его первый раз в жизни:
– Ты на самом деле столь сведущ в морском деле, и предан халифату, как о тебе говорят?
– Да, досточтимый, – спокойно, словно он только и ждал столь неуместного вопроса, ответил Сейфуддин, мгновенно приняв правила новой игры своего шефа, словно они действительно встречаются впервые. – В той, другой своей жизни я много плавал на кораблях, а ныне уже пять лет сражаюсь под зеленым знаменем Пророка, не зная жалости к его врагам.
Глава разведки наконец изобразил улыбку углами губ. Он добился того, чего хотел, лишний раз протестировал своего подчиненного на сообразительность и реакцию и теперь мог переходить к самому предмету разговора:
– Сможешь ли ты провести большое судно по Средиземному морю, минуя все опасности?
– Смогу, ведь я специально учился этому целых шесть лет!
– А готов ли ты отдать свою жизнь во имя Аллаха, если это будет нужно?
– Для меня это будет высшей честью!
Рабах буквально впился глазами в лицо своего собеседника, стремясь разглядеть в нем хотя бы тень мгновенного сомнения. Но нет, Сейфуддин был совершенно невозмутим, будто только что не согласился принести себя в жертву.
– Тогда садись! – Рабах жестом показал на небольшую софу подле своей. – Разговор нам предстоит долгий…
Халиф принял Рабаха и Сейфуддина после дневной молитвы. На входе оба сняли обувь. Прибывших встречал глава охраны – здоровенный темнокожий магрибец. Осмотрев и наскоро обыскав гостей, коротко кивнул:
– Мархаба (добро пожаловать)! – и ввел внутрь.
Зайдя, гости расселись на коврах. Сейфуддин огляделся. Меджлис халифа, как и подобает жилищу истинного правоверного, не отягощенного земными страстями, был нарочито беден. На изрядно потертых коврах лежали, покрытые овечьими шкурами, верблюжьи седла-шдаад, использовавшиеся как подлокотники. В глубине помещения мерцал очаг для приготовления кофе.
Вошел халиф. Хозяин и гости обменялись приветствиями. Как и положено хозяину, халиф дежурно поинтересовался делами и здоровьем прибывших.
Слуга-мугави подал несладкий, с добавлением кармадона, кофе-гавах в маленьких, размером с куриное яйцо, чашках. Первому подали кофе халифу, затем сидящему справа от него Рабаху, а потом уже Сейфуддину.
Затем халиф процитировал несколько аятов Корана и хадисов. После чего пустился в пространные рассуждения о вере и неверии, начиная с изгнания Адама из рая.
– Сегодня мусульмане всего мира находятся в униженном положении под правлением иудеев и крестоносцев. Они бы уже давно стали их жертвой, если бы не отважные группы муджахидов.
Рабах и Сейфуддин молча внимали наместнику пророка Магомета на земле.
– Исламское государство, – говорил халиф, изучающе вглядываясь в глаза своих собеседников, – это вершина исламской истории, к которой Умма шла долгое время.
Халиф сделал паузу, привычно перебирая холеными пальцами камешки молельных четок-сибхи.
– При нынешней ситуации, когда Асад и Россия захватывают у нас одну провинцию за другой, сложно думать о реальном расширении нашей территории в обозримом будущем! – подал голос Рабах.
Халиф снисходительно взглянул на своего главного разведчика.
– Не стоит уподобляться неверным, которые вечно куда-то торопятся. Чтите сабур (терпеливость) и постоянство перед лицом противоречий! – начал он новый монолог тихим голосом человека, который уверен, что его никто никогда не перебьет. – Да, сегодня наши дела идут не слишком хорошо. Но это лишь еще одно испытание Аллаха на нашу прочность и жертвенность. Главный лозунг – «бакыйя ва татаммадад» («остается и расширяется») никто не отменял. Халифат рано или поздно победит, и все, кто правит не по шариату, падут. При этом никто не должен связывать потерю территорий с тем, находятся там сейчас истинные джихадисты или нет. Война с неверными должна идти везде – в Западной Европе, США и России. Но хватит общих рассуждений. Поговорим о насущном. Итак, что касается международной политики, то я уверен: начало грызни между воюющими с нами странами – лишь вопрос времени. Наша задача – ускорить этот процесс. Мы должны столкнуть лбами крестоносцев всех мастей! Для этого вы и нанесете такой удар, от которого вздрогнет весь мир, а «крестоносцы» навсегда перегрызутся между собой. И хотя финансовые дела сегодня у нас обстоят не так хорошо, как раньше, денег вам будет выделено столько, сколько вы посчитаете нужным, ибо в данном случае экономия неуместна.
Халиф замолчал и некоторое время предавался своим думам. Гости сидели в почтительном молчании, не смея нарушить ход его мыслей. Наконец халиф снова удостоил их словом:
– В древности арабские мореплаватели говорили об удаче на море, что они поймали дуновение Аллаха! Пусть же и твой подвиг тоже станет настоящим дуновением Аллаха!
Уходя, халиф простился традиционным «Фай амаан илляах!», что означает «Да хранит вас Аллах!» Но на этот раз традиционное пожелание прозвучало как-то по-особенному.
16 МАРТА 2016 ГОДА. ПРОЛИВ БОСФОР.
БОЛЬШОЙ ДЕСАНТНЫЙ КОРАБЛЬ «КОСТРОМА»
Перед входом в Босфор старший помощник провел обязательное учение по борьбе за живучесть. Босфор – это узкость из узкостей, проход через который всегда, сколько бы ты его ни проходил, выматывает всех – от командира до последнего матроса – как физически, так и морально.
В двадцати милях от пролива Шубин вышел по УКВ на международной чистоте на связь с турецким постом береговым постом:
– Я военный корабль Российской Федерации, бортовой номер 217. Следую в Эгейское море. Скорость – 10 узлов. Приблизительное время входа в пролив – 17 часов 30 минут.
– Вас поняли! Нужен ли лоцман? – отозвались турки.
Вопрос о лоцмане был чисто формальным, так как российские военные корабли их никогда на борт не брали.
– Лоцман не нужен! – скороговоркой ответил Шубин.
– Через десять минут повторите запрос! – передали турки.
За час до входа в Босфор вахтенным офицером заступил заместитель по работе с личным составом Матюшкин. Так полагалось при прохождении пролива. На груди капитана 3-го ранга висел солидный «Никон» для фотографирования военных объектов и кораблей.
Стараясь подражать левитановской дикции, Алексей Ильич зычно скомандовал:
– Корабль к плаванию в узкости приготовить! Расчету прохода узкости по местам!
Проливную зону корабли советского, а потом и российского ВМФ всегда проходят по боевой готовности № 1. При этом усиливается как сигнальная вахта, так и вахта ППДО.
