Владимир Сулимов
Спойлер: умрут все
Справа шумнуло, посыпался песок. Лютов резко обернулся и успел заметить, как в расщелине исчезает между сдвоенными стенами бледная тень. Перед расщелиной валялся брошенный бесформенный куль. Ранец.
Лютов откинул сумку и кинулся за тенью, на ходу выхватывая пистолет.
– Прятки, значит, любишь? – прохрипел он, врываясь в пролом. – Иду искать!
Хруст гравия. Фигурка, бледная, как морлок, скрылась за изгибом стен. Больше не стесняясь в выражениях, Лютов рванул следом, продираясь меж двух рядов камней словно между гигантскими тёрками. Долбанулся о глыбу коленом, оступился, упал, расцарапал плечо и выронил пистолет, подобрал, продолжил погоню. Впереди вскрикнул говнюк, и Лютов осклабился – тот-то бежит вслепую. Он пожелал мелкому паскуднику наступить на гвоздь. Длинный и ржавый.
Лютов пролез под покосившейся опорой, прополз под завалом, где воняло ссаками, а руки упёрлись в сырое. Мелькнула мысль: если выстрелить в говнюка боевым, сильно ли взгреет начальство?
Лаз привёл его обратно во двор крепости. Отплёвываясь, отряхиваясь и пыхтя, Лютов заозирался. Где-то упала доска и тут же, совершенно в другой стороне, громыхнули, качнувшись, ворота. Говнюковский ранец лежал на месте, обломки дрона – тоже, а вот сумка Лютова пропала. Тупая злоба превратилась в бешенство.
Он бросился к воротам, пролез под ними. На зубах заскрипела меловая пыль. Прибор ночного видения треснулся о створку и съехал на затылок, но здесь, под лунным, с зеленцой, светом ПНВ и не нужен. На открытой местности говнюку не спрятаться. Лютов огляделся.
Сумка лежала справа, в отдалении, где утоптанное безтравье переходило в луг. Раскрытая – нет, разорванная, распотрошённая, и её содержимое вывалилось в пыль, точно кишки, пластиковые и металлические. Высокая трава ходила ходуном. Лютов успел коротко выругаться. А затем в его ухо ворвались вопли, истошные, на пределе возможностей лёгких, и он, подскочив, вскрикнул сам. Исторгаясь из наушника, истошный рёв в диапазоне от баса до фальцета раскалывал голову изнутри – не мужской и не женский.
– Вера! – Ужастик они там затеяли смотреть, придурки? – Вера!
Вопль оборвался так внезапно, что Лютов решил, что оглох.
Выкрикивая имя напарницы, он широким шагом устремился к сумке. Вытянутая рука с пистолетом во взмокшем кулаке чертила зигзаги в густом воздухе. Когда Лютов склонился над сумкой, наушник наполнился новыми звуками.
Рвущаяся ткань. Сочное чавканье.
Прижатые к раскалённому уху пальцы покрылись льдом.
Удар по воротам – глухое «Пламм!». Лютов развернулся в паническом полупируэте. Наушник ожил в последний раз. В булькающем кашле Лютов с трудом узнал голос Веры:
– Поздно.
Но он уже и сам всё увидел и понял.
***
Тори: Меня тут в чате ругают, что я затыкаю гостя. Друзья, у нас не допрос, у нас беседа на моём канале, поэтому смиритесь. Марк, ну хорошо, а кто-нибудь пытается объяснить, в чём смысл этих рисунков, что нам хотят с их помощью донести?
Марк: Есть разные гипотезы. Например, это некие послания, которые нам ещё предстоит разгадать.
Тори: Какой-то странный способ.
Марк: Или тестирование нашей реакции. Скажем, готовы ли мы достойно воспринять контакт с существами, чей облик совершенно отличается от привычного нам. Такая плавная подводка.
Тори: Если инопланетяне выглядят навроде монстров с рисунков, готовиться придётся долго.
Марк: К сожалению. Уже сейчас мы видим последствия. Забастовки в Европе, опять же Афганистан…
Тори: Афганистан отдельный случай. Значит, так выглядят пришельцы?
Марк: М-м, не совсем. Эти существа явно неразумны. Ты совершенно верно сказала: зверинец. Это животные.
Тори: Можно выдохнуть.
Марк: Есть ещё одна версия. Она сейчас набирает популярность. Увы, самые тревожащие предположения находят наибольший отклик. Суть гипотезы такова: возвращённые и их рисунки – элементы некоего устройства, которое теоретически может… это лишь версия, подчёркиваю! – представлять угрозу. Эдакая глобальная сеть, действующая по непонятным нам принципам.
Тори: Высокоразвитая цивилизация, которая захватывает Землю с помощью рисунков? Не слишком-то правдоподобно.
Марк: А почему это обязательно должны быть лазеры, или ядерное оружие, или Звезда Смерти?
Тори: Может, потому, что рисунки не кусаются? Ха-ха.
Марк: Резонно.
Тори: И потом, за год же ничего страшного не произошло.
Марк: У каждого пистолета есть спусковой крючок, у каждой ядерной бомбы – красная кнопка. Вопрос в том, когда решат нажать на спуск.
Тори: Всё новое и незнакомое пугает, так уж устроен человек. Будем оптимистами. Будем надеяться на ту первую версию.
Марк: Золотые слова, Тори. Богу да в уши.
***
Лютов не знал, как описать то, что оседлало ворота – мозг будто заклинило. Размером с кондора и сутулое, как гриф, оно куталось в напоминающие потрёпанную плащ-палатку кожистые крылья и, шаркая, топталось на месте. Не птица, не гигантская летучая мышь, даже не доисторический летающий ящер – впитав отдельные их черты и добавив новые, оно словно вырвалось из горячечного бреда, слишком чужое, слишком неправильное для привычного мира. Костлявое, в складках обвисшей бородавчатой шкуры, густо-серое и безголовое нечто. То, что могло сойти за голову – но могло быть и чем-то иным – выпирало из впалой груди: три сросшиеся сторонами ромбовидные мембраны. Низ тулова твари оставался скрыт крыльями и темнотой. Оно и к лучшему – Лютову хватало видимых подробностей. Его сознание отторгало, давилось, переваривало зрелище – и не могло переварить. Едкая, как изжога, вонь ударила в ноздри – словно подожгли мусорный бак, – и из-под твари по воротам хлынула густая комковатая жижа. Лютов невольно представил кашу, сбежавшую из забытой на плите кастрюли, и его желудок скрутило, будто он проглотил кусок хозяйственного мыла. Хуже того – тошнота разлилась и в голове, словно мозг превратился во второй желудок.
Тварь подбоченилась, изогнулась, точно пьяница, собравшийся блевануть – и чихнула. Этими своими мембранами. Лютов машинально заслонился. Стискивающую пистолетик руку обдало жгучим. «Брызгами» оказались крохотные чёрные крючочки, навроде тех колючек, что он нацеплял на штаны, пока шёл по лесу. Большая часть угодила в рукав, несколько застряло в шевелюре, но полдюжины впились в тыльную сторону ладони. По кисти вмиг растёкся мятный холод. Ставшие ватными пальцы разжались. Пистолетик брякнулся под ноги.
Лютов смахнул крючки с кожи (он был готов присягнуть, что те шевелятся) и подхватил оружие левой рукой. Тварь выгнулась вновь, и Лютов выстрелил с колена.
С болотным шлепком дротик увяз в дряблой плоти. Тварь всплеснула крыльями – резкий хлопок лопнувшего на ветру паруса – и, сверзившись с верхотуры, забилась перед воротами в пыли, словно обезглавленная курица. Лютов попятился. Транквилизатор на основе фентанила усыплял человека за несколько минут, но когда подействует на тварь – чёрт знает. И подействует ли? Может, тварь просто кайфанёт. Может, разъярится.
С хлопком парусины новая стремительная тень затмила звёзды. Лютов развернулся и кинулся с холма, вспарывая многотравье, оставляя позади тварь, которая всё кувыркалась и кувыркалась, плясала и плясала, колотилась и колотилась, будто затеяв борьбу сама с собой. Правая рука болталась, как пустой рукав. Немота подкрадывалась к плечу. Воздух опалял пересохшее горло. По губе текли жаркие сопли.
У Тома Хэнкса сопли не текли даже при высадке на Омаха-Бич. Подумав так, Лютов едва не расхохотался.
Откуда-то издали принесло раскат грома. Не по небу, а словно по земле прокатилось. Небо оставалось чистым, но Лютову было не до странностей погоды. Ему хватало других.
У озерца он сбавил темп. Спотыкающимся шагом поплёлся вдоль кромки воды. На маслянистой поверхности озерца трепетала Луна в хороводе звёзд, и среди них зеленела та, особая.
Гром повторился уже ближе. По воде пробежала рябь. Казалось, озерцо вздохнуло. Выставив пистолет, Лютов обернулся. Вовремя.
Прибрежная трава расступилась, и в прогалине показалась морда – плоский глянцевый серп с треугольным гребнем от носа до наморщенного затылка. Белые наросты червивились по всему рылу, вызывая мысли о картофельных проростках. Глаз у существа не было. В припадке отчаянного ясновидения Лютов осознал, что их «проростки» и заменяют.
Тварь выскользнула из зарослей бесшумно и гладко, как зубная паста из тюбика, и, извиваясь плоским ребристым телом, поплыла навстречу Лютову – ни дать ни взять верный пёс, торопящийся сделать приветственный «кусь». Она и размером была с питбуля. Сперва Лютов решил, что тварь парит над песком. Потом различил мириады шустрых и бледных, как у мокрицы, ножек. Он выстрелил.
Дротик чиркнул по пластинам, покрывающим спину создания, как черепица, и отскочил без вреда для цели. Лютов выстрелил опять. Дротик застрял в гроздьях усеивающих морду отростков. Зверюга как вкопанная застыла в десятке шагов от Лютова, будто уязвлённая до глубины зверюжьей души – «Не такого приёма я ждала» – затем с неимоверной быстротой закружила волчком, превратившись в многолапый бублик. Её пасть – вертикальная, трёхстворчатая – открывалась и закрывалась, точно тварь хотела цапнуть себя за хвост.
Дротиков не осталось. Одной рукой Лютов переключил пистолетик в режим боевой стрельбы. От вида агонии мутило, но отвести взор он не мог. Это зрелище останется с ним, даже если зажмуриться. Будет являться во сне. Если он вообще доберётся до кровати, конечно.
Лютов понял, что правая рука уже полностью утратила чувствительность, и колючая проволока страха стянула его желудок. Насколько опасен яд?
И что делать дальше?
Вернуться на шоссе, вот что. Найти попутку или добраться до ближайшего села, а там в медпункт. Но наперво раздобыть телефон. Связаться со штабом.
Главное – опередить ту дрянь, что сейчас струится по венам.
«Тогда не думай – действуй»
Тварь прекратила бег по кругу так же внезапно, как и начала. Свернулась в шар и замерла.
– Знай наших, – просипел Лютов. – Гниль ты иноплане…
Он не понял, что произошло – тело скособочило вправо, плечо наполнилось свинцом. Лютов повернул голову. Его парализованную руку жевала вторая серпомордая гадина, подружка первой, издохшей. Повисла на ней, словно причудливая растянутая перчатка.
Лютов по-бабьи взвизгнул – крик оцарапал пересохшую глотку – и без раздумий выстрелил в лоснящееся рыло. Гребень твари исчез в облаке вязких брызг, напоминающих гной, но челюсти держали намертво. Следующая пуля снесла твари затылок. Шматок губчатого мяса в чёрной росе повис на куске шкуры, словно крышка сувенирной пивной кружки. Тварь подтянулась и попыталась обвиться вокруг ноги Лютова. Он ощутил сквозь джинсы ворсистое объятие тысяч суетливых ножек и заскакал боком, силясь стряхнуть мерзкий груз. Левая кроссовка хлебнула озёрной воды. Лютов закричал. Какие-то бессвязные, кудахтающие слова – он выплёвывал их, словно ошмётки рвоты.
Третий выстрел проделал в башке чудища – и, видимо, заглоченной им кисти – сквозную дыру. Башка переломилась, как сломанный о колено воздушный змей, но даже после смерти тварь не ослабила хватку. Хвост трижды обвил ногу Лютова, каждый раз слабее, затем расплёлся. Пахло порохом и сгнившими грибами.
Лютов упал на колени и оказался в воде по пояс. Корчась от отвращения, помогая здоровой рукой, стряхнул, наконец, зверюгу. Правая рука тут же бессильно ушла по локоть в воду, слишком чёрную и мутную, чтобы видеть вытекающую кровь. Труп твари покачивался на мелких волнах. Лютова сотрясала дрожь.
Гром ударил снова.
Лютов поднял глаза на берег.
Их было шестеро, серпомордых тварей, выползших из травы вслед за своими выбывшими из игры сёстрами. Не издав ни звука, они заскользили к воде.
Шатаясь, Лютов встал. Он не чувствовал боли, но ощущал запах крови, толчками выплёскивающейся из пробитой кисти. Лютов не сомневался, что твари тоже его чуют. Он побрёл вглубь озера, всей душой надеясь, что твари хотя бы не умеют плавать.
Лютов ошибся. Они умели.
Ещё как.
***
Тори: И всё больше сообщений о том, что сперва воспринималось как фейк, а сейчас подтверждается, весь чат завален вопросами…
Марк: А власти?..
Тори: Как водится, отрицают, договорились до того, что это китайский спутник…
Марк: Восьмикилометровый китайский спутник, ага.
Тори: …и появляются сообщения о ещё двух подобных объектах над северной частью Западного полушария и над Южной Африкой…
Марк: Я говорил, я с самого начала говорил!.. Тори?
Тори: О боже!
Марк: Что?!
Тори: Было слышно? Как взрыв! Аж стёкла затряслись… Господи! О боже!
Марк: Тори!
Тори: Это не взрыв. Шестой этаж, Марк, шестой этаж, и оно прошло прямо у меня за окном! Вы видели? Видели все?! Я попробую снять!..
Марк: Тори, стой!
Тори: Боже! О бо…
Марк: Назад, назад!
Тори: (кричит)
Марк: Вот же срань!
(долгая пауза)
Марк: Конец эфира. А может, и всего остального… Отбой.
***
Прильнув к амбразуре крепостной стены, Лёва пожирал глазами увиденное. Оцепенелый от ужаса, не мог оторваться.
В небе надрывно били крыльями, борясь с атмосферой чужой планеты, гротескные гворли. Гибкие тела тзиффтов бороздили высокую траву. Ковыляло к озеру, хохотливо ухая, стадо трёхногих скурнаутов. А вдоль линии горизонта, сминая лес, заслоняя всполошенные огни дальней деревни, пёр колосс размером с холм – барфезаан. Космы кустарников свисали его боков. Два огромных, как вековые деревья, рога клонили морду к земле. Пасть безостановочно всасывала верхний слой почвы – с сосенками, с домишками, – а с другого конца туши неудержимо хлестали осклизлые отходы. Топот зверя был подобен грому.
Не память – прозрение, вернувшееся понимание своей функции – помогло стряхнуть ступор.
Лёва кубарем слетел с лестницы. Оступился на нижней ступени и растянулся плашмя, вспугнув что-то белесое и сморщенное, словно гриб, и размером с голову. Возможно, вурта. Лягушкой-переростком вурт упрыгал во тьму.
Лёва выбежал во двор. Ранец дожидался хозяина возле каменюки. Лёва бросился к нему, споткнулся опять, устоял, подобрал. Вытряхнул хлам, а с ним – альбом. Раскрыл, сграбастал сразу несколько листов, собрался разорвать – а вдруг поможет? И застыл.
Верхняя страница была чиста.
Он сел на камень – руки трясутся, щёки горят – и принялся листать. Штиалы и гворли, аж’наки и скурнауты, вурты и тзиффты – исчезли. Не осталось даже нажима карандашом или случайного пятнышка краски. Пустой альбом выпал из рук. Отслуживший своё.
Лёва поднял лицо к небу, где салатовое сияние разгоралось ярче и ярче, превращая звёздный океан в полотно незримого всемогущего творца.
Они, возвращённые, и вправду стали рассредоточенными по миру элементами некоего устройства. Но не оружия, напротив. Они были призваны дать жизнь – в нужный час.
И час пришёл.
В голове Лёвы возникали и путались, как непрошенные гости в дверях, слова. «Посев». «Воспроизводство». «Заповедник».
Да, заповедник! Или, ещё точнее, сафари-парк.
Размером с планету.
Лишь бы планета оказалась годной, чтобы приютить несколько десятков тысяч редких и исчезающих созданий со всех концов галактики: с подходящей атмосферой, гравитацией… и пригодной в пищу биомассой. Уж чего-чего, а биомассы на этой планете было с избытком. Шутка ли, одних аборигенов восемь миллиардов голов. Уж их-то никто не назовёт редкими и исчезающими.
А значит, и сохранять их незачем.
Во всяком случае, пока их количество не сократится. Скажем, до двухсот шестидесяти тысяч. Почему бы и нет? В конце концов, эти двести шестьдесят тысяч классно рисуют.
Лёва всё смотрел и смотрел на подмигивающую ему звезду, чей свет превращал катящиеся по лицу слезинки в изумруды. Смотрел, пока не затекла шея. И после – смотрел.
2023
