Владимир Тарасов
Искусство управленческой борьбы
29. Проблема топора
Пропал у одного человека топор. Подумал он на сына своего соседа и стал к нему приглядываться: тот ходит как укравший топор, глядит как укравший топор, говорит как укравший топор – словом, каждый жест, каждое движение выдавали в нем вора.
Но вскоре этот человек стал копать землю у себя в саду и нашел топор.
На другой день он снова увидел сына своего соседа: ни жестом, ни взглядом, ни движением не походил тот на вора.
Что произошло? В чем суть проблемы топора?
Когда мы складываем детскую картинку из отдельных кусочков и дело у нас не клеится, никак не можем подобрать очередной нужный кусочек, что мы делаем иногда? Подбираем вроде бы подходящий, и если с ним хорошо стыкуются новые куски, то мы рассматриваем его как новое ядро и заново строим картинку, подбирая к нему все новые подходящие картинки и игнорируя старые, если они с этим новым ядром не стыкуются.
В картине мира – кусков бесконечно много. Наше сознание, как фонариком, высвечивает из подсознания те или иные кусочки, которые непротиворечивым образом складываются в простенькую детскую картинку.
Столкновения с неожиданностью, особенно неприятной, побуждают нас припомнить обстоятельства, которые «тогда еще говорили об этом!», а на самом деле (прошу прощения за непозволительную категоричность!) мы начинаем строить новую упрощенную картину мира, взяв за основу новое ядро для ее построения.
Именно в этом смысле человек умнее своей головы: человек имеет полную картину мира, полную для того, чтобы никогда не сталкиваться с неожиданностями. И голова, т. е. наше сознание, строит (как из конструктора LEGO) отдельные простенькие картинки и думает, что это и есть реальность.
Чем человек чаще перестраивает картину мира в своей голове из-за любой мелочи, тем реже он сталкивается с крупными неприятными неожиданностями.
Там, где начинающий художник старается лишь немного подправить на картине, если услышит критику друзей, мастер может выбросить прекрасное полотно, несмотря на протесты друзей, и начать его заново.
Человек не может учиться на чужих ошибках, а может только на собственном опыте. Чужой опыт помогает научиться учиться у себя самого. Ведь сколько ребенку ни говори, что огонь жжется, каждый из нас, пока наш собственный опыт был мал, предпочел лично проверить эту гипотезу.
Крестьянин, который поведал эту историю о топоре (а кто еще мог ее поведать?), несомненно, научился у самого себя, иначе он и не смог бы эту историю рассказать. А многие не учатся на своем опыте и не могут ничего такого рассказать. И хотя на этих страницах звучит призыв не лениться и перестраивать картину мира из-за любой мелочи, это не значит, что надо ее перестраивать из-за любой вымышленной мелочи: чьего-то подозрения, сплетни или шутки, «научной» статьи или мнений «специалиста». Иначе вы окажетесь просто мнительным человеком, каким бы мы назвали и этого крестьянина, наступи он на эти же грабли еще пару раз.
При построении новой картины мира и выборе нового ядра для ее построения важнее не масштаб и не значимость нового ядра, а лишь одно: твердое это или пустое.
30. Профессор в драке не участвует
Есть старая загадка про профессора, который почему-то никак не хочет участвовать в драке.
Звонок в милицию. Взволнованный голос сообщает:
«Драка в семье профессора, по такому-то адресу. Сын отца профессора бьет отца сына профессора. Профессор в драке не участвует!» Милиционер пытается сообразить, кто же кого бьет.
Кто такой «сын отца профессора»? Милиционер пытается примерить проблему на себя: «Если я профессор, у меня есть отец, то его сын мне кто? Это же я – сын своего отца! Но я – профессор, следовательно, в драке не участвую. Значит, это не я. А какой же еще сын у моего отца может быть? А почему бы и нет?! Тогда он мне брат!» Первый успех вдохновляет его на продолжение размышлений.
«Значит, брат профессора бьет кого? Отца сына профессора. Если я профессор, у меня есть мой собственный сын, а он и вправду у меня есть, то кто же его отец? Я, конечно, кто же еще?! Но профессор в драке не участвует, следовательно, это не я. Не я – отец моего родного сына! Бред какой-то! Розыгрыш!»
Он пытается построить картину мира, взяв за ее ядро пустой элемент. А когда она не получилась, принял за пустое сам звонок.
А ради чего? Ради сохранения в целости и сохранности собственного пустого элемента. Отчего он ему так близок и дорог? Да потому что в его картине мира этого элемента нет ни в качестве пустого, ни в качестве твердого. А разве можно освободиться от того, чего нет?!
Если у крестьянина в качестве пустого картинообразующего элемента была убежденность в краже топора соседским сыном, то крестьянин вполне осознавал, что этот элемент у него есть, просто он ошибочно считал его твердым. А когда нашел свой топор, то понял свою ошибку.
У милиционера тоже есть шанс найти «свой топор». Но прямо скажем, что этот шанс весьма невелик. Он реализуется, скорее всего, лишь в том случае, если к нему в кабинет однажды войдет прекрасная дама, улыбнется добрыми усталыми глазами и сообщит: «Я – профессор!»
Продолжим аналогию с конструктором LEGO. Ребенок собирает из него всякие вещи, похожие на настоящие. Из огромного ящика берет он материал для своего строительства. В ящике когда-то были только «первичные элементы». Но теперь там полно неразобранных вещиц, которые он собрал раньше, и их обломков. Иногда он ленится разбирать собранное, а иногда это ему и не под силу: детальки так тесно соединены друг с другом, что никак не разъединить. Когда он запускает руку в ящик за материалом, все чаще его рука вытаскивает не отдельные детальки, а уже их комбинации – недоразобранные куски прежних изделий. Теперь он уже и забыл, что когда-то материал для строительства был весь разобран. Эти комбинации ему теперь представляются в качестве «первичных элементов». Теперь он ограничен в своем строительстве. Ведь из хаоса недоразобраных обломков трудно строить новую прочную картину! Так возникает пустое. И появляются новые обломки, внутри которых уже есть пустое. И тогда, даже если его начать тщательно прилаживать к другим деталям, пустота внутри конструкции изначально запрограммирована.
Материал для картины мира, который находится в нашем подсознании, далеко не весь пригоден к употреблению.
Менее всего можно доверять «само собой разумеющемуся», тому, что не сформулировано явно; старайтесь сами сформулировать.
31. Государственный переворот
Однажды вечером, когда я занимался своими делами в офисе бизнес-лагеря, ко мне постучались и вошли два молодых человека – граждане Фиолетового государства, на территории которого и находился мой офис.
– Мы изобрели секретное оружие, в этой папке – техническая документация на него. Спрячьте, пожалуйста, это к себе в сейф – для сохранности!
– Давайте вашу секретную документацию! – согласился я и сунул папку в ящик письменного стола. – Уже в сейфе!
Молодые люди поблагодарили и, довольные, ушли.
Я подумал: «Заигрались, видно, ребята!» – и продолжил работу. А вскоре и вообще забыл об этом эпизоде.
Через несколько дней, уже совсем поздно вечером, эта пара появилась у меня вновь с сообщением:
– Вы арестованы! Помните, мы вам давали на сохранение чертежи секретного оружия?
– Нет проблем, сейчас я их верну!
– Нам они уже не нужны! Мы его уже изготовили и применили. С его помощью мы произвели государственный переворот. Нам надоела эта демократия, у нас теперь хунта. Значит, так, или вы выписываете нам чек на сто тысяч вийтн, или мы вас… убьем!
Вийтны – это игровая валюта Таллинской школы менеджеров. Говорят, когда Петр I (перед тем как потерпеть поражение под Нарвой) остановился в маленьком эстонском селении (около 70 километров от Таллина в сторону Нарвы), он обеспокоенно спрашивал, видно ли шведов. И так он часто спрашивал «видно ли», что слово «видно» трансформировалось в название этого местечка Вийтна, более органичное для эстонского языка и слуха. А 15 января 1984 года мы начали в этом местечке проведение первого бизнес-лагеря, в котором участвовали мастера и прорабы строительных организаций. Эта дата считается датой основания Таллинской школы менеджеров, а вийтны – ее игровой валютой.
По покупательной способности в нашем «супермаркете», где продавались не игровые, а вполне реальные товары, одна вийтна равнялась половине американского цента.
Молодые люди стоят и ждут. Пружина сжата. Прежде всего ее надо разжать.
«Присаживайтесь, ребята!» – радушно говорю я и беру чистый лист бумаги. «Ребята» присаживаются, но позы напряженные. Беру ручку, примеряюсь начать писать (пружина слегка разжалась, напряжение ослабло, бдительность притупилась), а затем внезапно поднимаю авторучку пишущим концом (раньше говорили «пером») вверх и спрашиваю: «А зачем вам деньги?»
Пара, которая не отрывала глаз от кончика пера, переглядывается и, возможно, почувствовав, что «лед тронулся», начинает объяснять: «Понимаете, мы против демократии – это одна болтовня, каждый со своим мнением, а дело не двигается! Мы сделали переворот, но не весь народ нас, понимаете, поддерживает! А вот если мы придем с деньгами – народ нас поддержит!»
«Молодцы, ребята, – похвалил я, – деньги вы получите!»
Я снова придвинул лист к себе: «Я вам выпишу кредит на два года на сто тысяч вийтн, как вы просите… Но у меня есть идея!»
И я отложил ручку в сторону.
Никогда не принимайте ни в подарок, ни на сохранение чужие вещи или деньги, если смысл этой акции вам не до конца ясен, иначе обречете себя на столкновение с неожиданностью.
32. Расширение картины мира
Отложил ручку в сторону, поднял вверх палец и подержал паузу.
Знакомый нам уже прием, не правда ли? Создание психологической невозможности опротестовать подмену безвозвратных денег кредитом на два игровых года (это восемь реальных дней). Подмену, замаскированную словами «сто тысяч вийтн, как вы просите». Да еще и подмену «требуете» на «просите»! Тут есть что опротестовывать! Но нет психологической возможности сделать это.
Дело не только в том, что я отвлек внимание намерением сообщить некую идею, но и в том, что их было двое.
Двое – лучше чем один при поиске решения, но хуже – при его акцептации. Именно поэтому в армии принято назначать старшего даже в таком простом случае, когда двоих солдат посылают за хворостом. Если старшего нет, то в случае столкновения с неожиданностью у них возникнет заминка с принятием единого решения. У пары, которая взялась меня шантажировать, похоже, старшего не было.
«Так вот, у меня есть идея.
Как-то по телевизору я видел кусок художественного фильма про Чили. Там же тоже была хунта! В фильме показана простая и эффективная технология.
Хунта только что совершила переворот, но не вся армия ее поддерживает. Кто-то сочувствует свергнутому президенту Альенде.
Армейских офицеров поодиночке заводят в просторную комнату, где есть один вход и два выхода, а за столом сидят два офицера – представители хунты. Каждому задают один и тот же вопрос: “Вы за армию или за Альенде?”
Большинство вошедших отвечают “За армию!”. Их выводят в одну дверь и затем возвращают в часть.
Тех, кто отвечает “За Альенде!”, выводят через другую дверь и затем расстреливают.
Так за одну ночь избавили армию от явных противников хунты среди офицерства. Ну а солдаты… они стреляют туда, куда офицеры прикажут!
Видите – просто и эффективно».
Молодые люди переглянулись.
«Сейчас двенадцатый час ночи. Давайте-ка часика через два – три… (и я начал выписывать расписку на кредит)… будите своих сограждан не всех сразу, а поодиночке. Заводите в свою комнату и спрашивайте: “Вы за хунту или за парламент?” Тех, кто ответит, что за хунту, отправляйте обратно спать. Тех же, кто за парламент, депортируйте в другие государства. А с этими государствами, сейчас еще время есть, договоритесь заранее, что они примут ваших депортированных граждан в качестве беженцев. Для них будет престижно, что население увеличилось, что их государство пользуется успехом. Давайте начнем с вашего государства, а потом наведем порядок и в других. Мне ведь тоже эта демократия надоела: окурки вокруг урн валяются, никак им, понимаешь, в урну не попасть… Отбой плохо соблюдают… На занятия опаздывают… Надо наводить порядок. Хорошо, что есть такие ребята, как вы! Держите расписку, а часика через два – три начинайте!»
Они переглянулись. Я встал и, выпроваживая их, добавил: «Значит, договорились. Часика через два – три! А завтра мне расскажете, как было дело, хорошо? Расскажете?»
Они кивнули и поспешно вышли.
Почему поспешно? А потому, что я с историей про Чили резко расширил их картину мира, да еще вместо жертвы стал их союзником, открыл широкие перспективы захвата всего бизнес-лагеря. Тут было что обсудить между собой. Но при мне они это обсуждать не решились. Именно для того чтобы, оставшись наедине, без помех обсудить все между собой, они так охотно с готовностью покинули мой кабинет. И даже кивнули в ответ на мое «расскажете?».
А что именно – «расскажете»? По факту они кивнули на мою просьбу-предложение «рассказать мне завтра, как было дело». А по правомерной интерпретации этого кивка – они подписались будить сограждан «часика через два – три» с последующей депортацией недовольных. Иначе о чем же они мне могли бы «рассказать завтра»? (Это была очередная ловушка.)
И далее. То, что я деньги дал не «навсегда», а в кредит, для них представлялось уже не столь важным в их новой картине мира. Кроме того, они не были вполне уверены, что уйдут от меня с деньгами и, я думаю, довольно смутно представляли себе технологию «убийства». Так что основания для удовлетворенности у них были.
Для меня же как председателя госбанка главным было выйти из ситуации «рэкета» с минимальными потерями. Хотя я был уверен, что моей распиской им не удастся воспользоваться, но на всякий случай предупредил работников магазина, что если эта славная пара туда обратится, чтобы сразу со мной связались.
На следующий день мои ночные гости не появились ни в магазине, ни у меня. Через день они попытались поговорить со мной, но я уклонился от разговора, сославшись на занятость. Они больше не появлялись, а потом и кредит утратил силу, оставшись неиспользованным (что и требовалось).
Проблема была решена, и другие дела почти стерли ее в моей памяти.
Резкое расширение картины мира позволяет захватить инициативу. А при удачном расширении – и лидерство.
33. Опасность делегирования картины мира
Через восемь лет я случайно узнал продолжение этой истории. В связи с изменением законодательства потребовалось внести в одну из наших фирм дополнительный акционерный капитал. Чтобы не вносить его живыми деньгами, я решил внести его в качестве интеллектуальной собственности – видеозаписей, сделанных в упомянутом бизнес-лагере, которых за пятьдесят дней набралось немало. Перед тем как отдать видеозаписи на экспертизу для последующей оценки, я решил их все-таки сам посмотреть, мало ли что. Смотрел их впервые. Раньше все как-то времени не хватало. А тут пришлось. А потому и нашлось. И через несколько часов просмотра увидел следующую сцену.
Если сгустить краски, это выглядело примерно так.
Два молодых человека (уже нам знакомые) прижаты разъяренной толпой к стенке. Они в явном и тоскливом одиночестве. В чем же упрекает их толпа? В том, что «за сто тысяч вийтн они продались Дику, и работают на него!»
Вот и все, что я увидел, дальше пошли другие эпизоды. А надо сказать, что Дик – это мое игровое имя.
Можно догадаться, что произошло.
• Они, по нашей российской привычке, начали не действовать, а обсуждать и рассуждать.
• В обсуждение вовлекли не одних только «твердых искровцев» (т. е. тех, кто способен воплотить слова в дела), но и примкнувших любознательных, любителей просто поговорить. Как это нередко с нами бывает.
• Любители просто поговорить, чтобы обеспечить себе моральное право персонально ни в чем реально не участвовать, начали проявлять скепсис и задавать трудные вопросы нашим героям.
• Сами герои новую для них картину мира не проработали и, не умея ответить на трудные вопросы, сослались на каком-то крутом зигзаге на Дика, это-то их и погубило.
• И деньги, полученные в виде кредита, их не столько выручили, сколько утопили.
• Одни обвинители, очевидно, заговорили о «тридцати сребрениках», а другие озаботились: «Какие же это сребреники, если они – в кредит и придется отдавать, а из каких, спрашивается, средств?»
• Возможно, общественность сошлась на компромиссно-презрительной формуле: «Это даже и не сребреники, это еще хуже».
• Все развеселились и разошлись, убив смехом остатки власти и авторитета моих молодцов.
Очевидно, примерно после такого хода событий они робко искали встречи со мной (для чего? чтобы я засвидетельствовал публике, что они отважные рэкетиры, а не купленные за недорого государственные изменники?!), а я уклонился. Понятно, почему они и в магазине с моей распиской не появились: боялись прославиться на весь бизнес-лагерь. Им еще повезло, что событий было достаточно много и эта история широкой огласки не получила. Иначе я бы о ней услышал еще там.
Ну что ж. Если взялись «рэкетировать» и «убивать», надо рассчитывать и на неблагоприятный ход событий.
Делегировать картину мира кому-то другому весьма опасно.
Дело в том, что этот другой – до конца, до деталей – рассказать вам едва ли сможет. Значит, в ней будут пустые места. Если человек, которому вы делегировали строить для вас картину мира, ваш лидер, с которым вы сработались, понимаете его с полуслова и на которого вы в случае затруднений можете с гордостью сослаться, – тогда другое дело. А иначе для вас будет актуален ответ юмориста на вопрос, можно ли лечиться самому по медицинской энциклопедии: «Можно. Но вы рискуете умереть от опечатки!»
Тот, кто делегирует свою картину мира другому человеку, тоже рискует «умереть от опечатки».
Не делегируйте другим свою картину мира, а, глядя на чужую, сами дорисовывайте свою. Иначе наткнетесь на пустоту.
34. Продление картины мира в будущее
Продление картины мира в будущее – довольно распространенный, но далеко не всегда эффективный прием.
Дело в том, что люди не всегда доверяют чужим прогнозам относительно будущего, поскольку, вообще говоря, будущего никому знать не дано. Если быть уж совсем точным, то знать будущее дано лишь тому, кто не в силах на него повлиять. Иначе возникает парадокс:
Я предсказал, что я сейчас возьму с полки книгу. И нарочно не взял.
Поэтому продление картины мира в будущее становится эффективным, когда указываются неизбежные следствия принимаемых в настоящем решений.
– Правильно ли я понял, что вы намерены меня съесть? – вежливо поинтересовался Муравей.
– Ну да, – Лягушка нервно сглотнула (она не любила, когда ее отвлекали перед едой, тем более, когда это делает собственно еда).
– Ну, если таково ваше твердое намерение, – Муравей задумчиво пошевелил усиками, – в конце концов я же не ваш личный врач, так что у меня нет особых возражений.
– При чем тут мой личный врач? – спросила Лягушка.
– Ну, если у вас нормальная кислотность желудочного сока, то не при чем, – ответил Муравей, – если же она НЕнормальная…
– Что же тогда? – нетерпеливо спросила Лягушка.
– Знаете, – Муравей снова пошевелил усиками, – когда я был лягушкой…
– Вы были лягушкой? – перебила Лягушка, моргая то левым, то правым глазом (что было для нее признаком крайнего удивления).
– Ну, разумеется, – подтвердил Муравей, – разве вы не знаете, что мы все – песчинки в цепи бесконечных перерождений?
– Ну я, конечно, слышала… – неуверенно произнесла Лягушка.
– Так вот, когда я был лягушкой, – невозмутимо покачиваясь на Травинке, продолжал Муравей, – то как раз страдал аномальной кислотностью. И как на зло, мне попался муравей. Знаете, даже обидно – ничего особенного, не еда, а баловство. Впрочем, съедите меня – сами поймете. Но из-за этой кислотности… Одно хорошо, что мучился я не долго. На закате солнца все было уже кончено.
– Ужас, – сказала Лягушка, – а вы не могли бы определить, хотя бы приблизительно, как у меня с этой самой кислотностью?
– Увы, – сказал Муравей и грустно пошевелил усиками, – я не врач. Но в конце концов много ли вы потеряете в случае чего? В мире есть еще множество существ, которыми вы можете стать, – улитки с чудесными рожками, бабочки с разноцветными крыльями…
– Да, разумеется, вы правы, – согласилась Лягушка, – но у меня как раз пропал аппетит. Знаете, так иногда бывает.
– Знаю, – подтвердил Муравей, покачавшись на Травинке.
– Тогда прощайте и спасибо за приятную беседу, – сказала Лягушка и нырнула в болото.
– Рискну предположить, досточтимый Муравей, – заметила Травинка, глядя на расходящиеся по воде круги, – что вы ввели в заблуждение это милое существо.
– Наоборот, – возразил Муравей, – я открыл этому симпатичному существу свет Учения.
Мы видим, как неторопливо и аккуратно продлил муравей картину мира лягушки в будущее. Обратим внимание и на этическую сторону вопроса – в ответе Муравья Травинке.
Приведу пример собственных усилий по продлению картины мира в будущее.
В бизнес-лагере начались события, требовавшие принятия нестандартных мер. Сперва в одном из государств куда-то исчезла государственная казна. Это с шутками пересказывалось друг другу. Потом ко мне пришли из другого государства с такой же проблемой: «У нас правительство украло государственные деньги и переизбралось. Мы спрашиваем, где деньги, они отвечают: спрашивайте со своего нового правительства, раз вы нас переизбрали. Спрашиваем у нового, а они: спрашивайте у старого правительства, оно нам ничего не передавало! Они просто в сговоре друг с другом!»
«Обратитесь к своему государственному судье. Он, надеюсь, не переизбирался?!»
«Не переизбирался. Но он с ними заодно. Только смеется».
Я обещал подумать.
Вскоре работники почты Бердянска сочли необходимым довести до меня информацию о том, что наши курсанты отправляют с почты домой посылки с разными дефицитными товарами, особенно много – мыла и стирального порошка.
Надо сказать, что в это время в Советском Союзе мыла и стирального порошка не было. А у нас эти товары в нашем «супермаркете» были: у нас учились много китайцев и поляков – они-то нам и привезли. Так что за игровую валюту можно было обеспечить своих родных и близких…
Тут уж явно надо было действовать, иначе ситуация могла пойти вразнос. Я стал придумывать стратагему, поскольку мгновенного решения в своем арсенале приемов не видел. Я стал размышлять о психологии краж и, что было для нас особенно актуально, о психологии первой кражи, совершаемой честным (до этого) человеком.
Я вспомнил время, когда я ходил в кораблестроительный кружок Ленинградского дворца пионеров.
Однажды руководитель кружка ушел домой на несколько минут раньше группы, и группа расходилась самостоятельно. Мы проходили через комнату авиамодельного кружка, она была проходная, и в ней никого не было. А на протянутых через комнату шнурах висели очень красивые готовые и полуготовые авиамодели.
Кто-то первый из наших взял и прихватил на ходу одну из моделей. За ним – следующий, следующий… Каждый старался выбрать модель покрасивее и более готовую. Это было так просто. Я растерялся. То я выбирал себе модель глазами – но вот ее уже кто-то берет, – то я говорил себе: а как же ребята?! Которые делали их своими руками, придут завтра и… Так и ушел. Не взяв ничего и отчасти жалея – уж очень красивые были некоторые модели! Зато какое счастье я испытал на следующем занятии, когда наш руководитель нас грустно расспрашивал – каждому задавал вопрос: «Ты брал?» Все говорили «нет», и я сказал «нет, не брал!». Но у меня в груди была песня: я и вправду не брал. Я думал: как это хорошо, что я не брал и что честно могу сказать об этом.
И я решил прочесть проповедь.
Весь лагерь собрался на нее с любопытством.
Я рассказал о ближайших кражах, об отправке домой посылок, о радости семей, которые понятия не имеют, что это – наворованное. И что с того, что валюта игровая?! Взрослые люди понимают: кража – она и есть кража! Разве радовалась бы семья, если бы знала, что их сильный и умный папочка – украл?! Да жена слезами зальется! Ну чья-то не зальется: тому еще больше можно посочувствовать! А дети: папа, как это ты так много заработал?! А в глазах светится гордость за папу. Нет, скажете, сыночек – я украл?! Скажете, что его умный и сильный папочка не оказался способен ни на что большее, чем на кражу?! Сейчас вам кажется, что это не кража, а умная комбинация. А приедете домой, и самим станет очевидно: банальная кража!
На следующий день одну из касс вернули (другую не вернули), и кражи затихли.
Продление картины мира в будущее позволяет указать на пустые места в картине настоящего.
