Владимир Васильевич Зенков
Земля незнаемая. Сборник
– Даниил! Жив, Боян. Ах, родимец тя возьми, радость-то какая.
Подсел рядом, обнял за плечи. Даниил прослезился – живая, родная душа.
– Цел?
Увидел повисшую руку, моментально все понял. Достав засапожный нож, отполосовал от чьего-то плаща кусок. Соорудил перевязь, бережно уложил в неё руку. Снял с пояса баклажку, поболтал возле уха:
– Вишь, как хорошо, водицу сберег. Пей, Даниил, пей. Не спеши, воды мало.
Даниил, преодолевая мучительное желание, потихоньку напился. Трибор оторвал подол Данииловой рубахи, смочил его несколькими каплями воды, перевязал голову:
– Эк, они тебя, брат, отделали. Чай шелопугой достали.
Даниил слабо улыбнулся:
– Сам-то цел?
Трибор махнул рукой:
– Цел, слава Вышним.Коня подо мной подстрелили, я со всего маху и ухнулся, мало мозги не вылетели. Очухался, темно уже. Я боком-боком – и ходу.
Ногу малость повредил, да один поганец голову саблей зацепил. Пустяки. Повезло, не знаю как. Князьев в полон взяли, прочих побили всех. Душ с десяток спаслось, не боле.
– Трибор, сраму-то. Никогда русских князей в полон не брали. Что будет-то теперь?
– Ништо, за князей не бойся. Игоря куманек его поганый в полон взял – Кончак. Будет жить как у Христа за пазухой. А что народу-то положили, какие витязи были. И все из-за дури княжеской.
Давай, дружок, ноги уносить, покуда целы. Доковыляем до реки, авось как-нибудь переберемся. У меня на том берегу конюшонок с тремя лошадками прячется. Жалко мальца стало, чего невинную душу в таком деле губить. Как сердцем чуял – быть беде.
Поднявшись, поковыляли потихоньку. Малость разошлись и приободрились.
– Куда теперь, Трибор?
– А то не знаешь. Нам, Даниил, умереть, до Киева добраться надо – упредить Святослава. Кипчаки сейчас возгордились, Русь – легкая добыча. Ах, князья, князья, мать вашу так и разэтак. Доигрались. Попрошусь в какую-то ни было дружину, хоть ратником.
А не возьмут – и хрен с ними. Наймусь к уграм, а хоть к ромеям – чай такого вояку с дороги не подберешь.
Два тихо переговаривавшихся человека потихоньку уходили от места сечи. Дрожали в лунном свете капли павшей на траву росы, над далекой рекой поднималось маревом облако тумана, и заливались в терновниках беспечные соловьи.
Вторжение
Неширокий пляжик светлого мягкого песка спускался к неподвижной зеленоватой воде. Противоположный берег, заросший по гребню кустами, полого тянулся до самого горизонта, до голубоватых, волнистых очертаний далекого леса. Блеклое чистое небо, зеркальная гладь реки – покой и странная неподвижность во всем. Чуть выше, на этом берегу, аккуратные зданьица контрольной гидротехнической станции, невысокие цилиндрические резервуары за низенькой сетчатой оградой. Стриженые кустики, мозаичные дорожки – и нигде ни одной живой души.
Альфа бредет по неподвижной воде и отчетливо знает, что этот нехитрый полуиндустриальный пейзаж – последняя остановка, прощальный привет такого теплого и родного мира. С ним должно случиться что-то ужасное. Недетская, пугающая тоска сжимает сердце, лицо мокро от размазанных слез. В приливе страха от неожиданных ощущений, он садится на песок, охватывает голову руками, стараясь спрятаться от всего этого. Бурные рыдания сотрясают его – становится легче.
Альфа мучительно застонал, просыпаясь. Мохнатый плед сполз с кресла, рукав куртки мокр от слез. Поспешно схватил гигиеническую салфетку, тщательно вытер лицо. Какой кошмар, уже сколько лет мертва родная планета, а сон все мучает его. В незапамятные времена, мальчишкой, случайно забрел он в это безлюдное место и тут-то его настиг первый приступ.
Альфа, кряхтя, поднялся из кресла и подошел к большому овальному иллюминатору. Стекло его затянуто тонким узором изморози – в каюте холодно и сыро. С досадой ткнул пальцем в клавишу, сильный поток воздуха смел с остекления фантастический рисунок.
От иллюминатора полого уходит вниз серая, в пятнах побежалости и покрытая мелкими трещинами поверхность корабля. Ближайшая техническая магистраль слабо освещена неяркими шарами экономических люминофоров. Было время, когда колоссальная туша «Пришельца» сияла и переливалась многоцветными огнями, вспыхивали ослепительно проблесковые маяки шлюзов – энергии было море. Сейчас уже не удается поддержать нормальную температуру даже в жилых помещениях судна. Ремонтные автоматы бесконечно латают многочисленные прорехи и частенько сами ломаются. А это уже требует вмешательства людей, которые давно потеряли необходимые навыки, да и просто сил нет на такую работу.
Сегодня что-то разыгрались нервы. Память выбрасывала картинки из детства: пустоватые врачебные кабинеты, сложное оборудование с загадочно мерцающими экранами и транспарантами, сами врачи в жемчужно-серых халатах, внимательные и обходительные. Бесконечные осмотры, анализы, беседы, тесты, расспросы.
Наконец, какой-то наиглавнейший психиатр, высокий и рослый человек с совершенно лысой головой и пристальными внимательными глазами, негромко сказал матери:
– Ребенок абсолютно здоров во всех отношениях. Но… У него чрезвычайно редкая аномалия – частичный доступ к природному информационному полю. Что-то должно произойти в жизни мальчика, вашей семьи, а может в существовании целой планеты. Как знать, может быть, нам грозит техногенная или космическая катастрофа. С ним поработают еще психологи и специалисты по D-сенсорике. Я не эксперт, но, похоже, видения его весьма далеки от личностных. От результатов исследования будет зависеть назначение экспертизы, общественной и научной.
Результаты исследования оказались настолько серьезными, что Совет решил начать экспертизу с глубокого зондирования космоса. Облако смертоносного газа оказалось далеко – время на подготовку было. Цивилизация не в состоянии была справиться с опасностью, ни укрыть планету, ни уничтожить облако оказалось не по силам – приходилось бежать. «Пришелец» одним из последних покинул родное гнездо и неудачно – искажение пространства, вызванное облаком, забросило корабль в абсолютно неизвестный сектор Галактики…
В дверь деликатно постучали. Это Корбакс, зная, что шеф может задремать, никогда не пользуется зуммером. Альфа крикнул:
– Входите, Корбакс!
Легкая дверь бесшумно ушла в сторону, жилистый невысокий человек вошел в каюту. Худощавое жесткое лицо с пристальными светлыми глазами, тонкое гибкое тело полны энергии и готовности к действию.
– Вы один полны жизни, Корбакс. Не представляю, что бы мы делали без вас, – слегка улыбнулся Альфа, принимая кассеты и пачку бумаг – ежедневный отчет.
– Спасибо, экселенц, я, к сожалению, тоже нуждаюсь в поддержке. Ваши слова придают мне сил, но и … – Корбакс невесело улыбнулся, – и увеличивают ответственность. Новости же, вот какие: рейдовый бот облетел все основные спутники связи планеты, на принимающих и передающих антеннах установлены перехватывающие устройства. Практически вся информация поступает на бортовые средства связи со вчерашнего дня. Естественно, мы тщательно замаскировали свое присутствие.
– Не обнаружат ли они наши «грибки»?
– О нет, экселенц. Их можно обнаружить только визуально, а свои спутники аборигены не имеют возможности навещать. Информацию мы получаем поразительную, на этой планете кипит и безумствует жизнь. Нам невероятно повезло. Оздоравливающие результаты влияния этой колоссальной силы видны уже сейчас.
Альфа приподнял седые брови:
– И в чем же это проявляется?
Корбакс деликатно посмеялся в кулак:
– Вся дежурная смена операторов – четверо молодых ребят и две девушки – собрались у центрального экрана. С одного из телеспутников шел перехват, ужасного по нормам морали, порнографического фильма. Наша шестерка торчала у экрана как завороженная, их невозможно было оторвать от этого невероятно аппетитного зрелища.
Альфа всплеснул руками:
–Ах, дорогой Корбакс, вот это радость так радость! Черт меня забери совсем, может, они в скором времени и спать станут друг с другом.
– Не исключено, эти земляне мертвого из могилы поднимут. Данные о работе систем и механизмов в отчете. Ничего особенного – рутинные поломки.
– Экселенц, накопление информации идет непрерывно. Через пару дней, думаю, мы найдем способ присоединиться к их мировой информационной сети – оттуда можно извлечь все исторические материалы.
– Пару недель на обработку, большего мы не можем позволить себе, Корбакс.
– Шеф, понимаю неизбежность проклятого замкнутого круга: мы не можем позволить себе более двух недель – энергетические запасы истощены. Но мы не в состоянии выдержать двух недель такой чудовищной нагрузки – люди слабы.
– Корбакс, это тот случай, когда просто надо сделать. Мы на финише, неужели мы перенесли эти ужасные лишения для того, чтобы в двух шагах от победы сорваться в пропасть?
Корбакс присел, устало помассировал лицо. Вздохнул:
– Ну что ж, никуда не денешься. Придется увеличить пайки, вводить стимуляторы. Ну, хорошо, это, в конце-концов, преодолимо, а вот как быть с проблемами этического плана, ведь вторжение неминуемо.
Альфа поморщился:
– Ну, уж и вторжение. Любите вы драматизировать. Ведь мы даем им несравненно больше, чем они нам.
– Бросьте, экселенц. Они дают нам жизнь, совершенно в нас не нуждаясь. Пример с непристойным фильмом – яркая иллюстрация того, кто кому нужен больше.
Альфа успокаивающе поднял руки:
– Не станем спорить попусту. Через две недели собираем Совет. Вместе проще решить эти задачи.
Холодно и пустынно в бесконечных переходах «Пришельца». Едва разгоняют темноту люминофорные светильники, окрашивающие человеческие лица в жутковатый серо-зеленый цвет. Редкие цепочки тоскливых зеленоватых огней только на центральных палубах, основная масса помещений вообще тонет в непроглядной темноте, в которой едва виднеются светящиеся метки – чтобы ненароком заплутавший человек не расшиб себе лоб о стальную стену.
К конференц-залу тянутся кучки усталых, угрюмых людей. На худых лицах равнодушие, в глазах тоска – в тепло бы сейчас и спать, спать. Многие кутаются в меховые куртки из бортовых комплектов для планет с полярным климатом. Хотя температура и не так уж низка – ощущение жуткого холода связано с безнадежностью, потерей интереса к жизни.
Люди вяло расползаются по передним рядам, не спеша, рассаживаются, тщательно и долго укутываются, подтыкая полы одежды. И сразу замирают, нахохлившись, словно диковинные птицы.
Альфа, глядя на странные силуэты, темневшие в неверном свете, с горечью подумал:
– И это лидеры? Костяк, скелет, основа!
Махнул внутренне рукой: сам-то, чем лучше. Впрочем, ему и лет в три раза больше.
С минуту сидел, глядя невидящими глазами в зал – собирался. Ткнул пальцем в клавишу, коротко и мелодично пропел сигнал. Не поднимаясь, заговорил:
– Коллеги, приободритесь, у меня приятные новости.
Приободрились – несколько человек подняли головы. И то хорошо. Не спеша, стал говорить, усиленный динамиками голос гулко метался по пустому залу:
– Новость номер один – мы вплотную приблизились к решению энергетической проблемы. Поисковики обнаружили несколько крупных астероидов, в том числе один из чистого льда. Есть также железо-никелевый, парочка весьма крупных представляют все мыслимые минералы. Через три месяца будем иметь пятидесятипроцентный запас топлива, – Альфа вздохнул, – хотя, откровенно говоря, не представляю, зачем он нам нужен. Мы можем или закрепиться здесь, или умереть.
– Конечно, энергия, в первую очередь, для обеспечения систем жизнедеятельности. Чистой воды теперь будет море. Отогреемся и вымоемся на славу.
По залу прошло заметное оживление. Некий голос раздраженно сказал:
– Чтобы растопить лед и переработать металлы, нужна энергия и немалая. Откуда вы ее собираетесь взять?
Альфа, закряхтев от неловкости, забарабанил пальцами по столешнице:
– Э-э, коллеги, поставьте себя на мое место и мерзее не почувствуете. Дело в том, что при планировании полета мы знали – случиться может всякое. Поэтому, самая большая тайна сегодня – склад с ядерным топливом на средней технической палубе.
– Конечно, это не бог весть что, но мы сможем запустить резервные ядерные реакторы. Эти реликтовые установки безотказны, в них просто нечему ломаться. Один из них будет обслуживать собственные нужды, четыре – заводы по переработке минералов и получению топлива. Получив топливо, мы запустим основные генераторы.
Черт его знает, что произошло, не то люминофоры стали светить ярче, не то чуть потеплело в зале – все задвигались, стали переговариваться. Альфа даже коротко звякнул сигналом. Продолжил:
– Самая серьезная проблема – пища. Концентраты подходят к концу, да и хорошо, что это за пища, так, отсрочка от голодной смерти. Еду мы можем взять только на найденной планете, причем такую еду, какой отродясь не знали ни мы, ни два поколения наших предков. Аборигены употребляют в пищу натуральное мясо, – тихий стон пронесся по залу, – но эта вполне невинная задачка тянет за собой длинный хвост проблем морально-этического порядка.
***
На балконе третьего этажа было замечательно: подувал прохладный ветерок, вымахавший клен давал благодатную тень – спасение от дикой, совершенно, августовской жары. На табуретке – запотевшая бутылка чешского пива, закусочная тарелочка с крупными креветками под майонезом. Дивное, чудное время отдыха и уединения – жена с ребенком уехала к родне. В глубине маленькой комнатенки внушительно мерцал выхоленный компьютер – все готово к творческому процессу. Алексей предвкушал. Это было самое приятное. Потом начнется головная боль: отработка сюжета, мучительные поиски конструкции рассказа и выплеснется, наконец, он целиком. Маленькие завершающие подчистки и «горшок зазвенит» – совершенное произведение.
Нечто раздражало, мешало и перебивало ощущение собранности и готовности. Что-то там, внизу. Какое-то нешумное, но настороженное движение. Крайне раздраженный Алексей приподнялся. У ворот детского садика с романтическим и затасканным названием, не то «Ромашка», не то «Ручеек», стояли, тихо урча, моторами, машины местного управления МЧС и «неотложки». Толпились, молча, спасатели и омоновцы.
Начальник управления МЧС тихо переговаривался со своими замами. Алексей резко свистнул. Начальник управления, в прошлом лихой комбат, поднял голову.
– Николай Палыч, что случилось?
Подполковник сердито махнул рукой. Все ясно, пропал сюжет. Алексей натянул штаны, схватил камеру и посыпался вниз: шевелись, газетная кляча. – Что произошло?
– Ни черта не поймешь. Позвонила какая-то баба: дети, дети. Воет, ничего не добьешься. Сейчас выставим оцепление, будем смотреть. Вроде все тихо, на террористов и маньяков не похоже.
– Палыч, давай-ка я зайду. Я человек цивильный, может, у меня ребенок здесь. Я абсолютно ничего не знаю, велела жена ребенка забрать, ну я и зашел.
– Ага, а случись что с тобой, потом мне отдуваться?
– Палыч, там дети, кто про меня вспомнит.
– Давай тихонько, ждать, действительно, нечего.
Вестибюльчик с трогательной выставкой рисунков тонул в полумраке. У настенного телефона, на детском стульчике, сидела крупная тетя с белыми от ужаса глазами. Алексей наклонился к ней, тихонько спросил:
– Что случилось?
Тетя только молча трясла головой.
– Где заведующая?
Тетка, утирая полой белого халата слезы, прорыдала:
– Она тоже…
Вот курица. Алексей прислушался. Где-то в глубине здания перекатывались веселые детские голоса. Может тетя того… Выглянул в дверь, махнул рукой:
– Палыч, давай сюда!
Тот же самый раздраженный голос спросил:
– Господи, ну какие еще могут быть морально-этические проблемы? Мы несчастные, полумертвые скитальцы, не представляющие для планеты никакой опасности. Везде принято оказывать помощь попавшим в беду путешественникам, здесь, кстати, тоже.
Альфа какое-то время пристально смотрел на говорившего. Взгляд его стал жестким, голос резким и отрывистым:
– Любезные мои, я понимаю, что все вы измотаны до предела, однако перестаньте ныть и уподобляться примитивным дикарям. Хочу напомнить вам, что вы люди широко образованные и стоящие на неизмеримо высокой ступени развития по сравнению со здешним населением. Посему, пораскиньте-ка мозгами…
Он потер глаза, несколько секунд помолчал, собираясь.
– Это молодая планета и молодая цивилизация. Достаточно высокий уровень технического прогресса соседствует с полным отсутствием какой-либо философии общения с представителями инопланетных рас. Впрочем, они и между собой еще не умеют общаться. Здесь господствует внутривидовая борьба, причем в самых диких, на наш взгляд, формах. Тому подтверждением результаты исследования наших историков. Войны здесь испокон веков считаются весьма почтенным занятием. Причем государственные идеологии построены таким образом, что находится оправдание для любых войн, и захватнических, и оборонительных. Но это, как я уже сказал, внутривидовая борьба. Перед лицом инопланетной опасности они мгновенно объединятся – для любой жизни самое главное сохранить самое себя. Десять тысяч лет назад мы вели себя точно также.
