– Да! – тявкнула Едина.
– Я не допущу, чтобы кто-нибудь вмешивался в наши внутренние дела, не допущу, чтобы кто-нибудь навязывал нам свою волю, потому что у нас с тобой есть своя воля! Она всегда помогала нам во все времена побеждать! Это у нас в генах, в нашем шифрованном еще Феликсом Эдмундовичем, Иосифом Виссарионовичем, а также Адольфом Шикльгрубером коде! Это передаётся у нас из поколения в поколение! Мы и сейчас победим! И я хочу тебя спросить, мы победим? Голос!
– Да! – взвыла Едина.
– Помни Лермонтова с Есениным, дочка, – продолжила фарисействовать Влада Владимировна. – Умри под Москвой, если мне понадобится! Битва за целостность нашей семьи продолжается. Победа будет за нами! Дадим отпор этому недоделанному отцу и прочей маргинальной шобле!
– Да они совсем обнаглели, бога забыли, – закручинился Гундосов. – У меня вот тоже, на пасху сдал храм под корпоратив, так эти наглые прихожане приперлись, куличи, мол, побрызгай! Я им ответил мирно, по-христиански – брызгают кошки и собаки, а я свячу! Освятить сии куличи не могу по техническим причинам, накорпоративился коньяка иноземного, руки трясутся. А в храм нельзя, там серьезные люди большие дела делают! Так один, представляешь, ворвался, солидным авторитетам нахамил, кричал. Посадили его конечно, на семь лет, но осадок у меня остался. Будем требовать смертной казни! И главное, евреюга с бородкой, иудей паршивый, а в наш храм поперся!
– Как звать? – уточнила Влада Владимировна.
– Имя забыл, нерусское же. Отчество помню – Иосифович! В русский храм посмел зайти с таким отчеством, богохульник проклятый. Вспомнил – Иисус Иосифович Назаретов. Ты его там, Владочка, продерни и проконтролируй, будь добра…
– Не вопрос, – эротично потянулась Распутина. – Ребята, когда завтра эта бодяга кончится, айда ко мне в Геленджик! Девочек возьмем на всех, Едину не забудем…
– Очень хочу, мамочка, – проворковала Едина и погладила маму по груди, явно не с дочерними чувствами. Мама совсем не по-матерински поцеловала ее в губы.
– Мне девочек не надо, я только тебя люблю! – возмутился Пигмеев и, встав на цыпочки, лизнул ухо Распутиной.
– Мне конечно, надо, но к тебе я всегда лоялен, – игриво произнес святой Гундосов и лобзнул Владу Владимировну в шею.
Дальнейшая сцена, произошедшая при потерявшей сознание Неделиме, сделала бы честь любому порнофильму.
Наутро состоялся суд. Судья Чуркин, даже не произнеся вступительного слова, швырнул в направлении Либерова некую бумажку. На бумажке было написано неровным подростковым почерком «Не хотим видеть Либерова Л.Б., шизофреника, маргинала и шпиона. А маму хотим! Пусть всегда будет мама! Едина и Неделима Распутины».