С уходом из жизни десятого ноября тысяча девятьсот восемьдесят второго года Генерального секретаря Центрального комитета коммунистической партии СССР Л.И. Брежнева некогда могущественная и Великая страна перешла в стадию перемен. Последующие первые лица государства в силу их преклонного возраста Ю.В. Андропов и К.У. Черненко почили друг за другом. И вот в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году к власти в СССР пришёл молодой и перспективный, некогда комбайнёр Ставропольского края – М.С. Горбачёв.
В апреле того же года на пленуме ЦК КПСС он заявил о необходимости реформирования государственной системы под лозунгом «Ускорение социально-экономического развития страны», то есть ускоренное продвижение по социалистическому пути на основе эффективного использования достижений научно-технического прогресса, изменения порядка планирования и активизации человеческого фактора. Так зарождалась перестройка…
На январском пленуме ЦК КПСС в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году «перестройка» была объявлена новым государственным курсом, включающим и гласность, и ускорение, и широкую демократизацию общества. Слова из телевизора правильные и прогрессивные. Ну и как после этого открыто не поговорить, если гласность в стране объявлена? Но, без алкоголя! Трудно, а тут ещё сложности у людей начались с «добычей» продуктов и товаров первой необходимости!
Карточная система вернулась в страну Советов в конце восьмидесятых годов, достигнув своего апогея. Народ призадумался и под руководством Михаила Сергеевича начал потихоньку «перестраиваться»…
И это на фоне военной помощи Афганскому народу.
В это время в одной советской семье, проживающей в отдельной квартире на далёкой и такой близкой Камчатке…
«Над горизонтом возвышалось огненное, кровавых оттенков солнце. Его чётко очерченные лучи поднимались высоко вверх, создавая купол, сквозь который просматривалось тёмно-синее небо, поражающее своей глубиной. Понять, был ли это рассвет или закат, было невозможно. Просто куда Валерка ни поворачивался, везде было солнце и небо. Под его ногами не ощущалось никакой тверди, хотя что-то всё-таки удерживало тело, не давая ему пасть в бездну. Вот показалась дорога, уходящая прямо к солнцу. Юноша переместился в движущийся автомобиль.
На первый взгляд машина как машина, однако что-то в ней было необыкновенное. Вроде отечественная легковушка, но временами она превращалась в подобие военной техники с пулемётами и пушками. Её ускорение достигло максимума, который только может представить человеческий мозг. Взрыв. Пламя. Искры. Переливы всевозможных цветов. Очень сильный и яркий свет. Валеркино тело в невесомости. Всё погрузилось в темноту. Давящая и угнетающая тишина. Парня охватил страх.
Беспредельное волнение перед неизвестностью. Рывок. Падение. Нет, взлёт. Или всё-таки вниз? Вокруг с прозрачными границами присутствие чего-то лёгкого. Оно крутится, качает Валерку из стороны в сторону, переворачивает и разворачивает. Он видит себя со стороны и одновременно видит всё пространство на триста шестьдесят градусов.
Где-то вверху появляется быстро растущая точка света. С её приближением усиливается ощущение проваливания. Юное тело освобождается из окутавшего вакуума невесомости и врывается в круг переливающейся яркости… Тишина… Подсознание создаёт звуковые иллюзии ворвавшегося в тоннель грохочущего поезда. С каждым мгновением увеличивается его скорость и усиливается шум, перерастающий в гортанный крик, исходящий из глубины тела: «А-а-а-а-а-а!!!»
На голос сына, испуганные родители вбежали в комнату Валерки. Немыслимо изогнувшаяся часть туловища восемнадцатилетнего юноши сползла с низкой кровати и оказалась на полу, при этом голова нелепо повернулась набок, а руки плотно охватили её. Молодой человек был запутан в простыне и пододеяльнике. Застывшие в ужасе глаза смотрели на родных. Волосы взъерошенные и мокрые от пота.
– Ты чего? Что случилось? – мама с сильным волнением.
– Сынок, ну скажи что-нибудь, – голос отца дрожал.
– Фу-у-у! – юноша переместился и сел, поджав под себя ноги. – Приснится же такое. Бры-ры-ры. Всякая чушь. Думал, что умираю.
Ещё секунда, и комнату заполнил гомерический смех Валерки, но страх не сходил с его лица.
– Надо же такому присниться.
– А что ты видел?
Присевшим на кровать родителям и прибежавшей из своей комнаты сестрёнке Валерий вкратце рассказал свой сон.
– Чушь какая-то, – сказал папа. – И ничего смешного нет.
– Чушь не чушь, а она тоже к чему-то снится, – сказала мать.
– К до-о-ро-о-ге, – сладко потягиваясь и зевая, сказала четырнадцатилетняя Маринка.
– К какой ещё…? Скажешь тоже. Начитается всякой ерунды. Магия. Хиромантия. Лучше бы уроками занималась. До конца учебного года месяц остался. Умничает тут – до-ро-о-о-о-га, – передразнил сестру Валера.
– Сказала, значит так и есть. У-у-у, – показав брату язык, она демонстративно ушла.
– Ну, всё… концерт окончен. Пошли, жена, на работу собираться, а то опоздаем. «Клоун», – батя обратился к молодцу, – ты сегодня как работаешь?
– Как всегда.
– Ну, тогда все вместе и пойдём. Приводи себя в порядок, через десять минут к столу.
Родители направились к себе. Валера заправил постель, сбегал в ванную и, нажав клавишу кассетного магнитофона «Спутник», стал одеваться. В установленное отцом время он вместе со всей семьей сидел за завтраком.
На дворе одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год. До Камчатки ещё не докатилась волна карточной системы на продукты и товары первой необходимости. Завтракали хлебом с маслом и кусочком копченой колбаски, да с красной икрой. Запивали бутерброды чаем из пачки с индийским слоном, который запаривали в фарфоровом чайничке.
– Маринка, у тебя сколько сегодня уроков? – спросила Нина Николаевна.
– Пять и классный час.
– Часа в четыре заведи тесто. Я приду с работы, мы с тобой лепёшек или пирожков нажарим.
– Хорошо, мамуля. А фарш есть или купить?
– Зайди в кулинарию, возьми на своё усмотрение. Володя, дай дочери денежку.
Мужчины ели молча.
После плотного завтрака, семья дружно вышла на улицу.
Кое-где во дворе виднелась молодая зеленеющая травка. Немногочисленные деревья стоят без листвы. С противоположной стороны дома стройный ряд деревянных и металлических гаражей. За ними на боковой части одноэтажного жилого дома транспарант красного кумача с надписью «Мир! Труд! Май!». Вдалеке на сопке по трассе проезжают редкие автомобили.
Семья Валеры живет в живописном Елизовском районе Камчатского полуострова, рядом с областным центром в посёлке Крутоберёгово. Им симпатичен районный центр – Елизово. Городок как городок, коих много по всей России. Небольшой, но чистый и уютный. Утопающий в зелени летом и большими снегами укрытый зимой.
Супруги Яванские приехали на Дальний Восток в одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году из Джанкоя Крымской области, где проживали после окончания Харьковского строительного института. Хотелось самоутвердиться, сделать хорошее денежное накопление и вернуться на Родину. Купить каменный дом с богатым садом. Обзавестись машиной, непременно купить новенькую «Волгу» или «Жигули».
Север просто приглашает, да не просто отпускает. Вот и Нина с Владимиром, где, живя в бараках на побережье, где на съёмных квартирах в городах и пригородах, работали и прикипали к новой земле. С рождением Валерки в шестьдесят девятом году хотели всё бросить и вернуться в Крым, да только находилась масса причин, чтобы остаться: то сын ещё маленький и плохо перенесёт переезд; то на работе у главы семейства очередное продвижение.
С годами окрепли. Владимир Леонтьевич, получил новое назначение инженером на крупном домостроительном комбинате, что в Петропавловске-Камчатском. Семья переехала к новому месту жительства. В семьдесят четвертом году родилась дочь Маришка и Яванским выделили четырёхкомнатную квартиру, переделанную из секции малосемейного общежития в посёлке Крутоберёгово.
Всё как вчера, а прошло больше четырнадцати лет. Владимир Леонтьевич и Нина Николаевна продолжали работать в домостроительном комбинате. Он уже занимал должность заместителя директора, она возглавляла плановый отдел.
Сын, в отличие от родителей, рос баловнем и лентяем. И как только на него ни пытался влиять отец, но все усилия были тщетны. Кое-как он окончил восьмой класс Пионерской средней школы и сдал на тройки экзамены. Валерка собирался поступать в Мореходное училище на рефрижераторного механика, но папа забрал документы и сам отнёс их в рыбопромышленный техникум.
Почему выбор пал именно на специальность техника-технолога рыбной промышленности? Да просто ни на одну другую его аттестат не тянул, а отпускать своё чадо в ПТУ Яванскому-отцу было унизительно. Ему всегда мечталось, что отрок пойдёт дальше него и станет учёным мужем. Да к тому же в техникуме, в отличие от училища, была военная кафедра. После окончания младшенький пройдёт только сорокасуточные сборы, а дальше вся жизнь впереди.
С первого семестра молодой отпрыск стал проявлять интерес и тягу к знаниям. Родители не могли нарадоваться и в то же время боялись хвастаться. Не навредить бы парню. Четыре года пролетели как один день.
На торжественное вручение диплома и выпускной бал пришли всей семьёй. Каково же было удивление и радость Яванских, когда их Валерка получил диплом с отличием. Маринке ставили брата в пример. Она фыркала и дулась, хотя тоже была очень рада за брата.
Ещё проходя обучение в техникуме, студент успешно окончил вечерние курсы водителей в ДОСААФе.
Вот так в свои восемнадцать лет он получил две специальности.
По стране размашисто шагала «Перестройка». Почему-то в Советской Армии стало катастрофически не хватать солдат. С экрана телевизора и в печатных изданиях это объясняли демографическим фактором, возникшим в связи с низкой рождаемостью восемнадцать, двадцать лет назад.
Валеркин техникум «лишился» военной кафедры. Накануне выпускных экзаменов, до самой первой повестки из городского военкомата с требованием явиться на призывной участок для прохождения медицинской комиссии никто в семье не верил, что Валерий пойдёт служить на два или три года. Что тут началось! Валера теребил отца. Владимир Леонтьевич поднимал на ноги мало-мальски значимые связи, чтобы освободить «мальчика» от срочной службы.
У Яванского-сына появилось жгучее желание учиться в институте. Он срочно сдал документы в ВУЗ и готовился к вступительным экзаменам. Чтобы не сидеть у родителей на шее, Валера устроился водителем в автоколонну районного управления кооперации. Развозил хлеб на «Газ-53» в детские садики, школы, ПТУ и столовые. Гараж и хлебокомбинат находились в Елизово, а вот объекты, где ждали свежую выпечку, были разбросаны на большом расстоянии друг от друга. Заработок небольшой, но хватало, по крайней мере, на свои нужды. И в «родительский карман» молодой человек не заглядывал.
– Ну вот, сестрёнка, и наш автобус идёт, – сказал Валера, когда до остановки оставалось метров сорок. Из-за поворота в горку поднимался «Икарус» сто второго маршрута.
– Побежали-и-и-и?
Маринка схватила брата за руку и, смеясь, побежала с ним к остановке. Несмотря на стоящих людей и, не обращая внимания на их возмущенные окрики, они первыми влетели в заполненный людьми салон «Икаруса» с «гармошкой».
– Здравствуйте! Извините! – они остановились у заднего стекла. Сестра положила портфель на поручень.
– Ну, даёшь! Чуть народ не посшибали.
– Ничего страшного, – улыбаясь, отмахнулась Маришка, – Валер, а ты когда познакомишь родителей с Наташей?
– С кем?
– Да ладно тебе. Мамка знает, да молчит. Ждёт, наверно, когда сам ей скажешь.
– Откуда ей знать? А ты откуда…? Стой. Раз ты про это заговорила, мама от тебя и узнала. Эх, ты-ы-ы… Ещё сестрой называется, – Валера сделал вид, что обиделся, и отвернулся.
– Ну не обижайся. Я ей правда ничего не говорила. Только, что ты дружишь с девочкой из своей группы. И на выпускном бале в техникуме показала её. Хотя ты и сам от неё не отходил ни на шаг.
– Вот где правда кроется. Ах ты, шпионка маленькая.
– Я уже взрослая.
– Не спеши. Приготовься, подъезжаем к твоей остановке.
Марина поцеловала братика в щёку и стала продвигаться к выходу. Валера повернулся к заднему стеклу. Автобус остановился у посёлка Пионерский, и девочка выскочила в открывшуюся дверь. Когда общественный транспорт продолжил движение, сестрёнка стояла на остановке и улыбалась. Рядом возникла фигура кучерявого мальчишки, который бережно взял её портфель и нежно посмотрел на неё. Брат, махавший сестре, сложил ладонь в кулак и погрозил им.
«Вот «колючка». Над братом подзуживает, а сама…», – посмеялся про себя Валерий.
Автобус подкатил к автостанции Елизово. Молодой человек вышел в общем людском потоке и, наслаждаясь утренней майской прохладой, быстрым и уверенным шагом пошёл на работу. За месяц, ставший другом старенький, но ещё надежный «Газ-53», стоял на своём месте. Водитель обошёл машину по кругу. Внимательно осмотрел оптику. Деловито открыл водительскую дверцу и дернул за рычажок с надписью «капот».
Привычным движением вскочил на бампер, открыл моторный отсек. Достал масляный щуп – норма. Осмотрел двигатель и навесное оборудование. Зачем-то подёргал бронепровода. Закрыл крышку и сел за руль. Из-под резинки солнцезащитного ветряка на лобовом стекле извлёк вчерашний путевой лист и направился в диспетчерскую.
В небольшой комнатке была привычная картина. Табачный дым коромыслом. Некурящего Валерку это всегда раздражало и заставляло поскорее выйти на свежий воздух. За столом сидела женщина лет двадцати восьми. Как казалось парню, с безобразно размалёванным лицом: нарочито ярко и жирно накрашенные губы; толстый слой чёрной туши на ресницах и зачем-то обведенные черной линией края век резко подчеркивали разрез глаз; на веки были нанесены сине-фиолетовые тени. На фоне припудренного вздернутого носика резко выделялись нарумяненные щёки. Причёска всегда присутствовала одна, но цвет волос менялся, иной раз было трудно определить его оттенок. Наверное, кто-то из знакомых моряков дальнего плавания забрасывал её подарками.
«Кукла размалёванная» по имени Людмила. За многие годы работы в мужском коллективе, её внешний вид стал хорошо гармонировать с поведением. Бесшабашность, панибратство и способность курить папиросы вызывали некое признание своей среди водителей. Хотя уважение, наверное, возникало у каждого после резкого отпора всяких попыток ухаживания или «грязных» предложений.– Всем доброе утро, – поприветствовал присутствующих Валерий.
– О, молодой интеллигент явился, – съязвила диспетчер.
– Не, он у нас студент, как в «Операции «Ы». Ха-ха-ха! – сострил кто-то из шоферов.
– Людмила, выдайте мне, пожалуйста, путевой лист, – попросил юноша.
– А ты говоришь, студент. Интеллигент! – обратилась Люда к водителю и повернулась к молодому человеку. – Слушай, ну, сколько тебя можно просить, будь проще.
– Не могу. Привычка. Меня так в семье и в техникуме воспитали.
– Плохо воспитали, привили вредную привычку. Людей пугаешь. Мысли всякие о себе нехорошие навеваешь.
– Да ну Вас, – обиделся Валерий. – Дайте путёвку. Мне ехать пора.
– Отстаньте от парня. И не надо портить молодое поколение, – вступился за него пожилой водитель.
– Подумаешь, «цаца»! – и Людмила начала перебирать бумаги. Путевой лист, она протянула Валерке – Нате, пан Яванский. Будьте милостивы, примите, пожалуйста, пан Яванский.
К гомону от разговоров в комнате добавился дружный мужской смех и хихиканье женщины.
Валера, не обращая ни на кого внимания и приглушив чувство обиды, разместился на подоконнике в коридоре возле двери. Достал шариковую ручку и заполнил новую путевку, выписав из предыдущей показания спидометра и остатки горючего. Совершив привычную процедуру с математическими расчётами, он передал уже увлечённо болтающей девушке с другим парнем старый формуляр и вышел из помещения.
Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, провентилировал легкие от табачного дыма и со злостью подумал: «Вот дура. И чего цепляется? Соска размалёванная. Точно когда-нибудь на грубость нарвётся».
За идущим к машине парнем в окошко наблюдала Людмила.
– Слушайте, мужики. Вот как из вас таких вежливых и обходительных интеллигентов в молодости получаются с возрастом похабники, бабники и ублюдки.
– Эй, полегче на поворотах. Ты всех-то под одну гребёнку не ровняй.
– Просто обидно.
– Почему?
– Было бы мне сейчас лет восемнадцать, я бы точно закадрила мальчишку. Завидую его невесте. Кстати, а есть девчонка у нашего интеллигента? – и она деланно рассмеялась.
«Хлебовозка» двигалась по обычному маршруту. Из гаража через улицы Рябикова и Ленина, минуя два регулируемых перекрёстка, на улицу Завойко к хлебокомбинату. За рулем сидел далеко не матёрый водитель-профессионал, но и не мальчик-новичок. Отец учил Валерия управлять автомобилем лет с десяти. Вначале сажал его себе на коленки, крутить «баранкой». Мальчишка умело направлял «Уазик» по колее просёлочной дороги. Иногда они выезжали на грунтовку. Годам к двенадцати папа доверял отроку самостоятельное управление. Надо сказать, что к этому времени сынишка подрос и мог давить на педали: газа и тормоза, выжимать сцепление.
Уже с четырнадцати лет Яванский-младший часто сидел за рулём семейного «Жигулёнка» тринадцатой модели. Что касалось мелкого ремонта и технического обслуживания, то мужчины делали их сами. Зачем тратиться на станциях технического обслуживания, если есть руки и голова. Вдвоём всегда веселее, а за работой можно и поговорить о чем-то личном, получить совет бати.
Валера повернул во двор хлебокомбината и привычно подогнал «Газон» к «причалу» под загрузку. Когда он выскакивал из кабинки, уже слышался скрежет отворяющихся створок хлебного фургона и скрип колёс тележек.
– Утро доброе.
– Привет, Валер. Как сам?
– Спасибо, хорошо.
Пока грузчики заполняли фургон ещё горячим и парящим хлебом, он забежал в конторку за отгрузочными накладными.
– Теть Дусь, здравствуйте.
– О, молодой и перспективный. Ну, заходи. Так. Маршрут прежний. Скоро будешь меньше ездить.
– Почему?
– Как почему? Ученики уйдут на каникулы, школьные столовые закроются.
– Конечно. Я как-то не подумал. Наверно, потому, что постоянно думаю о том, что могу загреметь «для прохождения срочной службы».
– Ну, сынок, это тоже дело. Надо же кому-то Родину защищать.
– Согласен, но большим желанием, не горю.
– Два года быстро пролетят. Не успеешь соскучиться по родным, как уже вернёшься.
– Хорошо если так, а можно и на все три во флот. У меня же за плечами морской техникум.
– Так и то неплохо. Мир посмотришь.
– Да-а-а…
Получив накладные, парень вышел на улицу. Створки хлебного фургона были закрыты. На «перроне» курили грузчики и мирно обсуждали волнующую их тему, грядущий переход работы комбината на хозяйственный расчёт. Валерий запрыгнул на водительское место, вставил ключ в замок зажигания и нажал на педаль газа. Двигатель, рыкнув, монотонно заработал. «Садик «Солнышко», – сам себе сказал водитель. Грузовик тронулся.
– Вот салага. В армии не служил, а уже за баранкой. И чего дома не сидится? Не отдыхается? – сказал мужчина, провожая машину взглядом.
– Тётя Дуся говорила, что он в институт собрался. Поступит – не пойдёт.
– Этот обязательно поступит, очень самостоятельный и настырный. С годами к нам вернётся директором, – засмеялись рабочие.
Рабочий день шёл привычным порядком. Фургон переезжал от «точки к точке», развозя хлеб. Во время движения и ожидания погрузки или разгрузки мысли возвращались к больной теме – о предстоящей срочной службе.
Как много всяких гадостей говорили знакомые про армию. Нет-нет, а об этом уже писали газеты, журналы и показывали по телевидению. О процветающей «дедовщине» жужжали все: и те, кто отслужил, и те, кому ещё предстояло. Особенно изгалялись те, у кого армия была «за плечами». Из их уст сыпались просто ужасные картины, но не про то, как над ними издевались «дедушки», а всё больше, как они вымещали на молодых всю ненависть и злость, все свои страдания, перенесенные в первые месяцы армейской жизни. Всё это наводило ужас. Ещё пугала перспектива попасть в Афганистан. Вполне естественно, особого желания служить не было.
С первым негативом армейской «культуры» Валера встретился на городской военно-врачебной комиссии. В сознании резко отразилось, что он – ничто и никто. Каждый был занят своим делом и своими личными проблемами. На призывников, проходящих медицинскую комиссию, и офицерам, и медикам было глубоко наплевать. Есть план, который необходимо выполнить и отчитаться в сроки, установленные Министерством обороны СССР. «Гребли» всех. Под общую призыв попадали и ребята с ограниченным зрением и слухом, даже больные, перенесшие сложные операции и стоящие на грани инвалидности, а также имеющие те или иные «незначительные» психические отклонения. Родители пытались достучаться хоть до кого-нибудь. Ответ один – «Годен».
Яванский был прописан по адресу родителей в Елизовском районе, а так как учился в Петропавловске-Камчатском, то на учёте стоял в военкомате Октябрьского района областного центра. Переступив порог военкомата, он сразу почувствовал стойкий запах обувного крема, словно его где-то специально разлили. Оказалось, при входе подставка для чистки обуви, а рядом большая банка с гуталином. Бросилась в глаза чистота коридоров и лестничных пролётов. Несмотря на то, что здание старенькое, деревянное, а всё окрашено и чисто.
Валера показал дежурному повестку. Лейтенант прочитал казённый формуляр и сказал пройти на второй этаж. Призывник поднялся. Здесь стояла невыносимая духота и суматоха. Ребята в трусах сидели на лавочках, стояли вдоль стен и перебегали из кабинета в кабинет. Кто-то смеялся, кто-то ругался. Среди проходящих ВВК, бегали всполошённые, с выпученными глазами родители, жены, невесты, молодые мамочки с грудными детьми. За порядком внутри следили прапорщик лет двадцати двух и два сержанта срочника. Нисколько не стесняясь присутствующих и не обращая внимания на их замечания, они не скупились на подзатыльники и пинки, отпускаемые будущим защитникам Отечества, сопровождая их «армейским фольклором».
Видя этот бардак, Яванский, не вступая ни с кем в разговоры, прошёл районную военно-врачебную комиссию, ещё больше уверившись в том, что в вооружённых силах ему делать нечего.
Ему хотелось хоть как-нибудь оттянуть время, чтобы успеть поступить в институт. Не без чувства страха, были выброшены две повестки с требованием явиться на областную комиссию. Прошли первомайские праздники. Скоро наступали выходные по случаю очередной годовщины Великой Победы. А там последний вступительный экзамен по русскому языку. Осталось только написать сочинение. Первые испытания по физике и математике были успешно сданы.
За этими мыслями прошёл рабочий день. Валерка в третий раз заехал на хлебокомбинат, сдал накладные. Попрощался с ребятами и тётей Дусей. Вернулся в гараж. Хорошо, что весна. Хоть к вечеру и слегка подмораживает, но воду из системы охлаждения сливать не надо. В течение тридцати минут он убирался внутри хлебной будки, протирая и дезинфицируя уголки, полозья, стены и пол. Затем сбегал в котельную, набрал теплой воды и ополоснул своего «железного коня» снаружи. Не заходя в диспетчерскую, довольный прожитым днём, Яванский побрёл на автостанцию.