– Красавчик! – первым подошёл Брахма, – красная луна, очень в стиле. Похоже на веко закрытого третьего глаза. Ресниц только нет.
– Всё шутим? – справа уже стоял Вишну, – каково ваше мнение по поводу места, хотя вижу, что один уже проголосовал.
– Голосую, – Брахман наклонился и чирканул пальцем по кирпичу, распрямился и нанёс длинную вертикальную полоску себе на лоб и нос, отчего его лицо разделилось на две половины.
– Вы уверены? Что здесь было? – Вишну обернулся в сторону медленно уходящего в уклон огромного поля.
Я тоже посмотрел. На долю секунды мне показалось, что вижу в дали лань, но это было очень желаемое выданное за действительное. Поле битого кирпича было мёртвым и условие это – важно. Никто не должен пострадать помимо основных участников.
– Красное поле, – промолвил я, – на местном языке значит красивое. Здесь была страна людей. От моря до моря, с широкой душой.
– Рубашки рвали на груди, кантаты сочиняли? – Брахма ковырял носом ботинка слипшиеся кирпичи.
– Тебе ли не знать, спросонья создавал?
– А ты сохранял?
– Мухоморы ели? В проруби мылись?
– Ой, слушай, ещё лучше, мясо ели и огненную воду пили. Весёлые были ребята…
Вишну и Брахма ещё несколько минут шутили и дошли до плоских шуток по то, как местные попали ракетой в Луну. Та не отскочила, так и валяется на Луне.
– Жили. Были. – Я вставил своё. – Моего разрушения не дождались, как-то сами сгинули. Красная кровь, красная площадь, красное мясо, монохромные были ребята.
– Так это не ты их? – Вишну искренне удивился и в этот же момент проголосовал. Без помощи рук, кирпича или наклонов, нарисовал себе на лбу широкую бардовую горизонтальную полосу. Просто так, невидимым способом.
– Всего не успеть. Не я. Самостоятельные были очень. Всё сами.
– Кирпичные люди – Брахма скривил рот.
Все трое мы умолкли, наблюдая как в небе ворон нарушает границу поля и редко махая крылами движется в сторону полоски леса на западе.
Нарушил тишину Вишну:
– А у них были такие маленькие коробочки в которых жил воображаемый зверёк, они его должны были кормить, убирать за ним, играть, а иначе из него вырастало чудовище. Коробочка пищала постоянно, если забыли какашки убрать, так?
Брахма тут же запищал: «Пии-пии-бип! Какашка-какашка! Тревога!». Он принялся изображать динозавра с короткими ручками, который не может дотянуться до своей задницы чтобы её вытереть.
– Или это у других было?
– Когда вы уже повзрослеете? – полушутя сказал я. Улыбнулся и открыл новый глаз.
Дело надо было делать. Начинать. Я сел на землю в цветочную позу оказавшись в один уровень с высокой травой, пробившейся сквозь слой обожжённой глины. На левую руку мне заползла кобра и двигаясь выше постепенно обвила тело перевязью от правого плеча до левого бедра. Расположилась этаким поясом. Пару раз раскрыла свой капюшон, последовательно шикнув на моих сопровождающих, затем улеглась и стала незаметной складкой одежды. Позади подошёл пёс. Встал за моей спиной, боком, дышал громко, жарко, как будто бежал ко мне от Гималаев. Чувствуя спиной его присутствие, тёплую шерсть, живое беспокойство, мне даже захотелось всё отложить. Погладить его и бросить в поле палку. Играть с друзьями и собакой. Но всё запускалось, вертелось и начиналось. Ветерок подул по земле, вскидывая прошлогоднюю листву и красную пыль. Вместе с ней, словно испаряясь, поднялись вверх и растворились в перистом облаке Вишну и Брахма. У последнего до самого конца контрастировала на голубом фоне улыбка, как у одного кота из древней местной легенды. Шутить изволил мой друг. Трава вокруг меня примялась, разложив дикие колосья и отдельные травинки словно лучами на два-три метра. Я стал центром небольшой полянки и замер, привыкая к тишине. Однако ждать её пришлось ещё четверть часа. Последние полёвки, кроты и птицы как ни торопились покинуть поле битого кирпича, всё же им требовалось больше времени. Писк их уходил к лесу. И вот, я остался с коброй и псом, сидеть на колкой бордово-коричневой земле. И тогда, видя меня и знаки неба, идя на свет третьего глаза, на тепло пса и на треск кобры, из недр земли встала другая сторона.