Заколотив, изуродовав, состарив свою жену, Грязнов держал у себя всегда девиц то в качестве прислуги, то в качестве конторщиц.
Когда взятая им девушка забеременевала, он прогонял её и брал другую.
Грязнова знала вся Тула, и этот старик, не боясь срама, бегал по самым людным улицам, на виду у всех, за «уличными женщинами».
У него было три дочери.
Жену он бил смертным боем, сына бил смертным боем, дочерей-подростков он любил мучить иначе.
По словам свидетелей, старик не мог пропустить идущей мимо дочери, без того, чтобы не ущипнуть её. Когда девушка вскрикивала и плакала, старик Грязнов смеялся. В этом он находил особое удовольствие.
На суде упомянулось, что Горбунов, женившись на старшей дочери Грязнова, узнал, что она была обесчещена отцом.
Верно ли это?
Полиция показала, что слышала об этом от домашних Грязнова.
Отвечать на этот вопрос Горбунова отказалась[1]. Не сказала «да», не сказала «нет», а прямо не захотела об этом говорить…
Свидетели показывают, что она, когда была девушкой, часто бегала и по неделям пряталась от отца у соседей, на чердаке.
Девочка, дочь одного из соседей, часто ходила к младшей дочери Грязнова как к подруге. Однажды, вернувшись домой, она рассказала, что старик Грязнов очень её любит и часто целует.
Отец ей запретил ходить к Грязновым:
– Чтобы нога твоя там не была!
Он был вызван на суд в качестве свидетеля.
– Почему же вы запретили дочери ходить к Грязновым? Что ж тут нехорошего, что старик целовал ребёнка? – спросили его.
– Грязнов целовал нехорошо, Грязнову нельзя было давать дотрагиваться до детей. Такой это был человек.
Какова была жизнь Николая, сына Грязнова?
На это самый лучший ответ – он сам.
22-летний парень – ростом с 14–15 летнего подростка. Хилый, изморенный. То, что называется «заморыш». Боязливый, робкий, он с трудом связывает слова. 20 лет голода, побоев, истязаний выучили его только молчать.
Единственный сын стотысячника еле-еле знает грамоту.
Если дочерей, наказывать которых ему доставляло особое удовольствие, старик держал у себя «наверху», то сын всю жизнь прожил внизу, в мастерской, вместе с мальчишками-рабочими.
Разница между ним и учениками была только та, что бить чужих мальчишек Грязнов ещё иногда и остерегался, – можно и ответить, – а на сыне он срывал всю свою злость.
Никого так не бил и не морил голодом Грязнов как своего сына. Он колотил его, по чём попало, прикладами и стволами ружей.
Лет шестнадцати мальчик Грязнов совершил преступление: на нескольких денежных повестках от заказчиков подделал подпись отца и получил по ним деньги. Стотысячник Грязнов отдал сына под суд. Но на суде и он отказался обвинять сына, говоря, что мальчик, очевидно, действовал не своим умом, а «по наущению старших». Мальчик был оправдан.
Теперь на суде, из свидетельских показаний, выяснилось, для чего мальчик воспользовался этими деньгами: он кормил на них мать и сестёр, которые умирали с голода, потому что отец ничего не давал на обед.
На глазах Грязнова-сына мучили, истязали и оскорбляли его мать.
Если для сына у старика не было ничего, кроме побоев, то для жены и для дочерей у него не было другой клички, кроме позорного слова, которым зовут падших женщин.