Влас Дорошевич
Заём

Полная версия

III

Цена нашего спасения?

Шесть миллиардов.

– Это было бы совсем хорошо.

Я привожу не свои слова.

У нас собрали всего один.

Остальные пять у вас оставались в карманах.

Но потому, что собрано всего один, эти оставшиеся у вас пять миллиардов стоят всего два с половиной!

Два с половиной миллиарда вы потеряли.

Вы обесценили собственные же деньги.

Выгодная финансовая операция!

Вас истинно можно поздравить.

IV

В первый день Пасхи, на заседании комитета по распространению займа, бритый молодой человек английской складки г-н Терещенко говорил застенчиво, – быть может оттого, что он был вновь министром:

– Заём должен быть принят не только сочувственно. Этого мало. Он должен быть принят с энтузиазмом.

Прекрасное, горячее чувство!

Только всё было сделано, чтоб его потушить.

На эти загоревшиеся дрова сразу вылили ушат воды.

И теперь из всех сил раздувают полупотухшие головни.

Какой чад тогда поднялся!

Заколебались социалистические круги, а с ними рабочие и те крестьяне и рабочие, которые одеты сейчас в солдатские шинели.

– Заём…

– А не родной ли он брат «тому кобелю, которого вы знаете», – как говорится в «Ревизоре».

– Заём «свободы». Гм… свободы.

А то вот они военными всё назывались.

Как будто, кроме войны, у страны, перед которой стоят великие, небывалые в истории задачи, – мало надобностей, мало нужд!

Ведь, всё старое рухнуло, рассыпалось в прах, в гниль.

Ведь, перед нами даже не пустое место.

Перед нами груды никуда не годного щебня, мусора, дряни, навоза.

Всё это нужно расчистить.

Выкорчевать старые сгнившие сваи, старый гнилой фундамент. А потом приняться закладывать новый, возводить новое здание.

И в стране рассыпался весь аппарат, которым она собирала доходы. Ниоткуда ничего не поступает. А требования со всех сторон растут. И справедливо, и законно растут. Прежнее государство платило гроши, держало своих мелких, но бесчисленных слуг впроголодь, а жизнь вздорожала и дорожает с каждым днём.

Со всех сторон несутся крики:

– Справедливости!

Справедливые крики, – потому что голодные.

А социальная справедливость выражается, прежде всего, в денежных знаках.

И при таких обстоятельствах неужели только на продолжение войны стране нужны деньги?

Исполнительный комитет Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов с трудом и нехотя благословил заём.

Социалистические газеты не хотели печатать объявлений о нём.

К бесчисленным русским «долоям» прибавился ещё один, очень ходовой:

– Долой заём!

Хотелось крикнуть:

– Граждане социалисты! Старый режим долго заставлял вас есть горький хлеб изгнания. Вы жили на Западе. Вы знаете, что там принимаются в расчёт только те общества, в которых есть хоть какой-нибудь членский взнос. Общества, куда всякий безданно, беспоименно может записаться в члены – всерьёз не считаются. Всякий прохожий может вступить, разделяет или не разделяет взглядов: «Почему не вступить, – раз даром». И только, когда человек, вступая, делает взнос, – есть основания предполагать, что и он сам серьёзно относится к обществу, и к нему можно отнестись серьёзно. Что же Россия, новая Россия – неужели такое общество, что не стоит в него сделать даже взноса?