Решившись для этого на героическую операцию.
Вырвал все старые зубы!
Всё, что ему дала природа, – это юношеский стан.
И с такими плохими данными это был актёр, который увлекал!
Он был очень скромен, и от Корша уходил с ужасом:
– Возьмут ли меня куда-нибудь?
Ему говорили кругом:
– Да, ведь, нельзя же всю жизнь в одном театре! Под лежачий камень и вода не течёт! Новые города! Новый репертуар! Новые роли! Ты развернёшься!
Но он был полон страха:
– Нужен ли я кому-нибудь?
Таким скромным артистом он остался и до конца своих дней.
«Изводил» после каждой новой роли:
– Нет, серьёзно? По твоему мнению, ничего? Нет, ты мне скажи откровенно! Я, честное слово, не обижусь! Ничего?
Скромность и застенчивость большого и истинного таланта.
Застенчивость, конфузливость, с какими человек открывает тайники своей души, сокровенное своего творчества.
И конфузится:
– А вдруг в моей душе ничего достопримечательного не происходит?
Конфузливость и болезненная стыдливость молодой девушки, которая подаёт вам свой «заветный» альбом.
Милая и смешная во взрослом человеке.
Но талант – всегда девушка.
И каждый раз, – в новой роли, в новой повести, в новой картине, – отдаётся в первый раз.
Как артист, он был реалист. Самый правдивый.
– Я, брат, могу играть только таких людей, каких я видел. А каких на свете не бывает, – я играть не могу!
«Каких на свете не бывает» – он называл:
– Всех этих Гамлетов, Акост.
«Гамлета» он боялся.
– Озолоти, – не выйду. Представь себе, что на сцене позволили бы изображать Христа. Разве возможно? Всякий актёр не понравился бы. Всякий человек, мой друг, носит в душе своего Христа и своего Гамлета. А потому ему ни один Христос, и ни один Гамлет не понравятся. «Не то!»