Это был блюститель добрых нравов.
По поводу одной трагедии из римской жизни «Месть богини» [10] он писал:
– Центурион[11] гасит огонь в храме Весты[12]. Позвольте, но ведь это священный огонь! Положим, это языческая, ложная религия, – и это языческий, ложный храм. Но все-таки это кощунство. Можно ли представлять такие вещи в театре?
От него пахло «Московскими Ведомостями». Но это не был тот резкий, особенный, острый запах «Московских Ведомостей» [13], который заставляет проходящего хвататься за нос:
– Ну, и напечатали люди!
От него пахло «Московскими Ведомостями» слабо, тихо. Меланхолически пахло.
Так десятилетия незаметно сменялись десятилетиями.
Артисты московской Французской Комедии, – он, кажется, первым и изобрел выражение «образцовая сцена», он любил называть Малый театр «домом Щепкина», потому что Сарсэ всегда звал «Théâtre Franèais» «домом Мольера», – артисты московской Французской Комедии на его глазах и под его присмотром входили на сцену, пожинали лавры, сходили на нет и на пенсию.