Влас Дорошевич
Уголок старой Москвы
– Н-нет… Я н-не знал… А вы где живете?
– С ума сошел? Ко мне нельзя!.. Ну, что ж мы? Так стоять, что ли, будем? Ты куда меня везешь?
– Я… я… я н-не знаю… Я думал, вас до дому надо п-п-проводить…
– Фу-ты, черт! Хоть бы раньше предупредил! Я бы себе пожрать чего приготовила! Извозчик!
Она тычет его в спину.
– Поезжай сначала на Тверскую. Ты знаешь, около Страстного, против Корпуса, лавочка, где торгуют всю ночь?
И мы ныряем по тогдашним московским ухабам.
Я – смущенный.
Она – уткнувши нос в муфту.
– Да, выскажите…
Она снова переходит на «вы».
– Вы – настоящий распорядитель?
– Я? Настоящий!
– Вы, может быть, так… Есть какой-нибудь другой распорядитель? Настоящий? Он рассердится, что я с ним не поехала. Вы говорите правду? Это ведь дело!
– Ей-Богу, честное слово, другого распорядителя нет. А что?
– Ничего. Первого такого распорядителя вижу. Мы снова молчим.
– Вы часто бываете распорядителем?
– Нет. Я – комик. Я играю. Это я только так… Согласился… В виде исключения…
– А!
И столько презрения в этом: «А!»
И в лавке, пока ей завертывают сосиски и мещерский сыр, она смотрит на меня.
Свысока. Улыбается уголками губ.
– Тоже… распорядитель!..
Я не знал, за что она сердится.
За то, что осталась без хорошего, – во всяком случае, – теплого, ужина в ресторане? За то, что на свои деньги должна покупать себе сосиски?
Но я чувствовал, что под зеленым лугом, по которому я иду, болото и трясина. Что сквозь траву проступает вода, и мои ноги проваливаются.
Как много обязанностей за десять рублей!
В старой Москве все было дешево: говядина, театр и человек.
В Секретаревке, этом «театре детских игр», разыгралась трагедия, лет тридцать пять тому назад взволновавшая всю Москву.
– Дело нотариуса Н.
Шел любительский спектакль.
В нем, в первый раз в жизни, играла на сцене молодая девушка, конторщица в маленьком журнальчике «Светоч».
К спектаклю имел какое-то отношение нотариус Н., известный в тогдашней Москве, как:
