Вячеслав Малежик
Птицы перелётные
10
А в субботу была первая репетиция… И неожиданно проявились лидерские качества Игоря, который учился в музыкальной школе, где наряду со всякими «сольфеджиями» был урок оркестра, когда Игорь играл в составе группы баянистов партию бас-баяна. Болото помнил, что они репетировали «Сарабанду» Корелли – полифоническое произведение, и препод заставлял их отрабатывать отдельно партии баса, к примеру, с первыми баянами. Помнил, как они репетировали сложные куски, прежде чем начали играть все вместе и всё произведение целиком. Теперь же Игорь применил свой опыт, приобретённый в музыкалке, при освоении «I Should Have Known Better». Ероха и Дрон удивились проявлению инициативы со стороны Болота, но, увидев в его действиях определённый рационализм, приняли её. И результат не заставил себя ждать. Песня «битлов» почти сразу зазвучала: Серёга добросовестно выучил партию баса, а Кулик с Бруновым и без того были отлично сыграны – сказывался их опыт совместных акустических «концертов», так что даже не удивительно, что в итоге всё так быстро срослось. Интересно было, что получится с «Даной»? С одной стороны, Серёге надо спеть основной вокал, а с другой – Игорю с Андрюхой надо сделать подпевки. Болото предложил сначала порепетировать под одну гитару. Вышло совсем неплохо.
– Теперь бы нам не испортить всё инструменталом, – усмехнулся Ероха.
– А вот и испортим, – засмеялся Дрон.
– А давайте сыграем инструментал отдельно.
Это был их день. «Дана» прозвучала отменно. Сергей Ерохин – солист нового ансамбля – исполнял проникновенно и чувственно; инструментальная группа подчёркивала его бархатный баритон.
– А я не верил, что всё получится так прилично. Можно помечтать о первом концерте, – сказал Ерохин.
– Можно будет пригласить Наденьку, – мечтательно проговорил Игорь.
– Какую Наденьку? – ухмыльнулся Серёга.
– Да из «Лейпцига».
– Болотище! Да после нашего выступления все Наденьки, Катеньки и даже Тамарочки будут наши. Не суетись под клиентом! – почти продекламировал Ероха.
– Кстати, если уж говорить о нашем выступлении – как мы будем называться? – неожиданно поменял направление беседы Дрон и добавил тоном, явно подслушанным в теле- или радиотрансляции очередного съезда КПСС: – Вносите свои предложения в президиум, товарищи!
– Я об этом уже думал, – почти перебил Дрона Ероха, – а давайте назовёмся «Шторм»!
– Ну, не знаю… на мой взгляд, очень… м-м-м… претенциозно. Для подобного названия надо так играть, чтобы нам никто не мог бросить упрёк! – Андрюха отреагировал моментально, но тщательно подбирая слова. – Я тоже думал о названии, и мой выбор – «Совершенно секретно».
– Ты бы ещё «КГБ» назвался, – хмыкнул Ерохин. – Мы же не собираемся играть всякие социальные и политические песни… и, к слову, будьте готовы – нас за наше творчество по головке не погладят. Игорь, а ты что предложишь?
– Мне нравится название «Птицы». Во-первых, среди них есть певчие птицы, потом – птицы летают в дальние страны и оттуда могут принести на своих крыльях песни, которые будут нравиться и нам, и нашим слушателям.
– Ага, а в-третьих, потому что фамилия твоя – птичья… – съехидничал Дрон.
– Болото, а мне нравится твой ход мыслей! Ну что, голосуем? – спросил Ероха. – Единогласно! Отныне мы зовёмся «Птицами». Переходим ко второму вопросу нашей повестки: ударник! – продолжил Дрон, теперь уже явно пародируя какое-то профсоюзное собрание.
– А какие есть соображения? – спросил Игорь.
– Я переговорил со своим соседом по даче. Он учится в Гнесинке по классу ударных инструментов. А, и кстати! – включился Дрон. – Я же знал идею Болота с «Птицами» к моменту разговора с этим соседом, ну и накидал варианты, как мы можем назваться в будущем. Так вот, мой друган – он, к слову, битломан – предложил название «Певчие птицы».
– Но мне всё-таки просто «Птицы» нравится больше. В нём есть место для фантазии, – откликнулся Игорь.
– Ага, а можно было бы назваться просто «Певчие»… Правда, в этом названии есть отсылка к церкви.
– Хорошо, давайте будем «Птицами», по-моему, это здорово! – решительно заявил Ероха. – Главное, чтобы не петухами.
– Ага, и не мокрыми курицами, – ухмыльнулся Дрон.
– Хватит бандитских шуток, птицы – нормальное слово. Давайте привыкать к нашему новому имени, – подытожил гитарист и певец Игорь Кулик.
11
Ребятам явно фартило. Потенциальный ударник Шура Грачёв, сосед Дрона по даче, дал согласие играть с ребятами: «Я буду на репетициях с бубном, а на выступления стану привозить “тройничок” – малый барабан, тарелку и хай-хет. И ещё мне пообещали одалживать том-бас, на котором снизу натянута кожа и приделана специальная педаль, как на большом барабане в настоящей установке».
Ероха, услышав фамилию нового члена группы, усмехнулся:
– Ну-ну… Какие перелётные, какие певчие? Птицы – это Кулик, Грачёв и две вороны: я с Дроном.
– Да, забавно получается, – хмыкнул Болото. – Главное, чтобы болото нас не засосало и чтобы мы были предвестниками весны, как на картине «Грачи прилетели»…
А через пару дней Ероха пришёл на очередную репетицию, притащив что-то завёрнутое в одеяло.
– Игорь, забери, – этак небрежно произнёс Ероха. – Ты мне должен четвертной!
– Что, у нас начинаются… э-э-э… товарно-денежные отношения? – спросил Дрон, взглянув на Игоря.
– Вообще-то эту вещь у меня бы за стольник оторвали с руками. Но Болоту она так нужна, что я перешагну через своё спекулянтское начало.
– Что там? – спросил Игорь.
– А ты не трусь, открой!
Игорь подошёл к столу, где лежала нежданная-негаданная покупка, уже сделавшая его должником Серёги, и начал осторожно распелёнывать одеяло. Он нащупал гриф и резко сорвал одеяло с предмета. У него в руках была гитара-доска – фирменный инструмент… Парень не верил своим глазам: он держал в руках «Элгиту»! Инструмент был не нов, но не потерял своего товарного вида. Игорь и Андрей были ошеломлены и онемели от удивления. Наконец Дрон, взяв себя в руки, спросил:
– Серёга, откуда это у тебя?
Ероха ухмыльнулся и с видом фокусника, который открывает свои фирменные секреты, произнёс этак небрежно:
– Да вчера у одного таксиста купил за четвертной… Не грусти, Игорёк, хозяин не объявится, и милиция не придёт отбирать у тебя инструмент. Не дрейфь, прорвёмся. А четвертной я с тебя сдеру. Считай, что тебе сильно повезло в жизни.
– Почему ему? – отойдя от шока, сказал Андрей. – Всем нам.
– Да, что-то нам прёт карта, даже страшно от этого становится, – подвёл Ероха итог последним событиям.
– Класс, я теперь могу забрать съёмник с гитары Игоря и поставить его на свою, – задумчиво пробормотал Андрей.
12
В тот субботний вечер вся молодёжь от пятнадцати до двадцати лет, проживавшая в ареале метро «Проспект Вернандского», будто взбесилась. Все ожидали вечера в сто шестьдесят девятой школе, который устроила «англичанка» Юлия Михайловна. Он назывался безобидненько: «Лондон… Его язык и традиции». Все понимали, что будут какие-то доклады об Англии, несколько сценок – их сыграют на английском языке ученики старших классов, а затем последует премьерное выступление «Птиц». Молва о них уже разошлась по окрестностям, и даже ребята, жившие на улице Кравченко, собирались прийти на выступление. Многие опасались выяснений отношений «удальцовских», где, собственно, и находилась школа № 169, и «кравченковских», у которых была устойчивая репутация отпетых хулиганов. Кто-то из администрации предложил на всякий случай отменить вечер, но Юлия Михайловна сумела убедить, что так педагоги потеряют авторитет у учеников. Тем более что интерес к языку после рождения «Птиц» явно вырос. Да что там говорить, преподавателям (а большинство из них были совсем молодыми девчонками и парнями, поскольку из старой учительской гвардии никто не хотел ехать работать на окраину Москвы) самим было интересно, что там играют и поют Брунов, Кулик и их друзья. И потом – многие из учителей посулили своим знакомым и детям знакомых провести их на мероприятие. В общем, все были повязаны обещаниями и обязательствами, и не состояться ВЕЧЕР попросту не мог. Я думаю, и дети важных милицейских начальников хотели попасть в школу № 169 в ту субботу. Хорошо, что слухи не дошли до высших эшелонов власти, а то те наломали бы дров.
Что в итоге было сделано директором и завучем? Пригласили пару милиционеров в форме из числа родителей учащихся. Обычно на вечерах присутствовал кто-то из преподавателей и члены родительского комитета, а в этот раз о «традициях Лондона» захотел узнать весь учительский состав, да и мамы-папы проявляли неожиданную активность.
Ажиотаж, который начался ещё с пятницы, вызвал у «Птиц» неведомое доселе волнение. Дрон говорил, что это творческая лихорадка и она пройдёт, когда они выйдут на сцену. Последние два дня ребята репетировали в актовом зале школы с усилителями, ударной установкой и микрофонами (их Ероха таки купил у какого-то слесаря трамвайно-троллейбусного депо). Получалось неплохо.
– А как здорово, что мы будем петь на вечере английского языка… Не придётся никаким партийным дуболомам объяснять, почему мы не поём по-русски, – заметил, обращаясь непонятно к кому, Болото.
– Вообще-то это проблема. Нам, я думаю, придётся что-то выучить и на русском, чтобы была отмазка, – прокомментировал рассудительный Дрон.
– Ну почему итальянскую оперу, – встрял в разговор новичок, студент Института имени Гнесиных Шура Грачёв, – можно петь на языке оригинала, а нам по-английски нельзя?
– А потому, Шура, что американский язык – это язык наших классовых врагов, – торжественно продекламировал Ероха.
– Знаете, – многозначительно произнёс Игорь, – мы будем вынуждены, как большевики, сочетать легальные и нелегальные методы борьбы. Что мы, зря учим историю, что ли? Знание нас вооружило.
– Ты, вооружённый, поменьше языком чеши, а то…
– Что – а то?
– А то, что стены нынче тоже слышат, – подвёл итог политической дискуссии самый взрослый, Ероха.
– Кстати! Вы кого-нибудь приведёте на наше выступление? – спросил Дрон.
– Я приду с Галкой, – сказал Ероха.
– Серёг, дай мне телефон Наденьки, я хочу её пригласить.
– Ну ты даёшь, Болото! Она дала телефон мне, а будет твоей девушкой? Ладно, мне не жалко, пользуйся, пока я добрый; всё равно со мной Галка будет.
Ребята волновались, и трудно представить человека, который бы в этой ситуации не волновался. На концерте (про то, что на вечере будут какие-то сценки на английском, а ещё Юлия Михайловна споёт под аккомпанемент Дрона, все забыли и потому воспринимали мероприятие именно как концерт) зрители ждали, когда же на сцену выйдут «Птицы». Игорь увидел в зале своего соседа по дому Серёгу Саломыкова, которого никто, ну просто никто не мог пригласить на вечеринку. Позднее тот рассказал Болоту, что влез через окно туалета на третьем этаже по водосточной трубе. И таких верхолазов было человек десять. Пока эту тропу не обнаружили бдительные милиционеры и не организовали там пост, ребята успешно проникали в туалетное учреждение. Слава богу, что всё прошло без падений с трубы и никто никому не разбил лицо в богатырской драке, а то, что курили… Ну, курили, ну, пили портвейн из горла́. Так ведь точно так же пили бы и курили и на каком-нибудь вечере «ЗДРАВСТВУЙ, ЗОЛОТАЯ ОСЕНЬ».
13
В зал набилась куча людей. Практически всё свободное пространство было заполнено ребятами. Учителя чинно восседали на стульях в первом и втором рядах, отгоняя от себя мысли о том, что будет, случись что-либо… Сдержанные аплодисменты, сопровождавшие «сценки из лондонской жизни», выросли в хорошую овацию после пения «англичанки» Юлии Михайловны, и вот…
Объявили маленькую паузу для подготовки сцены перед выходом «Птиц». Ребята оделись в лучшие из своих нарядов. Хотя… Ероха был в джинсах (а он так называл сшитые им самим из вельвета брюки); Дрон раздобыл какую-то жилетку, из-под которой торчала клетчатая рубаха, и, конечно же, на ногах были кеды; Игорь, отец которого считал «техасы» рабочей одеждой, был упакован в цивильный костюм с белой рубашкой с длинным воротником («соплями», как звали такой воротник модники) и в галстуке. А Шура, чтобы одежда не мешала ему играть, был в каких-то брюках и ковбойке, этакой полурубахе-полусвитере. Ребята вышли на сцену, начали подключать свои инструменты и поправлять микрофоны себе под рост. Смешно, но проблему стоек и гитарных ремней пришлось тоже решать. В итоге отец Грачёва предложил использовать музыкальные пульты в качестве стоек для микрофонов, а Ероха прикупил три поводка для выгула собак, которые превратились в ремни для гитар. Ребята оторвались от своих инструментов, показывая, что у них всё готово. Шум в зале прекратился, и в полной тишине, громко цокая каблучками, вышла Юлия Михайловна.
– Ребята, встречайте! Вокально-инструментальный ансамбль «Птицы»!
В едином вопле восторга слились аплодисменты и крики, я думаю, трёхсот человек (больше в актовом зале просто не уместилось бы). Этот первобытный вопль мгновенно возник, сразу достигнув трёх forte, и так же мгновенно стих. И в полной тишине все услышали, как барабанщик Шурик Грачёв четыре раза ударил палочкой о палочку, давая счёт заглавной песне их выступления. Большинство впервые услышало столь громкую, вернее, мощную музыку.
И она, эта неслыханная и невиданная музыка, мгновенно покорила зрителей, и все они сразу же принялись хлопать в такт первой песне. А когда «Птицы» эффектно её закончили, весь зал, будто получив единовременную инъекцию, вскочил с мест (это кто сидел), а учителя, пытавшиеся сохранить трезвость восприятия, тем не менее поддались общему настроению и забыли не только о том, что они воспитатели, но и сколько им лет.
Игорь, придя в себя после ошеломительных первых минут выступления, взглянул в зал и впервые в жизни почувствовал почти на материальном уровне энергию, идущую от зрителей, захлестнувшую его практически с головой. Это было похоже на морскую волну, но он ещё не бывал на море и поэтому сравнил с быстрым течением воды на стремнине, когда невозможно сопротивляться потоку и остаётся лишь отдаться в его власть. И он отпустил себя, и музыка и музыканты увлекли его в водоворот новых ощущений, когда ты одинаково понимаешь и физический жест, и движение души своего партнёра, зачастую заранее предвосхищая его мысли и действия. Зрители были в плену музыкантов и подчинялись любым их требованиям. Игорь потом тысячи раз выходил на сцену, но ощущения того первого выступления в актовом зале школы № 169 на исходе осени 1964 года остались у него навсегда. Болото видел зрителей как в каком-то кино, в котором роли играли знакомые ребята и учителя, превратившиеся в статистов. А главными героями были они – «Птицы», вылетевшие из гнезда и спевшие свои песни.
Игорь увидел Надежду (она прошла по пригласительному билету, который Болото оставил на входе) прямо под сценой. Наденька стояла рядом с ерохинской Галиной и буквально пожирала глазами Ероху. Две красавицы – Галина и Надежда, и обе тащатся от Серёги. Они были действительно хороши. Одна – тоненькая, с точёной фигуркой, эдакая европейская штучка с иссиня-чёрными волосами, разбросанными по плечам и спине. С Ерохой у них отношения длились больше года, и они иногда даже строили общие планы. Изучение физических особенностей мужского и женского тела у них продолжалось, но они уже, точно внимательные супруги, знали, как доставить друг другу удовольствие, оставшись наедине в квартире Галкиных родителей, или, если вдруг перепадала такая возможность, зависнуть у кого-то из друзей на даче. Они старались предохраняться, но, тем не менее, Галка однажды попала, и Сергуня, как называла она его, организовал ей какого-то подпольного врача, вернее, врачиху… Всё прошло не очень гладко, и теперь девушка безумно боялась последствий. А Ероха что? А что Ероха? Привычно успокаивал её, говоря, что они под охраной Небес, поскольку только там решается, дарить или не дарить людям такую любовь, как у них.
Зато Надежда была как бы её противоположностью – с очень ярко очерченной фигурой, которую могут сколько угодно ругать женщины и эстеты, но мужчинам такие девушки нравятся, и всё тут. А ей очень, ну очень нравилось нравиться… Она, если охарактеризовать Наденьку одним словом, была желанная, а это часто более действенное оружие на любовном фронте, нежели все стандарты, что так рекламируют журнальные аналитики. Она была чуть старше Игоря, Дрона и Шурика и поэтому для себя объектом притязаний выбрала Ероху. Но вот беда – он пришёл с девчонкой, и надеяться оторвать его от такой красотки сразу вряд ли получится. Что ж, подождём, а пока… А пока, может, Игорёк? Боже мой, но он такой ребёнок… Так на неё смотрит…
Игорю же определенно нравилась Надежда, и он испытывал первые признаки ревности, не поселявшейся до этого дня в его душе.
«Интересно, как Серёга будет сегодня с ними разбираться?» – подумал Болото.
Впрочем, Серёга и не думал заморачиваться на этом… Ну, две девчонки, ну, две красавицы. Но если любить не их, таких классных парней (а «Птицы» стремительно набирали висты), то кого? Пусть нюни утрут. Игорь, Дрон и Шура думают, как завоёвывать девичьи сердца. Ха-ха-ха! Ероха ситуацию для себя перевернул с ног на голову – это девчонки должны завоёвывать их и добиваться внимания таких музыкантов, как они! Вот такая жизненная правда, и пусть кто-нибудь опровергнет её. А ребята? А ребятам он всё объяснит, и они тоже сумеют разбить не одно девичье сердце.
Температура концерта явно поднималась, и после «Little Child», исполненной дуэтом Игорем и Андреем, Ероха спел про «Голубые замшевые ботинки». Ребята сами удивились, насколько заводно звучит их музыка, когда её играешь громко. Директриса, женщина лет сорока или около того, и нанятые милиционеры поглядывали друг на друга, но к решительным действиям не приступали. Однако «Птицам» хватало разума не переходить черту, разделяющую веселье и бесчинство. Чтобы отпустить немного страсти, которые их музыка пробудила в ребятах, они сыграли «Тill There Was You». Солировал Кулик, и его несильный, готовый вот-вот сорваться голос с неожиданной трещинкой тем не менее привлёк к себе внимание, особенно девичьей части аудитории. Болото, пацан, выглядевший лет на пять моложе своего истинного возраста, пробуждал в женщинах, да и в девчонках (а кто сказал, что они не будущие женщины?) желание взять над ним шефство, спрятать у себя на груди. И пусть кто-то возразит, что это недостойно мужчины. А потом – такое чувство лучше, чем отсутствие чувства как такового. Пускай прячут на груди, а там разберёмся… Игорь Кулик со своей сольной песней оказался интересен публике, и на контрасте с Ерохой выглядел очень даже ничего.
И вот последний номер: «Тwist And Shout». Почти весь зал, ну, те ребята, что слышали эту песню, подпевали «Птицам». А те эффектно закончили петь и играть и, выключив свои гитары (а они репетировали конец своего выступления), ушли со сцены. «Птицы» стояли за кулисами, а зал скандировал название их группы, требуя продолжения концерта.
– Может, мне им «Фонари» спеть? – смеясь, спросил Ероха.
– Ты что, дурак? – среагировал Дрон.
– Шучу, шучу я, – ответил Ероха, вытирая пот с лица.
– Ребята, поздравляю, у нас всё получилось! – прошептал-прокричал Болото. – Надо подумать, что делать дальше… Уж больно громко у нас вышло, так просто это не пройдёт; как бы соответствующие начальники не приняли мер.
– О чём ты думаешь? Мы победили сегодня, всё остальное будет завтра. Будут проблемы – будем их решать, – парировал Шурик.
– Ребята, мы победили, – прокричала Юлия Михайловна, почему-то целуя Дрона.
– Пусть будет так, как получилось. Ура! – крикнул Игорь. И все подхватили это «Ура!» и, счастливые, начали обниматься друг с другом.
14
Наденька стояла недалеко от дверей школы и ждала, когда ребята выйдут на улицу. Около десяти девчонок и парней тоже поджидали «Птиц». На что надеялись девчонки – неизвестно; молодые музыканты ещё не научились пользоваться плодами своей популярности. Зато Надежда, зная силу своих чар, сразу взяла быка за рога.
– Кто меня сегодня пойдёт провожать?.. Так, Серёжа у нас занят, поэтому я выбираю Игоря. Мне так понравилось, как он сегодня пел! Ты не трусь, Игорёк, я живу поблизости, на Первой улице Строителей, рядом с метро «Университет».
Игорь, который и не мечтал о том, что у него сегодня будет свидание, да ещё с девчонкой старше него (а это было определённым показателем доблести в мальчишеской среде), пробормотал:
– Тогда я быстренько отнесу гитару в школу, подожди меня пару минут.
– Давай, Игорёк, одна нога здесь, другая там, – смеясь, сказал Ероха, – и помни, что на тебе честь коллектива, смотри не подкачай!
– Не боись… Всё сделаю в стиле рок-н-ролл! Биг-бит ура!!! – задорно отчеканил Болото и рванул, сопровождаемый покровительственными взглядами Серёги и Наденьки, с гитарой обратно в школу.
Через пару минут он вышел снова на улицу. Ребята, сопровождаемые первой группой фанаток, пошли в сторону своих домов, а Надежда с непонятной для Игоря улыбкой, будто приклеенной к лицу, ждала у дверей школы.
– Ну что? Пошли? – начала неспешный разговор Надежда. – А ты шустрый, мигом слетал на пятый этаж.
Надя и Игорь неторопливо отправились в сторону метро.
– Конечно, я боялся, что, пока понесу гитару, ты кого-нибудь ещё пригласишь проводить тебя.
– А ты не бойся – и никто у тебя никого не уведёт. Ты же орёл, на гитаре играешь, поёшь, симпатичный… Да ты – мечта любой девчонки! Маленький, правда… Это я про твой возраст, вернее, про твоё ощущение возраста, но это не беда. С сегодняшнего дня я беру над тобой шефство, и ты у меня мигом всему научишься. Только пообещай, пожалуйста, что не влюбишься в меня… Не влюбишься? Смотри мне в глаза…
Игорь поднял глаза и посмотрел на спутницу. Он пока не знал, кто она для него…
– Не знаю… Я постараюсь…
– «Не знаю, постараюсь», – передразнила его девчонка. – Ты классный, и я не делаю тебе одолжение, ты мне очень даже нравишься. А то, что я сначала хотела Ероху закадрить, так это потому, что он старше вас будет. Опыт, всё такое. Но сейчас со мной ты, и для меня никого не существует больше.
Они вошли в метро, и Игорь поделился с ней пятачком, который был платой в тогдашнем метрополитене. В вагоне, как и во всём поезде, никого не было, ну, практически никого. Им выходить надо было на следующей остановке, и поэтому они остались у дверей. Надежда что-то говорила, плотно прижавшись к нему, чтобы перекричать шум двигающегося поезда. Но он ничего не понимал… Сладкая волна накрыла Игоря, и он не мог сосредоточиться на том, о чём балаболила Надя. Даже через пальто, да что я – через два пальто, своё и Надеждино, ощущал Болото огонь её тела и чувствовал её немаленькую грудь, готовую вырваться на волю.
Он уже целовался однажды; было это, когда он отдыхал у бабушки. Тульская девочка Шурочка была его ровесницей, и для неё это тоже было впервые. Они до синяков искусали друг другу губы, страстно сжимая друг друга в объятьях. Он гладил её по спине, а она позволяла ему это делать. А ещё ему запомнилось, как она, оторвавшись от него, снова бросалась на него с объятьями и как его мгновенно простреливало необыкновенной сладостью. И это было самое восхитительное ощущение, испытанное его телом и душой. Конечно, он уже занимался исследованием своего организма, и мужская субстанция была им выделена неоднократно, испугав его в первый раз. Но то, что он испытал с Шурочкой, было совсем по-другому; может, оттого, что она ему нравилась. Хотя сказать, что Надя ему нравится меньше, было бы неправильно. К Надежде его тянуло, будто магнитом, и Болото не мог сопротивляться этому. И он понял, что никакие сновидения не смогут заменить чувство, которое возникает между парнем и девушкой. И теперь, в метро, незабытое вожделение, возникшее тогда в деревне, было готово ворваться в него на перегоне «Проспект Вернадского» – «Университет».
Поезд резко затормозил, и Игорь оторвался от Наденьки. Она лукаво улыбнулась и, взяв его под руку, уверенно повела к выходу, что в середине станции. Они поднялись наверх и вышли из вестибюля к домам в районе метро «Университет».
– Ты что, живёшь в красных домах?
– Почти… Считай, что практически в красных. Я здесь выросла и знаю все уголки. Хочу тебе показать одну беседку, где мы с тобой можем, никому не мешая, поболтать. Ты не спешишь?
– Вроде как нет.
– Игорёк, бери инициативу в свои руки, – прошептала Надька, когда решительно втолкнула его в беседку. – Дама хочет, чтобы её поцеловали.
Надежда обвила Игоря руками и впилась своим ртом в губы Игоря. То ли благодаря опыту дамы, то ли природа помогла, но всё получилось в высшей степени здорово. Игорь почувствовал, как весь его организм пришёл в боевую готовность, и, стесняясь этого, отодвинулся от девушки. Но её нога, не оставляя шансов, проникла к нему между ног.
– Ах, какой у нас славный мальчик, как ему хочется погулять, – бормотала девочка, имея в виду, конечно, не Игоря, а детали его организма. А он молчал и не знал, как ему реагировать на происки Надежды.
– Ну что ты трусишь? – шептала она, расстегивая ему ремень на брюках. Мы же в пальто, нас никто не увидит. И мои красавицы хотят на волю, поласкай их, – шептала она, отправляя руку Болота к себе под кофту.
И Игорь слетел с катушек. Упругая девичья грудь в его руках и его восставший символ мужественности в её руке привели к неизбежному. Освобождение было мгновенным, обильным и необыкновенно сладостным. Чтобы не закричать, он уткнулся в её пальто, нечленораздельно мыча какие-то звуки.
– Вот и молодец, вот и славно. Я тебя всему научу, ты будешь лучшим, мой Орфей. Боже мой, какой ты необыкновенный!
– Прости меня, я ничего не умею…
– Дурачок! Ты даже не представляешь, как ты восхитителен.
«Я вылеплю из него прекрасного любовника, он такой замечательный материал для моей будущей скульптуры! – целуя Игоря, думала она. – Я буду Пигмалионом, а он – моей Галатеей. Мы перевернём классический сюжет. Только не влюбляйся в меня, глупенький. Я недостойна твоей любви. У тебя будут сотни женщин, но я буду первой, и я тебя научу всему…»
– Это не такая уж сложная наука, – продолжила она вслух. – У тебя есть всё, чтобы стать замечательным любовником. Завтра воскресенье, моих с утра не будет, я буду ждать тебя к одиннадцати. Приезжай. Ты свободен?
– Да. А куда приезжать? У меня твоего адреса нет…
– Завтра, всё завтра, а пока беги домой. До подъезда меня не нужно провожать. В одиннадцать я буду ждать тебя в этой беседке.
Без пятнадцати одиннадцать Игорь, охваченный неизведанным доселе нетерпением, был в заветной беседке. Надежда появились через пять минут после условленного времени. Игорь набросился на неё с поцелуями, и девушке едва хватило сил вернуть его в реальность.
– Дурачок, кругом же люди, сейчас день, потерпи пять минут, – бормотала она, связывая его руки своими.
Надя затолкнула Игоря практически в бессознательном состоянии сперва в лифт, а затем и в свою квартиру. Одежды, срываемые юными любовниками, летели в разные стороны, и, конечно, сам процесс опять практически не состоялся, хотя Игорь получил вчерашние эмоции в полном объёме. И в качестве дополнительной награды рядом с ним лежала такая красивая и желанная девчонка, о которой пару дней назад он мог лишь мечтать. А что же девчонка? А девчонка могла только радоваться силе чувства, которое она пробуждает в этом юном мальчике.
– Теперь ты отдохнёшь, и мы всё сделаем обстоятельно и не спеша. И ты насладишься мной, а я постараюсь тебя удержать от слишком резких и торопливых движений, которые не дают мне получить удовольствие от тебя. А сейчас – быстро в ванную, приведи себя в порядок.
Игорь лежал на кровати лицом вниз и не двигался. Страсть немного отступила и появилось стеснение, которое не позволяло ему, голому, встать и вот так просто отправиться в душ.
– Игорёк! Малыш, – поняв проблемы своего «ученика», с улыбкой сказала Надя, – сейчас я тебе принесу мой халат. И перестань стесняться. Всё, что ты хочешь спрятать от меня, я уже видела. Поэтому не комплексуй, мой мальчик.
«Повезло, Игорёк, – с умилением думала девушка, – что тебе попался такой терпеливый учитель, как я. Когда-нибудь и ты обучишь кого-нибудь этой науке. И будешь с ней таким же терпеливым, заботливым и деликатным. Потому что обучение премудростям любви – это не только удовольствие, но и большая ответственность. “Мы в ответе за тех, кого приручили…” Ох, только бы ты не влюбился в меня!»
Надежда, совершенно не стесняясь своей наготы, отправилась в ванную. Кулик увидел её сзади во всей молодой и необузданной красоте. Хотя – почему необузданной? Судя по всему, Надежда уже побывала в руках хорошего дрессировщика. Почему-то слово «наездник» Игорь не захотел употребить даже мысленно. И сейчас, исподтишка наблюдая за Надеждой (вид сзади), Болото отметил, что никакие фотографии самых распрекрасных дамочек не давали того необыкновенного ощущения, которое он чувствовал от созерцания своей подружки.
Он поймал себя на том, что в первый раз назвал Надю своей. В это время она вошла в комнату, и он отметил, что вид спереди был не менее восхитителен. Большая – ну, во всяком случае ему так показалась – грудь, не стесняясь, смотрела прямо ему в глаза. И он под этим взглядом готов был выдать все свои тайны, пароли и явки. Она его буквально деморализовала, и всё же он сознавал, что сам ничего не дал девушке, которая тоже хочет получить удовольствие. Он ещё не знал, что в любовных утехах можно получать радость от того, что отдаёшь… Поэтому Надя была вполне счастлива тем, что у неё в комнате лежит мальчик, который уплывает практически от одного её прикосновения. Мальчик, о котором вчера мечтали многие, многие девчонки, слушавшие, как он поёт, и видевшие, как он хорош мальчишеской непорочной красотой, которая проходит ох как быстро.
Однажды, читая какую-то книжку о французском скульпторе Родене (непонятно каким образом попавшую на их книжную полку, поскольку была издана ещё до революции и текст изобиловал всякими «ятями» и «ижицами»), Надежда наткнулась на прямую речь господина Огюста. Он говорил, что у женщины есть прекрасная пора, когда она уже выросла из девочки, но ещё не женщина. Так вот, говорил великий художник, сорвать цветок с такой девочки-женщины – великое, ни с чем не сравнимое счастье. Уже тогда Надя подумала: а почему, собственно, этой поры не может быть у мужчины? И вот сейчас, лёжа обнаженной в постели с этим симпатичным мальчиком, который ею ещё и не обладал по-настоящему, она себя чувствовала и любовницей, и матерью, и учительницей одновременно. Она придвинулась к нему, взяла его руку и положила к себе на низ живота. Его рука несмело поползла ниже, ниже – и вот она уже беззастенчиво скользит по волнам, которые обильно омывают его пальцы. Она почувствовала, что мужское естество Игорька оживает, но «учительница» понимала, что ещё рано, и она продолжила копаться в его нестриженой шевелюре. Игорь, тоже поняв, что время его реабилитации пришло, начал совершать какие-то суетливые движения.