Вячеслав Малежик
Птицы перелётные
17
На репетиции, которая была у «Птиц» во вторник, Игорь и Андрей, заметно волнуясь, показали ребятам песни собственного сочинения. Все участники ансамбля очень серьёзно отнеслись к прослушиванию… Когда Андрей и Игорь отпели каждый свою «программу», неожиданно воцарилась тишина.
– Всё в кайф, – наконец, голосом, не терпящим возражений, провозгласил Ероха. – У нас не было ни одной песни, а теперь появилось сразу три.
– Почему три? Где ты нашёл третью песню? – удивился Игорь.
– Болото, а ты свою песню со стороны слышал?
– Нет, конечно!
– То-то и оно. Ты придумал две песни. Если не нравится подобная формулировка, то одну очень длинную, практически бесконечную песню. Но мне кажется, что тебе, Игорёк, надо к своему припеву придумать парочку коротких запевов, и тогда у нас наберётся три приличные песни. К дроновскому опусу у меня вопросов нет.
– Ероха, а ты, наверное, прав… У меня просто не хватало духа провести операцию по ампутации ответственного органа. Жалко было.
– Меня интересует такой вопрос, – снова взял слово Сергей. – Когда дело коснётся написания истории нашего коллектива, какую песню мы будем считать первой? Это, конечно, шутка, но вдруг?
– Да какая разница? – спросил Дрон.
– Андрюха, в химии есть закон Клайперона – Менделеева, знаешь, наверное? Это когда один закон одновременно открыли два учёных. Мы можем сказать, что сегодня Бруновым – Куликом написана первая песня вокально-инструментального ансамбля «Птицы».
– Просто какие-то Леннон – Маккартни. Это было бы классно, я думаю, мы бы смогли разделить лавры на лаврушку, чтобы потом заправить ею суп. Одна неувязочка – текст моей песни написал не участник нашей команды, а Юра Тернавский. А то бы мы с Игорем могли объединиться в авторский дуэт. Ну что, давайте попробуем сыграть одну из песен?
– Начнём с твоей, – предложил Игорь, – кстати, как ты её величаешь?
– М-м-м… Я подумал и решил назвать её «Прогулки с осенью»!
– Вот и славно. Поехали… Ты сам её исполнишь? – спросил Ероха.
– Не-е… Твой вокал куда лучше, тебе и быть в ней лидером. Я попою её, чтобы ты запомнил мелодию, а потом мы с Болотом привычно поработаем на подпевках. К слову, я придумал неплохое трёхголосье. Серёга, я и текст для тебя написал на листочке, чтобы… э-э-э… не тратить репетиционное время на зубрёжку.
И закипела работа. Через час контуры новой песни уже зримо проявились. Ероха, быстро схватив мелодию, уверенно выдавал первый голос, а Дрон с Игорем довольно чистенько подхватывали свои партии в припеве. Решили первый припев отдать полностью Ерохе и присоединяться только во втором, чтобы было развитие. То же самое касалось дроновской гитары, которая вступала только со второго куплета.
Короче, ребят можно было похвалить: первая песня на русском языке у них получилась. Осталось чуть-чуть подшлифовать и потом смело исполнять её перед зрителями. Сказать, что «Прогулки» были в стиле их новой музыки, нельзя, но так в СССР ещё никто не играл. Во всяком случае, они подобного пения и игры на гитарах не слышали. В сочетании с русским языком дроновская мелодика звучала очень даже свежо.
– Я думаю, на сегодня хватит экспериментов, – сказал Ероха, – предлагаю просто поиграть.
И ребята нырнули в фирменные песни, в которых ничего не надо придумывать и которые уже завоевали мир, а значит, без сомнений были классными.
– Игорь, чур, с тебя к следующему нашему митингу два шлягера! – воскликнул Ероха. – «Пилите, Шура!»
– Не понял, что мне делать? – переспросил Шура Грачёв.
– Пилите домой, Шура, репетиция окончена.
18
Конечно же, Игорь, придя домой, схватил гитару и начал искать другую мелодию для куплета песни про следы… Помаленьку композиция вырисовывалась, и Болото всё увереннее пел первые строчки совершенно нового произведения, заполняя псевдоанглийской тарабарщиной места, где текст пока не проклюнулся:
Мы с тобой под аккорды дождя
Улетали на крыльях любви…
И дальше якобы по-английски:
Come together I drink very star,
If you wanted to carry to me…
И дождь смывает все следы…
И песня потихоньку выколупывалась, как цыплёнок из яйца. Вот уже два куплета сложились, потом припев, проигрыш и снова припев, который можно повторить два раза. Новый опус был практически готов. Игорю требовалось немедленно его кому-нибудь показать! Его переполняла радость и хотелось, чтобы вместе с ним порадовался кто-нибудь ещё… Да хоть кто! Однако вот беда – родители уже спят, сестра ещё не пришла со свиданки… Позвонить кому-то? Но уже поздно, а мама с папой его так воспитали, что после десяти вечера звонить, коли не случилось ничего экстраординарного, неприлично. Надя… «Если после пары звонков она не ответит, сброшу вызов. Если трубку поднимут её предки – тоже…» Он набрал номер своей девушки. Она тут же сняла трубку, после первого же гудка, словно ждала его звонка!
– Привет! Это ты? – спросила она.
– Ну да… – Игорь вдруг смутился и никак не мог сообразить, как построить следующую фразу, чтобы не выглядеть глупо. – Слушай, я тут песню сочинил, хотел тебе об этом сообщить.
– А я думала, ты соскучился! – насмешливо произнесла Надежда.
– Конечно, соскучился! – с жаром заверил её Игорь. – Знаешь, наверное, «Птицы» и творчество меня спасают от тебя. Если бы не гитара, я бы сошёл с ума и меня надо было бы искать сейчас в дурке.
– Ну вот… С бестолковой головой ты мне не нужен! Хотя другие части тела у тебя вроде как ничего, и мы бы, пожалуй, могли обойтись и без головы. Боже мой, какая же я испорченная девчонка! Ладно, что у тебя там?
– Я сочинил песню, и мне надо об этом кому-то рассказать! – повторил Игорь и замер, вслушиваясь в потрескивание помех на линии: как его любимая отреагирует, не поднимет ли на смех, не возмутится ли, что он звонит ей практически среди ночи с такой ерундой?..
– Песню надо не рассказывать, а петь.
Эту весьма очевидную вещь Надя сообщила таким уверенным тоном, что Кулик воспрянул духом:
– Хочешь, я сейчас приеду и спою её тебе?
– Где споёшь? – засмеялась девушка. – У меня уже все спят давно!
– Да хоть в беседке!
– Игорёк! Какой же ты всё-таки нетерпеливый… Милый, учись оттягивать удовольствие. Если ты освоишь эту науку, то будешь мужчиной, с которым интересно и в жизни, и в постели. Ещё споёшь, не торопись!
– Так мне не приезжать? – расстроился новоявленный композитор.
– А что, нельзя спеть по телефону?
– Я ещё никогда не пел по телефону… – изумлённый неожиданным предложением, пробормотал Кулик.
– Так я тебя научу. Что, разве я – плохая учительница?
– Сейчас попробую, – ответил Игорь, упуская удачный момент для комплимента, к которому его подвела девушка. Он уселся с гитарой на диван и прижал трубку правым плечом к уху. Взял аккорд и спросил: – Ну что, слышно?
– Вполне, только не пой очень громко, а то домочадцев перебудишь.
– Хорошо, – откликнулся послушный Игорь и запел.
Он понял, что песня получилась, потому что во время пения для одного слушателя, да ещё по телефону, Болото испытал чувство, которое можно было сравнить разве что с полётом. Где и когда он летал, чтобы приводить такие сравнения? Да в деревне у бабушки, когда прыгал в речку с обрыва.
– Мне понравилось, – практически пропела Надежда, когда Игорь взял последний аккорд. – Это ты про нас придумал?
– Я не думал про это… Но первые строчки про дождь я написал сразу же после нашего свидания в воскресенье.
– Значит, про нас. Я даже придумала название для песни. Как тебе нравится «Надежда»?
– Ты знаешь, очень даже… Но я уже назвал её по-другому: «И дождь смывает все следы», и это название уже приросло к моей душе. Прости…
– Молодец, умеешь отстаивать свою позицию, – хмыкнула девушка. – Ты так это сказал, что я поняла: не быть песне «Надеждой».
– У меня есть другая надежда… Очень надеюсь, что Надежда, моя Надежда, – сказал он, делая акцент на имени, – на пару минут выскочит в нашу беседку через полчасика, и я её поцелую.
У меня надежда, что Надежда
Выскочит ко мне поцеловаться.
Надя подхватила игру в «стишки»:
– Только обломаю я надежду,
Повод есть мне сомневаться,
– Наденька, надень-ка,
Милая, колечко…
– Ага, выйди на крылечко! Ну, нет, Игорёк. Потерпи. Одеваться, выходить на этот холод… Нет сил, так там ещё с неба какая-то гадость сыплется…
– Ничего не хочу слышать, через полчаса я в беседке! И замёрзну там, превратившись в айсберг; буду мальчиком Каем с ледышкой вместо сердца… Всё, до встречи!
Он нажал на отбой и рванул одеваться.
И она пришла. И были поцелуи и расстёгнутые пальто; и были путешествия по укромным уголкам тела; и было приземление в «запланированном районе Тихого океана», как сообщили бы информагентства Советского Союза об успешном окончании волшебного путешествия Игоря и Нади.
Можно было бы написать новую песню, вот только следовало готовиться к контрольной по химии. И он уехал домой, но почему-то чувство ответственности в эту ночь не помогло. Реакции, валентности, гидраты и сульфаты отчаянно не запоминались, а формула любви из всего этого как-то не вытанцовывалась, хотя химические процессы вовсю бушевали в его молодом теле. Болото махнул рукой, вверив себя судьбе перед завтрашней контрольной, и лёг спать, надеясь, что ему приснится Надя, для которой «Птицы» поют его новую песню. Перед глазами, тем не менее, возникла формула реакции кислоты и металла. И одновалентный водород вытеснялся в ней двухвалентной медью.
19
А жизнь продолжала свой неспешный (так это воспринимается в юности), но неумолимый бег. В единицу времени успевалось сделать массу дел. Андрей и Игорь исправно ходили в школу и на всяческие курсы по подготовке к вступительным экзаменам в вуз; Шурик учился в своей Гнесинке, а Ероха ездил на ненавистную работу. Но «Птицы» наращивали мускулы, оперились, и о них уже пошла молва по Москве, да и по её окрестностям. Их всё чаще приглашали поиграть на различные мероприятия, и часто у профсоюзных деятелей находились деньги, чтобы оплатить их выступление, будь то концерт или танцевальная программа. Проблема аппаратуры решалась не всегда: где-то она была, и тогда хватало инструментальных усилителей, которые ребята справили на заработанные деньги, а иногда им приходилось отказываться от предложенных денег и откладывать своё выступление в том или ином месте до лучших времён.
Витя Середа, тот парень, которого Дрон рекомендовал как Электронного Бога, развёл интенсивную деятельность по производству собственной аппаратуры – и вот наконец у «Птиц» появились звуковые колонки, размерами сравнимые с румынской мебелью. Середа стал практически пятым участником группы… Колонки сделали на всё том же мебельном комбинате и покрасили в красный цвет. Передняя панель, на которой крепились динамики, была задрапирована какой-то полосатой тканью. Матрасно-пожарные колонки с набором динамиков были опробованы и получили высокую оценку «правительственной комиссии». Хвалёный Витин фазоинвертор произвёл должное впечатление. Директор школы дала согласие на то, чтобы хранить колонки в школе, за обещание ребят сыграть на выпускном. И окрылённый Середа начал мастерить небывалый даже для богоизбранной заграницы пульт. Мастерская по производству чуда электроники находилась в комнате у Дрона, и вскоре она была похожа больше на склад, чем на жилое помещение. Андрюха пробирался к своей кровати едва ли не по-пластунски. Елена Борисовна стоически терпела неудобства, поощряя творческие поползновения сына.
К маю парни практически вышли в автономное плавание и могли сами решать, где играть и для кого играть. Самое удивительное, что у них каким-то образом находилось время для репетиций и сочинительства. В их багаже уже было пять собственных песен, плюс к этому, дабы не петь популярный эстрадный, набивший оскомину репертуар, «Птицы» разучили инструментальные пьесы западных коллективов… Короче говоря, они были готовы к любому, даже самому реакционному прослушиванию. А несколько песен на английском? Так это песни прогрессивных западных музыкантов, которые борются за мир!
Кстати, между главными сочинителями «Птиц» – Дроном и Болотом – существовало даже некое соревнование в написании песен, хотя ни Игорь, ни Андрей никогда бы в этом не признались. К тому же Бруновым всё ещё не была решена проблема взаимоотношений с девчонками. Яркие подруги Ерохи и Болота вызывали у Дрона чувство собственной неполноценности. И пусть Шура со своими маримбами и ксилофонами был где-то далеко, но Игорь-то – вот он, рядом, в той же школе. И с ним такая красотка… А Брунов, со всеми своими стратегическими талантами, будто знамя несёт свою дурацкую невинность. Поэтому ему мечталось хотя бы в сочинительстве обогнать Болото. «Прогулки с осенью» нравились публике, особенно если это была студенческая аудитория, и даже какая-то бардовская группа спела её на конкурсе в МГУ. Но Игорь принёс, и они срепетировали его новую песню «К Надежде с надеждой», и все зрители словно взбесились: начали списывать текст. Игорь – молодец, и его успех – это успех коллектива. Но всё равно Брунов не понимал, как песня со словами «Надежда сидит у окна и смотрит на мир с надеждой…» может в один миг снести башку у целого зрительного зала?
– Надо попробовать разобраться в психологии публики и попытаться вывести формулу идеальной песни, – решил Дрон, оценивая последнее выступление «Птиц».
20
Выпускные экзамены прошли так, как и должны были пройти. Андрей Брунов, не хватавший звёзд с неба в школе, получил свои четыре-пять, а вот со школьником Игорем Куликом приключилась-таки забавная история. Хочу напомнить, что Никита Сергеевич Хрущёв был великим реформатором, и школу он без своего внимания не оставил. Так, благодаря реформе, проведённой импульсивным лидером государства, одногодки Игоря начали совместное обучение с девочками; одиннадцать классов вместо десяти – это тоже Хрущёв… В недрах же его Министерства образования родилась идея: отличников (не более одной четвёрки в аттестате) принимать в институт, если они профильную дисциплину сдадут на пять; остальные экзамены уже можно не сдавать. А Кулик претендовал на медаль и, соответственно, на льготы при поступлении. Но не срослось…
Болото писал сочинение про образ советского человека по произведению М. Шолохова «Поднятая целина». Свою экзаменационную работу Игорь закончил так: «Дело коммуниста Давыдова живёт, и его именем назван колхоз в той деревне, где он трудился». А как раз этого-то в книге Михаила Александровича и не было; это было в экранизации «Поднятой целины» – фильм заканчивается кадрами, где показано правление колхоза и на нём табличка: «Колхоз имени Давыдова». Эти кадры и отпечатались в памяти Болота. Всё бы ничего, вот только взаимоотношения между учителем литературы и завучем школы были далеко не идеальны. И Игорь стал детонатором взрыва в их противостоянии. Завуч за то, что Кулик не знает первоисточника, требовала поставить ему трояк. Собственно, это была ещё и борьба со строптивой учительницей. Литераторша отстаивала Игоря, который был одним из лучших в классе, добивалась для него отличной оценки. Дошли до самого Шолохова… Тот сказал, что Игорь не исказил смысл произведения и его сочинение заслуживает пятёрки. И всё равно победила завуч, и Игорю на всякий случай поставили четвёрку. А это была вторая четвёрка, потому что первую он уже схлопотал по истории, на которой «умничал» и доводил своими вопросами историчку до белого каления. Так Болото лишился медали. Но он не вешал носа и целеустремлённо готовился к поступлению в Московский инженерно-физический институт – знаменитый МИФИ. Он был силён в математике, однако теперь ему надо было дошлифовать остальные предметы, и он занимался своими науками, лишь изредка мечтая о репетициях.
В тот год во время выпускных вечеров ПТУ (это профессионально-технические училища) произошло ЧП. Когда выпускников традиционно привезли на Красную площадь, там произошла серьёзная драка между ногинскими и подольскими ребятами. Дрались жестоко, с применением ножей и кастетов. Об этом никто не сообщал в средствах массовой информации, но слух, наверняка изрядно приукрашенный, прошёл, и вся Москва активно обсуждала этот инцидент, увеличивая число жертв и тяжесть их ранений. Власти отреагировали мгновенно, и к выпускным вечерам школьников там, наверху, было принято решение: во-первых, сделать посещение Красной площади каждой школой в конкретное, строго определённое время; во-вторых, выпускники имели право на часовую прогулку в сердце столицы – и не более. И гулять все должны под присмотром милиционеров. Всё это было похоже на мероприятие, которое надо провести, чтобы поставить галочку. Сто шестьдесят девятой было выделено время с половины третьего до трёх пятнадцати.
И грянул выпускной… Мальчишки тайком бегали в туалет, чтобы приложиться к бутылке портвейна, которую пронёс кто-то из них. По меркам людей зрелых, вина было чуть-чуть, но много ли нужно в таком возрасте, чтобы заблестел глаз и ты почувствовал себя взрослым? Тем более что именно во взрослую жизнь школа и выпускала своих учеников.
И звучали торжественные речи, где говорилось о предназначении человека и ответственности ребят, потом отмечались успехи и отдельные недостатки; учителя снова, как и на последнем звонке, всплакнули; затем – под присмотром родителей – было застолье, и уже ближе к полуночи выпускников снова пригласили в актовый зал, где всех ждали «Птицы». Уже тогда Игорь отметил, что делать праздник для других – это значит лишать себя удовольствия быть со всеми и предаваться обычным людским радостям. Правда, Ероха попросту прогнал Дрона и Болото к одноклассникам, заверив, что они с Середой и Шурой всё сами подключат. Однако полностью отрешиться от проблем настройки аппаратуры всё равно не получилось.
«Птицы» играли танцевальную программу, и, наверное, в первый раз в сто шестьдесят девятой школе их слушали вполуха. Особенно это было заметно, когда они пели медленные песни. Объятия девчонок и мальчишек были во время танца более чувственными, так как многие из них рассказывали в эти минуты друг другу о своих чувствах, а кто-то прощался со своей девчонкой, поняв, что у них разные дороги… Но всё равно было здорово… А когда ребята начали исполнять «К Надежде с надеждой», почти весь актовый зал запел вместе с ними. Песня начала свою самостоятельную жизнь уже после первого исполнения – ребята переписывали друг у друга слова, и многие уже играли её в своих дворах на гитарах. Все величали её «Наденькой» и не хотели признавать официальное название.
Успех был локальным, и популярность Игорева творения ограничивалась кварталами 32–35 Юго-Запада, но, так или иначе, это было признание. В итоге ребятам пришлось эту песню сыграть ещё пару раз «на бис».
А в час ночи началась организованная загрузка в автобусы. Порядок поддерживали учителя и родители, и никаких эксцессов не произошло. Дрон поехал со своим 11-м «А» классом, а Игорь – со своими «гэшниками». Конечно, гитары взяли с собой, и многие выпускники пытались попасть в автобусы Болота или Андрея. Ероха и Шура после окончания выступления уехали домой, сославшись на завтрашнюю занятость.
Они припарковались напротив «Националя», на углу улицы Горького, и вся честная компания из школы № 169 терпеливо, около получаса, ждала своё время, обозначенное в расписании, составленном милицейским чиновниками. Дрон и Болото, каждый в своём автобусе, пели песни вместе с ребятами и учителями. Наконец была дана команда, и ребята под предводительством учителей отправились на Красную площадь. Всё это происходило под неусыпным надзором милиции и по организованности напоминало очередь в Мавзолей. Правда, на самой площади ребята разбились на группы «по интересам»… Тем не менее ощущение строгого контроля не исчезало.
Дрон и Болото нашли друг друга и шагали по главной площади столицы с гитарами за плечами. Они подсознательно ощущали, что кто-нибудь попросит их сыграть. Это и впрямь случилось, и метрах в двадцати – двадцати пяти от Мавзолея вождя революции В. И. Ленина наши герои запели идеологически не выдержанный репертуар, и ребята мгновенно организовали круг и начали танцевать и подхлопывать «Птицам». Милиция смиренно смотрела на танцы вчерашних школьников… А почему нет? Никто не бузил, не хулиганил. Танцуют? Так что в этом такого? Ребята сами понимали, что надо соблюдать порядок, и никто его не нарушал. Да и вообще – поют те двое здорово, а милиционеры тоже люди…
Но время истекло, и об этом один из стражей порядка сказал Дрону. Новая порция выпускников ждала на подступах к Красной площади, пора было закругляться. И сто шестьдесят девятая организованно отправилась к своим автобусам. Их довезли до школы, учителя отчитались перед родителями в целости и сохранности подопечных и сказали, что мальчишки и девчонки теперь взрослые и отвечают за себя сами.
– В добрый путь! – крикнули учителя хором. Их замечательные, демократичные, красивые и ещё совсем молодые училки.
И все пошли в разные стороны…
Никто не рвался домой, хотелось продолжить разговоры, взрослые разговоры, где мечта переплетается с реальностью, а любовь с робостью; где каждый искал взаимопонимания и чаще всего находил.
Брунов и Кулик вдруг оказались одни, то есть совсем одни. В компаниях по интересам не нашлось такой, где они могли бы считаться в доску своими. Последний год парни были настолько увлечены делом, которое их сплотило, что из своей музыки они практически не выныривали и оказались как те декабристы – «так далеки от народа». Одни… Но Дрона и Болота это совсем не расстроило. Они переживали новое приключение – свой маленький концерт на Красной площади. Ребята размышляли о том, где взять столько времени, чтобы совместить учёбу (дай бог ещё попасть в институт!) с репетициями и выступлениями. И в это утро Андрей Брунов впервые подумал о музыке – об их музыке – как о деле всей жизни, как о профессии.
– А что, если нам стать музыкантами? – спросил Дрон.
– Андрюха, а армия? Ты забыл о ней?