В период с 1951 по 1953 год группа болгарских этнографов отправилась в Делиорман, регион на северо-востоке страны, для проведения полевых исследований среди местных мусульманских общин. Название Делиорман происходит от турецких слов, означающих «сумасшедший лес». Место с густыми лесами и исчезающими у самого Дуная ручьями на протяжении веков служило убежищем как для бандитов, так и для беженцев. Среди групп, поселившихся там во времена Османской империи, были алевиты, тюркоязычные шииты, чьи убеждения противоречили суннитскому традиционному укладу, преобладавшему по всей империи.
Болгарские этнографы не хотели расспрашивать алевитов об особенностях их религиозной практики. Официальный атеизм при сталинизме был в порядке вещей, а дискуссии о вере были табуированы. Чтобы случайно не пересечь какие-либо идеологические красные линии, этнографы ограничили свои беседы с сельскими жителями более нейтральными темами, такими как структура семьи, методы ведения сельского хозяйства и ремесла. Тем не менее религия не могла возникнуть сама по себе. Жители деревни показали приезжим ученым свои музыкальные инструменты (в каждом доме был по крайней мере кто-то один, кто умел играть) и исполнили несколько своих песен. Популярными были «мудрые песни Tariqat», тексты религиозных трактатов, положенные на музыку, – их исполняли как мужчины, так и женщины.
Речь не о тех учениях, которые можно было услышать в мечети. Они рассказывали тайную историю о четырех священных книгах и четырех священных элементах, а также о дарах, которые Бог дал первородителю Адаму. Эти легенды, мудрость которых «горела, как огонь», не были записаны ни в одной книге, а у жителей деревни Делиорман не было письменных свидетельств, и, как объяснил один из деревенских старейшин приезжим этнографам, мудрые песни Tariqat служили «их Кораном».
Восточная Европа традиционно содержала множество анклавов, подобных этому, мест, где почти все были неграмотны, а Священное Писание существовало только в форме слухов или песен. В таких местах Священное Писание переписывалось и переосмысливалось как миф до степени, часто граничащей с ересью. Примером может служить книга Бытия. Библия, Тора и Коран – все они рассказывают версию истории о том, как Бог сотворил Вселенную из пустоты и тьмы.
Но по всей Восточной Европе циркулировали очень разные версии этой истории.
От Эстонии до Македонии люди знали историю о ныряльщике – иногда в образе человека, иногда птицы, а иногда и самого дьявола, – который на начальном этапе творения нырнул в первозданное море, чтобы поднять крупицу почвы, из которой можно было сотворить Землю как таковую. Но в начале времен, как говорили, в некоторых частях Болгарии не было ни моря, ни почвы. Земля была похожа на шар из теста. Бог замесил его и придал ему форму земли и небес, подобно тому как пожилая женщина раскатывает слоеное тесто, чтобы испечь пирог banitsa с начинкой из йогурта и сыра. Гуцулы Карпатских гор на Украине развили эту молочную тему, утверждая, что в начале времен мир был сделан не из воды, теста или отходов, а из густой сметаны. Бог целую вечность парил над своим кремово-белым миром, пока однажды дьявол из зависти не облил его дегтем и не испортил. Затем Бог отделил хорошие сливки и использовал их для создания солнца и неба, а испорченные сливки пустил на создание земли и гор.
Но это только одна версия Гуцульского генезиса. В другой версии Бог и Дьявол не противники, а партнеры. Они вместе работают над созданием Вселенной и наполнением ее полезными вещами. Они не всегда ладят, но в то время как Бог одерживает верх, все хорошие идеи приходят в голову Дьяволу. Именно Дьявол создает овец и коз, с помощью которых гуцулы зарабатывали себе на жизнь на высокогорных пастбищах Карпат; именно Дьявол изобретает скрипку и флейту, чтобы развлекать их. Он строит первый дом, конструирует первое колесо и разжигает первый огонь. Неуклюжий и лишенный воображения Бог мог только присвоить эти чудеса себе. Поэтому Дьявол набрасывается на собственные творения и портит их: плюет, пукает или иным образом оскверняет их. Вот почему от огня идет дым и почему человечество прекрасно снаружи, но отвратительно внутри.
Возможно, это глупая сказка, но она указывает на важную истину о духовной жизни Восточной Европы. На протяжении веков в регионе процветали все виды религиозного нонконформизма, от народных суеверий до полунаучной магии. Там, где встречались христианство, иудаизм и ислам, ни одна из трех конфессий не могла без проблем обеспечить единообразие веры. Средства идеологического принуждения, обычные для Западной Европы, например католическая инквизиция, протестантские школы и полицейские предписания, появлялись здесь с запозданием. В их отсутствие процветала ересь. Амбициозные правители превратили свои королевства в убежища для преследуемых. Другие обратились к темным искусствам, чтобы успокоить свои тревоги по поводу этого мира и грядущего. И хотя эти альтернативные верования редко находили постоянное пристанище в Восточной Европе, маленькие островки антиортодоксии сделали для формирования воображения и самооценки региона не меньше, чем любое учение, исходящее из Рима или Константинополя.
Сохраненные в памяти и народной вере ереси могли жить еще долго после их публичного поражения от рук «официальной» религии. Как перевернутая с ног на голову мифология гуцулов, так и священные песни болгарских алевитов уходят корнями в глубокие и запрещенные религиозные эксперименты. Алевиты могут проследить свои верования до мессианских проповедников XV века, которые учили, что между христианами и мусульманами нет большой разницы и что вся собственность должна быть общей. Эти пророки практиковали то, что проповедовали, подстрекая к восстаниям против османского владычества, за что они и были казнены вместе со своими последователями, в то время как оставшиеся верующие бежали в подполье.
Аналогичным образом, большая часть непристойной космологии гуцулов берет свое начало в учениях ныне вымершей гностической секты под названием богомилы. Богомилы были дуалистами: они верили, что Вселенная разделена на две конкурирующие сферы, добрую и злую. Мир добра был нематериальным и неосязаемым. Это был мир духа, созданный и управляемый великодушным Богом, ожидающим в раю благословенные души после смерти тел. Мир материи, напротив, был владением зла. Он был создан как ловушка соперником Бога, демиургом по имени Сатанаил. Он создал все, что мы видим, к чему прикасаемся, что пробуем на вкус и обоняем, чтобы держать нас в заключении вселенной грязи, смерти и тьмы и как можно дальше от другого мира света, благодати и вечности.
В соответствии с этим взглядом на резко раздвоенный космос духовная практика богомилов состояла в том, чтобы дистанцироваться от материального мира и приблизиться к духовному. Они избегали мяса, брака и вина. Благодаря воздержанию и молитве их лидеры научились подниматься из грязного болота этого мира. Их последователи верили, что они смогут и их вытащить за собой.
Откуда же взялись эти странные верования? Они, по-видимому, прибыли в Восточную Европу в Х веке, принесенные туда армянскими еретиками, которых император Византии изгнал с их родины и сослал на далекие северные границы империи. В сегодняшних Болгарии и Македонии они вдохновили славянского проповедника по имени Богомил, или «Возлюбленный Божий», чье имя в конечном итоге стало использоваться для обозначения движения в целом.
С самого начала богомилы были не в ладах с официальной церковью. Они отреклись от таинств и возненавидели крест, который считали орудием пыток. Их учение также включало элемент социальной революции. По словам одного византийского церковника, который хорошо их знал, богомилы учили свой народ «поносить богатых» и «ненавидеть царя». Как и следовало ожидать, такая позиция не снискала им расположения сильных мира сего. Преследуемые в Болгарии, богомилы нашли убежище в Константинополе. Та м их начали сжигать за ересь, и они рассеялись по Балканам. Единственным местом, где они, похоже, нашли более-менее постоянный дом, – стала Босния. Но, как и все, что связано с богомилами, правда окутана тайной.
Богомилы не оставили после себя никаких письменных памятников – все они были уничтожены их преследователями. Таким образом, практически все, что мы знаем о них и их верованиях, исходит из уст их врагов. Во время раскопок средневекового русского города Новгорода археологи нашли деревянную табличку с фрагментами богомильского текста. Она свидетельствует, что к 1000 году миссионеры-богомилы работали вдали от своей болгарской родины. К сожалению, в табличке мало что сохранилось из фактического содержания их учений.
Если мы мало знаем о жизни богомилов, то едва ли больше знаем о королевстве Босния, одном из наименее документированных государств средневековой Европы. Те м не менее мы можем с некоторой уверенностью сказать, что между XIII и XV веками боснийская церковь периодически находилась в состоянии раскола с Римом. В отличие от болгар, которые приняли духовный сан из Византии, боснийцы номинально были католиками. Многие полагают, что причина заключалась в том, что церковь в значительной степени находилась в руках богомилов. Некоторые думают, что именно поэтому в Боснии ислам приняли больше христиан, чем почти в любой другой части Балкан, – их приверженность церкви уже была номинальной.
В то время как степень отклонения боснийской церкви от ортодоксии остается предметом дискуссий, идея богомильского прошлого стала неотъемлемой частью того, что значит быть боснийцем. Она находит свое наиболее яркое выражение в монументальном надгробии под названием stecak. Высокогорный карстовый ландшафт Боснии и особенно Герцеговины усеян тысячами таких загадочных памятников. Сделанные из белого известняка, бледного, как лунный свет, они были украшены разнообразными орнаментами, включая животных, танцоров, спирали, солнечные диски и звезды, значение которых остается неясным. Они являются частью исчезнувшего наследия богомилов, говорящих с нами на протяжении веков на языке, который мы больше не понимаем.
Богомилы послужили мощным источником идентичности для боснийцев именно по причине того, что сильно отличались от выходцев из остальной части Европы. То же самое можно сказать о гуситах в Чешских землях. Как и богомилы, гуситы получили свое название от своего основателя Яна Гуса. Гу с был священником, он родился в 1372 году в бедной семье в Богемии, быстро поднялся по служебной лестнице и стал ректором Пражского университета. Та м он проповедовал против жадности епископов и безумной жажды власти пап. Он хотел положить конец финансовой коррупции церкви и сделать ее более демократичной, позволив мирянам причащаться хлебом и вином и поощряя людей читать Библию на родном языке.
За столетие до Лютера Гу с призывал к основательной реформе церкви. Если бы он, подобно Лютеру, жил в эпоху печатного станка, он, возможно, преуспел бы. Вместо этого его убрали. В 1415 году Гуса заманили на церковный собор обещанием мирной беседы, затем осудили как еретика и сожгли на костре в бумажной короне, предназначенной для ересиархов. Чтобы помешать охотникам за реликвиями, прах Гуса был сброшен в Рейн. Но этим не закончилась история его движения. Через несколько лет после его казни его последователи восстали против своего сюзерена, императора Священной Римской империи Сигизмунда, и отразили не менее пяти крестовых походов, посланных папой римским для их подавления. Хотя гуситы в конечном счете были вынуждены пойти на доктринальный компромисс, даже сто лет спустя они все еще доминировали в чешской церкви.
Со временем религиозное восстание гуситов было переосмыслено и получило статус истории этнической вражды между чехами и немцами. Этот конфликт, а также настойчивое продвижение и реформирование чешского языка Гусом (именно он изобрел перевернутый циркумфлекс hacek, освободив таким образом чешский язык от тираничной нелогичности польской орфографии), сделали гуситов кумирами последующих поколений националистов. Сегодня целые районы Праги названы в честь гуситских военачальников. Но за пределами чешских земель более поздний эпизод в истории города оказал гораздо большее влияние на народную память, породив легенду о «Волшебной Праге».
Примерно в 1600 году Прага была центром оккультного мира.
Прага была для каждого химика, фокусника и начинающего волшебника на континенте чем-то вроде того, чем Лондон для начинающих драматургов или Рим для церковников. Этому во многом поспособствовали воля и эксцентричные привычки одного человека, императора Священной Римской империи Габсбургов и короля Богемии, Рудольфа II.
Рудольф был искателем. Он жаждал тайных знаний и был очарован герметизмом, астрологией и каббалой. Известно, что он встречался с раввином Иегудой Лоу, легендарным создателем Пражского Голема, для продолжительной (и тайной) дискуссии. Однако самой большой страстью Рудольфа была алхимия, которую он любил не столько за то, что она сулила несметные богатства или золото, сколько за возможность присоединиться к малочисленному братству духовно избранных.
Многие задавались вопросом, что лежало в основе склонности Рудольфа к тайнам. Некоторые предполагали, что так он пытался замаскировать свою беспомощность. Теоретически Рудольф был всемогущ, но на самом деле эта власть была в значительной степени иллюзией. Его должность давала ему значимость и достоинство, но мало реального влияния. Он был со всех сторон оплетен паутиной обычного законодательства, привилегий и прецедентов. Каждое предполагаемое действие или реформа наталкивались на возражения со стороны бесчисленных сословий и советов империи.
Неспособность Рудольфа к активным действиям усугублялась его характером. Рыжеволосый, с пухлыми щеками херувима и подбородком-фонариком на портретах он выглядит именно таким: жизнерадостным олимпийцем, каким его рисовали придворные художники. Но если выглядел Рудольф как Арес или Вертумнус, его разумом управлял Сатурн. Меланхолия управляла его жизнью. Рудольф был склонен к депрессиям, возможно, страдал маниакальным синдромом. Он громогласно ругался на своих слуг и во всеуслышание заявлял, что хочет умереть. Его встревоженные советники дипломатично докладывали, что он, возможно, «в некоторой степени» одержим демонами. Папа рекомендовал схватить всех причастных ведьм, но таковых не нашлось.
Вместо этого с возрастом паранойя Рудольфа только усугублялась, он жил в убеждении, что его окружают враги. Он был уверен, что его братья замышляют против него заговор (что так и было). Его подданные, казалось, были настроены к нему ненамного лучше. На руку не играло и то, что Рудольф был надменным и тонкокожим. Например, в 1578 году, после того как жители Вены взбунтовались и облили молоком его королевских телохранителей, он перенес столицу империи в Прагу. Надежно укрывшись в своем огромном дворце в Пражском граде, он всецело отдался агорафобии. Шли годы, в течение которых он ни разу не показал свое лицо внешнему миру.
Опасаясь выходить за пределы своего дворца, Рудольф перенес мир к себе внутрь. Он был ненасытным коллекционером. Чем экзотичнее или причудливее была вещь, тем больше он ее желал. Он приобретал диковины со всех уголков земного шара: японские лаковые ширмы, головные уборы ацтеков, гигантские морские кокосы из Индии и драгоценные чаши из рога носорога. Его коллекция варьировалась от якобы исторических предметов, таких как шапка короля Пржемысла и гвозди из Ноева ковчега, до чисто магических, таких как перья феникса, когти саламандры и золотой колокольчик для вызова мертвых душ. У него был корень мандрагоры в форме Иисуса Христа и рог единорога (на самом деле бивень нарвала). У Рудольфа даже был демон, хранившийся под стеклом. Он стоял в стеклянной витрине рядом с вазой, которую он считал Святым Граалем.
Рудольф любил и живых животных. У него были специальные агенты за границей, в обязанности которых входило присылать ему любое удивительное существо, прибывающее в порты Испании или Фландрии. Среди прочего они передали Рудольфу дронта и казуара, портреты которых он заказал своими любимым художникам. После позирования они отправились жить в его частный зверинец, где также содержались зубры, бизоны и кабаны. Из всех питомцев любимцем Рудольфа был лев по имени Мохаммед, подарок османского султана Сулеймана Великолепного. Он попросил своего придворного астролога Тихо Браге рассчитать их гороскопы – собственный и зверя. Браге предсказал Рудольфу, что, когда Мохаммед умрет, правитель вскоре последует за ним.
Браге завоевал расположение Рудольфа благодаря своим навыкам астролога. Со временем великий датский астроном стал одним из самых доверенных советников императора. Браге лечил недуги императора алхимическими настойками и советовал ему, кого назначать на различные должности, а также когда и как вести войну против турок. При проведении расчетов Браге помогал его коллега Иоганн Кеплер. В тот момент Кеплер, возможно, величайший математический ум Европы, использовал астрономические наблюдения Браге, чтобы открыть принципы, лежащие в основе эллиптического движения планет, то есть совершить один из величайших скачков вперед в истории астрономии.
Кеплер и Браге входили в широкое сообщество ученых и вольнодумцев, собравшихся при дворе Рудольфа в Праге. Некоторые из них были учеными-магами, например польский металлург Михаэль Сендивогиус, который, возможно, первым открыл кислород (хотя он скрывал свое открытие под таким количеством алхимического жаргона, что трудно сказать наверняка), и англичанин Джон Ди, великий математик и специалист по навигации, который также был убежден, что может разговаривать с ангелами с помощью волшебного зеркала. Среди них были радикальные теологи, которые действовали на самых дальних границах допустимых религиозных исследований, – Джордано Бруно, мечтавший о бесконечности миров, Франческо Пуччи, который хотел основать заочное общество ученых мужей, действующих от имени универсальной истины, независимо от конфессии или вероисповедания.
В это эксцентричное сообщество входили и несколько откровенных мошенников, людей, которые мотались по Европе, притворяясь, что у них есть рецепт изготовления золота или создания вечного двигателя. Предводителем этих шарлатанов был Эдвард Келли, карманник, которому в Англии отрубили уши за подделку документов; затем он неожиданно обрел славу и богатство на службе у Рудольфа. Император был в восторге от его притязаний на обладание формулой философского камня. Чтобы получить его, Рудольф произвел Келли в рыцари, а позже и в бароны. Но когда он не получил взамен желанной формулы, Рудольф приказал бросить Келли в одну из тюрем своего замка, где тот и умер, сломав ногу при неудачном побеге.
Фигуры, собравшиеся в Праге Рудольфа, – от обманщиков до гениев – как будто высмеивают наше современное разделение между наукой, гуманизмом и магией. Эти различия едва ли имели значение в то время: в эпоху, предшествовавшую открытию гравитации или электрона, Вселенная, казалось, удерживалась вместе переплетением мистических струн. Закономерности сходства, метафоры и визуальные рифмы имели такое же значение, как математические законы, а то и большее. В этом мире форма снежинки имела такое же отношение к функционированию космоса, как и появление доселе неизвестной звезды.
Звезда Праги как центра европейской учености вспыхнула и погасла слишком быстро. В 1611 году братья Рудольфа отобрали у него корону. Год спустя он умер, причем через три дня после льва Мохаммеда, таким образом подтвердив правдивость предсказания Браге. Преемники Рудольфа если и были менее обременены физическими и психическими недугами, то, к сожалению, они также оказались религиозными фанатиками, которые помогли развязать Тридцатилетнюю войну, самый разрушительный конфликт в истории Европы вплоть до Второй мировой войны, три столетия спустя. Длившаяся с 1618 по 1648 год война практически свела на нет достижения недолговечного Ренессанса короля Рудольфа.
Наследие «Волшебной Праги» продолжало существовать во множестве воплощений. До того как ее земли были полностью поглощены соседними империями в XVIII и XIX веках, Восточная Европа представляла собой административное лоскутное одеяло из пересекающихся княжеств и герцогских поместий. В этой мозаике микрогосударств местные правители и могущественные дворяне обладали широкими полномочиями для проведения собственной религиозной политики и политики покровительства. Столь же увлеченные алхимией и оккультизмом, как Рудольф, они создали созвездие «миниатюрных Праг», разбросанных по дуге от Богемии до Трансильвании.
В Тршебони, на Чешских землях, невероятно богатый клан Рож мберков, например, параллельно с дворцом Рудольфа содержал собственный алхимический двор и принимал у себя многих из тех же странствующих алхимиков. Один из таких посетителей, польский дворянин Ольбрахт Ласки, был адептом, который беседовал с королевой Елизаветой I на латыни и привез с собой в Польшу Джона Ди и Эдварда Келли. Искатель запретной мудрости Ласки был не в меньшей степени интриганом и проходимцем – его попытка захватить трон Молдовы привела к гибели казацкого предводителя Дмитрия Вишневецкого, известного героя народных песен. Ласки финансировал свои приключения частично за счет кражи приданого своей жены. Посетители его замка в очаровательном словацком городке Кежмарок, расположенном у самого подножия заснеженных Татр, могут увидеть как место, где он проводил свои алхимические эксперименты, так и башню, в которой он держал в заточении свою жену.
Немного восточнее Кежмарока могущественная семья Ракоци – в свое время не менее кровожадная, чем Ласки, – создала островок спокойствия и учености в пределах своих владений на севере Венгрии. В одни из самых неспокойных лет XVII века город Шарошпатак стал надежным убежищем для гуманистов и религиозных изгнанников различных мастей. В 1650 году великий чешский философ и «энциклопедический реформатор разума» Иоанн Амос Коменский возглавил Шарошпатакский протестантский колледж. Его ученики разыгрывали пьесы на латыни во внутреннем дворе замка Ракоци, великолепного сооружения эпохи Возрождения, потрясающе обрамленного коническими холмами Токая, покрытыми виноградниками с одной стороны и мутными водами реки Бодрог – с другой.
Несмотря на то что могущественная семья Радзивиллов – самых богатых и влиятельных землевладельцев во всей Польше-Литве – была зажата между поляками-католиками с одной стороны и православными белорусами – с другой, она приняла некоторые из наиболее радикальных направлений протестантской Реформации. В начале XVII века их частный город Кедайняй стал домом для кальвинистов, христиан-гебраистов и членов менее известных сект, таких как ариане и социниане.
Социниане были одними из первых, кто выступил в защиту прав лиц, отказывающихся от военной службы по соображениям совести, и предложил всеобъемлющую свободу вероисповедания. Изгнанные из Западной Европы за свои убеждения, социниане нашли безопасную гавань на ее окраинах – в Литве и Трансильвании. Какое-то время эти отдаленные территории в плане богатства идей и конкурирующих интеллектуальных течений соперничали с такими космополитическими городами, как Лондон и Амстердам.
Этому моменту бодрящего плюрализма не суждено было продлиться долго. Война и чума неизбежно взяли свое, как и неустанное продвижение католической контрреформации. К началу XVIII века все Радзивиллы перешли в католичество, и их интеллектуальная предприимчивость пошла на убыль по мере того, как росла их приверженность православию. Тем не менее мечта о Волшебной Праге не исчезла полностью. Иероним Флориан Радзивилл, который в 1740-х годах завладел фамильным замком в Бяла-Подляске на востоке Польши, подражал Рудольфу по крайней мере в одном отношении – у него был прекрасный кабинет чудес, в котором, среди прочих диковинок, хранились египетская мумия, несколько райских птиц (и то и другое – любимое Рудольфом) и корень мандрагоры в форме святого Онуфрия. У него также обретались мертвый василиск и сорок живых медведей.
Иероним, по слухам, – внебрачный сын Петра Великого, а на портретах скорее кокер-спаниель, просунувший голову сквозь ткань, прикрывающую портрет Людовика XV. Возможно, во мне говорит обида: он отказал одному из моих предков в должности управляющего замком Биржай. Хотя его коллекции были обширными, в остальном Иероним не соответствовал образу просвещенного жителя предыдущих столетий. Он вошел в анналы главным образом как садист и тупица, его главными занятиями были охота и организация кровавых инсценированных сражений с участием своей личной армии из шести тысяч человек. Он также был большим любителем балета.
Двоюродный брат Иеронима, Марцин Миколай Радзивилл, обладал более широкими вкусами. В частных лабораториях в своем поместье в Беларуси Марцин продолжил поиски философского камня, начатые Габсбургами. Ему также нравилось окружать себя образованными евреями, он соблюдал шаббат и ел кошерную пищу. На мгновение Марцину могло показаться, что он вот-вот положит начало новому моменту межрелигиозной гармонии. К сожалению, он был совершенно сумасшедшим преступником и маньяком, который похищал десятки несовершеннолетних девочек и ради забавы грабил кареты. Когда подданные пожаловались Иерониму, его двоюродный брат арестовал его и объявил недееспособным. Последние три десятилетия своей жизни Марцин гнил в специально построенной темнице в Слуцке, поскольку единственным законом, который уважали Радзивиллы, был тот, который они написали сами.
Пример Радзивиллов указывает на ограниченность культуры, основанной на дворянском покровительстве. Психические болезни часто наблюдались у представителей их класса. Запертые в огромных поместьях, окруженные лесами, отрезанные от более широких европейских течений, не стесненные ни долгом, ни страстью, они слушали клавесинную музыку, играли в солдат и постепенно сходили с ума. Но если старая программа всеобщих реформ Рудольфа села на мель из-за меняющейся политики и изменчивых баронских прихотей, алхимия оказалась на удивление долговечной. Золото всегда было востребовано, и алхимия – теперь уже не духовный поиск, а поиск способа производства золота путем трансмутации – сулила быстрый способ его получения.
На протяжении XVII и XVIII веков королевские покровители, надеясь быстро поправить свои хронически истощенные финансы, оказывали благосклонность таким сомнительным персонажам, как «доктор Дж. Фортонио», метко прозванный бароном фон Хаос, которого поставили во главе королевского монетного двора Габсбургов и который быстро присвоил его. Алхимия пользовалась популярностью среди гораздо более широких социальных слоев. В 1785 году в Варшаве официально проживало не менее двух тысяч алхимиков, и это только постоянных жителей города.
В последние десятилетия XVIII века – последние годы независимости Польши – все самые известные маги Европы проходили через Варшаву. Граф Калиостро, по слухам бессмертный, поразил польского короля своей техникой изготовления серебра из ртути. Казанова, венецианский авантюрист, известный как величайший любовник своего века, также проезжал через Варшаву, где проводил время, демонстрируя свой метод «улучшения драгоценных камней» и другие алхимические навыки.
Эти люди составляли обширный пласт, названный историком Павлом Мацейко «неформальной общеевропейской гильдией странствующих шарлатанов». Они присутствовали при каждом королевском дворе Европы, выпрашивая чеки, меняя любовниц и жульничая в карты. Они мнили себя экзотическими принцами, счастливцами, открывшими секрет вечной молодости, или посвященными какой-нибудь мистической секты. Они хвастались своей дружбой с богатейшими герцогинями Франции и самыми красивыми оперными певицами Италии. У каждого из них был секретный способ никогда не проигрывать в карты. Но только один из них утверждал, что он мессия.
Якоб Франк, которого помнят как одного из величайших еретиков и богохульников в еврейской истории, родился в 1726 году в деревне Королувка, на территории нынешней Юго-Западной Украины – тогда это была отдаленная провинция Речи Посполитой, недалеко от границы с Османской империей. Отец Франка часто ездил туда торговать драгоценными камнями и тканями, поэтому Франк рос по обе стороны османско-христианской границы, постоянно перемещаясь между ее великими городами: Черновицем, Смирной, Бухарестом, Софией и Константинополем.
В какой-то момент своих путешествий на юг отец Франка стал саббатеанином, или последователем Саббатая Цеви (Шабтай Цви, Шаббетай Чеви), турецкого еврея, чьи заявления о том, что он мессия, взбудоражили весь еврейский мир середины XVII века. Недолгое пребывание Цеви в качестве правителя закончилось его обращением в ислам в 1666 году. Однако долгое время спустя многие в ближайшем окружении Цеви и за его пределами продолжали верить, что он избранник Бога. В османских землях эти последователи внешне притворялись мусульманами, но продолжали почитать своего лидера и тайно практиковать еврейские обычаи. Они стали известны как «донме», что по-турецки означает «отступник» или «перебежчик». Наибольшее число «донме» проживало в греческом городе Салоники.
В какой-то момент своей юности Якоб Франк отправился туда и вступил в контакт с уцелевшей ячейкой ближайших последователей Саббатая. Он женился на дочери одного из их лидеров. Вскоре он заявил, что является преемником одного из ведущих пророков Цеви. Он начал преподавать каббалу и возродил некоторые из наиболее противоречивых учений Саббатая Цеви, в частности, его антиномизм, или идею о том, что искупление заключается не в следовании религиозному закону, а в его нарушении.
«Грешите! Грешите, чтобы Бог простил вас!» Франк привез это явно трансгрессивное послание обратно в Польшу, где все еще тайно практиковали разрозненные группы последователей Саббатая. Франк выдвинул себя в качестве их лидера. Его уверенность и обаяние придали смелости еретикам. После девяноста лет необходимости скрываться они вышли из тени. В 1756 году в маленьком польском городке Ланцкороне они устроили танцы: мужчины и женщины праздновали вместе, некоторые без одежды. Конечно, они веселились ночью, за закрытыми дверями, но их обнаружили. Местный раввин донес на них мэру-христианину и всю группу последователей Франка арестовали. На допросе они показали, что при ехали из Львова и направлялись в Салоники, чтобы засвидетельствовать свое почтение могиле своего учителя Саббатая Цеви.