bannerbannerbanner
Голубая роза

Яна Темиз
Голубая роза

Полная версия

Глава 2. Филолог

Айше торопилась.

Не то чтобы опаздывала, время у нее еще было, но так хотелось поскорее попасть домой. Может, удалось бы написать две-три страницы.

Если бы уметь все планировать и предусматривать, как Сибел, можно было бы столько успеть! Она бы непременно придумала, чем заняться, сидя в автобусе, попавшем в пробку, а Айше только нервничала. Ей после лекции в университете предстояло еще ехать в частную школу, где она преподавала французский. В промежутке было время заехать домой, что-нибудь съесть и принять душ.

Айше улыбнулась.

«Принять душ» – по классификации Сибел: дело, которое нельзя отложить, которое не сделается без моего участия, которое касается меня лично, но задевает и других (не ходить же потной!), на которое требуется от десяти до пятнадцати минут и во время которого можно думать о чем угодно! Хорошо еще, что мне не надо рассчитывать, где в это время должны находиться дети.

А писать роман – интересно, какое дело? Касается ли оно только меня? И я чувствую, что его нельзя отложить! Давай-ка по методу Сибел: расслабься – и прикинь, чем закончить третью главу!

Айше обожала детективы. Как многие.

Но, в отличие от этих многих, ей в этом категорически нельзя было признаваться. По роду своей деятельности детективы ей полагалось презирать, и нужно было лишь уметь поговорить о признаках этого жанра, о его эволюции и влиянии на нормальную серьезную литературу. Которую Айше преподавала, знала как свои пять пальцев и любила.

– Ну почему нельзя любить детективы? – жаловалась иногда Айше своей соседке и теперь уже подруге Сибел. – Вся наша университетская публика настолько высокомерна! Как будто для собственного удовольствия сами Пруста или Джойса регулярно читают. Я, кстати, и их читала и читаю! А детективы – это совсем другое: как шахматы, например, или кроссворды, или вышивание крестиком. За это ведь меня бы не упрекнули?

И вот в один прекрасный момент Айше поняла, что хочет написать детектив сама. И может. И напишет. И вообще этот детектив уже весь готов и так и просится на бумагу.

«Это, кажется, Расин сказал о своей «Федре»: «Она готова, осталось только ее написать», – подумала тогда Айше. В свои тридцать лет она была лучшим в университете и, может быть, во всей стране специалистом по истории английской и французской литературы, поэтому цитата в качестве своей мысли была для нее совершенно естественна.

О романе она сказала только Сибел.

Айше не любила говорить о важных, но еще не завершенных делах. Из суеверия. Только скажешь что-нибудь в будущем времени, и успеха не жди. Эту мысль она еще в юности подцепила в романе Дюма-отца – самом неподходящем месте для обретения умных мыслей. И роман-то она читала ради практики во французском. Но запомнила, как какая-то дама сказала с горечью: «Я пренебрегла любовью человека, который никогда не говорил «я сделаю», а всегда «я сделал»!»

– Глупости, – говорила на это Сибел. – Я тебе могу сейчас же быстро сказать, что я буду делать сегодня, и завтра, и послезавтра, и всё это сделаю.

– Нет, Си, в этом что-то есть. И это, наверное, не относится к простым повседневным вещам. В общем, ты никому не говори, что я пишу роман. И Октаю тоже!

– Конечно, не скажу. Но лучше бы ты замуж вышла.

У Сибел своя логика и свои ценности. Ей не понять, как незамужняя тридцатилетняя Айше может жить и не чувствовать себя обделенной. А Айше не чувствовала. Она была молода, недурна собой, свободна, счастлива и могла заниматься любимым делом.

Автобус наконец-то поехал, но через две минуты встал на остановке.

«Перестань нервничать, – уговаривала сама себя Айше, – время есть, к занятию готовиться не надо, там одно Passé Immédiat, принять душ и переодеться – пятнадцать минут. Лучше решай, что все-таки делать с полицией».

Это была ее единственная проблема.

Жизнь Айше складывалась так, что она ничего не знала о работе полиции. Ее старший брат был адвокатом, поэтому о законах и суде она что-то слышала и всегда могла задать ему вопрос. Только надо придумать благовидный предлог. Вряд ли брат одобрит ее писательские намерения.

А что делать с полицией?

– Ты перенеси действие в Англию или Америку, – говорила Сибел. – Ты же столько детективов читала, что всё, небось, знаешь. Даже я из фильмов кое-что помню. Или сходи в полицию и скажи: я пишу роман, пустите меня в расследование. Или придумай какую-нибудь – как ее? – мисс Марпл. Чтобы обойтись без полиции.

– Никто не поверит. Получится слишком условная, надуманная конструкция. И я не хочу писать про Англию!

– А зачем тебе вообще писать детектив? Напиши просто роман.

– Си, я не знаю – зачем. Он сам таким получается. И расследование я придумала, но вдруг профессиональные полицейские делают что-нибудь не так? Меня-то в основном психология интересует.

Психология захватила Айше недавно и не отпускала. Разумеется, занятия литературой предполагают хоть какое-то знание психологии, но раньше Айше не приходило в голову читать специально всяких там Фрейдов. Получилось это случайно, когда средняя дочь Сибел Газель стала устраивать истерики от ревности после рождения третьего ребенка и вдобавок начала почему-то панически бояться пауков, мух, комаров, ос…

И без того нелегкая жизнь соседки превратилась в настоящий кошмар. И неизвестно, во что бы она превратилась, если бы не София. София жила на первом этаже, ее младший сын был ровесником Газель, и она-то за три недели избавила девочку если не от ревности, то от истерик и страхов.

– София, ты что, добрая фея? – удивлялись Айше и Сибел.

– Да нет, девочки, просто вы каждая на своей науке зациклены и больше ничем не интересуетесь. А я как раз книжку по детской психологии читаю. И по телевизору специальный цикл передач есть. Вот ты, Айше, высоты боишься, да? Это тоже, оказывается, связано с детскими переживаниями и стрессами.

– Были бы мы в Америке, ты бы могла психоаналитиком работать. Октай говорит, там у каждого свой психоаналитик.

– А у нас пока каждый сам себе психоаналитик. Самообслуживание. Хочешь, Айше, я тебе книгу дам? Сможешь без страха с балкона вниз смотреть!

– Давай!

Так Айше неожиданно для себя стала читать про фобии, мании, стрессы и депрессии… почему после этого она вдруг стала придумывать сюжеты детективов? Она столько их прочитала, что ей бы никогда и в голову не пришло самой стать не читателем, а автором. А после многолетнего чтения чуть ли не всей англо— и франкоязычной классики разве возьмешься за перо?

И вдруг оказалось, что только это занятие важно и интересно для Айше. И каждый день, как сегодня, она торопится после лекции в университете и перед занятиями в школе к своим персонажам, к своему придуманному миру, к исписанным и чистым листам бумаги на письменном столе.

«И как это Сибел ухитряется так равномерно распределить свое время между тем, что ей хочется делать, и тем, что совсем не хочется? И всё-всё успевает! А я вот могу хорошо делать только то, что мне действительно нравится!»

Автобус снова дернулся после очередной пробки, и вдруг Айше поняла, как ей поступить с полицейским.

Обдумав пришедшую идею, она вернулась к реальности и заметила, что сидящий напротив мужчина не отрываясь смотрит на нее и многозначительно улыбается. Только этого не хватало! Она быстро привела в порядок лицевые мышцы – и на нахального незнакомца смотрела в упор не юная, строгая и серьезная дама в очках, доктор или учительница. Мужчина изумленно вытаращился: куда же делась привлекательная, легкомысленно улыбающаяся молодая женщина, поглядывающая на него (именно на него!) сияющими голубыми глазами? И быстро отвел взгляд: на эту унылую и неприступную даму глазеть и неловко и неинтересно.

Айше знала это свойство своей внешности – изменяться не в зависимости от одежды или косметики, а только от настроения и выражения лица. Когда она улыбалась, то казалась почти красавицей; когда была усталой или просто о чем-нибудь напряженно думала, ее привлекательность почти пропадала, и ей можно было дать гораздо больше ее тридцати лет.

Конечно, это присуще практически всем людям: внешность значительно меняется вместе с их внутренним состоянием, но у Айше эти переходы были столь разительны, что мало знакомые с ней люди, бывало, с трудом ее узнавали. Иногда, как сейчас, она пользовалась своей мимикой сознательно, убирая улыбку на экзаменах и заседаниях кафедры и, наоборот, очаровательно улыбаясь не слишком любезной пожилой соседке.

Но это бывало крайне редко, потому что актриса из Айше была никакая. Как правило, эта мимика выражала ее неподдельные чувства, и на ее лице можно было все прочесть так же ясно, как в газетных заголовках.

Вот и сейчас она чуть было не заулыбалась снова: понятно, какой полицейский ей нужен. И это называется «муки творчества»? Айше не испытывала от своей едва начавшейся писательской деятельности ничего, кроме удовольствия.

Она вспомнила, как радовалась, когда придумала, куда ей спрятать свою начитанность и знание европейской литературы. Изображать саму себя в романе не хотелось, а перегружать авторский текст литературными параллелями и ассоциациями тоже нехорошо и претенциозно.

Помогла иногда появляющаяся русская соседка Катя. Она в связи с чем-то сказала, что в России все очень много читают – даже в транспорте достают из сумок книги и журналы. Из этого и из Катиных бесконечных жалоб, как ее не любит турецкая свекровь и как ей завидует золовка, появилась русская героиня, совсем, правда, не похожая ни на Катю, ни на саму Айше.

Сибел отнеслась к этому критически:

– Ты так мало знаешь о русских, зачем она тебе?

– Но я знаю, какая она! Понимаешь, я ее прямо вижу. Она будет филолог, как я.

– Откуда ты можешь знать, что они там читают? Катя, по-моему, ничего.

– Это ты зря. Я проверяла. Она, например, в отличие от тебя, Мопассана читала и знает, кто такие Бальзак и Голсуорси.

 

Сибел обиженно замолчала. С Мопассаном был связан давний бессмысленный спор между нею и Айше.

– Как ты можешь еще и писать для него лекции?! – почти кричала на Сибел подруга. – А учебник? Он по крайней мере должен указать тебя как соавтора, если не автора! Или он считает, что это в порядке вещей? Мало того, что ты превратилась в кухонный комбайн, он тебя еще использует, как Мадлену Форестье!

– Кого-кого? – Сибел тщетно пыталась вспомнить, кого из общих знакомых могли так звать.

– У Мопассана есть роман «Милый друг», а в нем талантливая женщина пишет статьи сначала первому мужу-журналисту, а потом второму. Но сейчас-то не девятнадцатый век! Ты должна считаться автором учебника, раз ты его пишешь! Я скажу твоему Мехмету!

– Не вздумай! – испугалась Сибел. – Он же такой самолюбивый. Если узнает, что я тебе сказала про лекции и про учебник, он меня убьет!

– Прямо так и убьет? – господи, ну почему она такая? Айше понимала, что Сибел не переделаешь, что она, вопреки всем аргументам, все равно отдаст свое авторство мужу. И все свое время, и все свои силы и таланты, и всю свою душу.

Такую героиню Айше не могла себе представить. Ей не было места в мире, который Айше придумывала для себя. Но не дружить с Сибел нельзя. У них уже набралось много общего, а в жизни Айше появился Октай…

Всё – конечная, ура!

Айше, подхватив сумочку, быстро спустилась по ступенькам автобуса и с удовольствием вдохнула свежий весенний воздух. Как же хорошо, когда все цветет, и пахнет морем, и тебе только тридцать, да и те – не в душе и не на лице, а только в документах, и есть интересная работа, и роман, кажется, получается… И костюм не смялся в автобусе, и туфельки такие удобные, хоть ей и казалось, когда она их покупала, что каблук высоковат.

И ветерок прохладный дует с моря, и вот сейчас, за поворотом, она увидит цветущие мимозы и свой дом.

Автобусная остановка была довольно далеко от дома, и вдобавок дорога все время шла в гору, но Айше успела привыкнуть к этому и воспринимать путь до дома как дополнительную прогулку.

Сейчас пройти мимо нескольких коттеджей, сохранившихся каким-то чудом в этом районе, и будут видны высокие башни домов «Арыкента», и перед ними – их милый, почему-то розово-зеленый, невысокий дом.

Айше любила свою квартиру и весь дом.

«Как мне повезло с домом!» – каждый раз думала она, когда, миновав коттеджи, выходила на прямую, выложенную розоватым камнем дорожку, поднимающуюся к дому.

Эту квартиру два с лишним года назад снял для нее старший брат, и ей до сих пор нравилось вспоминать, как она в первый раз ступила на эту дорожку, еще не зная, что важная часть ее жизни пройдет в этом доме.

– Смотри, – сказала она тогда брату, – какой смешной дом – асимметричный, кривой! Мне нравится.

– Тебе должен нравиться не фасад, а твоя квартира. И почему это кривой? И ничего смешного, по-моему; нормальный дом. Ты имеешь в виду, что он на горе? Так здесь много таких: с одной стороны три этажа, с другой четыре.

– Да нет, ты не понимаешь! Ты посмотри на окна. Видишь, с одной стороны балкон и после него два окна принадлежат одной квартире, а с той стороны – только балкон с окном. Поэтому общее впечатление асимметрии.

– Айше, я же тебе объяснял: владелец специально изменил планировку, чтобы вместо стандартных квартир из трех комнат и гостиной получились большие и маленькие: четыре комнаты плюс гостиная и две комнаты плюс гостиная. Между прочим, правильный расчет: квартиры здесь никогда не пустуют. Вот тебе же понадобилась маленькая. А кому-то трех спален мало.

– Да, ты говорил, конечно. Я просто забыла. Я по занавескам определяла. Видишь, там два окна с такими кружевными розочками и бантиками? Это, наверное, детские. А вот там живет старая дева, которой делать нечего, и она каждый день протирает эти фарфоровые фигурки на окне…

– Айше, хватит фантазировать. Снимешь квартиру и узнаешь, кто где живет. И может быть, розочки и бантики у старой девы, а фигурки – в детских?

Айше привыкла к тому, что брат держался с ней несколько строго. Он был старше на двенадцать лет, после него в семье рождались еще дети (трое или четверо, Айше так и не узнала точно), но все они умирали, не дожив до года. А вскоре после рождения Айше умерла мать. Отца она немного помнила: когда он умер, Айше было чуть больше шести и она только что пошла в школу.

Дальше ее растил брат. Бесконечно оставляя на попечение то соседок, то дальних родственниц, то каких-то знакомых. Но всегда контролируя их и твердо решив в свои девятнадцать лет, что маленькую сестренку вырастит сам. Теперь иногда он и сам удивлялся, как ему удалось закончить (правда, почти заочно) университет, подрабатывать, где придется, устроиться сначала помощником в адвокатскую контору, потом стать компаньоном ее владельца, потом полновластным хозяином…

Айше любила брата, прощала ему строгий наставительный тон, которым он всегда говорил с ней. Наверное, в молодости он боялся, что сестра не будет принимать его всерьез и слушаться.

Айше слушалась.

Лишь два раза в жизни осмелилась она поступить по-своему – вопреки воле брата.

Первый раз, когда выбирала университет и факультет, где будет учиться. Мустафа считал, что, во-первых, ей не следует уезжать из Измира, хотя набранные ею баллы позволяли учиться в Анкаре, и, во-вторых, что не надо поступать на филологический факультет. Лучше стать врачом, или работать в банке, или освоить компьютеры и электронику. Это практично и надежно. Айше сделала по-своему.

Второй раз она взбунтовалась, когда решила развестись. После месяца брака! Невероятно, неприлично, смешно, наконец! Мало ли что бывает в семье. Нужно иметь терпение, идти на компромиссы, не быть эгоисткой. Разве мы с Эмель никогда не ссоримся? Но эти ссоры кончаются примирением, а не разводом. Как можно разводиться через месяц?! Кто потом на тебе женится?! Айше опять поступила по-своему.

Брат не разговаривал с ней целый год.

Потом, когда Айше уже снова жила в Измире, они стали потихоньку налаживать отношения. Развод был далеко позади, Айше получила неплохую работу, с братом вела себя подчеркнуто почтительно – и Мустафа, в глубине души любящий сестру и гордящийся ее образованием и положением, сдался. В конце концов, эта независимая, современная, умная молодая женщина была его созданием, была обязана, как он думал, ему и своим умом, и образованием, и даже возможностью этого вызывающего развода. А раз так – ущерба его имиджу она не нанесет. Напротив, он видел, что многие важные клиенты, встречавшиеся случайно в его офисе с Айше, проявляли потом к нему больше интереса и уважения. И спрашивали, как она поживает.

Когда он нашел для сестры эту во всех отношениях удачную квартиру, все недоразумения между ними были уже позабыты. И Айше была искренне благодарна брату: не позвони он ей сразу же, как узнал об этом «кривом» доме – не видать ей этой маленькой, недорогой квартиры в удобном, тихом и красивом районе.

Каблучки приятно застучали по розовой дорожке – не слишком звонко, не слишком грубо и вызывающе, без неприятного шарканья. Вон Сибел на балконе что-то делает с бельем – то ли собирает, то ли развешивает. Гениальная домохозяйка. Все продумывает до мельчайших деталей: например, всегда оставляет на веревках, а не складывает в контейнер бельевые прищепки, потому что тогда она не тратит время на то, чтобы их снова приносить… Айше бы и в голову не пришло даже думать о такой ерунде!

Сибел ухватила что-то большое, типа простыни, прошла к месту, где прищепки были прикреплены далеко друг от друга, быстрым движением перекинула эту простыню через веревку, прищепила с одной стороны (причем дальней от двери), на ходу разровняла ее (Айше даже видела, что простыня, распрямившись, дошла точно до следующей прищепки!), прикрепила и подошла к балконной двери, где, видимо, была корзина с бельем.

По пути к двери Сибел заметила подругу и помахала ей рукой. Айше, улыбнувшись, помахала в ответ.

А вот София моет окно у себя – весенняя большая уборка. София, как и Айше, не одержима манией чистоты и порядка. Что вовсе не означало, что порядка в их квартирах нет. Но надо же иметь чувство меры. Сибел все-таки перебарщивает.

Айше помахала и Софии и посмотрела на часы. Из дома нужно выйти через полтора часа. Куча времени, отлично! Конец третьей главы, кажется, придуман. За полчаса можно успеть все записать, хоть вкратце. Потому что вечер-то сегодня потерян. Подумав так, Айше чуть не засмеялась сама над собой: надо же, придет любимый человек, а я думаю, что вечер «потерян».

Конечно, при любимом не сядешь же писать роман! Да, с Октаем надо что-то решать.

Дальше так долго не протянется. Айше удручало то, что она не могла понять, хочется ли ей замуж за Октая. Он был хорош во всех отношениях, неправдоподобно хорош, и Айше была явно влюблена в него – это она знала точно. Но замуж?.. Опять?..

В окне четвертого этажа показалась соседка Айше по лестничной площадке – Фатош. Как всегда, уже с утра с заметным макияжем, с длинными распущенными волосами: издалека не дашь больше двадцати пяти. На самом деле ей было за сорок, и вблизи это было прекрасно видно. Пятидесятилетняя София, никогда не скрывавшая своего возраста, даже предполагала, что они ровесницы. Однако Фатош демонстративно предпочитала общаться с более молодыми обитательницами дома, что у Софии вызывало улыбку, а старую деву с первого этажа возмущало и обижало. Все знали, что между этими дамами идет непрерывная холодная война, усугубляющаяся тем, что у Фатош жил очаровательный кокер, а у Мерием – белая ванская кошка с разноцветными глазами.

Фатош красивым жестом отодвинула штору и открыла окно. Она всё делала так, словно была на сцене или на экране. Когда-то она была замужем за довольно известным оперным певцом, привыкла к окружающему ее вниманию, славе, богемной жизни… Что она делала дальше – соседки точно не знали. Известно было только, что с мужем они разошлись, а потом развелись, и что ей как-то удалось подцепить очень богатого владельца нескольких ювелирных магазинов в Измире. Второй муж был чуть ли не на двадцать лет старше ее и уже три года прикован к инвалидному креслу, которое Фатош и подвезет сейчас к открытому окну. Чтобы муж подышал весенним воздухом и полюбовался видом моря и города, открывающимся из их окна. Точно таким же видом владела и Айше, платящая за свою квартиру гораздо меньшую сумму.

Больше никто в окнах не показывался. У студентки, обитающей этажом ниже Айше, даже жалюзи закрыты: или спит после вчерашней весьма шумной вечеринки, или рано утром побежала в университет, оставив всё в доме вверх дном.

У так называемых «русских» окна давно плотно завешены белыми шторами от солнца: Катя и ее муж уже полгода, а то и больше в Турции не показывались. И Айше всегда было неприятно видеть эти безликие, какие-то пустые окна. Как глаза слепого.

Айше почему-то с детства любила смотреть на чужие окна и по занавескам и лампам по вечерам представлять себе, кто живет в этой квартире, о чем они говорят, счастливы ли они. И кто и когда выбирал эти шторы. И каким характером обладает владелица этой люстры. Может быть, уже тогда, переносясь в этот мир фантазий, ей следовало понять, что она должна стать писателем – придумывающим целые семьи за шторами и создающим некий параллельный реальному, виртуальный мир? Но откуда это было знать одинокой девочке, начавшей читать книги только в школе?

Айше казалось, что понимание того, что она действительно хочет и умеет делать, пришло к ней слишком поздно. После тридцати нелегко начинать совсем новое дело, особенно женщине, которой надо к тому же решить, выходить ли ей таки замуж. И хочет ли она детей. И если да, то как совместить все это с придумываемым ей миром?

Лучше гнать все эти сомнения и мысли!

В конце концов, всё отлично: каблучки стучат весело, мимоза цветет, погода прекрасная, до занятия в школе есть целых полтора часа, и вон ее собственное любимое окно, за которым она через пять минут нырнет в свои многочисленные разложенные на столе бумажки и папки.

Из подъезда вышел незнакомый Айше молодой человек, помедлил секунду перед домом, будто размышляя, и, словно приняв решение, направился к ней.

Потом, вспоминая этот длинный, но до мелочей запомнившийся ей день, Айше удивлялась: как она поняла, что он направляется именно к ней? От подъезда нет другой дорожки, и если не идти через газон, то непременно надо шагнуть на розовые плитки. И тем не менее, когда этот мужчина сделал шаг, она поняла, что он сейчас подойдет к ней.

Слова его прозвучали для нее неожиданно, как гром среди ясного неба, и так обыкновенно, словно он вышел из придуманной ею книги:

– Простите, пожалуйста, вы живете в этом доме? Я из районного управления полиции.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30 
Рейтинг@Mail.ru