Ярослава Осокина
Бумажные доспехи
Часть первая. Проблема детей
Набережная и собака
Санька опаздывал. Мать звонила уже три раза, и, пока Санька оправдывался, телефон сел.
Ну и… наконец-то. Мать уже достала своими слезливыми жалобами: и сердце у нее болит, и вообще он, наверно, хочет, чтобы она умерла из-за беспокойства. То есть нарочно задерживается. Нет, ну блин… иногда Санька подумывал на самом деле задержаться у кого-нибудь из друзей и посмотреть – правда ли она помрет от беспокойства? Ни фига ведь не случится. А она выставляет все, будто Санька это специально делает. Ведь извинялся тысячу раз, пока просто не надоело. А мать не успокаивается, повторяет одно и то же.
Санька злился и боялся, думая о севшем телефоне. Мать наверняка уже напридумывала себе, как обычно, и запросто может начать обзванивать полицию и ближайшие травмпункты, а потом и ремнем его отходить, обливаясь слезами. Ну, как будто он ей что-то должен. А ведь ему уже тринадцать, скоро можно будет работать, и тогда Санька станет самостоятельным. Мать не сможет ему ничего говорить и попрекать тем, что она, видите ли, на работе горбатится, а все ради него. Что он, просил ее, что ли? Тоже мне…
Хотя если честно, то на самом деле было поздно, он слишком заигрался в «Лесных рубак» у Игоря, рассеянно отвечая на звонки матери: «Да-да, сейчас-сейчас… уже одеваюсь». Ну, так вот и прособирался.
Давно стемнело, и чтобы побыстрее попасть домой, Санька решил срезать через дворы перед Речной заставой. Мать запрещала там ходить, но Санька подумал, что если быстро идти вдоль домов с защитными амулетами, то ничего не будет.
Санька сдвинул шапку с ушей, чтобы лучше слышать. Заткнул шарф за ворот и доверху застегнул теплую куртку, чтобы ничего не мешалось.
В темное время суток это было безлюдное место, и кое-где еще с прошлого года сохранились растяжки и предупреждения о парабиологической опасности. Санька перешагнул через красно-зеленую ленту и нырнул в тень домов, ощущая себя героем какого-нибудь ужастика.
«Нет, – поправил он себя, – лучше не ужастика, а про приключения. В ужастиках всегда первого прохожего жрут…»
И сразу же слева почудилось какое-то движение ― Санька едва не подпрыгнул. Ускорил шаг, немного разворачиваясь в ту сторону и приглядываясь. Нет, показалось.
В этом квартале было тихо, все окна затемнены, только в арках светились слабые газовые фонари. На стенах должны были висеть специальные амулеты с кристаллами, которые горели, если вдруг рядом появлялось чудовище. Санька чуть не окосел, пытаясь одновременно смотреть на несколько кругов-амулетов на разных домах, чтобы не упустить ни малюсенького проблеска света от них. Амулеты мирно темнели, сливаясь со штукатуркой, и разве что отражали свет фонарей.
И все равно между лопаток зудело, будто кто-то шел за спиной и смотрел. Санька не оборачивался, чувствуя, что не хочет знать, правда это или нет.
Вроде бы давно уже прорывов не было, откуда чудовища… но Санька единым духом прошагал все закоулки и арки квартала, стараясь не переходить на совсем уж откровенный бег. Если вдруг действительно какая фигня из подворотни полезет… лучше двигаться спокойно, они на бегущих охотнее бросаются.
Пронесло. Выходя на освещенную набережную нарочито небрежным шагом, Санька уже видел за рекой огни своего дома. Втайне гордился собой и представлял, как завтра пацанам в школе расскажет, что он один прошел опасную зону. Это ж разве сравнится с «Лесными рубаками»? Там все не взаправду.
– Мальчик, – окликнула его какая-то тетка. – Мальчик, подожди!
Санька поколебался и остановился. Тетка была самой обычной, чуть помладше его мамы, толстенькая и невысокая. Крашеные короткие рыжие волосы блестели в свете фонаря, под которым она стояла. В руках у нее была небольшая собака.
– Ой, мальчик, хорошо, что остановился, – торопливо заговорила тетка. – Я тут собаку нашла, убежала, что ли… смотри, и ошейник, и поводок, только оборванный. Может, видел у кого?
– Не, – покачал головой Санька, вытянув шею.
Собачка угрюмо барахталась в руках женщины, белая с рыжими пятнами и пушистая, что-то вроде шпица. Санька таких не уважал – подушки на ножках, а не собаки. Вот у них дома был охотничий варро, это собака настоящая.
– Тут в округе не видел ни у кого, – со знанием дела сообщил Санька. С рыжим Гепом они облазили все окрестные кварталы во время прогулок и более-менее знали всех собачников.
– Ой, ну что же делать? – расстроилась тетка.
– Объявление повесьте, где нашли, и в сети напишите, на форуме каком-нибудь, – пожал плечами Санька. – Собаки далеко от дома убегают, может, она вообще не отсюда.
– Мальчик-мальчик, подожди, – сказала тетка. – Подержи его, а я машину подгоню. А то сбежит, пока я дверь открывать буду. Я, наверно, пока заберу себе домой… ох, правда, муж будет ругаться, собаки же мебель грызут? Объявление повешу, может, и найдется хозяин… но не бросать же его, слопают.
Тетка переживала точь-в-точь как мама. Хорошо еще та домой собак чужих не таскает. На месте мужа тетки Санька бы эту подушку на балкон выставил. Ну а что?
Размышляя о том, как «обрадуется» неизвестный дядька, Санька шагнул вперед, протягивая руки.
– Вот тут его перехвати, а то он чужих чувствует, брыкается, – сказала тетка. – Сейчас, сейчас я машину подгоню и повезу тебя домой, собачечка… все будет хорошо, не переживай…
Санька не успел взять собаку, ее жесткая шерсть только мазнула по пальцам. У него вдруг нестерпимо, до звезд в глазах, заныл зуб, и Санька взвыл, хватаясь за щеку.
– Ой, ты чего? – удивилась тетка. – Что-то случилось? Подойди ко мне, я посмотрю. Да не бойся, я врач…
И тут Санька буквально увидел, что тетка лжет. Ее слова были ненастоящими. Они вылетали из накрашенного рта золотыми завитками и таяли, как сигаретный дым в прохладном воздухе.
Он отшатнулся, проморгавшись. Даже зуб прошел. Перед глазами поплыли круги, складываясь вокруг тетки в мешанину разноцветной мути. В ушах зазвенело.
– Мальчик, пойдем ко мне в машину, я тебе помогу, – зачастила тетка, но ее голос доносился как сквозь вату.
Она даже спустила собаку наземь, и та, поскуливая, прижалась к ее ногам. В руку Саньки с силой вцепились наманикюренные пальцы.
Она лгала. Осознание этого шло откуда-то изнутри, но Санька не мог вырваться. Он дернулся пару раз, но его руки стали как вареные макаронины – и вдруг Саньку стошнило, прямо под ноги тетки.
– Ты что? – завизжала та. – Что творишь-то?
Брезгливо ругаясь, она куда-то его потащила, а у Саньки даже сил не было ноги переставлять.
Сквозь гул в ушах мальчик услышал:
– Саня-а! Санечка-а!
И заливистый лай.
Мама и Геп. Только далеко, наверно, еще за мостом.
Хватка незнакомки ослабла – и вовсе исчезла. Первый раз в жизни теряя сознание, Санька повалился на асфальт.
Морген
Утро было промозглое, стылый ветер шуршал сухими семенами на ветках клена у подъезда и тушил огонек зажигалки одного из магов группы задержания. Он тихо матерился, щелкая колесиком, потом поджег сигарету выдохом и едва не спалил половину.
Офицер маг-бригады, беспокойно поглядывая на подчиненного, попытался снова настоять, чтобы все сделали по инструкции, начиная с запуска подавляющих амулетов.
Офицер был молод и первый раз участвовал в задержании мага.
– Тот парень – слабый бытовик, – успокаивающе похлопал его по плечу коллега-маг. – А амулеты фонят и мешают. Ты этого не чуешь, а нам как пилой по нервам. Ты лучше с ребятами у подъезда постой, для подстраховки, вдруг побежит.
– Так вот и надо же амулеты!.. Чтоб не побежал! – снова вскинулся офицер, но его еще мягче похлопали по плечу и отодвинули в сторону.
– Я возьму один, не переживай, – сказал коллега.
Два мага поднялись в квартиру, еще двое остались рядом с офицером.
– Нам говорили, что надо сразу запускать блокировку, – угрюмо пробормотал офицер, не сдаваясь.
Он проводил глазами тех, кто пошел на задержание: оба высокие, один вообще как медведь, с бородой и широченными плечами, а второй – худой и в очках, но, ему говорили, очень сильный маг. Офицер понимал, что бубнит зря – против этих двоих только отмороженный полезет, но замолчать не мог. Он не ожидал многого от своего первого задержания, но от снисхождения и полускрытой насмешки более опытных коллег сводило зубы.
– У нас на этого нарушителя амулеты общего действия, он же не стихийник, – сказал ему один из оставшихся. – Нас ведь тоже накроет, думай сам.
На звонок дверь открыла высокая темноволосая женщина. Маг предъявил удостоверение, пока его напарник внимательно оглядывал квартиру поверх плеча хозяйки.
– Меня зовут Роберт, я из отдела уголовных расследований, Институт парасвязей. Мой напарник, Донно. Нам нужен Эвано, который проживает по этому адресу.
Женщина застыла в дверях, переводя растерянный взгляд с удостоверения Роберта на его лицо.
– Мой сын? – недоуменно спросила она и зачем-то пояснила: – Это мой сын.
Она плотнее запахнула серый пушистый халат дрожащими руками. Чуть вздернула подбородок, пытаясь казаться внушительнее и спокойнее.
– А… что он сделал?
– Подозревается в связях с Лигой защиты искаженных и участии на их стороне во время Дня мертвых.
Женщина невольным жестом приложила к правой щеке ладонь, и вдруг ее красивое крупноскулое лицо исказилось. Такого гнева и ярости Роберт не ожидал и машинально шевельнул пальцами, начиная формировать щит. Донно шагнул вперед, тесня напарника в сторону – по старой привычке прикрывать, – но гнев женщины был направлен не на них.
– Эвано! – закричала она, отворачиваясь и устремляясь в глубь квартиры. – Что ты еще натворил, скотина?!
Сквозь поток брани напарники слышали только удивленные возгласы. Юноша явно не ожидал нападения. Мужчины прошли вслед за хозяйкой квартиры, но когда Роберт попытался отодвинуть ее с порога, чтобы войти в комнату, та резко вскинула руку, и лицо мага опалило жаром.
– Я еще не договорила, – резко бросила она.
– Отойдите, – начал было Роберт, но болезненно выругался, когда она снова полыхнула горячим влажным воздухом.
Женщина на миг обернулась, смерив его внимательным взглядом, пока он вытирал запотевшие очки.
Черноволосый костлявый юноша в одних джинсах растерянно стоял посреди комнаты. У его ног лежали гантели.
– Лига защитников?! Значит, ты влез в это дерьмо, да? Убирайся из моего дома! Убирайся вон! – рявкнула женщина, и юноша, побелев как мертвец, покачнулся.
А потом резко кинулся в открытое окно.
– Сова, пацан в окно вышел, перехватывайте внизу, – Роберт сунул рацию обратно в карман и бросился к выходу.
Донно тем временем уже запустил артефакт подавления магической силы, и женщина замерла, сжав кулаки. Ей наверняка стало дурно, но она только сжала губы.
– Вам придется проехать с нами, – резко сказал Донно. – Зря вы стали мешать. Его все равно поймают, а вас мы задержим за противодействие.
Женщина ничего не ответила, только упрямо нахмурилась.
Она переоделась в соседней комнате, и Донно защелкнул на ее руках парные браслеты-подавители. Женщина собрала кое-какие вещи с собой, двигаясь медленно, словно заржавевшая механическая кукла. У самых дверей она остановилась, и Донно с досадой вздохнул, думая, что сейчас придется тащить эту нарушительницу силой.
– Этот маг, – вдруг сказала она через плечо. – Который с вами был. Скажите, чтоб к врачу сходил, ему провериться надо.
Слышащий правду
Чайный домик ― изящное здание, отрада глаз для ценителей неоклассической архитектуры, сиял в лучах мягкого весеннего солнца. Позади здания в парке вовсю пели скворцы, искусно подражая соловьям.
Институт парасвязей занимал территорию бывшей императорской резиденции, и по традиции все его корпуса носили причудливые, а порой и забавные названия.
Вряд ли неискушенный зритель догадался бы, что в Чайном домике расположен департамент уголовных расследований, такой уж мирной была картина. Знающие, конечно, обходили это место стороной – к чему попадаться местным на глаза. О магах, работавших тут, ходили самые разнообразные слухи – по большей части жуткие байки, которые они же сами и распускали.
– Ребята! – ликующе заорал Сова, врываясь в кабинет.– А у нас знаете что?!
– Не кричи, мерзавец, – пробурчал Роберт и потер переносицу, сдвинув очки на лоб. – Разве так можно с самого утра?
– Пил, что ли, вчера? Совсем кислый, тьфу… Слушайте! Вчера был вызов, передали из маг-бригады нам. Мамаша написала заявление, что ее сына какая-то баба пыталась затащить в машину. А сыночек…
Сова сделал драматическую паузу и прищурил хитрые зеленые глаза.
– А сыночку тринадцать лет, он невысокий, светловолосый – в общем один в один наш типаж из сводок по пропавшим!
– Да ладно, – протянул Донно. – И как, помнит что-нибудь? Мамаша видела преступника?
– Э, да там не очень. Пацан в шоке, мамаша издали не разглядела, – не расстраиваясь, сказал Сова. – Но общие черты уловили: женщина лет тридцати-сорока, невысокая, полная. Короткие рыжие волосы. Держала на руках собаку и просила помочь. Подманивала к машине.
– Волосы, может быть, парик, – заглядывая через плечо Совы в бумаги, сказал Роберт. – И вообще, стопроцентной уверенности, что это именно та, кто виновен в остальных пропажах, нет. Вдруг просто случайная баба с собакой. Но в целом, конечно, это зашибись какой подарок. А чего пацан? Как отвертелся?
– А пацан – и это тоже зашибись какой подарок – оказался недиагностированным магом, и его как раз приложило выбросом силы… да не просто. Он оказался из слышащих правду.
– Ну! – обрадовался Роберт. – Ты застолбил?
– Заявку-то я подал, но ведь он еще регистрацию не прошел. Я там кое с кем договорился, в комиссии, обещали поспособствовать при распределении.
– Ребят, – рассудительно сказал Донно. – Ему всего тринадцать. Пока он отучится, диплом получит, еще десять раз передумает, даже если по распределению к нам отправят. По новому закону никто не имеет права принуждать магов к работе в госструктуре.
– А, блин, точно, – цыкнул зубом Сова. – Совсем забыл.
Спустя минуту, позабыв о досадной помехе, Сова умчался поражать начальство новостями. Донно устроился на подоконнике с бумагами. Бледное весеннее солнце заливало комнату.
– Слушай, по поводу той женщины, – сказал он. – Я имею в виду Морген. Она сказала, что у тебя какие-то проблемы и тебя надо показать врачу.
Роберт только фыркнул.
– Проблем у нее самой выше крыши, – сказал он. – А все туда же, лезет с советами.
– Так что там у тебя? – нахмурился Донно. – В самом деле что-то есть?
– Эй, успокойся! Я жив-здоров, ничего не болит, ничего не беспокоит.
Донно только зло посмотрел на него и отвернулся к окну.
Полгода назад он бы незаметно просканировал ауру напарника, и если надо, залез бы глубже… но сейчас максимум, на что он был способен, – детские чары, которые проходят на первой ступени обучения. Проверить слова Роберта, да и той же Морген, не было никакой возможности.
Что за насмешка судьбы…
Теперь он мог бы сказать своей бывшей девушке, тоже нулевому магу: «Я тебя понимаю». Каково это: ни будущего, ни возможности развития, и только нависшая угроза однажды переборщить и сгореть дотла, истратив крохи оставшейся силы. Роберт, который поддерживал его баланс, не обладал неиссякаемым запасом энергии. Не то что Джек…
Но хватит. Донно уже обещал себе перестать о них думать – и о белобрысой заразе Джеке, и о темноглазой девочке, разбившей Донно… не сердце, нет, все нутро – и осколки эти по-прежнему ворочались в животе, разрывая внутренности.
Отпустить и Джека, и Энцу с миром, пусть хранят их звезды.
Роберт присутствовал при том, как собирали круг ясновидящих для их поиска, и он уверял, что почувствовал трансляцию жизненных сигналов. Но Донно не верил до конца, не мог себя заставить верить, будто бы все хорошо.
– Слушай, – сказал он, не поворачиваясь. – Сходи проверься, а? Ну выходной лишний возьмешь, все дела.
– Иди к бесу, мамочка, – ответил Роберт. И резко сменил тему: – Ты знаешь, что на нас жалобу подали? Что мы нарушили устав при задержании этого парня, Эвано.
Донно пожал плечами: не в первый раз.
Город
Город Гражин – доброе место. Узкие улочки центра, старинные парки, дворцы, заставы. Медленные извилистые реки, тихие окраины. О нападениях монстров и разрушениях, которые вызывают приливы в неблагополучных регионах, тут не слышали. Прорывы пространства? Орды чудовищ? Да помилуйте.
Хотя вот в прошлом году… В ту осеннюю ночь, канун Дня мертвых, сражались прямо на улицах – и с людьми, и с чудовищами из брешей. Площадь Часовой башни была заполнена телами погибших.
А парой месяцев раньше, летом, в городе охотилась ведьма, высасывала жизни. На Алом турнире были взрывы, и пусть маги смогли принять на себя часть ударов, пострадавших было много. Террористы взорвали бомбы прямо в толпе зрителей турнира.
…Город Гражин – темное место. Старинные улицы хранят тени мертвых, тайны изгнанных сюда из столицы императоров, осколки магического искусства былых времен – и мрачной громадой стоит на окраинах города один из старейших филиалов Института парасвязей. Еще сто лет назад он назывался Институт магических искусств, но со сменой названия суть свою не утратил, и бес его знает, что творится за высокими стенами кампуса.
Этой весной стали пропадать мальчики. Обычные подростки, лет тринадцати-четырнадцати, светловолосые, худощавые. Поиски – даже силами магов из Чайного домика – ничего не давали. Пропавших кто-то маскировал: ни жизненных сигналов, ни смертного следа не обнаружили.
Дело полностью передали в ведение следователям Чайного домика, из обычной полиции приставили пару специалистов для контроля. Ясно было, что преступник – или один из преступников – маг, иначе бы не удалось скрыть следы.
Роберт, вспоминая прошлогоднее дело с ведьмой, скрежетал зубами и даже послал пару стажеров в архив, накопать каких-нибудь сведений о парабиологических сущностях, которые могли бы оказаться виновниками пропаж. Ребята честно отсидели там несколько дней, принесли целую папку с данными о навпах, горбанах, ягишнах и прочих полусказочных существах. И почти со слезами на глазах просили больше не отправлять их в зачарованный флигель архива – даже у самых крепких магов не всегда хватало нервов находиться там долгое время.
Их работа оказалось пустой: ни следа опасных существ в городе не нашли. Почти две недели было тихо, потом произошел случай с Санькой Шепетом – мальчик вырвался. Он мало что мог рассказать: его высвободившаяся в тот вечер магическая сила и потрясение смазали впечатление, но и так Санька сдвинул расследование с мертвой точки.
В застенках
Морген проводили в небольшую камеру – на удивление чистую, со столом, стулом и койкой, застеленной бельем с розовыми цветами.
До разбирательства. Один из магов, который запирал за ней дверь, намекнул, что ничего ей особенно не грозит, скорее она послужит приманкой для Эвано.
Как же… придет он. Последнее время они только ругались: сыну исполнилось семнадцать, он не стал выбирать специальность в Институте и только ходил на какие-то маловразумительные курсы. «Я свое дело хочу открыть, – заявлял он. – Буду сам на себя работать, еще пара ребят со мной вложатся». Морген даже плакала пару раз, не могла удержаться. Ну как, как объяснить молодому дураку, что таких, как он, пруд пруди, и этих клининговых фирм по удалению паранормальных и парабиологических сущностей полно… вот была бы специальность, диплом Института – и ты сможешь идти куда хочешь, такие ценятся… а курсы, ну что такое эти курсы?
Эвано не слушал. Мать, по его убеждению, закоснела во взглядах. Будущее за гибкостью, инициативностью, смелыми идеями. Кому нужны дипломы и годы, потраченные на изучение никому не нужных устаревших практик, истории магии и прочего? Да еще эта боевая подготовка, геморрой один и трата времени.
Вдохновленный примерами западных магов, которые основывали крупные корпорации по разработке магических артефактов, блистательными историями талантливых и одержимых предпринимателей, Эвано мечтал о таком же успехе. Тратить время на бесполезную учебу сын не хотел: когда он развернется, то все эти отучившиеся специалисты, у которых ни инициативы, ни стремления идти вперед, будут работать на него.
Нужно покидать зону комфорта, а застаиваться – значит никуда не попасть.
Так говорилось в книге «Спаси свое будущее. Пять причин шагнуть вперед». И в «Ваш первый миллион. Инвестиции ума». И еще в десятке подобных.
Морген злилась и пыталась образумить сына. Ее зарплаты пока хватало и на жизнь обоим, и на курсы Эвано, но это – пока.
Сын только бесился, что она унижает его сомнениями и не поддерживает.
– Если бы ты любила меня, ты бы верила, – с тоской говорил Эвано.
Если бы она не любила, то его бы не существовало, разве нет? Но Морген никогда не затрагивала эту тему, не рассказывала Эвано о том, как он родился, – не хотела, чтобы он чувствовал себя обязанным.
Сколько усилий, сколько бессонных ночей Морген вложила в него, безмерно радуясь, что боги наделили ее щедрым даром: не будь она магом, вряд ли бы Эвано выжил.
Слабый, недоношенный, похожий на обтянутый кожей скелетик младенец – ну разве сравнить с этим полным жизни и дурных идей парнем? Он даже вздохнуть сам не смог, когда родился. Сердце Морген порой заходилось от боли, когда она вспоминала первый год после рождения сына.
C отцом Эвано Морген разошлась еще до того, как узнала, что беременна. Они были слишком похожи друг на друга – упертые и резкие, и каждый их день состоял из ссор и примирений… пока ссор не стало больше.
В бешенстве от их последней размолвки, Морген ничего ему не сообщила. Ее мать – будущая бабушка – порывалась найти парня сама и заставить «отвечать», но к счастью Морген, концов так и не сыскалось. Отец Эвано был не магом, обычным человеком, и к тому времени уже уехал в столицу – это неустанное стремление искать счастье, как думала потом Морген, передалось сыну.
Ей предлагали отказаться от малыша – тем более, она не доносила его, и шансов выжить у младенца было немного.
Морген спорила с врачом, с родителями, с подругами. Они трезво оценивали ситуацию, жалели ее и не хотели, чтобы девушка – такая красивая и молодая – тратила драгоценное время на безнадежное дело. Даже если выживет, утверждал врач, он не будет полноценным, в лучшем случае умственно отсталым, в худшем – ну, вы понимаете…
За это «вы понимаете» Морген однажды хлестнула его по лицу так, что очки в тонкой золоченой оправе улетели в угол кабинета. Врач оскорбился, и хотя не стал официально подавать жалобу, отказался от них. Передал маленького пациента молодому ординатору, и… наверно, это было к лучшему: тот с рвением новичка взялся за сложный случай.
Маленький – тогда еще не Эвано, у него было обычное имя – лежал в реанимации несколько месяцев. Морген выписали из больницы, и она вернулась работать санитаркой в отделение, чтобы всегда быть рядом. Следила за сыном, делилась энергией, ревела до икоты, но не сдавалась. Эвано выжил.
Но что из этого можно рассказать великовозрастному балбесу, который не знает, как это – тяжелая беременность, потом месяцы боли и страха, что следующий день для маленького лягушонка не наступит?
Он был сам по себе, смелый и уверенный. Для него существовало только блистательное и манящее будущее. Бабские глупости его мало трогали.
Сейчас Морген не плакала – все уже, слезы кончились. Не зная чем заняться, она сидела на застеленной койке, бездумно листая принесенную ей книгу, или ходила по маленькой камере.
Не боялась за себя: отчего-то казалось, что наказание страшным не будет, больше думала о сыне.
Глупец Эвано – одним махом разрушил и свои мечты, и свою жизнь. Это же надо ― придумал участвовать на стороне мятежников в достопамятном Дне мертвых. А она-то, дура, думала, что он ушел тогда гулять с девушкой…
Когда ее в ту ночь вызвали в бригаду медпомощи, Морген со страхом вглядывалась в каждого принесенного раненого – вдруг сын. Она была опустошающе рада, не найдя его ни там, ни среди мертвых, а дома, когда вернулась на следующий день.
А он, оказывается, был среди тех, кто все это развязал.
Безумная затея членов Лиги «залатать» мир, устроив несколько масштабных жертвоприношений, в тот день перевернула и поломала многие жизни.
Их мир сквозил дырами, как прохудившееся платье: чуть дерни, и надорвется, разойдется прорехами. И пусть бы – но сквозь дыры на эту сторону проникали опасные чудовища. Будто бы своих мало, еще и пришлые – искаженные живые существа, как полагали в Лиге защитников искаженных. Эти «защитники» и заварили ту кашу, которую расхлебывали до сих пор. От активации опасного магического артефакта по всему городу появились бреши, и в праздничную толпу людей хлынула волна монстров.
В ту же ночь некие маги попытались захватить несколько государственных учреждений, нападая на несогласных. Часть из них требовали, чтобы все маги объединились против «угнетения». Морген самолично одного такого агитатора отправила в долгий сон. И помощника своего тоже, когда тот спросил, а вдруг они правы и надо действительно подавить обычных людей?
Кого подавить? Соседей, родственников? Коллег, друзей? Маги, может, и сильнее, но сама Морген не смогла бы сказать матери, что та – обычный человек, а потому ниже ее по происхождению и должна подчиняться… моральная сторона вопроса побоку: даже крепкие защитные чары не спасли бы мятежную дочь от гнева.
Худой мир всегда лучше доброй ссоры. Пусть ни одна сторона до конца не довольна, но устоявшийся порядок существует уже пару сотен лет. Сломать его – для чего? Удовлетворить амбиции, утвердить никому не нужное превосходство?
Все зачинщики, которые были побеждены, в ту ночь получили «крест» на щеку – кто-то из мастеров боя пометил своих противников крестообразным надрезом на щеке, и это подхватили все остальные.
У Эвано не было креста – возможно ли, что он нигде не участвовал или не успел ничего сделать? Морген надеялась только на это.
Шли вторые сутки как она сидела в тихой камере в подвале Чайного домика. Морген уже немного свыклась с небольшим головокружением от ограничивающих магию чар и с влажным липким запахом плесени, который шел от сводчатых каменных стен, покрытых желтой масляной краской.
Девушка-стажер приносила еду на сером пластиковом подносе, спрашивала, не нужно ли чего и старательно не отвечала на вопросы. Морген изнывала от тоски и бессилия, пыталась читать и по кругу гоняла одни и те же мысли.
После обеда, усталый и сердитый, зашел тот самый маг, который приходил за Эвано. Знаком показал ей присесть на койку, сам устроился за столом и долго смотрел на нее. Выглядел он еще хуже, чем Морген запомнила, – набрякшие под темно-серыми глазами мешки, нездорово бледная кожа и полуседая щетина на щеках.
Морген ощущала щекотку и скользящее тепло, словно солнечный зайчик бежал по коже, – Роберт сканировал ее ауру.
Вообще-то подобное было наглостью: нормальный человек просто спросил бы, как самочувствие, но видимо, среди боевых магов это считалось в порядке вещей.
– Что-нибудь интересное? – язвительно спросила Морген. – Нет?
Маг поправил очки и равнодушно пожал плечами.
– Меня зовут Роберт, – сказал он. – Отдел…
– Уголовных расследований, я помню, – раздраженно прервала его Морген. – Я вас видела всего-то позавчера. Поверьте, такое забывается не скоро.
– О, – ответил Роберт. – Польщен.
– Я не это имела в виду!
– Тогда давайте к делу. Подпишите вот тут и тут, что вы никаких претензий не имеете.
Морген сцепила руки на коленях. Ей стало холодно.
– Для… чего? К чему претензий?
– Мой напарник – благодушный болван, – доверительно сообщил Роберт. – Уговорил меня не писать в отчете подробности вашей с нами встречи. Так что мы приносим извинения, и вы можете быть свободны.
– И… почему так?
– Не знаю, – развел руками Роберт. – Может, вы ему понравились. Хотя, признаюсь сразу, вы не в его вкусе, скорее, в моем. Ну, это сейчас неважно. Давайте-ка мы вот тут с вами распишемся… а, да. Ваш красавец – это я имею в виду Эвано – объявился сам. Сдался в одно из отделений маг-бригады. Попросил отпустить взамен вас.
Неожиданное признание Роберта о вкусах напарников, прозвучавшее между делом, выбило Морген из колеи, а уж известие о сыне и вовсе застало врасплох. Она заморгала, чувствуя, как сдавливает горло, но слез сдержать не могла.
– Ну-ну, – недовольно сказал Роберт. – Не разводите сырость. Ничего ему не грозит, если он все подробно расскажет. В крупных происшествиях он не засветился. Отправится на отработку, скорее всего. Ну, с деканатом будут проблемы. Если не дурак, справится.
– Н-не дурак, – сквозь слезы ответила Морген. Она моргала и терла щеки руками, но успокоиться никак не выходило. – Но он не учится, бросил…
– Ну и зря, – рассудительно сказал Роберт. – Без специальности разве что в чистильщики берут. Вы ему скажите, пусть присмотрится, когда отрабатывать будет, может, потом еще сам побежит поступать.
Час назад ей казалось, что жизнь закончена, и они оба окажутся в тюрьме или где-нибудь в Саржино, а сейчас этот спокойный и отчего-то язвительный человек сообщил, что все еще, может быть, наладится.
– Вы больны, – сказала она ему.
Роберт скривился.
– Ну и нафига вы рассказали это моему напарнику? – сердито спросил он. – Вам не кажется, что это мое личное дело?
Морген сердито нахмурилась сквозь слезы.
– Я не могу молчать, понимаете? Таких, как вы, каждый день на работе вижу. Приходят, когда едва-едва можно успеть что-то сделать. Или… когда уже нельзя.
– Фея Моргана, бес возьми, – с досадой сказал Роберт. – Ладно, проехали.
Весенний ветер
Дежурный отдал ей сумку, телефон и плащ. Морген расписалась в толстом журнале и, щелкая по экрану мобильника ногтями, пошла наверх. Батарея почти села, неотвеченных вызовов было всего два, от начальства и от Кирилла, несколько рекламных сообщений и пара встревоженных – от подруги Галки.
Морген с досадой охнула. Она просила, чтобы о ее задержании ничего на работу не сообщали, но сама не звонила, ей не разрешили. Что теперь с работой будет? Начальник-самодур мог как наплевать на ее отсутствие, так и уже заочно уволить.
Захотелось догнать идущего впереди Роберта и поскандалить – но Морген вовремя вспомнила, что она сама во всем виновата, и ее отпустили постольку-поскольку. Судорожно сжимая телефон в руке, она шагала по серым переходам подвала, стараясь не упустить из виду сутулую худую спину мага.
На небольшом крыльце Морген на миг растерялась и замерла. За узкой полянкой стоял темной стеной лес, и только спустя несколько секунд Морген сообразила, что она на территории Института, и это просто край Старого парка.
Нужно будет взять правее, и за ним – один из главных выходов. В этой части кампуса, за Чайным домиком, она не бывала, но парк знала хорошо.
