Эдвард Морган
Южная стена Лхоцзе – коварные маршруты четвертого восьмитысячника мира
Альпинисты продолжали спускаться, постоянно сбиваясь с пути. Чем больше сбрасывалась высота, тем шире становился склон, это еще сильнее затрудняло ориентирование. Около пяти дня стало понятно, что они заблудились, теперь уже было жизненно необходимо найти палатку до наступления темноты. Судя по показаниям альтиметра, лагерь IV находился где-то неподалеку, но из-за бури видимость составляла лишь несколько метров. Альпинисты сняли кислородные маски и стали криками звать товарищей, но в ответ слышался только вой ветра. Чудом на мгновение ветер стих, завеса тумана приподнялась, и они увидели лагерь в нескольких десятках метров. Они снова закричали и увидели, как из палатки выбрались Вальтер Лархер и Уркиен, которые собирались идти на вершину на следующий день…
Отдохнув в четвертом лагере, Майерл и Вальтер продолжили спуск, прибыв в лагерь III уже затемно. Лархеру и Уркиену повезло с погодой для штурма, но им пришлось сдаться на высоте около 8200 метров, после того как у австрийца отказало кислородное оборудование. Тогда все альпинисты спустились в базовый лагерь и стали праздновать успех. Реберле неожиданно достал несколько бутылок шампанского. Это, безусловно, было выдающееся восхождение, но, возможно, недооцененное, поскольку Лхоцзе Шар не считается «полноценным» восьмитысячником.
* * *
К началу 1970-х альпинисты искали новые серьезные цели, и Южная стена Лхоцзе не могла не привлечь внимания.
Первой попробовать свои силы на ней решила японская экспедиция, организованная Федерацией альпинизма префектуры Канагавы в 1973 году. Учитывая масштаб цели, по стандартам начала 1970-х команда собралась небольшая: девять альпинистов под руководством Рёхэя Утиды и пять шерпов. (Для сравнения, в 1970 году в попытке восхождения по Юго-западной стене Эвереста участвовали 39 японских альпинистов и 26 высотных носильщиков.) Снаряжение они отправили из Катманду самолетом в Луклу[14], но большая часть команды прошла несколько дней пешком по традиционному пути, по которому экспедиции 1950–1960-х годов добирались к Эвересту. В столице шерпов Намче-Базаре японцы купили бамбуковые вешки, чтобы отмечать путь на леднике, и бревна для преодоления трещин. С холма над Намче команда Утиды впервые увидела Южную стену Лхоцзе, ее размеры никого не оставили равнодушными. Еще четыре дня ушло на подход к базовому лагерю по леднику, где местность похожа на лунный пейзаж и состоит из хаотично разбросанных камней и ледяных глыб с небольшими озерцами на морене.
В первое утро Утида выглянул из палатки, когда рассвет окрасил верхнюю часть Лхоцзе красным. Внизу, на леднике, все было неподвижно, серо и мертво, и казалось, что тут так испокон веков. Основываясь на опыте восхождений в Японии, альпинисты полагали, что лавины начнут сходить по стене во второй половине дня, когда станет теплее, и были неприятно удивлены, когда они покатились одна за другой, едва утреннее солнце осветило склон. Это были огромные массы снега, которые играючи переваливали через любые препятствия. Ударяя в морену, лавинные облака вспучивались еще больше и сильнее, разбрасывая снег подобно фейерверку. Даже ночью, когда солнце спряталось и ветер утих, лавины продолжали грохотать, мешая спать.
Первоначальный план состоял в том, чтобы проложить маршрут по центру стены прямо к вершине, так называемую диретиссиму. Это слово придумали в итальянских Доломитах, когда в 1950-х и 1960-х годах наблюдалась тенденция находить все более трудные маршруты, выбирая наиболее прямые линии от подножия к вершине. Диретиссима по Южной стене Лхоцзе очень сложна. Замахнувшись на такую цель, японцы первым делом пытались понять, где проложить маршрут. Изучение фотографий на родине не могло заменить наблюдение за горой воочию, тут-то и выяснилось, что по наиболее очевидному прямому маршруту к вершине сходят лавины, а погодные условия меняются так, как не может передать ни одна фотография.
Увидев, сколь велики лавины и как их много в нижней части стены, японцы посчитали диретиссиму слишком опасной. Они обсуждали возможность подъема по австрийскому маршруту через Лхоцзе Шар, но все же хотелось проложить новый путь, и было решено подниматься значительно левее и выйти на западный гребень Лхоцзе. Это подразумевало длинный траверс к вершине, но даже сам подъем на гребень являлся амбициозной целью. Японцы получили разрешение на этот маршрут от своего офицера связи – представителя непальского правительства, который назначается в каждую экспедицию и следит, чтобы альпинисты соблюдали правила, не выходили за рамки своего разрешения, а также чтобы не возникало проблем при взаимодействии с местными жителями.
Предстояло установить цепочку лагерей. Чтобы добраться до площадки лагеря I, пришлось преодолеть крутой участок заснеженного склона, а затем ледовый откос, прежде чем удалось достичь относительно ровного места на высоте 5800 метров. Место действительно было хорошее – ровное, площадью около десяти квадратных метров, можно сказать, роскошь на Южной стене. Следующие два дня несколько альпинистов потратили на подъем грузов, а одна связка отправилась обрабатывать маршрут выше. Вскоре выяснилось, что на Южной стене свой микроклимат: обычно во второй половине дня начиналась снежная буря той или иной степени интенсивности, ночью небо очищалось и светили звезды.
Маршрут пролегал через три скальных участка с сильно разрушенной породой, так что поднимающиеся ниже альпинисты могли легко получить камнем, вырвавшимся из-под ноги того, кто шел первым. Чтобы облегчить здесь подъем с грузами, японцы провесили десятиметровую веревочную лестницу.
Выше скального участка заснеженное ребро вело к лагерю II, а затем следовал сравнительно легкий участок до лагеря III, установленного 2 мая на высоте 6850 метров. Отсюда гребень Лхоцзе казался совсем близким. В хорошую погоду даже на такой высоте альпинисты чувствовали себя весьма комфортно – стена обращена к югу, и под палящим солнцем было даже жарко, но когда во второй половине дня небо затягивало, температура падала иногда до минус десяти градусов, вдобавок поднимался сильный ветер.
Из лагеря III японцы пытались проложить маршрут к главному гребню Лхоцзе-Нупцзе. С этой высоты уже хорошо просматривался восьмитысячник Макалу, но сложность восхождения на одну из самых высоких стен в мире начала сказываться на небольшой команде. Люди вымотались, гипоксия не давала нормально отдыхать и восстанавливаться, и продвижение наверх сильно замедлилось. 8 мая была предпринята последняя попытка пройти участок до гребня, но подъем оказался очень труден – по нестабильному глубокому снегу, скрывавшему многочисленные трещины. Оценив ситуацию, Утида решил прекратить экспедицию. Команда достигла отметки 7300 метров, нашла перспективный маршрут, но, даже если бы альпинисты вышли на гребень, предстояло преодолеть огромное расстояние до вершины, и вряд ли бы на это хватило ресурсов. Утида понял ограниченность своего подхода и стал строить планы на следующий год – с более многочисленной командой, бо́льшим количеством шерпов и с хорошим запасом кислорода. Он полагал, что так появится возможность подняться на Лхоцзе с юга, хотя понимал, что и в этом случае простым восхождение не будет.
Проблема XXI века
Повторить попытку японцы не успели, следующими на горе оказались итальянцы. Итальянский альпинистский клуб спланировал национальную экспедицию на Южную стену. Руководителем команды стал Риккардо Кассин, легендарный представитель итальянского альпинизма[15]. Кассин родился в 1909 году на северо-востоке Италии. Отец его, как и многие соотечественники, уехал за границу в поисках работы, но погиб в Канаде в результате несчастного случая на шахте. Риккардо пришлось устроиться на работу в возрасте двенадцати лет – сначала в литейном цехе в адской жаре и грохоте и с двенадцатичасовым рабочим днем. Когда ему стукнуло семнадцать, пришло письмо от друга с советом переехать в Лекко в поисках работы, так как там имелась возможность устроиться в инженерной сфере. Лекко – небольшой город на озере Комо с давними альпинистскими традициями, здесь жило много восходителей. Возвышающиеся над городом горы представляют прекрасный полигон для альпинистов, а местный клуб скалолазов «Пауки» был широко известен в Альпах.
В юности Кассин неплохо проявил себя в боксе, в его любительской карьере насчитывалось сорок две победы, три ничьи и одно поражение, но после того как начальник предложил подняться на Резегоне – скальный массив с зубцами в виде пилы, расположенный над Лекко, горы заняли особое место в жизни Кассина, и времени на бокс не осталось. Эти первые восхождения можно скорее назвать лишь прогулками, но они познакомили Кассина с видом деятельности, которая требовала и самоотдачи, и сил, и давала возможность пережить приключение, что помогало забывать о серых буднях и тяжелой работе.
В 1930-х Кассин совершил ряд сложнейших первовосхождений в окрестностях Лекко, а затем и в других альпийских районах, включая Северо-восточную стену Пиццо Бадиле в 1937 году. К этому времени он считался одним из лучших альпинистов Европы. Следующую зиму Кассин с друзьями провели в подготовке к первовосхождению на Северную стену Эйгера, одну из немногих девственных стен, манивших к себе многих восходителей. Но прибыв к подножию Эйгера, итальянцы узнали, что немецко-австрийская группа совершила первое прохождение маршрута. Не желая уходить с пустыми руками, они переключились на еще одну великую проблему Альп – ребро Валькера на Гранд-Жорас – и успешно решили ее[16]. До войны Кассин состоял членом фашистской партии, однако он не интересовался политикой, в партию ему предложили вступить с учетом альпинистских достижений. Считая это приглашение почетным, Кассин согласился, но как только Италия вступила в войну как союзница Германии, он порвал партийный билет. Через два года Кассин присоединился к партизанам, которые создали скалолазную группу. Знание местности позволило организовать сопротивление, в том числе партизаны помогали евреям бежать через границу в соседнюю Швейцарию.
В 1953 году Кассин участвовал в разведывательной экспедиции на К2, планировалось, что полноценная экспедиция отправится на гору в следующем году, но в 1954 его исключили из состава команды. Кассин якобы не прошел медкомиссию, что, безусловно, абсурдно, ведь на тот момент он являлся одним из сильнейших итальянских альпинистов. Есть мнение, что руководитель экспедиции Ардито Дезио, который сам альпинистом не был, боялся, что в случае успеха вся слава достанется Кассину, а не ему. Четыре года спустя Кассин доказал, что его исключение из команды было ошибкой: он возглавил экспедицию в Каракорум, которая успешно поднялась на Гашербрум IV, красивую и сложную гору высотой чуть менее восьми километров. В 1975 году Кассину исполнилось шестьдесят шесть, но он оставался более чем активен. В возрасте семидесяти восьми он повторил свое первовосхождение по Северо-восточной стене Пиц Бадиле в честь пятидесятилетия открытия маршрута.
В 1997 году я присутствовал в Лекко на рассказе об успешной экспедиции на К2. В кинотеатре не осталось свободных мест, люди стояли в проходах. Кульминацией вечера стало приглашение Кассина под восторженные аплодисменты. На сцену вышел человек невысокого роста, но даже в свои восемьдесят с лишним лет Кассин сохранял свежесть и бодрость духа. Аплодисменты стали еще громче, когда к нему присоединилась супруга Ирма. Было очевидно, что жители города любят своих героев и не в последнюю очередь за ту роль, которую они сыграли во Второй мировой войне. Так что выбор Кассина в качестве лидера команды на Лхоцзе был очевиден, его уважали все участники, а это лучшие альпинисты Италии.
Весной 1974 года Кассин отправился с несколькими восходителями в Непал, чтобы провести разведку Южной стены Лхоцзе, понять, как выстраивать логистику экспедиции, запланированной на следующий год, и избежать возможных проблем. Вместе с Роберто Соргато Кассин поднялся на высоту 5300 метров на противоположной от Лхоцзе стороне долины и сделал множество фотографий. Альпинисты также исследовали подходы к стене, но плохая погода помешала рассмотреть ее с близкого расстояния, удалось только определить подходящее место для базового лагеря.
Экспедицию запланировали большую, и Кассин пригласил самых сильных и опытных восходителей со всей страны. В команду вошли такие люди, как Алессандро Гонья из Генуи, совершивший несколько серьезных первовосхождений в Альпах, включая первое зимнее восхождение по маршруту Кассина 1937 года на Пиц Бадиле, Джиджи Алиппи, который в составе другой команды под руководством Кассина совершил первопрохождение на Денали на Аляске, и Райнхольд Месснер. Последний успел поучаствовать в гималайских экспедициях, организованных итальянцами, немцами и австрийцами. После восхождения на Нанга-Парбат Месснер в составе австрийской экспедиции прошел новый маршрут по Южной стене восьмитысячника Манаслу. Он принимал участие в гималайских восхождениях в 1973 и 1974 годах, и его высотный опыт стал большим подспорьем для экспедиции.
Основная часть команды вылетела из аэропорта Милана 10 марта 1975 года на транспортном самолете Вооруженных сил Италии, что свидетельствует об уровне поддержки экспедиции. Гонья отбыл двумя месяцами ранее и отправился в Непал по суше. Через десять дней после отъезда вся команда воссоединилась в деревне Кхумджунг, откуда участники впервые увидели Южную стену Лхоцзе. Кассин последующие дни внимательно изучал ее в бинокль, чтобы определить оптимальную линию восхождения.
Через семь дней альпинисты добрались до Чукхунга – последней деревни на подступах к горе. С близкого расстояния Лхоцзе показалась Кассину ужасающей. Стена была совершенно черной, казалось, зимние ветры сдули с нее весь снег. Склон выглядел совсем не таким, каким был во время разведки в октябре прошлого года. Тогда снег шел почти ежедневно, и Кассин считал, что восхождение возможно, хотя, конечно, придется нелегко. Но теперь он не был так уверен. Впоследствии многие, кто побывал на Южной стене более одного раза, отмечали, что ее внешний вид и «характер» кардинально меняются от сезона к сезону: то она представляет собой в основном скальный рельеф, то это покрытые снегом склоны. Столь разные условия существенно влияют на сложность и опасность различных маршрутов.
По прибытии команды в базовый лагерь экспедиционный врач Франко Кьерего начал испытывать симптомы горной болезни. Его состояние не улучшилось даже при использовании кислорода, и ничего не оставалось, кроме как эвакуировать заболевшего в Катманду, откуда он отбыл в Италию. Потеря врача стала психологическим ударом для команды.
Наблюдая за горой, Кассин буквально чувствовал ее коварность. Сходившие лавины несли не только снег, но и лед, и камни. В одной из самых больших лавин камней было столько, что гора выглядела почти черной. Кассин заметил, что значительная часть лавин исчезала в бергшрунде[17]. Это означало, что отсутствие обломков льда и лавинных выносов у подножия стены нельзя считать свидетельством отсутствия лавин. Стало ясно, что стена очень опасна, и Кассин считал, что любой путь по центру ее равносилен самоубийству. По его мнению, единственным возможным вариантом являлся маршрут слева, который пытались пройти японцы.
1 апреля альпинисты начали восхождение по японскому маршруту. Кассин разделил задачи по обработке склона. Благодаря уважению, которое испытывали к руководителю все участники, каждый альпинист делал то, о чем его просили, не предъявляя претензий и не выказывая недовольства. Кассину беспрекословно подчинились даже такие сильные личности, как Месснер. Тактика восхождения была типично осадной: постепенное продвижение вверх с провешиванием веревочных перил и установкой лагерей. Команды чередовались, чтобы впереди всегда шли отдохнувшие альпинисты.
Погода держалась хорошая, моральный дух команды оставался на должном уровне, и Кассин был доволен уровнем сотрудничества и самоотдачи. Единственным исключением стал Альдо Ангьилери. Он говорил Месснеру, что разочаровался в экспедиции. Когда альпинисты отдыхали в базовом лагере, заняться особо было нечем – все работы по готовке и уборке выполняли шерпы. А на горе значительную часть времени занимал подъем грузов или провешивание веревок. «Это не восхождение, а просто тяжелая работа», – жаловался Ангьилери. Разумеется, не его одного удручала медлительность осадного подхода, но Ангьилери еще скучал по жене и детям, ведь они расстались на несколько месяцев. Он беспокоился, как отреагируют на родине, если он решит уйти, ведь многие завидовали его участию в экспедиции. Но в конце концов Ангьилери понял, что большие гималайские экспедиции не в его духе, и сообщил Кассину, что возвращается в Италию. Кассин не скрывал разочарования и пытался убедить его остаться, предлагая работать меньше, но Ангьилери настоял на своем. Не все были довольны тем, как Кассин справился с ситуацией, кое-кто увидел в этом признак слабости руководителя и отсутствие сплоченности команды.
11 апреля Месснер и Альдо Левити поднялись в лагерь II и установили там так называемую палатку Уилланса. Лагерь располагался в хорошем месте – две большие трещины выше должны были защитить его от небольших лавин. Палатка Уилланса – прямоугольная конструкция, изобретенная англичанином Доном Уиллансом, совершившим первое прохождение Южной стены Аннапурны, первоначально для использования в Патагонии, где обычные палатки не выдерживали сильнейших ветров. Первый вариант такой палатки имел деревянный каркас, что сильно утяжеляло конструкцию, позднее Уилланс усовершенствовал модель для гималайских экспедиций – к середине 1970-х палатка представляла собой алюминиевый каркас длиной два метра, шириной и высотой метр с четвертью. Она была тяжелее обычной высотной палатки, но нравилась альпинистам, поскольку конструкция гарантировала, что убежище не снесет ветром и не раздавит снегом. Прямоугольная форма давала больше пространства для головы, чем традиционная палатка треугольной формы, что немаловажно для людей, вынужденных проводить на горе много недель. На сложных маршрутах, таких как на Южной стене Лхоцзе, из-за крутизны склона в лагерях часто нет места, чтобы подвигаться, и альпинисты неизбежно проводят в палатках много времени. Под палатку Уилланса делалось пространство в крутом снежном склоне, дополнительным преимуществом было то, что снег, который скапливался на плоской крыше, таял под солнцем и служил источником воды, так альпинисты экономили время и топливо на растапливание снега. Сегодня на смену таким боксам пришли легкие купольные палатки, обладающие теми же преимуществами, но более простые в установке и гораздо более легкие. Однако в 1970-х годах палатки Уилланса стали большим шагом вперед.
Два установленных лагеря и стабильное продвижение вверх выглядели многообещающе, но затем погода ухудшилась: поднялся ветер, причем настолько сильный, что Месснер стал опасаться, что палатки унесет. Альпинисты попытались идти дальше, но в итоге были вынуждены отсиживаться в лагере. Даже имея регулярную радиосвязь с базовым лагерем, восходители на стене все равно чувствовали себя изолированными от внешнего мира из-за шторма. Левити писал дневник, Месснер пытался читать книгу, но нервное напряжение вследствие непогоды и лавинная опасность не давали сконцентрироваться, и он забросил чтение. Они предприняли еще одну попытку продвинуться вверх, но из-за бури и снега глубиной по пояс стало ясно, что придется спускаться в базовый лагерь. Месснер проклинал погоду, из-за которой пришлось просидеть на месте трое суток, а спуск оказался очень непростым, потому что веревки либо засыпало снегом, либо они обледенели, и невозможно было понять, целы они, повреждены или вообще порваны.
В базовом лагере во время шторма альпинисты писали письма домой и вели дневники. Вдали от дома прибытие посыльного с почтой из Италии было долгожданным событием. Кассин, которого все в экспедиции называли «Старик», веселился, наблюдая, как те, кто получил письма, подшучивали над теми, кому их не прислали.
Учитывая сложность и опасность работы для шерпов по переноске грузов, Игнацио Пьюсси предложил сконструировать канатную дорогу на крутом участке ниже второго лагеря. Месснер характеризовал Пьюсси скорее как браконьера, нежели альпиниста, – однажды тот затащил двух убитых серн на четырехсотметровый скальный склон, чтобы избежать поимки егерем. Канатная дорога включала две большие деревянные опоры, подвесной и тяговый канаты и лебедку в верхней части. Лебедку итальянцы устанавливали с шерпами сообща, а Кассин поднялся, чтобы снять эти работы на видео. Процесс был сложным, но лебедка позволяла сэкономить силы на переноске грузов.
Однако ночью Южная стена показала свое истинное лицо. Около полуночи 19 апреля спящие в базовом лагере услышали грохот, за которым последовал сильнейший порыв ветра. Кассин включил налобный фонарик и увидел, что палатка потеряла форму – сверху на нее насыпало много снега. Месснер проснулся оттого, что задыхается, он буквально находился в снежном вихре. Инстинктивно он стал делать движения руками как во время плавания в надежде, что лавина не снесет его и не похоронит под толщей снега. В этот момент мимо пролетело что-то темное – то ли глыба льда, то ли сложенные выше кислородные баллоны. Когда Месснер пришел в себя, то понял, что его палатка исчезла, при этом сам он каким-то образом по-прежнему находился в спальнике. Кассин отправил Месснера в палатку Марио Конти, а затем сумел забраться в свою, у которой сломалась стойка. Однако починку стоило отложить до утра и попытаться немного поспать.
В шесть утра, когда большинство альпинистов еще крепко спали после ночного происшествия, Кассин решил оценить ущерб. Он выбрался наружу, осмотрел все, но едва вернулся в палатку, как послышался новый, еще более ужасающий грохот и рев, и через несколько мгновений подошла ударная волна лавины, сносившая все на своем пути. Инстинктивно Кассин приподнялся, но его тут же вдавило в пол. Трудно сказать, как долго это продолжалось, но когда все стихло, он сумел вылезти. По лагерю словно ураган прошелся: все палатки оказались сорваны, склад продуктов и снаряжения исчез, а кухня, стены которой сложили из камней и накрыли брезентом, превратилась в груду обломков. Месснер и Конти были в снегу с головы до ног, и Кассин помог им добраться до палатки шерпов, где они могли согреться. Затем альпинисты стали помогать друг другу освободиться из снежного плена, некоторых пришлось буквально выкапывать из-под обрушившихся палаток с помощью ледорубов. Чудом никто серьезно не пострадал, но продукты и снаряжение разбросало на расстоянии более чем километра от лагеря, и стало понятно, что на поиски уйдет много времени. Кассин по радиосвязи попросил альпинистов на стене спуститься на помощь. Восходители в верхних лагерях были удивлены, узнав о случившемся, поскольку сверху видели лишь снегопад. Когда Алиппи в лагере I не получил утром ответа из базового лагеря, он предположил, что все спят.
На поиски унесенного снаряжения ушло трое суток, после чего Кассин собрал команду, чтобы обсудить, стоит ли продолжать восхождение. Он переживал, что шерпы не захотят работать, но в конце концов они согласились. Оценив ущерб, итальянцы решили не сворачивать экспедицию, но перенести базовый лагерь в более безопасное место – вниз по морене. Однако плохая погода продолжала вносить коррективы в график: в основном уже к середине утра появлялись облака и начинался снегопад. Когда снег шел особенно сильно, Кассин просил соблюдать максимальную осторожность. Пьюсси наладил работу лебедки, что ускорило подъем грузов, но снег стабильно выпадал каждый день после обеда, а в конце апреля начались сильные ветра, и лавины стали сходить чаще. Плохая погода сильно ограничивала возможность работать на горе, а времени до прихода муссона оставалось все меньше.
Наконец 3 мая погода наладилась, и альпинисты приступили к пополнению запасов в лагерях и продвижению по маршруту. Существовало несколько возможных путей выхода на гребень Лхоцзе-Нупцзе, и Марио Курнис с Месснером отправились исследовать один из вариантов пути по скальному склону над лагерем III. В первый день они закрепили всю имевшуюся веревку – сто метров. Благодаря продуманной логистике, двое шерпов под вечер принесли новую веревку, чтобы итальянцы могли продолжить обработку склона на следующий день.
По мере подъема порода становилась все более разрушенной, и Месснеру приходилось постоянно предупреждать Курниса о падающих камнях. В какой-то момент впереди показалась трещина, которая проходила через склон наискось слева направо. Месснер полез к ней первым, сняв перчатки, ледоруб болтался на темляке на запястье. Это было чистое скалолазание. Месснер преодолел несколько гладких участков, царапая зубьями кошек по скале, а затем добрался до места, где смог вбить крюк. Преодолеть трещину требовалось быстро и за раз – на иную тактику вряд ли бы хватило сил. Месснер знал, что крюк выдержит в случае срыва, но лететь придется долго, прежде чем веревка натянется. Глубоко вздохнув, он собрался с духом и пошел наверх. Добравшись до середины трещины, он встал на две последние надежные точки опоры. Выше не просматривалось никаких зацепов в отвесной скале – она была полностью гладкой. Месснер взглянул вниз, на Курниса, крикнул, чтобы тот не зевал – срыв был очень вероятен, – и продолжил восхождение. Когда Месснер начал думать, что падение неизбежно, чуть выше он разглядел скальный выступ, за который удалось зацепиться, что дало новую точку опоры, возможность сместиться в сторону и оказаться в относительной безопасности. Здесь Месснер сделал новую точку страховки и дал знак Курнису подниматься. Но тот и шевельнутся не успел, как начался камнепад. Прижавшись к стене, оба альпиниста подняли над головой рюкзаки для защиты и ждали, пока град камней не утихнет, – больше они ничего не могли сделать. Когда камнепад прекратился, в воздухе запахло серой. Полученных намеков оказалось более чем достаточно, и двойка спустилась в базовый лагерь.
Стало очевидно, что подъем тут слишком опасен. Кассин решил, что стоит сосредоточиться на маршруте левее, который вел к плечу, соединяющемуся с гребнем Лхоцзе-Нупцзе. Верхний участок склона не просматривался из базового лагеря, но альпинисты изучили его в бинокль из Чукхунга и посчитали, что можно обойти верхнюю часть ледового поля и по узкой расщелине выйти к вершинному гребню. Планировалось установить четвертый лагерь на гребне, но оттуда предстояло преодолеть очень большое расстояние до вершины. Идти по самому гребню чересчур сложно, поэтому альпинисты решили сделать траверс, выйти на Западную стену и попасть в ведущий к вершине кулуар, по которому было совершено первое восхождение.
В начале мая Серено Барбачетто и Алессандро Гонья отправились наверх и обработали маршрут на плече, подъем проходил по твердому снегу на склоне крутизной 55 градусов. На следующий день они планировали продвигаться дальше по расщелине, которую заметили снизу. Через два часа после выхода они достигли плеча, где заканчивались провешенные перила. Обработанный маршрут остался позади, рации не имелось, под ногами – два километра пустоты, они были с горой один на один. Гонья понимал, что впереди много работы, и лез вверх, скрежеща кошками по скале, а замерзшая борода не давала как следует дышать. Но Гонья видел поэзию в этой борьбе. Они пролезли четыре веревки, прежде чем подошел туман и начался снег. Вскоре взятая с собой веревка закончилась – крепить более было нечего, и альпинисты повернули назад. Оставшийся участок до конца расщелины не обещал быть сложным, и они считали, что пройдут его и выберутся на гребень, затратив на это день или чуть больше. Барбачетто оставил на высшей точке, до которой добрался, ледоруб и скальный молоток, прикрепив их к крюку в небольшом углублении в скале на высоте более 7500 метров, и затем альпинистам довольно быстро удалось вернуться по закрепленным веревкам в лагерь. Вечером по радио передали указание Кассина, что один из восходителей должен спуститься во второй лагерь на отдых, на смену уходящему поднимался Альдо Левити. И Барбачетто, и Гонья очень хотели продолжать подъем, зная, что после выхода на гребень откроется великолепный вид на Эверест. Бросили жребий, и Гонья проиграл. Он отправился вниз расстроенный, однако в полной уверенности, что через несколько дней поднимется снова. Годы спустя Гонья вспоминал, что даже не удосужился сделать фотографии в расщелине – ему и в голову не приходило, что он уже не вернется. Найдя приемлемый путь на гребень, который, предположительно, являлся ключом к вершине, все участники с энтузиазмом стали готовиться к подъему в верхние лагеря.
Лагерь III состоял из двух палаток Уилланса, установленных на ледяной полке длиной около пятидесяти метров и шириной четыре метра. Палатка, в которой спали альпинисты, стояла у стены и была частично защищена нависающей глыбой льда. Другая палатка со снаряжением и провизией находилась в более уязвимом месте на внешней части полки. Альпинисты связались по радио с Кассином и сказали, что хотят перенести свою палатку подальше от нависающей льдины, так как опасаются, что она оторвется и обрушится на них. В момент сеанса связи Месснер оказался рядом с Кассином в базовом лагере. Услышав разговор, он сразу же возразил, сказав, что, если палатку передвинут, ее может снести лавина. Месснер сделал быстрый набросок, показывающий положение палатки относительно склона и серака сверху, показал рисунок Кассину и предложил руководителю экспедиции дать указание вкопать палатку вглубь склона, но ни в коем случае не выносить ее к краю полки. Кассин последовал совету Месснера, и это предотвратило катастрофу.
Проводив Гонью, Барбачетто принялся готовить горячее питье для поднимавшегося Левити, который прибыл к пяти пополудни, уставший после трудного подъема в стандартную для Лхоцзе послеполуденную бурю. Оба восходителя нервничали из-за большого количества снега на склоне. Чутье их не подвело: вскоре на палатку обрушился снежный поток. Он оказался небольшим, Левити сумел выбраться наружу и очистить тент от снега.
Альпинисты готовились ко сну, как вдруг раздался грохот, и что-то тяжелое прилетело сверху, сломав стойки палатки и прижав людей к снежно-ледовой стене. Оба итальянца уперлись руками в стену, пытаясь спинами противостоять растущему давлению снежной массы, но в тесном пространстве из-за недостатка кислорода быстро стало нечем дышать. Кроме того, обвал погасил огонь горелки, работающей на пропане, и теперь чистый газ с шипением выходил из баллона. В отчаянии Левити разбил солнцезащитные очки и осколком разрезал ткань палатки. Они сразу почувствовали приток свежего воздуха, который поступал из небольшого свободного пространства, пока не засыпанного снегом. Эта пустота образовалась вследствие того, что нависающий серак сработал как козырек, отбросив стекавшие потоки снега, они не успели целиком заполнить все вокруг. Альпинисты тут же бросились вперед, борясь с прибывающей снежной массой, и сумели через несколько метров пробиться к поверхности. Наконец лавина остановилась. Было около восьми вечера, и облегчение от того, что удалось выбраться из снежного плена, сменилось страхом от предстоящей холодной ночевки на высоте 7200 метров. Выбираясь из-под лавины, итальянцы вспотели и теперь остались без надлежащей защиты от холода и ветра.