Элисон Уэйр
Королевы завоеваний

Полная версия

Смерть Бодуэна V имела для Вильгельма серьезные последствия. С 1060 года граф находился во Франции, выступая в роли регента при молодом короле Филиппе I и защищая интересы Вильгельма. Теперь, когда графа не стало, давняя враждебность Франции вновь дала о себе знать.

6 декабря Вильгельм отплыл из Дьеппа обратно в Англию. На этот раз он назначил регентом Роберта Куртгеза, который получил полную власть над герцогством³². Роберту было около шестнадцати лет, то есть по общепринятым меркам он достиг совершеннолетия. Вильгельм выделил в помощь сыну тех же советников, которые прежде поддерживали его мать. Матильда и ее советы теперь были необходимы самому Вильгельму, поскольку он намеревался короновать жену королевой Англии как можно скорее. Вероятно, по этой причине она не стала регентом.

Тем временем в Англии злые языки утверждали, что Вильгельм изменяет Матильде. Аделиза, супруга Гуго де Гранмениля, одного из баронов Вильгельма, затаила на короля злобу и распалила ревность в сердцах оставшихся в Нормандии знатных жен сплетнями о том, что в Англии их мужья изменяют своим благоверным. Аделиза даже обвинила Вильгельма в попытке ее соблазнить³³. Когда история обросла деталями и обрела популярность, Гита, мать короля Гарольда, охотно пересказала ее Свену II, королю Дании, добавив, что король также посягнул на добродетель дочери каноника Кентерберийского собора, что привело Мерлсвена, отца девушки, в ярость и заставило присоединиться к злополучному восстанию в Кенте³⁴. Разумеется, у саксов было достаточно причин для бунта и без скандальных историй о супружеской неверности короля. Среди них зрело недовольство, и сплетня, очевидно, сыграла роль благовидного предлога.

Вильгельм Мальмсберийский считал «безумием верить» тем, «кто болтает, что король отринул былую скромность и добродетель». Таким был ответ летописца на историю, которая обрела широкую известность после 1066 года. В ней утверждалось, что Вильгельм «нежился в объятиях дочери священника», а Матильда, узнав об этом, обезумела от ревности и жестоко отомстила сопернице, приказав слуге перерезать девушке подколенные сухожилия. «Завоеватель был взбешен варварской местью супруги и, возвратившись в Нормандию, жестоко отхлестал жену уздечкой, отчего та вскоре скончалась». Это была вопиющая ложь. В более поздних версиях вымышленной истории Матильда велела сломать девушке челюсть или тайно ее убить³⁵. Эта легенда, которая наравне с другими сообщает о жестоком обращении Вильгельма с Матильдой, возможно, отражает восприятие королевы как прирожденной подстрекательницы³⁶, а также убеждение в том, что супружеская жизнь монархов была полна потрясений.

Согласно Вильгельму Дагдейлу, жившему в XVII веке, Вильгельм взял в любовницы Мод, которая якобы была «саксонской принцессой», хотя на самом деле ее отцом был некий, вероятно иноземный, священник Ингельрик, основатель или благотворитель коллегиальной церкви Святого Мартина-ле-Гранда в Лондоне. По этой легенде, Мод родила королю сына, Вильгельма Певерелла, лорда Ноттингема и Дерби. Однако, несмотря на все эти дикие заявления, сделанные спустя шестьсот или даже семьсот лет после смерти Вильгельма, веских доказательств наличия у Завоевателя внебрачных детей нет. Надежные источники свидетельствуют о том, что Вильгельм был верным мужем, который принял новое учение церкви об исключительном таинстве брака³⁷. Король соблюдал свои клятвы и чтил Матильду.

11
Власть и добродетель

В 1068 году Пасха пришлась на 23 марта, и Вильгельм отпраздновал ее в столичном Винчестере. Раскинувшийся на берегах Темзы Лондон, несмотря на выгодное с коммерческой точки зрения положение, обрел столичный статус только во второй половине XII века. Утвердив с помощью суровых и порой жестоких мер свою власть, по крайней мере на юге страны, король счел, что угроза бунта миновала и пришла пора короновать Матильду, которая, предположительно, была на пятом месяце беременности.

В древней Британии были свои королевы, но в Англии женская королевская власть зародилась при англосаксах. В эпоху так называемых Темных веков, последовавших за падением Римской империи в V веке, Европа представляла собой плавильный котел, в котором возникали новые королевства и феодальные княжества, часто – насильственным способом. Как бы то ни было, королей возводили в сан в ходе коронационного священнодействия, которое брало начало в глубине библейских времен и, по сути, наделяло монархов ореолом святости и функциями священнослужителей. Миропомазание отделяло королей от остального человечества и вселяло в них мудрость, которая, по всеобщему убеждению, отсутствовала у простых смертных.

Часто утверждается, что до 1066 года у англосаксонских королей Англии не было королев. Матильде Фландрской, жене Вильгельма Завоевателя, обычно приписывают звание первой королевы Англии. Но это всего лишь миф.

В эпоху англосаксов Англия состояла из разных королевств, среди которых ведущую роль последовательно играли Нортумбрия, Мерсия и Уэссекс. Объединение страны под властью одного монарха, короля Этельстана из Уэссекской династии, произошло только в X веке.

До середины VIII века при коронации королей их жены получали благословение. Спустя столетие в обязанности супруги короля входило ведение хозяйства, поддержание «порядка, чтобы король мог предстать в достойном великолепии» и раздача «ежегодных подарков придворным»¹. Королева считалась воплощением добродетели. Ожидалось, что она будет давать мужу благоразумные советы и осуществлять собственные полномочия². Облачаясь в великолепные одежды, сверкая золотыми украшениями и драгоценностями, королева подчеркивала высокий статус и богатство своего супруга³.

В VIII веке могущественный король Мерсии по имени Оффа женился на Кинетрите и сделал ее своей королевой. Он позволил жене заверять хартии и приказал отчеканить монеты с ее именем. Ее называли госпожой королевского двора. Другие жены мерсийских королей носили титул regina.

В королевстве Уэссекс дела обстояли иначе. Биограф короля Альфреда, Джон Ассер, епископ Шерборнский, в конце IX века утверждал: «Западные саксы^[4] не позволяли королеве ни сидеть рядом с королем, ни называться королевой, именуя ее „женой короля“. Старейшины придерживались мнения, что этот спорный и бесславный обычай возник из-за одной алчной и порочной королевы, которая причинила много зла своему господину и всему народу».

Этой королевой была Эдбурга, дочь Кинетриты, хотя с годами ее историю, вероятно, сильно приукрасили. Эдбурга пыталась командовать мужем, королем Уэссекса Беортриком. Кто-то обвинял ее в тирании. Принято считать, что она прибегала к яду для устранения людей, которые пользовались доверием и любовью Беортрика. Но однажды Беортрик случайно принял яд, предназначенный для другого, и умер. Эдбурга со множеством сокровищ перебралась во Францию, где император Карл Великий сделал ее настоятельницей монастыря. Вскоре Эдбургу уличили в прелюбодеянии и изгнали из обители. Она провела остаток своих дней в Италии на грани нищеты. Эта история наглядно показывает, как не подобает вести себя королеве. «Она не только заслужила всеобщую ненависть, из-за чего лишилась трона, но также бросила тень позора на всех последующих королев»⁴. После Эдбурги супруги королей Уэссекса более не назывались королевами.

Все изменилось в 856 году, когда Этельвульф, король Уэссекса, женился во французском городе Вербери на Юдифи, дочери Карла Лысого, короля франков. По французским обычаям Гинкмар, архиепископ Реймсский, короновал супругу короля, возложив на ее голову венец, а Этельвульф официально присвоил ей титул королевы. Подобная церемония была необычной для короля Уэссекса, его народа⁵ и вплоть до IX века для всей Европы в целом. Жена сына Этельвульфа, Этельреда I, упоминалась в хартии как Вульфрида Регина. К тому времени саксонское слово «cwen» означало не только жену короля, но и женщину-правительницу или королеву, хотя титул регины использовался вплоть до конца X века. О призрачных фигурах Вульфриды и ее преемниц известно мало, – возможно, они не были коронованы. Очередные перемены произошли в 973 году, когда Эльфрида, жена короля Эдгара, стала первой женщиной, которую провозгласили королевой Англии. С тех пор, за редким исключением, супруга английского короля безоговорочно признавалась королевой.

Яркий взлет Эммы Нормандской показывает, что английские королевы первой половины XI века могли добиться и действительно добивались политического могущества, создавая тем самым прецедент на будущее. Между королевами англосаксонского и нормандского периодов есть определенное сходство, которое доказывает, что пример Эммы, а также благочестие и ученость Эдиты Уэссекской остались в памяти потомков, обеспечив преемственность и связь между периодами до и после 1066 года⁶.

Вильгельм поручил высокопоставленным лордам сопроводить Матильду в Англию. Она «быстро и с готовностью выполнила повеление мужа»⁷. Оставив Роберта Куртгеза в роли регента, Матильда пересекла Ла-Манш⁸ в обществе Ричарда, своего сына; Ги, личного капеллана и епископа Амьенского, самого выдающегося придворного священнослужителя, который, возможно по просьбе самой Матильды⁹, сочинил хвалебную «Песнь о битве при Гастингсе» («Carmen de Hastingae Proelio»), сравнив Вильгельма с Юлием Цезарем¹⁰; предположительно, Гуго, епископа Лизье; а также сонма ученых секретарей, рыцарей и благородных дам¹¹. Вскоре после Пасхи¹² Матильда высадилась в Дувре, где ее встретил Вильгельм в окружении знати. Вместе супруги отправились в Лондон.

Когда королевская процессия проезжала мимо, саксы сбегались посмотреть на «странную [то есть иноземную] женщину», которой предстояло стать их королевой. Разумеется, в их глазах Матильда выглядела необычно. Местные короли чаще всего брали в жены англичанок из влиятельных семей. Отныне саксам придется привыкать к тому, что нормандские завоеватели будут привозить в Англию невест из европейских королевств и феодальных государств. Вероятно, лишь немногие саксы догадывались, что Матильда ведет свой род от их соотечественника Альфреда Великого и что в ее жилах течет кровь саксонских королей.

Возможно, Матильда тоже посчитала саксов необычными. «Они коротко стригли волосы, сбривали бороды, носили на руках золотые браслеты и украшали кожу узорчатыми татуировками. Они имели обыкновение наедаться до отвала и напиваться до тошноты». Они отращивали усы – «устрашающе длинные и загнутые на концах кверху». Тому, кто привык жить среди нормандцев, которые, «будучи расой, приученной к войне, горделиво носили прекрасные одежды, отличались разборчивостью в еде, но никак не обжорством», «предпочитали селиться в огромных зданиях, но при этом ценили бережливость»¹³, саксы казались чуждым народом.

Вильгельм привез Матильду в Вестминстерский дворец. Дворец, стоявший на берегу Темзы напротив крупного бенедиктинского аббатства Святого Петра, возвел Эдуард Исповедник. Он же перестроил одноименное аббатство, освященное в 1065 году. Здесь должна была состояться коронация Матильды¹⁴. В те времена утверждалось, что именно на берегу Темзы рядом с Вестминстером король Кнуд наглядно показал придворным, что не властен над приливом. Поэтому некоторые историки предполагали, что на месте Вестминстера и раньше находилась королевская резиденция, хотя доказательств этому нет.

Дворец и аббатство стояли на болотистой земле острова Торни. «Это было восхитительное место в окружении плодородных земель и зеленых полей, [расположенное] недалеко от главного русла реки, по которой в город, [раскинувшийся] на ее берегах, в изобилии стекались товары со всего мира»¹⁵. Если изображение дворца на гобелене из Байе является точным, что нельзя утверждать наверняка, то резиденция короля представляла собой большое здание с королевскими покоями, размещенными над главным залом. Дворец имел укрепления и ров. Вскоре Вестминстер станет главной королевской резиденцией, и Вильгельм его расширит.

В День Святой Троицы Вильгельм и Матильда устроили в Вестминстере грандиозный прием, на котором присутствовали их сын Ричард, а также выдающиеся нормандские и английские лорды, духовные и светские, среди которых были сводные братья короля, сыновья его матери от второго мужа, граф Роберт де Мортен и Одо, епископ Байе; Роджер Монтгомери; граф Роберт д’Э; Жоффруа, епископ Кутанса; и величайшие английские эрлы Эдвин Мерсийский и Моркар из Нортумбрии¹⁶. Именно Вильгельм установил в Англии обычай возлагать на голову корону на святые праздники Рождества, Пасхи и Троицы, по случаю которых он устраивал соответственно в Глостере, Винчестере и Вестминстере большие собрания магнатов, если не был в тот момент за морем. «Вокруг него собирались великие люди Англии: архиепископы, епископы, аббаты, эрлы, тэны и рыцари»¹⁷. На одной из таких церемоний «глупый клирик», увидев величественного монарха в короне и королевских одеждах, воскликнул: «Смотрите, я вижу Бога!» – и заработал отповедь архиепископа Ланфранка вместе с бичеванием¹⁸.

Как и в случае с королем, елеопомазание королевы-супруги наделяло ее святостью, дарованной чуть ли не самим Господом. С 973 года существовало предписание короновать королеву-супругу одновременно с мужем. Матильда была первой, для кого провели отдельную коронацию. Возможно, Вильгельм задумал коронацию жены как первое крупное государственное торжество за время своего правления, поскольку его собственная коронация в Вестминстере прошла в спешке и омрачилась беспорядками.

Вильгельм не пожалел средств на коронацию Матильды, которая состоялась 11 мая 1068 года на Троицын день в Вестминстерском аббатстве. Аббатство было битком набито знатью и приглашенными лицами, которые наблюдали за прибытием королевы со свитой нормандских лордов. Вильгельм вошел в главный храм англосаксонских королей в собственной короне. Впредь нормандские короли будут надевать ее только на самые торжественные церемонии и крупные церковные праздники. Первое подробное описание коронации английской королевы датируется 1236 годом¹⁹. Матильду короновали согласно чину, разработанному в 973 году святым Дунстаном для королевы Эльфриды, супруги короля Эдгара. В соответствии с чином королеву-консорта надлежало помазать на царство сразу после мужа, «обручить кольцом в знак непорочности ее веры и увенчать короной во славу вечности». Скорее всего, королеве вручали скипетр. Сохранились сведения, что Матильда владела скипетром, который начиная с 1118 года появляется на печатях королев²⁰.

При коронации Кнуда и Эммы Нормандской в 1017 году коронационный чин претерпел изменения: Эмму провозгласили равноправной соправительницей мужа, супругой императора и миротворицей²¹. Между 1066 и 1200 годом обряд снова изменили, приведя его в соответствие с европейским чином коронации императора Священной Римской империи. Доподлинно не известно, благословили Матильду при входе в собор, встретив молитвой с просьбой «даровать [королеве] венец непорочности», или же ее благословили вместе с короной, когда будущая королева преклонила колени перед алтарем в ожидании миропомазания и возложения короны²². В любом случае гимн «Королевские возгласы» («Laudes Regiae»), исполненный в ее честь, наводит на мысль, что использовался новый вариант церемонии. Если это так, значит Матильда была помазана святым елеем как соправительница короля.

Обновленный коронационный чин определял роль средневековой королевы как помощницы супруга, образца добродетели в силу своей символической непорочности, хранительницы и покровительницы религиозной веры, а также благодетельницы церкви²³. Отступая от оригинала, текст «Королевских возгласов» возвещал, что королева, «поставленная Богом среди народа», наделяется властью монарха и что английский народ «благословлен тем, что им правит сила и добродетель королевы»²⁴. Из гимна исключили упоминание женщин-святых, заменив их на святых покровителей мужского пола²⁵. Это, по сути, означало, что Матильду короновали как правящую королеву, наделив чертами прославленного мужа²⁶. Теперь она в полном смысле слова делила с королем власть, будучи, как и он, вознесена над толпой простых смертных благодаря ритуалу, и обладала правом осуществлять властные полномочия как совместно с супругом, так и в его отсутствие.

Элдред, архиепископ Йоркский, возложил на голову Матильды корону консорта²⁷. Вероятно, корона была изготовлена специально для церемонии, поскольку в средневековой Англии не существовало традиции передачи короны консорта от королевы к королеве. К сожалению, эта корона вместе с прочими древними регалиями, по всей вероятности, была утеряна в 1216 году вместе с обозом короля Иоанна Безземельного, который унесло течением в заливе Уош в Линкольншире.

Когда долгий обряд подошел к концу, английские аристократы, следуя установленному порядку, сопроводили королеву из аббатства во дворец. Во дворце состоялся роскошный банкет, во время которого один из королевских рыцарей, Роберт де Мармион, въехал в зал верхом на коне и трижды прокричал: «Если кто-то отрицает, что наш всемилостивый государь, король Вильгельм, и его супруга Матильда являются королем и королевой Англии, значит он вероломный предатель и лжец, и я, как защитник, вызываю его на бой!» Так возник обычай, обязующий королевского защитника во время коронации вызывать на бой всех желающих оспорить право короля на корону. За свою доблестную службу Мармион получил в награду наследственную должность защитника, или королевского чемпиона, а также поместья в Англии и Нормандии.

Не он один извлек выгоду из этого дня. Королевский повар Тезелин приготовил такое превосходное блюдо, что король подарил ему поместье Аддингтон в графстве Суррей, заявив, что лорды Аддингтона будут отныне готовить это кушанье для коронационных банкетов, то есть единожды за время правления каждого последующего короля²⁸. История дошла до наших дней в разных версиях. По-видимому, речь шла о блюде под названием «диллегрут» (dillegrout) – белой похлебке или супе, приготовленном из каплунов и миндального молока с добавлением сахара и специй.

Коронация Матильды не только упрочила ее престиж и влияние, но также повысила статус ее детей, закрепив за ними право на престолонаследие. Провозглашение Матильды королевой знаменовало начало новой эры и признание женского авторитета. На протяжении веков ни одна женщина в Англии не пользовалась таким почетом. «Отныне королева служила украшением королю, а король – королеве»²⁹.

12
Облаченная в королевский пурпур

Королева Англии занимала высокое и весомое положение в обществе. Ее статус находил отражение в каждой детали церемониала, который регламентировал жизнь королевы, обязуя сознавать всю тяжесть возложенной на нее ответственности. Королева должна была воплощать благочестие, не подлежать упрекам в нравственном отношении, оберегать чистоту королевской крови, выступать в роли мягкого и сдержанного посредника в конфликтах и во всем помогать мужу. Ей надлежало являть пример добродетели, целомудрия, смирения, а также творить дела милосердия. Народ видел в ней «добрую мать, от которой никто не уходил с пустыми руками»¹.

Супруга монарха поддерживала согласие при королевском дворе, что подразумевало отказ от личных чувств и привязанностей во имя долга перед королем, ее мужем. Она покровительствовала церкви, ученым, литераторам и художникам. Ее обязанностью было любить мужа и подчиняться ему. Королеве следовало сохранять хорошие отношения с родственниками государя, его советниками и придворными. Время от времени ей приходилось исполнять роль регента, управляющего, законодателя и ходатая.

Порой родственные чувства и симпатии королевы вступали в противоречие с ее долгом. В политическом и культурном плане супруга короля служила связующим звеном между родительской семьей и династией, частью которой стала, выйдя замуж за короля. В некотором роде она сама отныне представляла династию. В сфере семейной политики, в условиях тесной взаимосвязи между королевской семьей и знатью, королева-супруга имела влияние независимо от того, какой политической властью она фактически обладала. Значимость подобных международных контактов не следует недооценивать. В первой половине XII века государственное управление обрело институционный характер, власть отказалась от принципов семейственности, и авторитет королев пошел на убыль². Однако тенденция проявилась только после окончания нормандского периода. Несмотря на свою выдающуюся репутацию, Алиенора Аквитанская, первая королева Плантагенетов, жившая с 1122 по 1204 год, не имела той власти, которой располагали ее предшественницы.

Нормандские короли вряд ли могли бы с таким успехом править землями по обе стороны Ла-Манша без поддержки королев, которые помогали супругам утверждать свою власть и управлять столь разными в этническом и культурном плане территориями. Разумеется, нормандские аристократы, владевшие английскими землями или претендовавшие на них, укрепляли власть короля. Стоит отметить, что англичане и нормандцы долгое время считались – и считали самих себя – разными народами, воспринимали подвластные им территории как отдельные государства и управляли ими в соответствии с этим убеждением.

Королевы имели собственные источники дохода, которыми являлись поместья, выделенные королем в качестве свадебного подарка. Предполагалось, что доход от поместий, предоставленных королеве на пожизненной основе, обеспечит ее и детей на случай вдовства. О финансовых делах нормандских королев сохранилось мало сведений. Муж полностью контролировал финансы супруги, а казначей королевы отчитывался перед Палатой шахматной доски^[5]. Тем не менее королевы-супруги были богаты. Они распоряжались более обширными земельными владениями, чем многие магнаты, и могли самостоятельно решать, как и на какое дело жертвовать средства под эгидой благотворительности, что делало их чрезвычайно влиятельными. Королевы способствовали развитию культуры, искусства и образования. Роль королев не ограничивалась интересами семьи и династии; помимо всего прочего, супруги монархов показывали подданным пример истинной христианской веры и цивилизованного образа жизни. Если королева присутствовала при дворе, придворным приходилось следовать более высоким стандартам в выборе одежды, манерах и поведении.

Во времена нормандцев все знали историю Евы, которая ослушалась Бога, ввела в искушение Адама и послужила причиной грехопадения. По вине Евы женщины считались слабыми и глупыми. Бытовало мнение, что если женщина обладает властью, то может использовать ее неразумно. Однако на рубеже XI–XII веков вслед за проникновением в Западную Европу культа Девы Марии, пришедшего с Востока, восприятие женщин заметно изменилось. На это повлиял целый ряд факторов: возвращение крестоносцев, проповеди великих богословов, таких как святой Бернар Клервоский, а также провозглашение Девы Марии святой покровительницей нового монашеского ордена цистерцианцев, хотя освящение в честь Девы Марии многих нормандских церквей XI века показывает, что мать Иисуса почиталась на Западе на протяжении веков. Укреплению ее культа способствовали духовные лица, близкие Генриху I³, правившему с 1100 по 1135 год. По мере того как ширилось поклонение Марии, Царице Небесной, олицетворявшей девственную, материнскую и супружескую чистоту, женщины, которым приписывали схожие добродетели, обретали уважение общества, а королевы, земные подобия Царицы Небесной, провозглашались ее идеальным отражением и наделялись символической девственностью. Предполагалось, что королева приравнивается к земному воплощению Девы Марии точно так же, как король нарекается наместником Христа⁴. Таким образом, на королеву оказались возложены почти сверхъестественно высокие обязательства.

Подразумевалось, что жена – а тем более королева – должна поощрять мужа оказывать покровительство религиозным учреждениям и раздавать милостыню. Каждая королева в той или иной мере являлась благодетельницей церкви. Большинство королев «собирали сокровища на Небесах» для себя или своих близких, возводя и одаривая монастыри. Поступая подобным образом, королевы не только искали защиты у святых, которым посвящались обители, но также способствовали развитию новых влиятельных монашеских орденов. Некоторые королевы участвовали в обсуждении насущных духовных проблем. От всех королев ожидали добродетельных поступков. Богатство считалось привилегией; тот, кто им обладал, был обязан делиться, раздавая милостыню менее удачливым. Тем самым богач извлекал для себя духовную пользу, поскольку благотворительность являлась актом покаяния и освобождала человека от грехов. Поэтому королевы активно направляли средства на благотворительные цели. Они помогали бедным и больным, делали пожертвования храмам, возводили церкви, монастыри и больницы.

Королевы олицетворяли доброту монархии, оказывали положительное влияние на мужей, защищали общие с супругом интересы, проявляли сострадание к бедным, больным, вдовам, сиротам и тюремным узникам. Когда королева, пуская в ход женские средства, заступалась перед королем за тех, кого постигла суровая участь, ей восхищенно рукоплескали. При этом монарх получал возможность отменить свое решение, не теряя при этом лица. Летописцы засвидетельствовали далеко не все случаи вмешательства королевы в дела короля, поскольку супруга располагала уникальным преимуществом перед другими просителями. Если она вступалась за кого-то перед мужем, то обычно делала это вдали от посторонних глаз, поэтому бывало трудно оценить степень ее настойчивости. Согласно средневековому идеалу супруга монарха являла собой образец праведности, а также ей отводилась символическая и династическая роль. Королева должна была быть или хотя бы признаваться красивой, а также набожной, плодовитой и доброй. Именно такой, согласно традиции, подданные желали видеть свою славную королеву.

Став королевой, Матильда по-прежнему «проявляла щедрость и не скупилась на подарки. Она превзошла все похвалы и завоевала всеобщую любовь»⁵. Многие отмечали ее выдающиеся способности. Матильда ежедневно посещала мессу, вела себя как «истинный друг» благочестия и великодушно жертвовала монастырям. Сохранились многочисленные свидетельства ее подношений бедным и больным, которым королева помогала «обильной милостыней во имя Искупителя». «В то время как победоносные войска ее прославленного супруга покоряли все сущее, она неутомимо пыталась облегчить любое страдание, удвоив раздачу милостыни»⁶.

В Англии Матильда и Вильгельм также вместе слушали жалобы в суде и выносили совместные решения. Вильгельм уполномочил жену рассматривать судебные иски по земельным спорам. В «Книге Страшного суда» упоминается несколько таких случаев, например когда лишенный собственности тэн Элдред отстоял свое право на поместье Комптон «перед королевой, после того как король уехал за море» или когда Вульфстан, епископ Вустерский, заявил о своих притязаниях на поместье. В начале 1080-х годов Матильда подтвердила, что по ее требованию друг короля Осберн Фиц-Осберн, епископ Эксетерский, передал Гисо, епископу Уэлскому, церковь в Уэдморе графства Сомерсет со всеми ее преимущественными правами, на которую тот часто предъявлял претензии, поскольку Эдуард Исповедник изначально даровал церковь его епархии⁷.

Одна неназванная англичанка настолько уверилась в могуществе Матильды, что передала королеве свое поместье в графстве Суррей в обмен на защиту⁸. Матильда заверила множество королевских хартий, в основном в Нормандии. Некоторые хартии она подписала совместно с Вильгельмом, именуя себя regina Anglorum et comitissa Normanorum et Cenomannorum («королевой Англии и графиней Нормандии и Мэна»). Одна из хартий свидетельствует о соглашении, которое в присутствии королевы заключили в Байе настоятель аббатства Горы Святого Михаила (Мон-Сен-Мишель) и Вильгельм Пейнел. В хартиях имя Матильды следовало сразу за именем супруга, то есть имело приоритет над именами сыновей⁹. Ни она, ни Вильгельм не умели писать. «Король поставил свой знак, королева и их сыновья – тоже». В качестве личной подписи Матильда использовала иерусалимский крест, который рисовала с каллиграфическим изяществом.

В 1079 году Матильда и Вильгельм устроили прием во дворце города Се, где эрл Роджер Монтгомери пожаловался на Роберта, местного епископа, который отлучил от церкви приорат Беллем «без всяких оснований». Король и королева повелели разъяснить суть дела. Эрл Роджер с монахами ответили, что «ни архиепископ, ни епископ не властны над приоратом и не имеют права отлучать его от церкви». Вильгельм и Матильда приказали Жану д’Авраншу, архиепископу Руана, осудить епископа¹⁰.

Датированная XIII веком статуя Матильды сохранилась в Линкольншире на западном фасаде аббатства Кройленд, которому королева покровительствовала. Изображение Матильды вместе с аббатом Серло появляется на современных витражах Глостерского собора, а также на окне, изготовленном в 1909 году фирмой «Ward and Hughes» для южного трансепта аббатства Селби в Йоркшире. Утверждалось, что изваяние Матильды можно увидеть на каменной капители аббатства Святой Троицы города Кан, но доказательств этому нет¹¹.

Матильда привезла в Англию фламандских мастеров, чтобы те обучали англичан ремеслам. Культурные интересы королевы отличались широтой и разнообразием. Она приглашала в Англию архитекторов с материка и оказывала им покровительство. Она заботилась о художниках, скульпторах, поэтах, летописцах и тех, кто искусно владел иглой. Матильда наняла английских швей, среди них «служанку Эльфгиту» и Левиету, вдову Леофгита, которые «шили золотую бахрому для короля и королевы»¹². Из списка одежд, упомянутых в ее завещании, следует, что Матильда высоко ценила знаменитое английское искусство вышивки, так называемое opus Anglicanum.

На дворцовых приемах по случаю Рождества, Пасхи и Троицы Матильда появлялась «облаченной в королевский пурпур, цветущая, со скипетром и короной»¹³. Прислужницы – девицы благородного происхождения – помогали ей одеваться по утрам или для особых случаев. В обязанности камеристок входило сплетать и расплетать шелковые нити, завязывать узлы из золотой тесьмы, шить льняную и шерстяную одежду, а также выполнять любую мелкую починку. Им часто выдавали перчатки с обрезанными кончиками пальцев, кожаные наперстки, ножницы, иглы различных размеров и катушки с нитками. Предполагалось, что лица камеристок должны «излучать очарование и привносить в покои умиротворение»¹⁴.

С самого начала нормандской эпохи купцы привозили в Лондон модную одежду и головные уборы из Парижа, а также богатые шелка из Италии, Средиземноморья и Византии¹⁵. Сохранившиеся изображения одежды ранних нормандских времен часто весьма условны. Источником большинства из них послужил гобелен из Байе, на котором присутствует мало женщин. Мужчины и женщины одевались схожим образом. Они носили длиннорукавные туники из шелка, шерсти или льна. Подолы туник в те времена доходили до колена. Позднее женские туники стали шить длиной в пол. Иногда туники украшались каймой изысканной английской вышивки – эту моду ввел Вильгельм Завоеватель в начале своего правления. Чтобы скрепить на тунике разрез горловины, впоследствии стали использовать броши – так называемые фермуары или аграфы. На протяжении нормандского периода женщины стягивали талию поясом с узлом спереди и свисающими концами.