Эмиль Коста
Мрачные дни в Саннивейле
Пролог
Генри Шумер заглушил мотор, и полицейский автомобиль бесшумно подкатил к крыльцу. В доме горел свет. Патрульный усмехнулся: все-таки он был прав, не доверяя дочке. Сказала, что заночует у подруги, а сама устроила дома посиделки. Хорошо, если с девчонками, а то…
Он вылез из автомобиля, прикрывая рукой светловолосую макушку, и только снаружи надел фуражку. Из-за высокого роста Генри то и дело бился головой о дверные проемы, а сколько раз приложился лбом на выходе из машины – не сосчитаешь. Впрочем, маяться в патрулях осталось недолго: Шумер второй год служил помощником шерифа и считал, что должность начальника у него в кармане. Старику давно пора на покой.
Дверцу удалось захлопнуть без лишнего шума. Пружинисто перешагивая через ступеньку, полицейский взошел на крыльцо и прислушался. Тишина. Наверняка курят на кухне. Может быть, лучше зайти через черный ход и напугать девчонок как следует, чтоб неповадно было? Скрытность Мегги начинала действовать на нервы: без малого восемнадцать лет, а в голове черт знает что творится. Раньше училась на отлично, но последние годы звезд с неба не хватает. Надо бы всерьез взяться за нее.
Полицейский вошел в дом и захлопнул за собой дверь. Яркий свет в гостиной на мгновение ослепил его. Состроив гримасу построже, Генри обернулся к центру комнаты, где стояло несколько кресел, и тут же увидел дуло пистолета, направленное в его сторону. Прежде чем голова успела что-то сообразить, рука потянулась к кобуре и даже успела ее расстегнуть. Грохнул выстрел.
Как бывалый баскетболист, Генри привык к тычкам в разные части тела на тренировках, но это был чувствительный удар! В глазах потемнело. Он тяжело осел, зажав рану в животе правой рукой. Фуражка откатилась в сторону, револьвер отлетел под кресло. Шумер скрючился на полу и с изумлением глядел на собственную кровь, темной лужей растекающуюся по чистому паркету. Свет в глазах померк. Было холодно.
Напоследок полицейский успел подумать, что это самая холодная октябрьская ночь в его жизни.
Глава 1. Добро пожаловать в Cаннивейл!
Стук в дверь отозвался эхом в голове и прогнал остатки сна. Я скатился с дивана, на котором отрубился накануне, швырнул пустую бутылку в мусорное ведро под столом и пошлепал открывать. Уилкинс был не в духе и начал брюзжать с самого порога:
– Кто бы сомневался, ты еще даже глаза не продрал! Утро понедельника – все понимаю, но меру-то пора знать!
– У меня для этого ты есть, – я направился в ванную, потирая затылок, – Что за срочные дела?
Старик с отвращением оглядел мое холостяцкое жилище. От спешки он успел взмокнуть, несмотря на весьма свежее утро, и тяжело дышал. Уилкинс подошел к окну и поднял фрамугу, впуская в комнату прохладный осенний воздух. Во всем, что касается сигарет, он был невыносимым ханжой, как и все недавно завязавшие курильщики.
Напарник уселся на диван и пока я намыливал лицо, изложил суть дела в своей весьма специфичной манере:
– Меня в участок выдернули спозаранку; телефон барахлит, так они патрульного прислали. Перебудил всех, дурак… Мэри собрала кое-чего, пока я на работу мотался. В общем, времени в обрез. Не стал тебя там дожидаться, заскочил домой – и сразу сюда.
– Опять командировка? – поморщился я, выходя из ванной.
– Надеюсь, для меня – последняя. Так надоела вся эта возня… Собирай шмотки и двигаем.
Я распахнул шкаф, на полу которого валялся «тревожный портфель» для таких случаев. Что внутри, смотреть не стал. Ничего нового точно. Вместе с портфелем я достал из недр гардероба костюм и даже откопал на верхней полке пару приличных носков.
Через пять минут мы спустились по лестнице. Внизу я старался двигаться потише, потому что задолжал квартирной хозяйке. Детектив полиции – не самая доходная должность; у начальства я был не на лучшем счету и совсем его за это не осуждал. Так что денег было не то чтобы много, а жизнь в Бостоне обходится недешево. Особенно это касается аренды жилья, даже когда речь идет о конуре, которую я называю домом.
У обочины нас ждала колымага Уилкинса, «Додж» пятьдесят второго года. Старик приобрел ее семь лет назад прямо с конвейера и страшно этим гордился. Увы, напарник отказывался понимать, что в наше время машины устаревают со скоростью света. Он уселся за руль, а я бросил портфель на заднее сиденье рядом с пожитками хозяина и плюхнулся в пассажирское кресло. Голова по-прежнему раскалывалась, во рту был омерзительный привкус, поэтому оценить красоту умытого осенним дождем утреннего Бостона было выше моих сил. Когда автомобиль со скрежетом тронулся с места, я для приличия поинтересовался:
– А куда мы, собственно, едем?
– В Саннивейл, – отвращение, которое напарник вложил в это безобидное название, выразило все презрение жителя большого города к провинции, – Население двенадцать тысяч шестьдесят четыре человека, сорок семь миль от Бостона на юго-запад… К завтраку будем на месте.
– И что там произошло – шериф попался на взятке?
– Если бы! Кто-то застрелил копа в его собственном доме.
Я присвистнул. Вон какие дела: в Бостоне нам не поручали ничего серьезнее угонов автомобилей, а тут… Видать, большим шишкам не слишком-то важно, чтобы убийца отправился за решетку, иначе не стали бы они посылать на это дело главного пьянчугу следственного отдела и его престарелого напарника.
– Свидетели есть? Версии?
– Ничего не знаю. Меня вызвали прямо из постели и велели забрать тебя и отправляться прямо на место происшествия. Труп нашли на рассвете, кто-то из близких; его небось и увезут уже, пока мы доберемся, – дорогу перебежала дворняга, и напарник свирепо нажал на клаксон, – Мэри ругалась на чем свет стоит. У Дженни на днях выступление в школе, а тут эта командировка…
Уилкинс у нас многодетный папаша и без пяти минут пенсионер. Балет младшей дочки его волнует куда сильнее, чем смерть коллеги, пусть и незнакомого. Неудивительно, что настроение у напарника ни к черту.
Я украдкой взглянул в боковое зеркало; если бы знал, что предстоит командировка, не стал бы так напиваться накануне. В Бостоне помятой физиономией никого не удивишь, особенно если расследуешь кражи и угоны автомобилей, а вот в Саннивейле… Да еще служебное расследование… Не хотелось бы разочаровать местных и опорочить честь мундира. Хотя что такое честь я давно забыл, да и мундира не ношу. Один из плюсов должности полицейского детектива – возможность одеваться в гражданское. После стольких лет в форме я не устаю этому радоваться.
Час спустя впереди показался Саннивейл; мы сделали небольшую остановку возле единственной гостиницы на въезде в город. Одноэтажное здание смотрело на дорогу слепыми глазами окон. Номера в таких местах снимают проститутки и наркоманы. Портье – небритый детина в засаленной рубашке – немало удивился при виде гостей из большого города.
– Приличные люди сюда редко заглядывают, больше отребье всякое… Если только с девками развлечься захотелось за недорого – тогда вы пришли адресу, – проговорил он из-за стойки, покрытой пятнами самого загадочного происхождения.
– На службе не развлекаюсь, – ответил я, продемонстрировав типу полицейский значок, – Два номера, и желательно почище.
– Сколько ночей? – мигом оживился портье.
– Пока до завтра, а вообще хотелось бы поменьше, – вздохнул Уилкинс.
Через минуту, забросив пожитки в номер с огромной раздолбанной кроватью, я пошел разыскивать напарника. Ему досталась комната в самом конце длинного как кишка коридора. Встретив по пути пару подозрительных рож, я стукнулся в последнюю дверь. Мебель в этом номере выглядела поприличнее, зато за стеной нещадно скрипела койка, а в такт ее ритмичному стону повизгивала местная ночная бабочка.
– Прямо с утра! Что ж тут ночью будет твориться? – посетовал Уилкинс, – Мало того, что послали к черту на рога, так еще и выспаться не дадут.
– Вряд ли она пашет круглосуточно, – успокоил я старика, – Да и вообще до вечера город узнает, что в гостинице живут копы, и всех красоток сдует с горизонта.
– Да черт бы с ними, с девками – ты видал, какие уроды по коридору шатались? Я наркоманов на дух не переношу. Накидаются чем попало, а потом или соседа прирежут, или на себя руки наложат. Не хватало еще новое дело тут разгребать.
– Это уж будет не внутреннее расследование, разгребут своими силами. Едем?
– Позавтракать бы как следует, – вздохнул Уилкинс, когда мы уселись в машину.
– Может, удастся перехватить что-нибудь в участке. Или безутешная вдова окажется хорошей хозяйкой…
– У хороших хозяек мертвые мужья в доме не валяются, – назидательно ответил напарник.
И, черт побери, я не стал с ним спорить.
Над Саннивейлом стояло хмурое осеннее утро. В целом симпатичный городишко. Здесь, должно быть, хорошо растить детей. Жена когда-то хотела переехать в такой – по крайней мере, она так говорила. А теперь живет в центре Манхэттена, в крохотной и дорогущей квартирке с кирпичными стенами; это бывшее здание то ли швейной фабрики, то ли мыльного завода. Черт знает, чего хотят женщины на самом деле.
Возле участка мы остановились, и Уилкинс выбежал узнать адрес убитого. Когда он вернулся, наш «Додж» двинулся дальше и через несколько минут затормозила на тихой улице в пяти кварталах от центра. Пожалуй, это даже улицей сложно было назвать: «Цветочный тупик» значилось на дорожном знаке перед поворотом в уединенный закуток, окруженный несколькими домами. Всего пять почти одинаковых двухэтажных коробок, позади которых несла свои воды местная безымянная речушка. Перед четырьмя из них красовались ухоженные лужайки с клумбами, садовыми гномами и подобной чепухой, а один явно пустовал.
Нужный нам дом возвышался посередине, в самом конце тупика. Перед ним стояло несколько полицейских и гражданских машин, загромоздивших и лужайку, и парковочное место. Карета скорой помощи тоже присутствовала; внутри маялись от скуки два дюжих санитара.
Мы приткнулись перед соседним домом, на крыльце которого сидела в плетеном кресле старая леди, хмуро наблюдавшая за происходящим. Почему я про себя назвал ее леди? Черт знает. Чувствовалась там какая-то порода: в осанке, посадке седой головы с аккуратной стрижкой, руках, сложенных на коленях, поджатых сморщенных губах… Словом, нынче таких старух уже не выпускают.
Выйдя из машины, напарник и я потопали к нужному дому, на котором красовалась табличка с номером три. Дверь и окна были распахнуты настежь, ветерок колыхал занавески. Оставалось лишь надеяться, что труп и вправду достаточно свежий: я-то ко всему привыкший, но нежный желудок Уилкинса не переносит тухлятины.
Окинув взглядом место происшествия, я нахмурился. Эти провинциальные придурки даже не додумались выставить ограждение. О возможных следах на газоне пришлось забыть: у самого дома, почти уткнувшись носом в крыльцо и завязнув одним колесом в клумбе, стоял полицейский автомобиль. На его приборной панели под лобовым стеклом я заметил идиотскую ковбойскую шляпу. Такие носят только…
– Как фамилия местного шерифа?
– Мердок, – отозвался Уилкинс, шаривший в карманах плаща в поисках леденцов от кашля, – Думаешь, он тут?
– Не иначе, – я указал на шляпу, и напарник хрюкнул от смеха, – Как по-твоему, сапоги со шпорами тоже при нем?
– Я ставлю на усы до самых ушей.
– Готовь полдоллара, – я поднялся на крыльцо и первым вошел в дом.
Покойный жил небогато. В гостиной, куда мы попали, была новая, но дешевая мебель. Середину комнаты украшал полосатый ковер из искусственной шерсти. На нем полукругом расставлены два кресла с низкой спинкой и одно – с высокой; все повернуты к маленькому телевизору в левом углу. Обеденный стол с двумя стульями расположились возле окна справа. За дверью напротив были, по-видимому, кухня и лестница на второй этаж.
Хозяин дома лежал в луже собственной крови рядом с порогом – едва успел войти и тут же схлопотал пулю. Он скрючился на боку в позе эмбриона, прижав руки к простреленному животу. При виде тела в полицейской форме на душе стало скверно: я и позабыл, как тяжело расследовать убийства хороших парней. Возле трупа сидел на стуле и что-то записывал плешивый мужчина в гражданском; на его руках я увидел резиновые перчатки. Коронер, должно быть.
В комнате находилось еще трое: они так и уставились на нас. Здесь явно были не рады гостям из большого города. Два молодых копа и один пожилой – этот приземистый хмырь в кожаной куртке с сигаретой в зубах особенно бесцеремонно таращил глаза. Ковбойских сапог, увы, не было, а при виде физиономии шерифа стало ясно, что пари безнадежно проиграно. Подавив вздох, я шагнул в его сторону и протянул руку.
– Детектив Карл Бойд. Надо полагать, вы шериф Мердок?
– Я самый, – он вяло пожал протянутую ладонь, – Стало быть, вы – шишки из Бостона?
Что и следовало доказать – нам определенно были не рады… Я и бровью не повел, а напарник вытащил из кармана пятерню и скромно отрекомендовался:
– Уилкинс.
Вечно он представляется будто сосед напротив, который забрел одолжить молоток. Впрочем, если бы я столько лет просидел в помощниках детектива, тоже нечасто бы поминал собственное звание. С таким напарником, конечно, авторитета не заработаешь. Что и говорить: звезд с неба старик не хватает, да этого от него никто и не ждет. А команда из нас что надо: он давно считает дни до пенсии, а я – когда получу коленом под зад.
Стараясь делать вид, будто ситуация под контролем, я осмотрел комнату и сказал:
– Введите меня в курс дела.
– А вводить нечего. Мертвый коп. Генри Марвин Шумер, тридцати девяти лет. Это его тело, а это… – шериф обвел рукой вокруг седой головы, – его дом. Простите, в отсутствие хозяев коктейлей не предложу.
– Я предпочитаю чистый скотч. Когда обнаружили тело?
– В участок позвонили в семь утра, – ответил высокий полицейский с оттопыренными ушами, которые забавно топорщились из-под фуражки, – Меня вызвали из дома, был тут в полвосьмого.
– Кто позвонил?
– Дочь нашла тело – должно быть, она и позвонила.
На стенах я заметил несколько фотопортретов: хозяин дома, одетый по-военному, запечатлен на фоне нормандской деревушки, он же – в баскетбольных шортах с кубком в руках, снова он – уже в полицейской форме. Здесь также были три или четыре снимка маленькой девочки, не старше восьми лет. Хорошенькая, с пухлыми щечками. Занимается балетом, победила в конкурсе орфографии… Умница, хотя и блондинка – папина дочка.
– Она в участке?
– У соседки. Если нужно, можем позвать.
– Ни к чему. Я поговорю с ней позже…
Девочка наверняка в шоке: шутка ли, обнаружить отца в луже крови. Чем эти деревенщины думают?
Я вытащил сигареты и огляделся в поисках пепельницы.
– Генри не курил и гостям не разрешал, – заметил шериф, выпуская клуб дыма.
– Это не повод мусорить на месте убийства. Уилкинс…
Напарник хотел было возразить, но наткнулся на мой суровый взгляд и мигом смылся на кухню, которая действительно оказалась за дверью. Несколько секунд он гремел там посудой и наконец вернулся, держа в руках пустую кофейную чашку.
– Травись на здоровье.
– Благодарю.
Я закурил, взял чашку и присел на корточки возле тела – будто бы собрался выпить кофе перед первичным осмотром. Процедуру эту я, надо признаться, забыл безнадежно. Да еще дым ударил тупым молотком по мозгам, припоминая вчерашнее веселье. Строго говоря, в том, чтобы напиваться до потери сознания под треск старого радиоприемника, веселого мало, но выбирать не приходилось. А теперь надо было собраться. Составлять подробное описание потерпевшего ни к чему, но я делал это для себя, чтобы вспомнить…
Итак, жертва убийства, полицейский Генри Шумер. Белый мужчина тридцати девяти лет. Рост выше среднего, телосложение худощавое, спортивное. Волосы светлые, средней длины, пробор с правой стороны. Глаза открыты, слизистая посохла. Цвет глаз – голубой. У жертвы овальное лицо, высокий лоб, прямой нос и большой рот с тонкими губами. Что еще… Подбородок квадратный.
Красивый был парень, чего там. Интересно, он успел понять, что начинает лысеть?
Одет в полицейскую форму. Справа на куртке в районе печени большое пятно крови и отверстие от ранения – предположительно, огнестрельного. Фуражка откатилась при падении и лежит в четырех футах от тела. Револьвер (тридцать восьмой калибр) – в пяти футах, под креслом. Кобура расстегнута.
Он пытался защищаться?
Жертва лежит на правом боку, ноги согнуты в коленях и подтянуты к груди, обе руки прижаты к животу. Рядом с телом лужа крови овальной формы, площадью около трех квадратных футов. Брызг и отпечатков обуви нет. В комнате относительный порядок. Стены и мебель без видимых повреждений; следов от других выстрелов не обнаружено.
Сработано чисто. Если преступник и оставил какие-то улики, то эти идиоты все давно затоптали. Вон и угол ковра отвернули, чтобы кровью не испачкался, чистюли хреновы.
У меня даже в животе заныло. Здесь нужен был опытный криминалист, а не бывший военный полицейский, которого бросают на угоны и бытовые потасовки. Я практически не имел дела с убийствами, а если и доводилось их расследовать, то личность преступника была очевидна с самого начала. Вечером непременно напьюсь, а сейчас главное – держать лицо. Делай вид будто все идет по плану – и тебе поверят. Всегда срабатывает.
Я поднял голову и снизу вверх взглянул на коронера, который укладывал в портфель какие-то инструменты.
– Тело переворачивали?
– Этот… – он кивнул на лопоухого, – клянется, что нет. Я двигал немного, в разумных пределах.
– Клянешься? – я мрачно перевел взгляд на молодого копа, который тут же вытянулся в струнку.
– Я ничего не трогал!
– Точно? Стало быть, дом так всю ночь и простоял нараспашку?
– Это я тут велел окна отворить, – вступился за подчиненного Мердок, – Кровью смердит – хоть вон иди.
– А нам как теперь работать? – я аккуратно погасил окурок о дно чашки, – Черт знает, что еще ваши ребята здесь успели переворошить.
– К тому времени все, что нужно, сфотографировали. Отпечатки пальцев сняли с выключателей и дверных ручек – все как положено, – вмешался коронер, – Я приехал одновременно с полицией, живу недалеко. Дверь и окна были закрыты, шторы задернуты. Свет горел. Ковер, между прочим, был уже отвернут.
Я вопросительно взглянул на лопоухого, и тот затряс головой. Что ж, стало быть, чистоплюйством у нас отличился убийца. Или, может быть, дочь жертвы? Вряд ли, но надо будет уточнить. Я обернулся к плешивому и спросил:
– Насколько понимаю, вы местный коронер?
– Доктор Элвин Белл, патологоанатом…
– Вы не специалист по криминалистике?
– Увы, – он развел руками в окровавленных резиновых перчатках, – Но чем смогу, готов служить. Не в первый раз.
Час от часу не легче… И как тут работать? Гражданский врач, спасибо что не дантиста прислали!
Я оценивающе посмотрел на него и спросил:
– Время смерти?
– Судя по тому, как парня скрючило, между полуночью и двумя часами. Я бы ставил на полночь.
– Что за манера везде делать ставки… С твоим азартом надо жить в Вегасе, – сжав сигарету в зубах, процедил Мердок.
– Кто тебе разболтал о моих планах на пенсию? – беззлобно отозвался Белл.
– Так что насчет жертвы? – напомнил я.
– Его убили выстрелом в живот – пока это все, что я могу сказать. Ожога по краям раны не видно, следов пороха на одежде нет, так что стреляли не в упор. Про орудие убийства говорить пока рано: гильзу так и не нашли.
Ну еще бы!
– А пуля?
– Выходного отверстия нет, стало быть, застряла внутри. Привезите парня ко мне в прозекторскую – и я мигом ее вытащу.
– Все патроны на месте? – спросил я, кивнув на револьвер Шумера.
– Да. Он на предохранителе, у преступника был собственный ствол. Мы его не нашли.
Я поднялся на ноги и подошел к столу, чтобы поставить чашку.
– Можете забирать тело.
Белл выглянул наружу и свистнул. Захлопали дверцы машины, а по крыльцу затопали ноги в огромных ботинках. Видеть, как санитары грузят скрюченное тело копа на носилки, не хотелось. Лучше пока осмотреть дом. Я шагнул к единственной двери, ведущей из гостиной: за нею оказался небольшой коридор. Вдоль правой стены убегала наверх лестница, под которой приютился гостевой туалет, а впереди виднелась просторная кухня.
В туалете не нашлось ничего интересного. К тому же перегорела лампочка – едва ли убийце пришло в голову сюда заглянуть. Я закрыл дверь и прошел прямо. К еде в этом доме относились равнодушно. Заглянув в кухонные шкафчики, я ничего не обнаружил, кроме нескольких пачек спагетти и мясных консервов. Всей хозяйственной утвари – пара кастрюль да сковородка. Единственный нож, правда, был в отличном состоянии: заточен и чисто вымыт. Тарелки и столовые приборы новые и недорогие, как и все, что я успел здесь увидеть.
Не похоже, чтобы миссис Шумер любила готовить. Существует ли она вообще? В гостиной ни одного женского фото. Жертва – отец-одиночка? Вдовец или разведен? Спрашивать у сослуживцев не хотелось, они не слишком-то дружелюбны. Проще полистать в участке личное дело, туда заносят всю информацию о семье.
Вернувшись в коридор, я поднялся по узкой лестнице наверх. Из полутемного холла второго этажа вело три двери. Средняя была приоткрыта, за ней оказалась ванная. Я мельком огляделся и, ничего относящегося к делу не обнаружив, толкнул левую дверь и вошел в спальню хозяина. Неширокая кровать стояла вдоль одной стены, напротив встроенный шкаф, с дверцами, окрашенными в бежевый под цвет стен – минималистичная, даже аскетичная обстановка. Постель заправлена по линеечке. Этот парень привык к дисциплине. Единственным украшением служила пара гантелей, валявшихся возле окна.
– Пусто-то как, – заметил из-за спины Уилкинс.
– Больше похоже на комнату холостяка, не находишь?
– Думается, женщины тут давно не бывало.
– Если они и бывали, то явно не каждую ночь.
В шкафу мы нашли несколько рубашек на плечиках и выходной костюм в бумажном чехле. На полках, помимо нижнего белья, возвышалась аккуратная стопка серых футболок и несколько пар баскетбольных шорт, сложенных прямоугольником. На полу шкафа выстроились в ряд четыре пары кроссовок. Спорт занимал не последнее место в жизни Генри Шумера.
Я пересек холл и толкнул третью дверь. Планировка дочкиной комнаты зеркально повторяла спальню отца. Однако детская оказалась совсем не детской. Никаких тебе игрушек и книг с яркими обложками, та же уныло-бежевая краска на стенах… Зато здесь был туалетный столик, служивший одновременно письменным, и полка с книгами. В основном – учебники, несколько энциклопедий, словарь французского.
Распахнув шкаф, я присвистнул: гардероб юной леди мог посоревноваться по компактности с отцовским, но удивило меня другое. Все эти платья, блузки и брючки, аккуратно висевшие на плечиках, принадлежали взрослой девушке. Рост, скорее всего, невысокий, но малышка с фото в гостиной определенно выросла.
– Странная семейка, а? – спросил напарник, будто прочитав мои мысли.
– Не то слово. Не терпится заглянуть в его личное дело.
– Значит, едем в участок?
– Едем, – я закрыл шкаф и прислушался: внизу было тихо, – Кажется, наши коллеги уже отправились туда.
