Эргис Зора Маври Пскур
Невообразимое осознание
Эти мысли привлекли меня к идеи, что это лишь неведанное нам ранее природное явление. Как раньше всякие племена наблюдали разразившиеся молнии, которые никогда не видели и верили, что это были проявления небесных богов, так и сейчас мы наблюдаем нечто новое, и пытаемся приписать к этому сакральное начало.
Этот поток мыслей и сознания вёл меня по моим познаниям, но внезапно для себя я приплыл к устью, и раскрыв глаза, я оказался в новом дне. Проспав утро и день, я бодро проснулся ранним вечером, в абсолютно одинокой тиши. Стремительно выйдя в коридор, мне удалось понять, что дома я был действительно один: Зорки не было в спальне. Для проверки крикнув, – Зорка?! – и не получив ответа, я удостоверился в своей теории. На самом деле я не знаю, что бы я сказал, если бы получил ответ на это восклицание.
Я вновь вернулся в свою спальню и посмотрел на стол с открытой и пустой записной книжкой: я не дотронулся до неё с прошлой ночи; жир свечи растёкся кляксой по столу и давно засох. Затем я выглянул в окно и лицезрел густой туман после плотного дождя, который шёл вчера целый день. Моя голова ощущалась пустой, и мне вдруг захотелось выйти на природу, пройтись по улицам, посетить штаб-квартиру городского консорциума и поговорить о Шалиповской гильдии, и о самом нашем направляющем, Шалипе, всё таки в тот день он показался совсем не своим, и я должен показаться обеспокоенным его состоянием. Та аномалия вовсе не кажется мне опасной, она может быть опасной только лишь в том случае, если приблизиться к ней слишком близко, а я такого совершать точно не собираюсь.
Выйдя в переднюю, я снял с крючка и накинул на себя лёгкую шинельку, а ногами я зашёл в сапоги из плотной шерсти, так как мне не хотелось подвязывать обувь. На голую стопу шерстяная обувь изнутри ощущалась неприятной, однако со временем я должен перестать отвлекаться на это ощущение. Ключ решил оставить в квартире, не закрываться. Я вышел в парадную и аккуратно пошагал по ступенькам вниз. На полпути я потерял смысл своей цели, однако продолжил переставлять ноги по инерции.
– Добрый вечер, Рьяра! Как проходят ваши помещинские дела? – звонко произнёс я в сторону кабинета старушки.
– А?! Мрека, ты? Тоже на выход идёшь что ль? – выкинула она свой вопрос на мой. – Да вас потом не соберёшь! – продолжила она.
– Да, это я, и я собираюсь выйти, а что случилось? – попытался разузнать я. В ответ я ожидал услышать сопереживания, мол на улице происходит не пойми что, однако я услышал кое-что другое, – Мрека, нам всем сегодня с утра выписали указ о том, что из домов мы никого выпускать не должны. Ну как я могу так поступить: пойти против чужой воли? Я так не могу! Я не могу отказать! И что теперь: все шляются где-то! А вдруг с ними что-то случится? Это же всё бремя вины упадёт на мою спину!
– Я чувствовал в её голосе, что она вот-вот сорвётся, её голос слегка дрожал, был тихим и высоким, её речь стала ещё более отрывистой. Я попытался её утешить, так как требовалось разрядить напряжённую ситуацию, – Рьяра, ну что вы! С ними всё будет в порядке! По улицам ходят патрули, они и присмотрят, и если вдруг, то обратно по домам загонят, это же ведь их работа! Да и вряд ли найдутся дураки, которые сами в когти аномалий залезут, да и если залезут, то… всех кривых исправит могила… – последние изречённые мною фразы были тихими и вовсе не подходили к разговору. Всё что мне хотелось сейчас, так это точно не утешать старуху, благо она, как мне показалось, была сильна духом, отчего она не впадала в глубокое уныние.
Рьяра решила мне напомнить, – Но ведь если они умрут, то вина будет на мне.
– Нет, всем будет всё равно, и вам и подавно должно быть, они сами выбрали такой путь, это и есть их путь, по которым им неизбежно придётся пойти. Вы же работаете со всеми этими бездарями, вы же должны знать какие они на самом деле. Они делают это для галочки, в них нет искренности! – я попытался переубедить её. На самом деле, я не был уверен в своих изречениях, всё это было сладким безумием и ложью, которой я пытался утешить Рьяру. Я без понятия для чего я так старался, ведь я мог просто пойти в двери и не разговаривать с ней, может, я боялся после этого вернуться и посмотреть в её глаза? Я не знаю. Я не боюсь смотреть в глаза неизвестности, когда обрекаю себя скитаться с пеленой перед глазами, в которой может таиться всё что угодно, даже подобие аномалии, даже что-то новое и ни на что не похожее, но я побоюсь посмотреть в глаза старушки? Походу, что так. Видимо так устроены мои ценности, что мне важны другие люди, а не я. Кажется, я понял что я есть: я – альтруист.
На мою радость Рьяра действительно успокоилась, и я решил выложить то, ради чего я действительно спустился к ней. Чтобы не раскалять напряжённую ситуацию, я решил вновь наврать ей обо всём, – Рьяра, сейчас мне нужно будет уйти, к Шалипу, я должен проверить его. Я обеспокоен им, я видел его в последний раз, когда мы расходились по домам после отмены отбытия каравана. Я хочу его проверить, потому что тогда, в тот день я видел его напуганным, совсем не своим…
– Рьяра подловила меня на паузе, – Да, Мрека, тебе стоит посетить его, он смертельно болен и чувствует себя ужасно.
– Её слова повергли меня в ужасный шок, в тот же момент из меня вырвалось, – Что?! Что случилось с ним?! – мой голос затрясся. Я бы никогда не подумал, что может произойти что-то такое с ним, ведь ещё вчера я видел его совершенно обычным и нормальным. Ну… тогда он был в небольшом состоянии смятения, но он был, как мне казалось, здоровым и живым.
– Я без понятия что это за болезнь: по всему его телу сильные ожоги. Жаловался на головную боль и головокружения, был слабым и сонливым. Я не знаю где сейчас находится Шалип. Такого мы ещё не видели. – ответила мне Рьяра.
Её дополнение усилило моё потрясённое состояние. Действительно, за историю такого никогда не было. Я решил поинтересоваться, – Откуда ты об этом знаешь?
– Из уст в уста. Наше общество это как ткань на ветру, где нити это мы. Вот заставит ветер качаться одну нить, и все соседние с ней покачнутся, потому что они близки друг к другу и крепко соединены. Мне Урсак рассказал, он прям вот здесь живёт, перед лестницей. – пояснила бабушка.
В тот момент я почувствовал непреодолимое желание действовать и направиться туда, куда я собирался как можно скорее.
Я проинформировал помещицу, – Хорошо, Рьяра, тогда я срочно побегу в дом консорциума и узнаю там про Шалипа, прошу, не беспокойтесь, не стоит обличать саму себя, я туда и обратно! Я обязательно вернусь, я постараюсь прийти как можно быстрее, чтобы вас не огорчать!
– Ну всё, хватит болтать, я поняла! Ступай шибче! – уставши слушать мои бредни, грозно вынудила Рьяра. Её ответ подбодрил меня. Действительно, слишком много мыслей вслух, и почему я перед ней оправдываюсь?
Я торопливо пошагал на улицу, пытаясь вспомнить дорогу к дому городского консорциума, и выйдя из подъезда, я уже имел чёткий маршрут в своей голове. Окружающий меня туман давал расслабиться глазам, пряча все детали в себе, благодаря чему я снова начал размышлять. Я подметил свои кардинальные изменения в последнее время. Я стал другим, я стал сопереживать другим. Только что я успокаивал Рьяру, а теперь иду навещать Шалипа. Я разделяю с этими ребятами одни и те же чувства, а ведь раньше я был закрытым. Я был спрятан в созданной мною оболочке, и тогда мне было счастливо, но теперь… я чувствую себя счастливым сопереживая близким, знакомым, да вообще… всем. Меня трогает каждая их история жизни, их личные сопереживания, я чувствую внутри себя торжество когда думаю об их интересах и предпочтениях во всех сферах жизни. Я рад созидать их образы в своей голове, словно я высекаю скульптуры из глыбы, вырезаю их истории гравюрой и разукрашиваю маслами.
И в этот момент я осознал что подразумевала Зорка. Мне удалось это понять, эту связь общества со счастьем, и его основу – сострадание. Ощущение чужого счастья, которое контрастирует с ощущением чужого горя, горит таким же огнём, как и ощущение собственного счастья. Вот почему эмпаты более счастливые, и более горестные, но оттого и более счастливые. Бесчувственным не понять, что на самом деле бесчувственные самые горестные, и всё потому что они без души. Вот что есть людское начало, вот что отличает людей от любых других существ – понимание чувств других. Я осознал то, чего не мог понять, и теперь я должен извиниться Зорке за свои прошлые высказывания, точнее, за высказывания прошлого меня. Как вернусь, обязательно попрошу прощения, а сейчас мне нужно позаботиться о направляющем.
Предо мной встало величественное здание: оно было в четыре этажа и было довольно широким. В городе оно являлось самым ярким: состояло из красного кирпича и крыша была в грязно-зелёный цвет. Окна широкие, не как в жилых домах, маленькие и кривые, в этих окна можно было встать в полный рост даже тем, кто был значительней выше меня. Я взошёл внутрь и насладился прекрасным древесным интерьером, здесь всё было аккуратно и ухоженно, однако всё казалось довольно давящим. Я поднялся на второй этаж и завернул налево, здесь всё казалось более тёмным. Из-за дверного проёма слева вышло большое широкое тело в деловом и дорогом тёмно-зелёном костюме, у которого была светлая ухоженная борода без усов и кудри, а так же знакомое лицо: это оказался наш министр торговли.
– Мрека, ты чего сюда пришёл? Или тебя ситуация с Шалипом ничему не научила? – внезапно выбросил вопрос своим басистым голосом он в мою сторону. Министр сильно меня озадачил. Находясь в ступоре, я резко встал перед ним.
– Здравствуйте, Орек! Не пойму, вы о чём? – попросил пояснения и подробностей я.
Но следующее его изречение было самым ужаснейшим, самым страшным высказыванием, которое я когда-либо слышал и когда-либо услышу, – А ты не знаешь что ли? Вчера, когда вашему пути преградило некое явление иной природы, Шалип полез в неё, и спустя время на его теле проявились ожоги…
– Да, я знаю про это. – перебил его я.
– Знаешь? А ты знаешь что сегодняшним утром Шалип скончался? – ответил министр. В этот момент я ослеп, и чувствовать звуки я перестал. Орек продолжал что-то бубнить, – Его состояние постоянно ухудшалось, ребята думали, что это всё лишь симптомы какой-то болезни, однако они не догадывались, что в тот момент он медленно помирал. Спустя некоторое время наконец собрался какой-то отряд, у которого была благородная цель найти какого-нибудь престижного лекаря из прекрасного города Микивад в степи, однако когда они уже отошли, Шалип испустил дух и крик. Тот отряд уже вернулся, и труп Шалипа собираются вскрывать ради всемирной науки и медицины. Думаю, как вся эта квинтэссенция абсурда закончится на улицах нашего города, так и расскажут нам, всему люду, что же они там внутри Шалипа нашли. Ладно, всё, идём по домам! Я бы вообще сюда не приходил, но была назначена встреча с Акром, председателем комитета безопасности, чтобы поболтать о планах межгородской торговли и о безопасности наших граждан в нынешнее время. И почему мы не могли обговорить всё это у меня дома? Хорошо, что дом мой недалеко находится. Ну всё, давай, я сейчас от голода умру, удачи мне и тебе на улице. – Орек наконец прекратил это словесное течение и грозно пошагал за мою спину, чтобы спуститься и потопать домой.
Я стоял, облокотившись об стену, и проматывал в голове этот проклятый вчерашний день снова и снова. Сколько в нём тайн, зла, обиды, тогда мне всё это казалось несерьёзным, но сейчас я был бы готов отдать всё, чтобы пережить этот день снова и всё поменять – да толку-то, всё равно всё выйдет так же, как и сейчас, и я на капельку не уменьшу свои страдания.
Делать здесь мне больше нечего, я повернулся и медленно пошагал наружу, почти не сдвигаясь с места. С лестницы я заметил, что на улице уже слегка потемнело, что было прекрасно для моих, привыкших к темноте помещения, глаз.
На улице было довольно свежо, туман рассеялся, показав красивое сумеречное небо. Я взвёл взор ввысь и лицезрел то, что взбодрило меня и вернуло понимание того, что происходит вокруг меня. Это была очередная аномалия, которая планировала в воздухе: она была похожа на крупную пыль и будто ссыпалась, а будто и плавала в небе. Она сверкала и жужжала, издавая яркий запах сгоревшей ткани. Перед глазами промелькнул вчерашний день, спина Шалипа, его хладнокровные действия, его рука, поглощённая аномалией. Всё это произошло с тем, кто ныне мёртв, ныне его больше не существует, его больше не будет. На меня нахлынул величайший страх.
Я мгновенно рванул с места и побежал в случайном направлении, спотыкаясь об собственные ноги и моментально поднимаясь. Казалось, словно я бежал на четвереньках. Вырывался крик, выступали слёзы на глазах, выступал пот на ладонях, в голове пролетала вся жизнь, все образы знакомых людей, и самое главное – в моей голове сияло необъятное желание жить и смерти не ведать.
Я не заметил пропасть перед собой и упал в катакомбы городской канализации. Закашляв от поднявшейся пыли, я медленно поднялся и похромал в направлении канализации. Должно быть, это куда-то меня выведет. Я абсолютно не понимаю совершённый мною поступок, я иду потому что мне больше нечего делать в данной ситуации.
В один момент на меня упала страшная усталость, и за пролётом стен я увидел ступеньки. Добравшись до них и поднявшись по ним, я увидел тоскливую живописную картину вдалеке. Огромное поле с мёртвой почвой, перемешанной с горной породой и всяким мусором, простирается под противоположным ему ярким и пёстрым небом, и катящимся вдаль солнцем. Эта картина заворожила меня. Она олицетворяла весь образ моего родного города в сущности, в самом чистом виде. Стоило мне лишь всмотреться в этот пейзаж, как вдруг просыпались нотки меланхолии внутри меня. В голове проявилась мысль, безнадёжная мысль о том, что ждёт мой родной город, а точнее безнадёжная мысль о том, что мой город ничего не ждёт – у него попросту нет будущего, никакого светлого будущего. В настоящих условиях нашему народу не выжить, ибо у него нет источника собственной провизии. Все продукты питания мы получаем путём торговли, путём обмена всяких безделушек-побрякушек на пищу. И что теперь, наше правительство введёт «голодный» закон? Или оно готово жертвовать?
От тоски я отвернулся, пытаясь спрятать источник своих неутешительных мыслей за спиной. Я направился ходить по знакомым улицам, по которым я чаще всего ходил за всю свою жизнь. Когда я проходил по улице Гастрава, главному центру торговли и экономических предприятий в нашем городе, то мне захотелось пойти на площадь, в то самое место, где проявилась самая первая аномалия. Шагая мимо здания клуба молодых предпринимателей, я завернул в переулок, однако сделав едва десяток шагов, я услышал возглашения сзади в свою сторону.
– Мужчина, пройдите сюда! Вы не должны находиться на улице! – грозный патрульный указал мне о моём нарушении. Он стоял посредине улицы, не шевелясь. – вы должны находиться в своём доме. Мы решили вопрос о продуктах питания, наши сотрудники уже ходят по домам и продают пищу, так что вам нечего здесь шляться! Я проведу вас до вашего дома! – этот парень решил сделать мне милость. Я всмотрелся в его силуэт: он был довольно низким и очень молодым, даже моложе меня. Форма на нём была не по размеру и выглядела как нагромождённые мешки, фуражка постоянно спадала. Сам же он выглядел очень миловидно, черты лица были очень резкими и острыми, как свежее лезвие. Лицо было трупного цвета, и глаза были слегка побледневшими, сам он весь выглядел будто мёртвый.
Я направился в его сторону, параллельно думая о том, что мне ему сказать в своё оправдание. Я подумал и осознал, что не хочу оправдываться, – Я просто гуляю по городу, мне нечем заниматься дома, а в этих аномалиях я не вижу никакой опасности.
– Но ты ведь понимаешь, что когда ты нарушаешь закон, люди наблюдают это и перестают верить в его действительность, повторяя твои поступки? – сказал очевидное патрульный.
Я попытался отделаться, – Не я являюсь корнем проблемы.
– Но ты являешься её частицей. – настаивал на моей неправоте парень.