Эргис Зора Маври Пскур
Невообразимое осознание
– Боже, прости раба своего за самосуд, но он избавил твоё уродливое дитя от страданий… – служитель просил прощения у Бога за произвол стражника.
Видимо, аномалия превратило мученика в это существо, а за что, так это навсегда останется загадкой для меня, как и то, было ли это во благо ему, или во вред.
Пока все были отвлечены невероятным происшествием, я тихонько слинял из толпы и направился обратно в храм, попутно пытаясь вдолбить произошедшее в моё общее понимание иного мира.
Сброд ещё стоял некоторое время вокруг этой аномалии, но созерцая вселенское спокойствие в данный момент времени, они осознали, что больше здесь нечего лицезреть, и направились по тому же пути, что и я.
Я прибежал к храму и начал спешно искать склад. Забежав в первую попавшуюся дверь рядом с арочным проёмом в жилые катакомбы, я удачно попал на мётлы. Схватив одну, я сразу же выбежал на крыльцо и начал демонстративно подметать пол, показывая всей своей натурой, дескать, пока вы прохлаждаетесь, я работаю в поте лица. На самом же деле мне хотелось показать, что я не бесполезный, дабы меня не выбросили отсюда, отчего бы мой доступ к башне ограничился.
Ватага успела подойти, однако на мою работу им было всё равно: для них это было не то, что есть для меня. Проще говоря: к работе мы относились по-разному. Толпа прошла сквозь меня, чтобы начать повторять за мной, но меня на том месте уже не было; я испарился в их толпе и тоже шёл к складу. Незаметно вернув метлу на место, я таким же образом пропал из толпы, удрав в катакомбы; всем в толпе было всё равно на меня. Я отправился отсыпаться дальше.
Каждый раз я направлялся к одному и тому же ковру, ошибочно считая, что он является отныне моим, и что на нём могу спать только я, и если кто-нибудь предложит мне отоспаться на абсолютно идентичном ковре, то я мгновенно откажусь, предпочтя свой нынешний ковёр; но в этом был смысл, так как мне казалось, что этот ковёр дальше всех, и что найти его намного труднее.
Прибыв к своему месту отсыпания, я аккуратно лёг на спину, сложил руки на груди и закрыл глаза. Я лежал и думал обо всём, почти просматривая все свои сохранившиеся воспоминания с самого начала моей жизни. Затем, я старался игнорировать все летящие в меня думы, пытаясь ухватиться за полотно тьмы бездумья. Мысли сбивали меня, но я пытался держаться. Перед очами проявлялись различные образы, я их созерцал, а они меня пугали и развлекали. Эти образы были мне и родными, и чуждыми. Позже, они и вовсе явились наяву и начали расхаживаться по подземелью, глядя на меня. Испугавшись их посещения, я подскочил и, раскрыв глаза, осознал, что это была глубокая медитация, во время которой мои воспоминания ожили, смешавшись с реальностью.
В катакомбах было темно: на улице царило тёмное время суток, но при этом вокруг меня никто не спал. Я решительно встал, чтобы выйти на улицу и разузнать тайну пропажи всех монахов.
Уже будучи на лестнице, мне послышались завывания духовников: читали молитвы, дружно и звонко. Выйдя в холл храма, на меня никто не обратил внимания. Здесь всё было освещено факелами. Я заметил, что большинство монахов находятся на улице; они опрокинули свои головы и глядят ввысь, некоторые молились. Жители города прятались в своих домах, крича и плача.
Я выбежал на крыльцо, чтобы оглянуться на небо. Сначала я ничего не заметил, небо казалось очень пасмурным, и словно сейчас разразится ливень прямо на нас, однако я обострил зрение и увидал, что под шкурой туч прячется огромная аномалия, покрывшая всё небо над нашими головами. Шоковая боль ударила в меня, как молния. Чрез глаза она прошла по груди и ушла в пятки, разрядившись в землю. Упав на колени и разбив их, я продолжал смотреть на ужасающее меня небо, разинув рот.
Само это явление было абсолютно чёрным, оно прятало все созвездия за своим телом, а по самому этому телу ползли пульсирующие, мигающие, лопающиеся бордовые сосуды с вязкой жидкостью, словно змеи, словно корни, и из этих сосудов ветвились множество суков, которые тянулись прямо к нам. Казались они мне одновременно так далеко и так близко, и казалось мне, что они хотели мне что-то сказать.
Их цель я хотел исполнить. Поднявшись с колен и забыв про боль в них, я стремглав бросился бежать на башню. Бросившись в холл а затем и в помещение с лестницей, я запрыгнул на лестницу и начал по ней карабкаться, используя все свои конечности. В миг забравшись, я вознёсся под небом, раскинув руки пред ним, словно вожделел обняться. Я смотрел на небо и вглядывался в него. Внутри себя я ощущал, что эта сущность пришла за кем-то или чем-то. Возможно, растеряла частицы себя среди нас.
А что, если все эти аномалии действительно есть то, что наше новое небо случайно уронило на нас? Я задумался над этой гипотезой, и моим новым решением стало выявление какой-то одной черты среди всех встречных мною аномалий. Может быть, это и есть решение всего, что произошло с нашим городом. Что есть у них всех схожего? Чем похожа аномалия с площади на аномалию, что около вокзала?
Народ с улиц воспевал Бога, они молили его о пощаде и спасении, они ничего не знали и не понимали, они живут в неведении. По улицам бегут безумцы, на чьи умы обрушилось бремя материи и идеи мира, что прячется под кожей нашего, привычного. Обычный сброд плакал и гонял безумцев в канализации, закидывая их камнями. Солдаты, что поставили безопасность города выше своих голов, этих самых голов и лишились в пленительном танце мирового сумасшествия. Этот мир подходил к концу, и люди бежали за ускользающей простынёй бытия, пытаясь насладиться последним яством, что падало с простыни. Все они походили поведением на аномалию, что дарила солдатам никчёмные кристаллы познания.
А сама эта аномалия, что была у вокзала, была похожа на аномалию, что была в воздухе, и обе эти аномалии были подобными той, что была в самом начале моей истории, на площади, которая убила моего коллегу и друга. Она убила его за то, что тот позволил прикоснуться к ней. Эта аномалия боялась иных, и хотела она быть сама по себе. Все эти три аномалии хотели быть сами по себе, и в таком случае они никому не вредили и ничего деструктивного не делали.
Одно событие заставило аномалии летать, другое событие заставило аномалии бегать, а третье событие обрекло нас на самоуничтожение. Все они были одинокими по своей воле, но они перевоплотились во что-то большее, ищущее, созидающее и поглощающее. Все эти аномалии были… как я!
Внезапно, несмотря на обет, я неосознанно издал свой самый громкий в жизни крик, идущий не из груди, а из ног, головы и души моей. Я упал на пол от величайшего наслаждения и страдания. Меня ослепило, оглушило, я вовсе перестал ощущать этот мир. Я начал перевоплощаться. На меня обрушилось всё вселенское возможное и невозможное. Я начал расти из себя и в себя. Я ощутил себя в себе самом, нового себя и свой новый мир. В этом прекрасном мире мой внутренний голос стал единственным голосом, который издавался с невероятной громкостью и возвращался громадным эхом. Этот голос я мог обвести вокруг пальцев, пожевать и надуть как пузырь; но он никогда не лопнет. В новом мире я один: я и есть новый мир. Я сам себе божество, я и сам себе адепт. Я теперь всё, и всё теперь я. В новом мире я кто угодно. Я осознал, что все происходящие на улицах моего родного города аномалии оказались настоящим мной.
Я не мог и помыслить, что всё так обернётся, что, оказывается, мир на самом деле такой. К сожалению, человек в своём настоящем облике никогда не сможет достичь истины, потому что он закован в кандалы своей никчёмной плоти и ограниченного разума. Это есть единственная истина, которую он может достичь. И человек может преобразить себя, и стать не человеком вовсе, а совершенно новой ступенью эволюции. Это и есть моё невообразимое осознание.