Эшли Джейд
Сокрушенная империя
Глава двенадцатая
Оукли
Твою мать, твою мать, твою мать.
Моя новая квартира находится в опасной зоне, и мне это чертовски не нравится, но я ничего не могу с этим сделать.
– Все в порядке? – спрашивает отец, поднявшись по лестнице.
– Да… нет. – Я отдаю ему коробку, чтобы он отнес ее в машину. – Это не мои вещи.
Учитывая то, что в коробке лежит куча туфель, она может принадлежать только одному человеку.
Кристалл.
Заглянув внутрь, он бормочет ругательства.
– Кристалл попросила отвезти кое-какие вещи в ее новую квартиру. Я, наверное, перепутал коробки.
– Ничего.
Отец тяжело вздыхает.
– Тебе нужно еще что-нибудь, пока я не уехал?
Он уже купил мне матрас и телевизор. Не говоря о том, что заплатил за первый месяц и дает мне ездить на своем мотоцикле. А значит, папа сделал более чем достаточно.
– Нет. Все нормально.
Он кивает.
– Я позвоню тебе завтра после работы. Поспи.
– Пап, – окликаю я его, когда он начинает уходить.
– Да?
– Спасибо, что спас мою задницу.
Отец улыбается, словно это мелочи.
– Любой родитель поступил бы так же. – Он снова отворачивается, но резко замирает. – Главное, не забудь притащить эту спасенную задницу на встречу сегодня.
– Конечно, – говорю ему я, пока он спускается по лестнице.
Я уже собираюсь внутрь, но замечаю книгу на полу. Все тело напрягается, когда я вижу название.
Слоны на кислоте.
Прошлое…
Сатана всю дорогу не открывает свой злобный рот, что мне очень даже нравится. Почему я вообще позволяю этой девчонке задеть меня, остается загадкой, но сегодня был последний раз, когда я хоть что-то сделал ради нее.
Кожу начинает покалывать от раздражения, и я открываю окно, поджигая косяк.
– Вали отсюда.
Мне еще нужно поработать с товаром сегодня, так что, чем быстрее она уйдет, тем лучше. Я жду, что Бьянка начнет возмущаться, но вместо этого она забирает косяк из моих пальцев и подносит его к губам. Я собираюсь вырвать его у нее из рук, но ее следующие слова заставляют меня замереть.
– Я никогда раньше не напивалась. – Между ее бровей образуется морщинка. – И никогда не курила траву. – Бьянка осторожно затягивается. И начинает задыхаться от кашля в следующую же секунду. – Черт.
Я не могу сдержать смех.
– Все кашляют первые пару раз.
Понятия не имею, что значит выражение ее лица. Иногда она выглядит так, словно вся тяжесть мира лежит на ее плечах. Я этого не понимаю. Она богатая, красивая, умная – опасно умная – и может получить все что угодно. И кого угодно. Но порой эта девчонка выглядит такой потерянной, будто внутри нее плещется океан боли…
У меня перехватывает от этого дыхание. Однако я не собираюсь подходить к ней слишком близко. У ее братьев есть свои проблемы, так же как и у меня, но мы все еще сохраняем остатки человечности.
В отличие от Бьянки.
Эта девчонка – черная вдова, заманивающая ничего не подозревающих жертв в свои сети. И как только она тебя поймает… то уничтожит и тебя, и твою жизнь, а после выбросит ошметки, которые остались.
Душа черна как звездный небосклон.
Губы алые как врагов огонь.
Я напоминаю себе записать эти строчки позже.
– Мне нужно ехать, – говорю я в надежде, что она поймет намек.
Когда Бьянка затягивается во второй раз, ее лицо напрягается, словно она изо всех сил старается не закашлять. Черт возьми. Эта девчонка до смерти упряма.
Она самодовольно улыбается, протягивая мне косяк, но я не двигаюсь.
– Оставь себе.
Все что угодно, лишь бы она вышла из машины.
Ее взгляд цепляется за розовый мерседес, припаркованный возле дома.
– Лучший подарок в моей жизни.
– Это хорошая машина.
Жаль, она никогда не будет водить ее.
– Я не об этом. – Ее лицо мрачнеет. – Возможно, дело в траве, но я не помню, когда в последний раз мне было с кем-то так спокойно, что я могла перестать притворяться. – Наклонившись, она целует меня в щеку, замерев в таком положении на лишнюю секунду. – Спасибо, что спас меня.
Искренность в ее голосе ощущается как удар под дых.
Не делай этого, мать твою, говорю я себе, но уже слишком поздно. Я открываю бардачок и протягиваю ей пакет.
– Держи.
Бьянка осторожно разглядывает его, выходя из машины.
– Что это?
– Посмотри.
Я не собирался ничего ей дарить, но покупал бумагу для самокруток и название привлекло мое внимание. Когда я понял, что это нечто связанное с психологией, мне стало неинтересно, но мне тут же пришло в голову, что Бьянке может понравиться, ведь она этим увлекается.
– Слоны на кислоте? – спрашивает она. – Ты купил мне книгу по психологии?
– С наступающим.
Выезжая с парковки, я нажимаю на кнопку на экране.
– Да? – отвечает Джейс.
– Младшая Ковингтон дома в целости и сохранности, – сообщаю ему я.
Облегчение в его голосе практически осязаемо.
– Господи, спасибо. Где она была?
– Отдыхала с Хейли.
– Где? И почему не брала трубку?
– Не знаю, – лгу я. – Знаю только, что они поругались, и Бьянка попросила меня забрать ее.
Джейс вздыхает.
– Лучше бы она позвонила мне, но я рад, что с ней все в порядке. Спасибо. Я твой должник.
– Без проблем, братишка. Хорошей поездки.
Поездки, в которую меня не позвали.
– Спасибо. Я наберу, когда вернемся.
– Супер.
Когда я кладу трубку, на телефон приходит сообщение.
Хейли: Как насчет встретиться в четверг вечером в Суши-Суши?
Оукли: Окей.
Хейли: Отлично. Жду с нетерпением, малыш.
Я тоже.
Чтобы спросить, какого хрена она мне соврала.
Глава тринадцатая
Бьянка
– Ты сегодня какая-то молчаливая, – замечает Стоун, когда мы ложимся в кровать.
Его слова вырывают меня из моих мыслей.
– Прости, я просто…
Не могу выбросить из головы другого мужчину.
– Задумалась, – заканчиваю я.
Стоун приобнимает меня.
– Поделись со мной, Борн.
Я хочу. Но не знаю, как сказать ему о своих чувствах, чтобы он не разозлился.
– Это начинает беспокоить меня.
Пальцы, рисующие узоры на моей руке, замирают.
– Что?
– Что я не помню, кем была, – признаюсь я. – Мне казалось, это к лучшему… но теперь я начинаю в этом сомневаться.
В его глазах вспыхивает раздражение.
– Это все из-за Оукли?
Я должна быть честной с ним.
– Не знаю… возможно. – Я чувствую, как все его тело напрягается, когда я продолжаю: – Я не могу перестать думать о том, почему оказалась с ним в ночь аварии.
И почему меня так тянет к нему.
– Это так важно? – Стоун тяжело вздыхает. – Я не хочу показаться мудаком, но даже если к тебе вернется память, это ничего не изменит.
Я раздумываю об этом с минуту и понимаю, что в чем-то он прав. Не имеет значения, что я вспомню о своем прошлом, ведь это не изменит мое будущее со Стоуном. Но я так устала чувствовать себя компьютером, с которого удалили документы. Устала, что все стараются посадить меня в крошечную «безопасную» коробку и дают мне только осколки информации, которые мне приходится буквально выпрашивать. Устала от того, что не контролирую свою жизнь, потому что я многого не знаю.
Однако не хочется расстраивать Стоуна и заставлять его беспокоиться, поэтому просто говорю:
– Наверное, ты прав. – Я рисую фигуры на его животе. – Ты же расскажешь мне, если узнаешь что-то важное о моей прежней жизни?
Мне нужно знать, что он всегда будет честен со мной. Неважно, насколько эта правда будет неприятной для него.
Стоун прижимается губами к моему виску.
– Ты же знаешь, что я никогда бы не соврал тебе, Борн.
Он прав. Стоун всегда был честен со мной, и у меня нет причин сомневаться в нем.
– Знаю. – Глубоко вздохнув, я решаю рассказать ему еще то, что не дает мне покоя. – Не злись, но Оукли переехал в твой дом. Я встретила его на лестнице, когда он заносил вещи.
Я жду от него какой-то реакции, но он молчит. Подняв глаза, я вижу, что Стоун уснул. Осторожно выключаю свет и сворачиваюсь клубком рядом с ним, изо всех сил пытаясь игнорировать боль в груди.
Боль от того, что мое сердце хранит какой-то секрет.
Который может все изменить.
Прошлое…
На лицах братьев читается такое же непонимание, как и на моем, когда мы входим в дом.
– Вы, ребята, понимаете, что происходит? – спрашивает Джейс.
Я пожимаю плечами.
– Нет.
– Очень странно, – бормочет Коул.
Это уж точно.
Утром папа прислал нам всем приглашение на семейный ужин. Присутствие обязательно. Учитывая то, что он постоянно работает и практически не общается с нами… это было чертовски неожиданно.
– Надеюсь, он не болен, – шепчу я, ведь, несмотря на то, что мы не очень близки, я не готова потерять еще одного родителя.
– Давайте поскорее с этим покончим, – предлагает Джейс.
Втроем мы идем в сторону кухни. Там за столом сидят папа и Надя. Мы все сразу же напрягаемся. В чем бы ни было дело, одно мы знаем точно.
Все плохо.
Джейс заговаривает первым:
– Какого хрена она здесь делает?
Я вижу, что отец хочет накричать на него за то, каким тоном Джейс говорит о его девушке, но сдерживается.
– Садитесь, дети. У нас с Надей для вас важные новости.
К горлу подкатывает тошнота. Джейс и Коул ухмыляются.
– Я постою, – говорит Джейс.
– Я тоже, – присоединяется Коул.
– И я, – добавляю я, чтобы не отставать.
Страшная мысль приходит мне в голову.
– Надеюсь, ты не беременна, – выпаливаю я.
Надя едва не давится своим напитком.
Я знаю об этой женщине немного – да и не хочу, – но даже я могу признать, что она красивая. Я бы сказала, очень красивая. Она, очевидно, из Индии, как и моя мама, и можно с уверенностью сказать, что у папы есть свой типаж.
Или он просто пытается закрыть кем-то дыру, оставленную мамой.
В таком случае я не могу его винить. Однако мне не нравится, что у них могут появиться дети. Я – ребенок в этой семье. И если эта сучка думает, будто может просто так начать рожать новых, пусть лучше поцелует мою подтянутую задницу.
– Надя не беременна, – быстро говорит отец.
Я расслабляюсь… пока он не произносит следующие слова:
– Но мы женимся.
Он целует ее руку.
Я не могу не обратить внимания на огромный уродливый бриллиант на ее пальце. Джейс – у которого всегда есть что сказать – молчит и не шевелится. Но он, очевидно, не рад новостям.
Никто из нас им не рад.
– Когда? – рявкает Коул.
Папа и Надя обмениваются взглядами.
– Мы пока не решили точно, но ориентируемся на следующий год.
Джейс молча выходит из кухни. Мгновение спустя захлопывается входная дверь. Коул усмехается.
– Вау. – Он смотрит на Надю. – Что ж, счастливой тебе жизни в доме мертвой женщины, с мужем, которого ты у нее увела. – Коул злобно смотрит на отца. – Поздравляю, мужик. Не забудь составить брачный договор.
После этого он уходит.
Надя мрачнеет. Папа смотрит на меня, одним взглядом умоляя проявить немного терпимости. Но я не могу. Потому что это больно.
Очень больно.
– Ты никогда не сможешь заменить ее, – бросаю я Наде, вкладывая в эти слова всю свою злость.
Несмотря на то, что мама не была идеальной и у нее имелась тайна, которую мне приходится хранить, я всегда буду любить ее. Никто на целом свете не способен изменить это.
Слезы застилают глаза, и я выбегаю во двор. Еще минута с ними в одном помещении, и я просто вспыхну.
Господи, я так по ней скучаю.
Я скучаю по ее улыбке, смеху, запаху… по тому, как крепко она меня обнимала, словно я была самым важным человеком в ее жизни. И больше всего я ненавижу тот факт, что все эти воспоминания начинают меркнуть. С каждым днем я помню ее все меньше и меньше. Если я не буду осторожна, однажды я проснусь… забыв ее.
– Ты просто конченая! – кричит Оукли.
Я потерялась в своих мыслях настолько, что даже не заметила его. Но сейчас не тот момент, когда я готова выяснять с ним отношения.
– Слушай, – начинаю я, когда он подходит ко мне. – Я правда не в настроении…
– Мне насрать, – выплевывает он. – Мало того, что ты трахалась с парнем Хейли за ее спиной… ты сняла, как она мастурбирует и выложила это на чертов порносайт! – На его лице отвращение. Оукли делает шаг вперед, не позволяя мне уйти. – Что с тобой, на хрен, не так?
Я моргаю, не понимая, о чем он. Да, я сняла это на видео. Черт, да я много чего сняла. Но я ничего никуда не выкладывала.
По крайней мере, пока.
В жилах стынет кровь, едва я осознаю: Хейли никак не могла узнать о моих планах. Только если она не поговорила с ним.
Твою мать.
Это плохо. Очень плохо.
Положив руку на живот, я говорю:
– Не знаю, что тебе рассказала Хейли, но…
– Она рассказала мне все, – рычит Оукли.
Почему-то я в этом сомневаюсь… ведь если это так, то Оукли не смотрел бы на меня как на самого отвратительного человека, которого он знает. И точно не стал бы защищать ее.
– Оук…
Я не успеваю закончить предложение, поскольку он делает еще один шаг вперед, заставляя меня потерять равновесие и начать падать… но я успеваю схватиться за его рубашку.
Мгновение спустя мы оба падаем в бассейн.
Оказавшись на поверхности, я выплевываю воду. И едва успеваю прийти в себя, как Оукли оказывается рядом. Его лицо искажает ярость, и он начинает брызгать на меня водой.
– Если ты думаешь, что я стану спокойно стоять и смотреть, как ты разрушаешь жизни всех женщин, которые мне дороги, то ты еще более чокнутая, чем я думал.
Я игнорирую огонек ревности, вспыхивающий в моем теле, потому что мне нужно сказать ему что-то очень важное. Может, я и сняла несколько видео, но я никогда не выкладывала их на порносайты. И я никогда не трахалась с Заком. А значит, эта стерва лжет. И то, что он верит ее вранью… ранит меня.
Намного сильнее, чем я могла бы ожидать.
– Жаль говорить тебе это, Оукли, но твоя драгоценная Хейли…
Прищурившись, он прижимает меня к стенке бассейна.
– Держись от нее подальше.
Его голос пропитан ненавистью настолько, что все у меня внутри переворачивается. Я вызывающе поднимаю подбородок.
– А если нет?
Его длинные пальцы обхватывают мое горло, готовые в любой момент сжаться.
– Ну давай, – подстрекаю я.
Не отпуская мою шею, Оукли приближается ко мне и шепчет на ухо:
– Этого ты хочешь? – Его теплое дыхание и низкий голос провоцируют целый табун мурашек, что безудержно несутся по моей коже. Он проводит рукой вдоль моего тела, кладя мою ногу себе на талию. – Если я сдамся и трахну тебя, ты закончишь с этим дерьмом?
Ответ застревает у меня в горле, когда его губы касаются моих ключиц. Сердце выскакивает из груди, Оукли прикусывает мою шею, посылая волну тепла к местечку между ног. Я цепляюсь за его спину, и он прижимается ко мне. Я чувствую, как он хочет этого.
Хочет меня.
– Да, – выдавливаю из себя я. Разум затуманен. Оук снова толкается ко мне бедрами. – Т…
Меня обрывает жестокий смех.
– Прости, малышка. – Он злобно улыбается. – Этому не бывать. Никогда.
Мгновение спустя он выбирается из бассейна.
Забрав с собой мое сердце и гордость.
* * *
Гордость не позволяет мне признать, что злюсь я исключительно из-за ревности. Тот факт, что он защищает Хейли, даже не дав мне объясниться, заставляет меня дрожать от ярости.
И жажды мести.
К счастью, мне подворачивается идеальная возможность сделать это, когда я вижу, как Оукли уходит вечером из дома на следующий день. Украв запасной ключ из шкафчика на кухне…
Я выхожу во двор и направляюсь к гостевому домику. Взяв с собой жидкость для розжига и спички.
Может быть, Оукли и любит Хейли… но есть кое-что, что он любит даже больше.
Трава.
Я быстро осматриваю гостиную, но там пусто. Оскалившись, я иду в ванную. Огромная кровать не заправлена, на полу валяется одежда, но мое внимание привлекает блокнот на тумбочке.
Блокнот, который он никогда никому не показывает.
У меня отвисает челюсть, когда я заглядываю внутрь.
«Осколки тебя,
Осколки меня.
Какая же мы прекрасная трагедия».
Сердце начинает колотиться как сумасшедшее, когда я переворачиваю страницу.
«Я весь в грязи,
А ты чиста.
Между нами вновь стена.
Если б только смог бы я
Показать тебе себя,
Ты б увидела меня?»
Черт возьми. Оукли пишет стихи.
И не просто несколько рифмованных строк. Его слова и правда вызывают чувства.
Мне приходится напомнить себе, что я не только не могу украсть этот блокнот, чтобы прочитать их все, но мне также нужно закончить дело.
Я быстро кладу стихи на место и начинаю оглядывать каждый угол в комнате в поисках тайника. Я нахожу его в шкафу – и твою же мать – тут просто куча дерьма. Отнеся, кажется, три фунта марихуаны в ванну, я начинаю поливать ее жидкостью для розжига. А затем поджигаю спичку и бросаю ее туда же.
Получай, ублюдок.
Я расплываюсь в улыбке, когда вижу языки пламени…
Пока не замечаю, что ванна начинает плавиться, а огонь распространяться.
Вот дерьмо.
Меня охватывает паника, ведь комната теперь напоминает ад. Я даже воду не могу включить из-за слишком большого пламени.
Схватив полотенце, я пытаюсь все потушить, но ситуация становится только хуже. Меня начинает тошнить. О боже. Ужас охватывает все тело.
– Господи! – кричит кто-то похожий на Оукли, а затем руки хватают меня за талию. – Какого хрена, Бьянка?
– Я не хотела, – я задыхаюсь, пока он вытаскивает меня из дома. – Я просто собиралась сжечь твою траву.
– Это сраное стекловолокно, – выплевывает он, прежде чем взять огнетушитель и вернуться в дом.
Твою мать.
Я слышу сирены. Оукли возвращается.
– Все.
– Прости…
– Черт, – кричит Джейс, подбегая к нам. – Что случилось?
За ним несется такой же обеспокоенный Коул.
– Вы в порядке?
– Ага, – отвечает Оукли. – В ванной все плохо, но я потушил огонь, пока он не распространился по всему дому.
– Это хорошо. – Джейс выдыхает. – Но как… – Замолчав, он глубоко вдыхает. – Почему тут пахнет, как на Коачелле?
Коул принюхивается.
– Господи, Оук. Ты пытаешься накурить весь город?
Оукли бросает на меня раздраженный взгляд. Положив руки на бедра, я внимательно на них смотрю.
– Что вы вообще здесь делаете?
– Мы надеялись покурить с Оукли и расслабиться, – усмехается Коул. – Но, очевидно, не выйдет.
Оукли открывает рот, но тут на задний двор залетает бригада пожарных.
Вместе с папой.
– Все живы?
Я моргаю.
– А ты что тут делаешь?
– Я ехал домой, когда меня обогнала пожарная машина, и я получил уведомление от сигнализации. – Глубоко вздохнув, папа морщится. – Это марихуана?
Мы все молчим.
Он проводит ладонью по лицу, пока пожарные забегают в гостевой дом.
– Слушай, Оукли, я тоже был молодым, все понимаю. Но я не могу позволить тебе накуриваться настолько, что ты устраиваешь пожар в моем доме…
– Это был не он, – выпаливаю я. Не только потому, что не хочу, чтобы Оукли отчитывали за мои действия, но и потому, что не желаю, чтобы папа его выгнал. – А я.
Три пары глаз удивленно смотрят на меня.
– В каком смысле ты? – спрашивает отец.
– Ну, – начинаю я, – я нашла траву Оукли и подожгла ее в ванной. – Я поднимаю палец. – В свою защиту хочу сказать – я не знала, что ванна сделана из стекловолокна.
Это оказалось очень неприятным сюрпризом.
Папа смотрит на меня, широко открыв рот.
– Это не круто, – говорит Коул.
Джейс потирает переносицу.
– За каким хреном ты это сделала?
Я пожимаю плечами.
– Потому что он меня выбесил.
Подняв глаза к небу, папа вздыхает.
– Бьянка, дорогая, ты могла поранить себя и остальных.
Хлопая ресницами, я строю самую милую гримасу, на которую только способна.
– Прости меня, папочка. Я больше так не буду.
Очевидно, это работает, потому что он успокаивается и уступает. Я практически чувствую на себе испепеляющий взгляд Оукли. К счастью, меня спасают пожарные.
– Ванной понадобится ремонт, но огонь потушен и все остальное осталось целым.
– Спасибо, – говорит им папа и переводит взгляд на Оукли. – Я уезжаю на неделю по работе, но найму бригаду, чтобы они сделали ванную. – Он достает телефон. – Пока можешь пожить в одной из пустых спален в доме.
Видно, что Оукли хочет поспорить, но он не в том положении.
Оказывается, мой план сработал даже лучше, чем я могла предположить.
Глава четырнадцатая
Бьянка
Я едва могу держать себя в руках, когда вхожу в небольшую кофейню на территории колледжа.
Дилан и Сойер обрывали мне телефон, предлагая встретиться и поговорить, но я не хотела их видеть, поскольку слишком сильно злилась. Я думала, мы друзья. Черт, даже больше, чем друзья. Я считала их своей семьей, и осознание того, что они столько от меня скрывали, очень сильно ранит. Но я все равно хочу послушать, что они мне скажут, ведь я люблю их, и мне не нравится, что мы не общаемся.
Я нахожу их за столиком в углу. Они выглядят такими же расстроенными, как я себя чувствую.
– Привет.
Услышав мой голос, девчонки поднимают глаза.
– Привет. – Сойер двигается, освобождая мне место. – Как ты?
– Нормально, – вру я.
Как только моя задница касается сиденья, Дилан пододвигает ко мне стакан с горячим напитком.
– Мы взяли твой любимый. Мокко с кокосовым молоком.
Я делаю жадный глоток. Может, я и злюсь на них, но не настолько, чтобы отказаться от бесплатного кофе.
Затем Сойер толкает ко мне небольшую тарелку, и я бы соврала, если бы сказала, что эта вкуснятина не заставила мой желудок заурчать.
– И шоколадный круассан.
Откусив его, я едва сдерживаюсь, чтобы не застонать, потому что на вкус он просто невероятный. Тем не менее я здесь по делу.
Я вытираю рот салфеткой.
– А теперь, когда вы меня достаточно задобрили, почему бы вам не рассказать, зачем на самом деле вы хотели встретиться.
Я знаю зачем. Просто хочу услышать это от них.
Сойер мрачнеет.
– Прости, что соврали тебе.
– Пожалуйста, – добавляет Дилан. – Мы правда не хотели тебя обидеть.
Я перевожу взгляд на нее.
– Я правильно понимаю, что твой отец не в тюрьме?
Она выглядит виноватой.
– Нет. – Дилан неловко ерзает на сиденье. – По крайней мере, насколько я знаю.
Мои глаза мечутся между девчонками.
– Я знаю, вы любите моих братьев, но вам не приходило в голову, что это вранье может ранить меня? Особенно когда мы стали так близки.
– Нет, – говорит Сойер.
Когда на моем лице появляется злость, она резко добавляет:
– Не потому, что нам плевать на тебя, наоборот. Мы думали, так будет лучше. Врачи сказали не давить на тебя, и каждый раз, когда ты узнавала что-то новое о своем прошлом, тебе было плохо.
– Было тяжело наблюдать за тем, как ты увядаешь, – объясняет Дилан. – И когда Джейс попросил не рассказывать тебе об аварии, чтобы ты могла начать новую жизнь и прийти в себя… мы не стали возражать. Ты и так была достаточно потеряна.
– Я понимаю, – шепчу я.
Но меня все равно злит, что я осталась в неведении.
Я делаю еще один глоток.
– Но Джейс иногда ошибается.
Дилан смотрит на меня с едва заметной улыбкой на лице.
– Да. Но он любит тебя, Бьянка.
– Так же, как и Коул. – Сойер промокает глаза салфеткой. – Все мы.
В следующее мгновение Сойер уже больше напоминает бормочущую рядом со мной лужицу.
– Прости, что не рассказала тебе об аварии. Я просто не хотела, чтобы тебе было больно.
Сойер всегда была чувствительной, но то, как давит на нее эта ситуация, пробуждает во мне желание обнять ее.
Дилан смотрит на меня грустными глазами.
– Мы пытались защитить тебя. – Она берет Сойер за руку. – Надеемся, ты сможешь простить нас.
Мое сердце начинает ныть. Несмотря на то, что я все еще расстроена, мне понятно, что они хотели только лучшего.
– Я вас прощаю, – говорю я. – Просто не врите мне больше.
Дилан улыбается.
– Договорились.
Сойер высмаркивается. Громко.
– Мне так жаль.
Я не могу не засмеяться, заключая ее в объятия.
– Боже, ты такая добрячка.
Она шмыгает носом.
– Мне не нравится мысль о том, что я причинила тебе боль.
Я достаю еще одну салфетку и вытираю потекшую тушь с ее щек.
– Ты не специально.
Делаю еще один глоток кофе, и вдруг вспоминаю о вчерашнем воспоминании. Теперь, когда мы помирились, я надеюсь, они смогут помочь мне.
– Так, – начинаю я после того, как Сойер успокаивается, – я кое-что вспомнила.
Дилан и Сойер переглядываются.
– Что? – спрашивает Дилан.
Я смотрю на круассан на тарелке.
– Кое-что связанное с Оукли.
Очевидно, я сходила по нему с ума, несмотря на то, что он меня отшивал. Тем не менее я не могу понять, как мы оказались в одной машине. Он спасал меня от очередного самоубийства? Мы ехали в магазин? Вместе убегали в закат?
Последнее очень сомнительно, поскольку он ненавидел меня, но все же. Есть масса вариантов, и мне не нравится, что я не знаю, какой из них правда.
– Вы знаете, почему мы оказались вместе в ночь аварии?
Сойер качает головой.
– Нет.
Дилан опускает взгляд в чашку кофе.
– Дилан? – уточняю я. – Что ты знаешь?
Она тяжело вздыхает.
– Я люблю тебя, Бьянка, но я не должна рассказывать тебе об этом.
– О чем?
Она закрывает глаза.
– Слушай, мы тогда не были друзьями, так что ты не рассказывала мне ничего о ваших с Оуком отношениях, да и он тоже практически ничего не говорил. – Откинувшись на спинку стула, она складывает руки. – Но даже если бы это случилось, не я должна тебе это рассказывать, а он.
– Учитывая то, что он отказывается со мной разговаривать, я не могу ничего у него спросить, – замечаю я.
Нахмурившись, Дилан снова смотрит на свою чашку.
– Может быть, оно и к лучшему.
Я совершенно с этим не согласна.
– А, может, ты убедишь его перестать вести себя как упертый баран и, наконец, поговорить со мной?
Она качает головой.
– Не думаю, что это хорошая идея.
Да она издевается.
Я прищуриваюсь, показывая свое раздражение.
– Давай-ка уточним. Ты не собираешься отвечать на мои вопросы и отказываешься попросить его поговорить со мной? Я думала, мы друзья, Дилан.
– Так и есть. – Она морщит лоб. – И, как твоя подруга, я не хочу тебе врать. Но я не стану отвечать на вопросы о тебе и Оукли. Он мой двоюродный брат, и я люблю его, а еще я люблю тебя и Джейса, что ставит меня в очень сложное положение, ведь твой брат его ненавидит, и Оук виноват в этой аварии. – Дилан смотрит на стол. – Мне правда жаль, но я устала от того, что меня разрывают на три части, поэтому я лучше не стану в это ввязываться.
Меня злит, что Дилан не дает мне никаких ответов, но она, очевидно, не изменит свое мнение, поэтому я могу только принять ее решение.
– Ладно. – Я поворачиваюсь к Сойер. – Мы тогда дружили. Что ты знаешь о моих отношениях с Оукли?
Сойер едва не давится кофе.
– Ничего.
Я обессиленно смотрю в потолок.
– Господи, Сойер…
– Я серьезно, – объясняет она. – Ты ничего мне не рассказывала. – Сойер делает еще один глоток. – Поверь мне, я удивилась не меньше тебя, когда узнала о вас двоих.
Я как будто хожу по замкнутому кругу.
– Что узнала?
– Я не знаю, – настаивает Сойер. – В смысле… как-то раз я подслушала, как вы ругались из-за того, что ты пробралась к Оукли в постель посреди ночи, а он тебя отшил. Но, кроме этого, ты ничего мне не говорила.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать. Я знала, что старая Бьянка была скрытной, но то, что она не рассказывала Сойер – или кому-либо – об Оукли, ставит меня в ужасное положение. Тогда мне в голову приходит идея. Может быть, Сойер и не знает ничего о нас с Оукли, но, возможно, я рассказывала ей что-то о Хейли. Особенно почему я так ненавидела ее.
Сделав большой глоток кофе, я решаю зацепиться за это.
– Забыли про Оукли. Есть еще кое-что, чего я не понимаю.
Дилан замирает с кексом в руке.
– Что?
– У меня есть только кусочки информации, но из них становится ясно, что я не очень любила Хейли и по какой-то причине ее шантажировала.
Их глаза распахиваются от удивления.
Я моргаю.
– Может быть, кто-то из вас знает почему?
Дилан качает головой.
– Понятия не имею. Я не очень хорошо знала Хейли, но она казалась мне милой. Не могу даже представить, чем она тебе не понравилась.
– Кроме того факта, что они общались с Оукли и он все еще был к ней привязан, – бормочет Сойер.
Когда мы с Дилан переводим взгляд на нее, она поднимает руки и произносит:
– Опять-таки я не знаю, какие у тебя были отношения с Оуком, но, учитывая то, как ты злилась на него за отказ и дошла до того, что начала спать с Морган у него за спиной… где гарантии, что ты не могла начать шантажировать его бывшую из ревности?
– Да, ты права. – Сердце неприятно колет. – Я просто надеялась, что на это могли быть другие причины.
Причины, которые позволили бы мне не чувствовать себя настолько больной.
– Прости, Бьянка. Я была бы рада помочь, но о ваших отношениях с Хейли я тоже ничего не знаю. – Сойер выглядит виноватой. – Но я помню, что как-то раз мы были вместе на вечеринке, и, когда туда пришла Хейли, ты была не очень рада ее видеть. А потом вы резко стали друзьями. Когда я спросила тебя, в чем дело, ты сказала, что нужно держать друзей близко, а врагов еще ближе.
Черт. Это очень похоже на меня. Ну… на нее.
У меня вырывается стон, и я потираю виски.
– Иногда я правда ненавижу старую Бьянку.
Я разрушила жизнь этой бедной девушки из-за глупой ревности.
И теперь ее больше нет.
Сойер сжимает мою руку.
– Не вини себя.
– Как я могу не винить себя? Я втерлась в доверие Хейли, чтобы собирать на нее компромат.
Оукли был прав, когда накинулся на меня из-за этого. И то, что я не выложила те видео, не имеет значения. Это все равно было очень низко, и я уверена, что в аду для меня приготовлен отдельный котел.
Дилан хмурится.
– Ты уже не та девушка, что раньше, Бьянка. То, что теперь тебе за это стыдно, о многом говорит.
Я хватаю сумку и встаю, потому что через пятнадцать минут у меня следующая пара.
– Возможно, но это не отменяет того факта, что я шантажировала ее из-за какого-то парня.
И я не могу подойти к ней и извиниться за это…
Потому что она мертва.
Прошлое…
– Привет.
Я смотрю на Морган сквозь солнцезащитные очки.
– Привет.
Утром она написала, что у нее есть какие-то очень важные новости, которые она должна мне рассказать, так что я сказала ей зайти.
Я показываю на матрас, на котором лежу в бассейне.
– Как видишь, я занята, так что давай быстрее.
Она моргает.
– Серьезно?
Ох.
Я раздраженно вылезаю из бассейна.
– Чего ты хочешь, Морган?
Ее огромные зеленые глаза изучают меня с головы до ног и снова возвращаются к моему лицу.
– Кажется, я готова.
Схватив с лежака полотенце, я перевожу на нее внимательный взгляд.
– К чему готова?
Набрав в легкие побольше воздуха, она делает шаг вперед.
– К этому… к нам.
Я ничего не понимаю и поднимаю бровь.
– К нам?
Она прикусывает нижнюю губу.
– Я хочу быть с тобой, Бьянка. И теперь, когда я могу не притворяться, что я с Оуком…
Я останавливаю ее, потому что… какого черта?
– Морган… нет. – Решив проявить честность, я добавляю: – Я люблю другого человека.
И если бы она хоть немного пошевелила извилинами, то без проблем бы поняла, о ком речь.
Она мрачнеет.
– Оу. – Морган переминается с ноги на ногу. – Я не… хотя можно было догадаться. Чувствую себя такой глупой.
Что ж.
Несмотря на мою репутацию хладнокровной стервы, мне жаль ее. В свою защиту могу сказать: я предупреждала, чтобы она не привязывалась ко мне, но ее это не остановило. А значит, теперь мне нужно разбираться с этим провалом. Ситуация очень неловкая.
– Послушай, Морган, – начинаю я, – дело не в тебе, а во мне.
– Да ладно, Бьянка.
– Это правда, – настаиваю я. – Ты хорошая девушка и однажды сделаешь кого-то счастливым. Просто… это буду не я.
